Тридцать один. Часть I. Ученик

В середине острова, на одной из прослоек над щиплющими траву рогачами, кралась чупакабра. Под коротким серым мехом бугрились мышцы. Между оскаленных клыков мелькал длинный раздвоенный язык. Хвост подрагивал от возбуждения, а на перекошенной морде, раздувались большие влажные ноздри. Только четыре неподвижных глаза, не мигая, смотрели на добычу.

Здорово подглядывать за такой жутью издалека, так и тянет поиздеваться. Я даже сострил:

– У чупакабры ноздря нюхает, а глаз неймет…

Зверюга неожиданно прыгнула вверх и исчезла в слое корней и травы, моментально выскочив снизу, рядом с одним из меховых оленей. Рогач лишь повёл ухом, не успев даже повернуть голову, как чупакабра вцепилась ему в горло. Брызнула кровь.

Я отпрянул от штурвала и замер.

– Тебя всё же стоило макнуть для порядка, – совсем не злым голосом сказал дядя, укоризненно глядя на меня.

Увлеченный красотами слоёного мира, я даже не заметил, как он подобрался.

– Учитель, извините, – покаялся я, склонив голову.

– Тебе одного обряда не хватило?

– До архимаговых подштанников.

– Тогда, кыш! На первый раз прощаю.

Я отошёл, пропустив к штурвалу Оливье.

– Учитель, а что за земля перед нами, это Тролляндия? – дрожа, промямлил я.

Дядя занял своё место и, взглянув вперёд, ехидно крякнул.

– Сдрейфил, ученик?

Я опустил глаза.

– Скачи от радости. Туда, – он махнул рукой к слоёному острову, – нам не надо.

Я шумно выдохнул.

– За все Черногорские империки, туда не вернусь, – признался он. – Говорят, есть дыры и похуже, но я бы поспорил. Такого сумасшедшего лабиринта с ненасытными тварями во всех тридцати мирах не сыщешь, – и добавил порозовев. – Но в самой тёмной, кромешной глубине этой бездны чудищ, пасётся Великий Свин.

– Кто? – не понял я.

– Какой ты всё же скучный и дремучий. К тому же единственный в тридцати мирах кто не знает об острове Божественного бутерброда! На море, на окияне, посреди острова на чёрной поляне, стоит Свин печёный: в заду чеснок толчёный, с одного боку режь, а с другого – соли, да ешь. Да?

Я уже открывал рот, когда дядя зыркнул на меня и продолжил.

– Завали клюз, крысёныш. Вопрос риторический. На этот остров никто не суётся. Хотя любой пират отдал бы руку и ногу, чтобы посадить в трюм Великого Свина.

Оливье замолчал. Я немного выждал, чтобы не получить очередную порцию нравоучений, и спросил:

– Что в этой свинье такого?

Дядя закрутил ус.

– Если отрезать от Свина кусок мяса, он сразу нарастет вновь. Его нельзя убить, он очень долго живет. Но главное, он вечный источник хавки, чтоб мою шхуну в водоворот засосало.

– Правда?

– Абракадабра! – рассердился мастер Оливье. – Откуда мне знать, заморыш, я его не пробовал.

Мы задумчиво помолчали.

– Пойду, о троллях поучу?

– Вали.

Я спустился вниз и вернулся на камбуз. Разочаровано пробежался по пустым ящикам, заглянул под стол. Кушать хочется всё больше и больше, а нечего.

– Быть учеником виртуоза на голодный желудок – тяжело. Какой я по счету?

В ответ послышалось хихиканье. Я поднял голову и, сняв книгу с полки, погладил обложку.

На ней мгновенно проступила надпись: ревнуешь?

– Шутишь? Потрясающе. А сколько их всего было?

Появились две цифры: три и ноль.

– Тридцать? – я попробовал загнуть пальцы, но их почему-то не хватало. – Со мной тридцать один. Ого! Часто менялись?

Книга не ответила. То ли задумалась, то ли не хотела говорить.

Подумав, что вопрос, и правда, глупый, я сказал:

– Надо валить, пока всё плохо не кончилось? Оливье предлагал остаться в Черногорске, когда приплывём.

На обложке появилась голова, пожимающая плечами.

– Тык, – не стал допытываться я. – Есть время подумать… Про троллей покажи, пожалуйста, – вспомнив несчастную судьбу предыдущего ученика, попросил я.

Пробежав глазами описание, схему разделки и способы охоты, я остановился на рецепте печёного троллева колена.

Побольше чеснока на ногу – тролли отвратительно воняют. Для рассола душистый перец, имбирь, мускатный орех, лавровый лист, соль и светлое пиво – лучше брать у гномов пещерное забористое, тогда не надо ковыряться со шкурой, сама облезет. Добавить дикий мед, масло и мягкую горчицу.

Почистить ногу, промыть в…

Продолжить я не смог. Слюна текла так, что я не успевал сглатывать. Читать с голодухи кулинарные книги – высшая степень издевательства над собой.

С другой стороны, чем ещё занять время.

– А самый странный рецепт какой? – спросил я тёмный фолиант.

Книга зашелестела страницами, показав оглавление с приписками.

Принцессы крученые под розовым соусом – постное меню людоеда.

Драконята копченые – смертельно опасно! Без мага гильдии Огневиков даже не пытаться!

Левиафан под шубой – охота на левиафанов строго запрещена. Сохранилось всего около трёх сотен страшилищ.

Малосольный хозяин болота – без заклятья обратного времени, обедом рискует стать повар.

Скелеты диетические – без эликсира собачьего голода, жестковаты.

Кетцалькоатль пряный поджаренный – чтобы избежать несварения, перед едой принести в жертву блёклого простака.

Дальше я читать не стал. Куда уж страннее. Хотя мысли сами потянулись к топору.

– Земля, земля!

Я даже не подскочил. Медленно закрыл книгу, сказал: «Спасибо», и церемонно проследовал на палубу.

Мы подплывали.

Тролляндия, в отличие от Божественного бутерброда, была совсем близко. Уже не серая полоска на горизонте, а вполне различимый тропический остров. С сочными цветущими джунглями и яркими плодами, свисающими с низеньких деревьев. С разноцветными птицами, скачущими по веткам и чистым белым песком. Всё как на картинке в кабинете декана Водолюбов, только без девушек, купающихся в море.

– Мы приплыли? – на всякий случай спросил я.

Вдруг это не пункт назначения, а какой-нибудь другой остров. Мифический сэндвич или Демоническая шаурма.

– Три тыщи огненных медуз мне под корму, если не так, – крикнул Оливье с мостика.

Он уже надел камзол и пристегнул пояс с саблями.

– Готовь лодку, у берега мелко, корабль не пристанет.

Я огляделся. Легко сказать, готовь. Где она, эта лодка? Как её готовить? В книге рецептов, что ли, посмотреть? Лодка в яблоках или в собственном соку, а может что-нибудь экзотическое, салат из лодки без опилок. Я вздохнул и потряс головой. Что только с голодухи не придумаешь.

А правда, как её готовить? На воду спускать? Я в ней не плавал-то ни разу.

Открыв рот, я уже собирался задать мучивший вопрос мастеру Оливье, но на меня снизошло озарение. Я понял, что услышу в ответ! Решив не нарываться на головомойку, я обследовал борта корабля. Опыт подсказывал, что лодка должна висеть там. Не в трюме же она находится, в самом деле. Но опыт подвёл, лодки нигде не было.

– Учитель, лодка пропала!

Мастер Оливье, копавшийся под штурвалом, приподнялся и недоуменно посмотрел на меня. Потом на нос корабля и снова на меня.

– Когда вернёмся, напомни показать тебя знахарю. Что-то с тобой всё же не так.

Я нахмурился, знахарей, люблю ещё меньше, чем купаться на глубине, но решил благоразумно промолчать. Проследил взгляд учителя и поплёлся на нос корабля.

У бушприта на палубе стоял загон. Я заметил его, когда пробовал стража лилового сердца, но даже не задумался, зачем он нужен. Прямоугольный ящик без крышки, высотой по колено, с широкой доской посередине. Приглядевшись, я увидел весла по бокам и уключины на бортах.

Вернувшись к мостику, я крикнул:

– Учитель, что в лодку грузить?

Чувствуя себя при этом распоследним орком. Даже сам подумал, что поход к знахарю, не такая уж плохая идея.

– Тёмный, не пропускающий света мешок и запас воды на двое суток. Остальное возьму я. Нужно быть готовым ко всему.

– Да, учитель.

Спустившись в трюм, я нашёл мешок и фляги. После устроенной кощеем зачистки это не составило труда. Кроме несъедобных припасов в трюме не осталось ничего. Мерзкое создание сожрало всё, даже холщовые сумки. Я уж не говорю про бедную какозу, исчезнувшую вместе с веревкой.

Выбравшись на свет, я удивлённо присвистнул. На флягах красовалась эмблема гильдии Водолюбов капля летящая снизу-вверх. Знаменитые отметки ставили только на бездонные сосуды в мастерских академии. Между прочим, стоит такая фляга, словно золотая. Мечта любого путешественника! Маги обещают, что в неё влезет сто литров воды, а весить будет, как обычная.

Сложив наши нехитрые запасы в лодку, я вернулся к дяде.

– Учитель, готово.

– Спустить паруса! Мочи якорь! – громко крикнул он в ответ.

Сбежав по лестнице, мастер Оливье поправил треуголку и бодро зашагал к лодке, сдвинув сумку на животе.

– Бездонный кошель, – гордо заявил он. – Ношу всё самое нужное. Сотню империков. Верёвку. Ложку. Щипцы для оттягивания языка, – дядя усмехнулся. – Маску. Троллемер. Вот кощей твой тоже здесь, ума ни приложу, куда его ещё деть.

Он забрался в носовую часть, переходящую в бушприт, и встал, напряженно глядя на берег. Я поплёлся следом.

– Забирайся, морская улитка, время не ждёт.

Я плюхнулся на скамейку. Глупее, ещё себя не чувствовал.

– Чего расселся, крысеныш? Слуг ждёшь? У подмастерьев слуг нет! Берись за вёсла.

Хотя нет, сейчас почувствую.

– Шевелись, кит без хвоста, твоя неповоротливость бесит, – бросил дядя.

Он оглянулся.

– Испытываешь моё терпение, гадёныш?

Надо же, что-то новенькое. Я уж думал у дяди для меня всего две клички. Оказывается, он ещё способен на сюрпризы.

– Нет, учитель. Я не в своей тарелке себя чувствую.

– Будешь дурить, почувствуешь себя в моей тарелке. Я начинаю думать, что боцман прав, тебя стоит сожрать, – прошипел Оливье.

Я подхватил вёсла, воткнул в уключины и закрутил ими в разные стороны.

Грести без воды не только глупо и нелепо, но и неудобно.

– Прибавь ходу!

Я попытался вертеть руками быстрее, но вёсла цеплялись за палубу, а от избыточных стараний даже выступил пот.

– Поднажми, шкрябка без ручки, – крикнул дядя.

Я налёг на вёсла, вкладывая оставшиеся силы в фальшивое плаванье, пока не почувствовал, как лодка ударилась обо что-то твёрдое. Под днищем заскрипело. Перестав грести, я огляделся.

Оливье переступал через борт лодки.

Я зажмурился.

– Фляги с мешком не забудь, черепаха замороженная, – гаркнул он.

Я вздрогнул, но, не услышав криков и всплеска, приоткрыл один глаз и посмотрел на дядю.

Он крутился на берегу. Мое зрение ещё не настроилось, поэтому Оливье то удалялся, словно я смотрел через подзорную трубу, то приближался, будто стоял на корабле.

Я потёр глаза. Что за ерунда? Пришлось долго, сосредоточенно вглядываться в дядю, пока зрение не перестало скакать, и я ни оказался рядом с ним на берегу Тролляндии. Любопытство заставило оглянуться. Корабль всё ещё стоял в бухте. На том же месте, где Оливье приказал бросить якорь. Кстати, кому? Обезьяны же не прилетали? Вопросы выскочили из головы, когда я разглядел, что чудо-лодка простерлась от берега до шхуны. Её корма вырастала из бушприта и красивой дугой тянулась через бухту к моим ногам.

– Шустрей, крысёныш!

Подхватив вещи, я с опаской спрыгнул на берег и, продолжая ошарашено оглядываться, побежал за учителем. Он шёл через полосу прибоя к зарослям, не слишком беспокоясь, поспеваю я за ним или нет. Оливье сверялся со здоровенным компасом, едва помещавшимся в ладонях.

– Если троллемер не врёт! А он никогда не врёт, как попугай капитана Гморгана! Через полчаса дочапаем до одинокого гнезда на берегу реки.

Я подпрыгнул, пытаясь заглянуть через дядино плечо, чтобы увидеть троллемер, но он прикрыл компас руками и грозно посмотрел на меня, гаркнув:

– Не лезь на рожон, салага, – и прибавил шагу.

Тропинка вилась через прибрежные заросли, огибая деревья. От буйства красок рябило в глазах, а от странных незнакомых запахов ещё сильнее урчало в животе. В сплетении лиан и широких листьев с колючими кустами потерялось даже небо, поэтому я глядел под ноги. Еще не хватало переломать их в дебрях. Мастер Оливье скорее милостиво прикончит меня, чем благородно потащит на своих плечах. Может и понесет, конечно, если решит приготовить из меня собачий суп, но в этом случае, целиком я ему не понадоблюсь.

Дядя шустро шагал по заросшей лианами тропинке, а я старался не отставать, ступая по его следам, отпечатывающимся во влажном мху. В изогнутых, словно капканы, корнях застревали ноги. Ветки норовили хлестнуть по плечам, а лианы петлями затягивались на руках. Причём только на моих. Оливье распоясавшиеся джунгли совсем не замечал, ловко продвигаясь к намеченной цели. Хорошо ещё, что троллемер взаправду не ошибается и через полчаса мы выбрались из буйных зарослей на равнину. Такую же бесконечную, как покинутое море. Тут тоже колыхались волны, только из травы, и уходили мохнатым бурунами за горизонт.

– Идём налево! – скомандовал дядя, на ходу сверяясь с компасом.

На меня даже не посмотрел. Я, может, уже потерялся, заблудился и погиб, но Оливье такие мелочи не беспокоили.

– А меня волнует, – пробормотал я. – Особенно мой пустой желудок.

Опечаленный пренебрежением к проблеме недоедания, я чуть не натолкнулся на дядю. Он резко остановился, выискивая что-то под ногами. Нашёл незаметное в траве устье обмелевшего ручья и двинулся вдоль него. Через два десятка шагов Оливье и вовсе встал. Втянул воздух и прижал палец к губам.

– Приплыли!

Я посмотрел в ту же сторону и ничего не увидел.

Перед нами лежала груда валунов. Похоже, их недавно достали из реки. Уж больно они округлые и обтесанные. В остальном – камни, как камни. Если мы пришли, и это знаменитое гнездо, то где же тролль?

– Удачно причалили, – тихо сказал Оливье. – Здоровый, зараза, прямо кит-убийца! Боюсь, не утопим даже вдвоем.

Я таращился во все глаза. Здоровый кто? Тролль? Да где же он?

– Зато такие ножищи, что и одной на банкет хватит. Какой второй способ?

Я не сразу понял, что он спрашивает именно меня, а тем более не разобрал суть вопроса. Дядя сморщился, а его взгляд стал настолько красноречивым и не сулящим ничего хорошего, что я всё моментом сообразил.

– Мешок на голову, а когда начнет превращаться – дубиной по башке бахнуть.

Оливье кивнул.

– Иди, ищи дубину, да поздоровей.

Я вздохнул и побрёл обратно к лесу.

– До вечера времени много, но ты лучше поторопись, пиявка обомлевшая, – бросил он мне в спину.

Конечно, сейчас, как затороплюсь. Скороходы поотстанут. Поглотитель следом побежит, догонять умается.

Я прошёлся по краю джунглей. Не хотелось снова лезть по кочкам и корням. Тем более, по опыту, дубины, палки и сучья валяются, где ни попадя, без всякого смысла. Под деревьями их очень много, а в пустыне нет совсем.

Вернувшись со здоровенной корягой, я встал рядом с Оливье. Кроме перекошенной кучи камней, я так ничего и не видел. То ли тролль невидимый, то ли я не троллевед.

Взглянув на дубину, Оливье кивнул. Ободренный, я осмелился спросить:

– А где тролль? Я только гнездо вижу.

Дядя взглянул на меня с жалостью. Так смотрят на умалишенных или чужих непослушных детей.

– Это не гнездо, а тролль. Гнездо за ним, – одними губами вымолвил он.

Я чуть не ляпнул «Брешешь!». Снова всмотрелся в каменные глыбы. А где нос, глаза? Толстые и жирные ноги. Хотя бы голова! Сплошное нагромождение булыжников, похожее на пирамиду. Сверху большой неровный валун, приплюснутый с одной стороны и выпуклый с другой. У основания кривые замшелые блоки и мелкие, овальные камни.

Я заморгал глазами. Меня озарило. Тролль прямо передо мной. Он сидит, подтянув под себя согнутые ноги, сложив руки на груди. Голова наклонена, подбородок прижат к каменному торсу, глаза закрыты.

– Огромный, – шумно выдохнул я.

– Крупный экземпляр, – согласился Оливье.

За каменной пирамидой спряталась укрытая травой стена из смахивающих на самого тролля валунов. Ограда, местами доходившая мне до пояса, и есть гнездо.

– Понял, – обрадовался я.

– Поздравляю, заморыш, – проворчал дядя. – Теперь ты гений всех тридцати миров! Вернёмся в Черногорск, получишь в соборном холле медаль, – и задумчиво потеребив ус, вырвал у меня дубину. – Примерь, мешок-то на него налезет?

Я читал, что днём эта громадина всего лишь бездушный камень, но подходить всё равно не хотелось.

– На абордаж! – подтолкнул дядя. – Солнышко скроется, попытка накроется, дуй скорее.

Я сделал несколько шагов. Потом ещё пару. Вынул из-за пояса мешок. Какой он всё-таки большой. Почему для первой охоты мне не попался тролль поменьше? Обойдя валуны сзади, я встал на цыпочки и набросил мешок на каменную башку.

– Затягивай сзади, крысёныш, – зашипел дядя.

Нащупав в горловине мешка бечёвку, я потянул двумя руками. Пришлось, правда, упереться ногой в спину. Страшновато, конечно, топтать тролля, пусть и окаменевшего, но лишь поначалу. Я быстро приноровился, осмелел, и потянул со всех сил, прижал веревку пальцем и завязал узел.

– Слезай, заморыш, ты бы ему ещё на макушку влез.

Глянув под ноги, я задрожал. Пока боролся с завязками мешка, я оседлал тролля и теперь восседал на его плечах. Живо соскочив на землю, я побежал к дяде.

– Ты на вахте, башкой отвечаешь, – распорядился он. – Я пойду, съестного раздобуду. Нам ещё обратно плыть, не хочу три дня сидеть на одном корабле с голодным оборотнем.

– А я…

– А ты и есть этот оборотень, – отрезал дядя. – Стереги!

– Да, учитель, – печально согласился я.

– Если что, встретимся у лодки! – крикнул он и скрылся в траве.

Я остался один с гигантским троллем. Солнце стояло высоко, но его затеняло скверное предчувствие. Оливье не вернётся до захода. Я мысленно перевернул страницы книги рецептов и чуть не вскрикнул. У меня есть дубинка, мешок надет на жертву, но у меня нет пилы!

Я затравленно огляделся. Сорвался с места догонять Оливье, но зацепился ногой и чуть не упал. Рядом со мной из земли торчала одна из дядиных сабель, широкая.

Сомнения окончательно развеялись. Он не вернётся и после заката. Глушить тролля, резать ногу и тащить трофей к лодке придётся мне. Успокаивало, что без меня он не уплывет. Для печёна троллева колена ему нужна нога этого самого тролля. А вот остальное выглядело скверно!

Панике я не поддался. Бежать некуда! Прятаться негде! Возвращаться без троллевой ноги – опасно! Завидев меня без дичи, добрый дядюшка может отмочить любую гадость. Остаётся одно – преодолевать испытания.

Решив, чему быть, того не миновать, я сел в траву и стал ждать захода солнца.

Тёплый, ласковый ветерок и тихое бормотание ручья успокаивали. Клонило ко сну. Стрекотали кузнечики. Мелодично жужжали пчелы. Издалека долетали птичьи переклички. Глаза слипались и, если бы не постоянно напоминающий о себе пустой желудок, я бы наверняка уснул. А так лишь моргал, и гладил живот, сладко зевая.

Но когда начало смеркаться – страх вернулся. Стрекотание в траве стало напряженным, жужжание гнетущим, а визгливые птичьи вопли предостерегающими! Чтобы отвлечься, я принялся талдычить одну и ту же фразу:

– Я смелый оборотень! Я смелый оборотень!

Продвигаясь за спину тролля, я перехватил дубину поудобнее, закинул её на плечо и занял выгодную позицию. Надеюсь у тролля на затылке нет запасных глаз. Решил, как груда камней шелохнется, буду бить без предупреждения.

Темнело. Руки затекли. Ноги звенели от напряжения. Дубина тяжелела, а тролль не двигался. Меня посетила нелепая мысль, а может, он нарочно. Откаменел, всё понял и притворяется. Ждёт пока я расслаблюсь, успокоюсь, и тогда как прыгнет и кулаком мне по куполу – бац.

Солнце скрылось, оставив бледную позолоту на краю травяного моря, и я уже не различал мелочей. Пирамида из булыжников превратилась в один темный силуэт. Казалось, ничего не изменилось. Хотя кто их разберёт, этих троллей. От того, кто пол жизни похож на бездушную каменюку, можно ждать чего угодно.

Я уже извёлся, когда он втянул воздух.

С перепугу, я так шарахнул его по башке, что сломалась толстая коряга, а тролль со вздохом упал наземь. Бросив остатки дубины, я нашарил саблю и рубанул по ноге.

Тело тролля переменилось. Вместо груды камней превратившись в необычное, но уже похожее на настоящее, туловище с ногами и руками. Ломаное, неровное, с вмятинами и шероховатостями, но всё же живое.

Нога отрубаться не хотела. Я уже резал и пилил с каким-то безумным остервенением. Кромсал несчастного тролля, как озверевший мясник, и то, что он в любой момент мог прийти в себя, только придавало сил и смелости.

Неожиданно нога отвалилась, больно стукнув меня по ступне.

– Терпение и труд даже тролля перетрут, – пробормотал я, – хотя он может и отомстить.

Потерев ушиб, я обтёр тролличью ногу травой и взвалил на плечо. Подобрал саблю и двинулся в обратный путь. Дядя обещал добыть съестных припасов, и я искренне надеялся, что он сдержит слово. Иначе, боюсь, не совладаю с собой и сожру тролличью ногу сырьем.

Подумав, а не забрать ли мешок, вдруг дядя заругается, я обернулся. Тролль уже не лежал, а сидел, держа в руках пресловутый мешок и с обидой смотрел на меня. Его глаза светились в темноте, поэтому насчет обиды, я уверен.

Вместо того, чтобы бросить ногу, кинуть в него саблей и пуститься наутёк, я дико заорал:

– Я смелый оборотень, лучше не подходи! – и в подтверждение своих слов, состроил страшную рожу.

– Вижу, – печально произнес тролль. – Моя нога у вас на плече доказывает, что вы смелый. Ошейник на шее, что вы оборотень.

Я выронил саблю, а потом и ногу. Тролличью, естественно. Челюсть подвязывать было поздно, она уже висела до живота.

– Тролли не разговаривают, – неуверенно пробормотал я.

– Не могу согласиться с вашим утверждением. По большой части, тролли действительно крайне бестолковые и невежественные, но на полном отсутствии речи я бы всё же не настаивал.

– Хорошо, не буду, – согласился я.

А что оставалось делать? Трудно спорить с троллем о том, что он не разговаривает, когда он сам говорит тебе о том, что разговаривает.

– С моей стороны крайне невежливо не представиться. Меня зовут Евлампий, – начал тролль, – а теперь позвольте спросить, зачем вам понадобилась моя нога?

Я несколько раз открыл и закрыл рот.

– Конечно, я понимаю, – продолжил тролль, – что со временем она отрастет заново, но до тех пор мне будет трудно добывать пропитание. К тому же, брать чужое без спроса – очень невежливо. А бить по голове без предупреждения сущее варварство. Она, хоть и каменная, но очень даже болит.

– Простите, – заикаясь, с трудом выговорил я.

После отповеди Евлампия стало стыдно. Понимаю его обиду. Прибегает неизвестно кто посреди ночи, бьет дубиной по голове и отрезает ногу. В такой ситуации сложно не расстроиться.

– Простите, – повторил я. – Я не знал, что вы… Ваша нога мне нужна …

Еще чуть-чуть и я начну картавить, а потом совсем потеряю дар речи.

– Мне… Мы… мы хотели печёно троллево колено приготовить, – справился я.

– Высокая кухня, – догадался Евлампий, – понимаю. Что ж, успокаивает, что вы сделали это не просто так, а ради кулинарного искусства.

Я не нашелся, что ответить. В голове крутилась высокопарная чушь. В академии я слышал сотню искушенных в пустых разговорах академиков. Они закручивали такие многоэтажные предложения, что я не мог сосчитать слов. Хотя одна фраза заместителя директора, сейчас придется кстати.

– Многоуважаемый, что я могу для вас сделать? – припомнил я.

– Вы оказали бы огромную услугу, если бы отвезли меня в цивилизованное место. Все дела в Тролляндии я уже закончил и хотел бы попасть в Черногорск, хотя любой другой порт тоже подойдет.

– Вам повезло, – обрадовался я. – Мы как раз в Черногорск плывем.

– Необычайно! Какое фантастическое совпадение.

Тролль встал, опёрся на руки и, оттолкнувшись ногой, прыгнул ко мне. Я невольно отскочил в сторону.

– Извините, – смутился Евлампий. – Но передвигаться по-другому без ноги, я не могу.

– Угу. За мной идите.

Постоянно оглядываясь, я припустил к лесу, стараясь не отклоняться от тропинки протоптанной Оливье. Трава давно поднялась, и поле снова превратилось в бескрайнее море, без островов и ориентиров. Если бы не луна и тёмная полоса леса, я бы заблудился, но пыхтящий за спиной тролль помогал меньше думать и живее шевелить ногами. Хотя, когда мы сунулись в джунгли, я даже обрадовался, что он скачет следом за мной. Со всех сторон прилетало ужасающее уханье, злобное стрекотанье и даже далекий, но от этого не слабее леденящий душу, вой. В горле запершило, я невольно набрал побольше воздуха и чуть не завыл в ответ, в последний миг подавив подкатившее желание. Еще чего не хватало. Даже с огромным троллем за спиной не стоит привлекать внимание. Ещё неизвестно кто откликнется. Мало ли что там за чудо-юдо, схарчит меня и тролля, и не подавится. Не хочется вконец омрачить первую охоту, она и так вышла спорной.