Низвержение Зверя

– К сожалению, об этом не все помнят, – сказал большевистский вождь, пожимая мне руку. – Выезжайте скорее на фронт, ибо в Вене бои идут уже в окрестностях Северного вокзала, где вместе со своими эсесовцами окопался этот мерзавец Рендулич, а наши передовые части вышли к Линцу и Моравско-Будевице. Как видите, работы для вашей будущей гражданской администрации хоть отбавляй.

– Господин Сталин, – неожиданно для самого себя сказал я, – позвольте один вопрос?

– Позволяю, – сказал большевистский вождь, – мне просто интересно, о чем вы можете меня спросить.

– Скажите, сумею ли я когда-нибудь снова надеть военный мундир? – сказал я.

Большевистский вождь нахмурился.

– Вы не нужны нам в качестве военного, – довольно резко ответил он, – а тот мундир, что вы носили до недавнего времени, был осквернен прикосновением к нацизму-сатанизму. И тут двух мнений быть не может; вместе с теми людьми, которых вы будете обязаны спасти из мрака отчаяния, вы должны будете каяться и молить о прощении за все содеянное. И вообще, я надеюсь, что навыки, которые вы обрели в армии, вам больше никогда не пригодятся. У нас достаточно своих талантливых генералов, способных решить любые мыслимые и немыслимые задачи, а вам предстоит трудиться там, где вы больше всего нужны вашему обманутому и израненному народу. Мы не англичане с французами, и поэтому не будем подвергать немецкий народ мелочному унижению, но в любом случае вам всем предстоит тяжелый путь искупления и осознания содеянного. Спасение души – это я вам говорю как специалист – требует немалых затрат сил, ума и нервов, как ваших, так и тех, кого вы соберетесь спасать. Кроме того, у немцев просто не осталось солдат, которых вы могли бы повести за собою в бой; они все умерли или умрут в ближайшее время. Вы меня поняли, господин Роммель? А если поняли, то идите, и я надеюсь, что услышу о вас только хорошее и никогда не пожалею о сегодняшнем разговоре. А вы, товарищ Антонова, проводите господина Роммеля до машины и, пожалуйста, вернитесь. У меня к вам есть еще один разговор.

Сказав эти слова, господин Сталин посмотрел на меня таким взглядом, что я сразу понял – в нашей беседе поставлена точка. Для меня тоже все было ясно – и я выходил из кабинета большевистского вождя уже совершенно другим человеком. Теперь мое место было там, где страдает и мучается мой несчастный народ, которого фюрер и его камарилья, ослепив сладкими посулами о расе господ, привели на край пропасти, за гранью которой – только гибель и забвение.

Полчаса спустя, там же.

Присутствуют:

Верховный Главнокомандующий – Иосиф Виссарионович Сталин;

Начальник генерального штаба – генерал-полковник Александр Михайлович Василевский;

Генеральный комиссар госбезопасности Лаврентий Павлович Берия;

Специальный консультант Верховного Главнокомандующего – комиссар госбезопасности третьего ранга Нина Викторовна Антонова.

Не успела комиссар ГБ Антонова выполнить указание товарища Сталина и, сопроводив Роммеля до машины, вернуться обратно в кабинет Вождя, как там уже сидели Василевский и Берия.

– Ну вот, все в сборе, – сказал Сталин. – Приступим, товарищи. Три дня назад товарищ Василевский тут высказался о необходимости проведения в кратчайшие сроки Южногерманской наступательной операции. Но, как мы понимаем, с кратчайшими сроками не очень-то получается. Не так ли, товарищ начальник генерального штаба?

– Нет, товарищ Сталин, не так, – ответил генерал Василевский. – Несмотря на то, что нам до сих пор не удалось разблокировать обороняемый эсесовцами район в центре Вены с проходящими через него основными железнодорожными магистралями, мы сумели восстановить возможность движения по нескольким обходным путям. В том числе юго-западнее Вены кавалеристами армии Жадова занята крупная узловая станция Сан-Пельтен, поэтому к мехкорпусам, вставшим на границе Австрии и Баварии снабжение для пополнения припасов поступит вовремя.

– Ну, раз так, то хорошо, – сказал Верховный, сменив гнев на милость. – Нехорошо то, что товарищ Конев до сих пор возится с центром Вены, когда его стрелковым дивизиям пора давно двигаться дальше.

– Операция по ликвидации венского котла поручена 9-й гвардейской армии генерал-лейтенанта Глаголева, – сказал генерал Василевский, – сформированной во время оперативной паузы из гвардейских стрелковых корпусов и штурмовых частей как раз под эту задачу. Мы заранее знали, что чистого захвата города, как было с Будапештом в Вене, у нас не получится, а посему операция спланирована таким образом, чтобы, отжимая противника к центру города, нести наименьшие потери. Положение осложняется тем, что основу обороняющихся составляют эсесовские части, а фольксштурм и фраубатальоны используются только в качестве живого щита и материла для жертвоприношений, которые не прекращаются ни на минуту. Наши штурмовые части форсировали Дунайский канал в районе Хейдерштрассе, и теперь с юга, через парк Пратер, продвигаются к эпицентру обороны – Северному вокзалу. Увеличения нажима и использование неприспособленных к такому виду боя стрелковых частей не принесет нам ничего, кроме дополнительных потерь. Как следует из донесений командиров наших штурмовых частей, эсесовцы в плен не сдаются и отступают, оставляя за собой только трупы и выжженную землю, а заложники, которых они нагнали на этот пятачок, в любом случае обречены на гибель…

– Ладно, – махнул рукой Сталин, – если все обстоит так, как вы говорите, то пусть его. В конце концов, выполнению основной задачи это не мешает; фронт сейчас стоит не под Курском, а в районе Вены, и, самое главное, потери у нас в разы меньше прежних, а у врага, соответственно, больше.

– В нашем прошлом полностью окруженный гарнизон Бреслау сражался против советской армии целых два месяца и капитулировал только после того, как стало известно, что Берлин пал под натиском советских войск, а Гитлер покончил жизнь самоубийством. Вот тогда и в самом деле сдались все, даже эсесовцы, потому что единый монолит, о который разбивались наши атаки, рассыпался в песок при известии о смерти их вождя.

– Так вы считаете, что у нас нет прямой необходимости форсировать штурм Вены? – спросил Верховный.

– Да, именно так, товарищ Сталин, – пожала плечами Антонова, – блокировать их на этом пятачке – и пустить сидят. Никуда они оттуда не денутся, ведь никакой помощи немецкое командование оказать им уже не сможет. Основные резервы Гитлера сидят на попе ровно в Силезии и ждут удара с востока со стороны корпусов Бережного и Катукова.

– Уже не сидят, – уверенно сказал Василевский, – но и на помощь окруженному гарнизону Вены тоже никто не рвется. Уроки встречного танкового сражения под Сумами немецкими генералами выучены хорошо, поэтому перебрасываемые на юг германские подвижные части занимают оборону во втором эшелоне Силезского укрепрайона, готовясь противодействовать нашему наступлению танковыми засадами и локальными контрударами. На большее у вермахта и СС сил уже нет. Пять сотен танков, из которых только сотня – тяжелые «тигры», в масштабах грядущего сражения никакой роли сыграть не смогут. Такую группировку, даже если собрать ее в один кулак, во встречном сражении разобьет даже один мехкорпус ОСНАЗ, а мы в случае необходимости сможем задействовать на Силезском направлении от двух до четырех своих лучших ударных соединений.

– Скажите, товарищ Василевский, а нам вообще нужно лезть в это осиное гнездо? – спросил Сталин. – И вообще, сколько у противника сил в этом Силезском укрепрайоне, за исключением пресловутых танковых корпусов СС?

– Основные силы, которые, по мнению Кейтеля, должны оборонять Силезский УР, это все тот же фольксштурм, фраубатальоны, так называемые рабочие полки, польские националисты и совсем немного регулярных частей вермахта, – сказал Василевский. – Территория Генерал-губернаторства, то есть Польши, при этом рассматривается как предполье, и немногочисленные кадровые войска отводятся из нее на границу Германии, а все живое и неживое на этой территории приговорено к уничтожению. Сил для того, чтобы удерживать Польшу при более-менее серьезном наступлении Красной Армии, у врага просто нет. Слишком дорого немцам обошлась наша операция «Багратион-два», слишком много солдат навсегда осталось среди лесов и болот, слишком много было потеряно танков, артиллерийских орудий, минометов и самолетов. И хоть после этого мы в основном громили союзников Гитлера, обстругивая его до кочерыжки, дивизии вермахта при этом тоже попадали под удар, подвергаясь полному уничтожению. Благодаря советам генерала Бережного и его товарищей, а также при их непосредственном участии в боях, мы научились не просто оттеснять вражеские войска на запад, а окружать их в котлах в глубине наших боевых порядков и уничтожать безо всякой пощады. Не хотелось бы нарушать это правило и на этот раз. Лобовой штурм Силезского УРа не даст нам стратегического и тактического выигрыша, но неизбежно приведет к тяжелым потерям. Поэтому, ну его. Мое личное мнение, что в Нижнюю Силезию лезть пока не надо. В ТОТ РАЗ, когда наши войска наперегонки с союзниками по кратчайшему расстоянию рвались к Берлину, Силезская группировка противника, значительно более сильная, чем сейчас, для штурмующих Берлин советских фронтов представляла угрозу глубокого контрудара во фланг и тыл. Но ЗДЕСЬ У НАС обстановка совсем другая, поэтому лезть непосредственно в Силезский УР прямой необходимости нет. Засевшие в Силезии немцы ничем не смогут помешать нашим войскам, пробивающим южногерманский коридор во Францию, поэтому пусть сидят там, где они сейчас, пока до них не дойдут руки…

Сталин в задумчивости прошелся по кабинету, а затем произнес:

– Товарищ Антонова считает, что вся эта конструкция рассыплется в прах, едва станет известно о смерти Адольфа Гитлера, которому все эти люди приносили присягу. Ну что же – подождем и посмотрим, а пока есть мнение, что нам пора давать приказ на подготовку южно-германской наступательной операции, которая будет выглядеть как продолжение операции «Суворов». А чтобы Гитлер за это время не заскучал, то ровно во вторую годовщину войны, двадцать второго июня, следует начать операцию по освобождению западной части Польши и Поморья, под кодовым наименованием «Румянцев» – ее предстоит осуществлять силам Войска Польского, Первого Украинского фронта, Первого и Второго Белорусских фронтов, Прибалтийского фронта, а также мехкорпусам особого назначения Бережного, Катукова и Рыбалко. После прорыва линии и обороны по рубежу Мемель-Белосток-Люблин эти войска займут всю территорию так называемого генерал-губернаторства, и, повернув на север, завершат дело Восточно-Прусской наступательной операцией. На этом с военной составляющей все, товарищи. Переходим к политике. Нет-нет, товарищ Василевский, останьтесь, на этот раз вы нам нужны.

Немного помолчав, вождь обвел присутствующих внимательным взглядом и в звенящей тишине сказал:

– Конечно, для обсуждения этого вопроса сюда следовало бы пригласить товарища Молотова, но Вячеслав не зря носит почетное прозвище Каменная Задница. Если требуется претворить в жизнь какой-то конкретный и тщательно разработанный план, то он будет незаменим. А вот если потребуется думать на перспективу, просчитывая варианты действий, то на товарища Молотова где сядешь, там и слезешь. А посему мы поставим его в известность, когда у нас уже будет этот самый конкретный план.

– Насколько я понимаю, речь пойдет о будущем Германии в политическом смысле? – сказала Антонова.

– Вы правильно понимаете, – кивнул вождь, – поскольку на ЭТОТ РАЗ нас никто не будет толкать под руку, мы все сможем сделать наилучшим образом, не оглядываясь ни на Джона Буля, ни на дядю Сэма. Хотя в Соединенных Штатах Америки есть силы, которые будут сходить с ума, если мы не сотрем германскую нацию с лица земли. Но нам от их сумасшествия будет ни холодно ни жарко, ибо наше участие в войне против Японии для Рузвельта есть предмет первой необходимости. Поэтому давайте приступим к обсуждению, не оглядываясь на позиции разных посторонних. Товарищ Антонова, вам слово.

– Итак, – произнесла та, – в результате дурацкого Версальского мира Германию не только принудили к капитуляции и отобрали у нее Эльзас и Лотарингию, но еще и жестоко унизили. И именно это чувство национального унижения и стало лучшим агитатором в пользу Гитлера. Разбираясь с побежденной Германией, мы не должны ее унижать…

– Вы, товарищ Антонова, предлагаете похвалить немцев за все, что они совершили у нас и во всем мире? – с резко выраженным акцентом произнес Берия.

– Совсем нет, товарищ Берия, – ответила Антонова, лишь мельком бросив взгляд на «лучшего менеджера всех времен и народов», – но покаяние и искупление вины не должны сопровождаться унижением. Во-первых – не должно быть передачи немецких земель (в первую очередь разным никчемным полякам) и изгнания оттуда граждан немецкой национальности куда глаза глядят. Не надо отдариваться перед поляками за всходни кресы землями Силезии и Померании. Гиена Европы в принципе не помнит добра, и поэтому чем меньше у нее земель, тем лучше. Даже если она будет существовать в качестве Союзной республики, новыми территориями поляков лучше не баловать. Во-вторых – всем немцам следует поголовно пройти процесс денацификации. Активные сторонники нацизма-гитлеризма, которые способствовали приходу фюрера к власти, члены нацистской партии и преступных организаций СА и СС – все их следует судить особыми трибуналами и депортировать в места с климатом повышенной суровости, а преступников первой категории – попросту расстрелять и тут же кремировать. Ни один палач, насильник и убийца не должен уйти от возмездия. В-третьих – мы должны сразу сказать, что вся Германия – это территория Советского Союза и на ней действуют советские законы и ходят советские деньги. Но немцам и это принципиально важно, гражданский статус надо еще заслужить, а пока они подданные. Государство защищает жизнь, имущество, честь и личное достоинство, законопослушных немцев, но не более того. А для того, чтобы тот или иной немец получил право участвовать в политической жизни, избирать и быть избранным, он должен сотрудничать с советской властью, брать на себя общественную нагрузку, и чем больше он старается, тем скорее станет гражданином…

– Немцы будут особо стараться в написании доносов, – меланхолически заметил Берия, – по-другому они не умеют. Наши товарищи на освобожденной территории Австрии просто завалены работой, потому что с приходом Красной Армии немецкий обыватель занялся привычным делом. Если раньше он стучал на всех, в ком подозревал коммунистов или советских парашютистов, то теперь он в рамках той же традиции доносит на членов нацистской партии, СА и СС.

– Да ну их, – сказал Сталин, – наказывать стоит только за ложные доносы. А если все подтверждается, то пусть стучат. Так мы быстрее очистим эту землю от скверны.

Генерал Василевский смущенно кашлянул и спросил:

– Мы хотели бы знать – как нам относиться к связям наших солдат и офицеров с местным немецким населением? В войсках ходят слухи о том, что в связи с гибелью большинства немецких мужчин советским солдатам, героям-орденоносцам разрешат завести себе вторую немецкую жену…

Тут Сталин от неожиданности закашлялся в усы, а Берия, невозмутимо протерев пенсне, сказал:

– У нас тоже есть сведения о том, что в войсках ходят такие разговоры. Не знаю, что по этому поводу думает товарищ Мехлис, но мне кажется, что во всем этом есть определенная двусмысленность. С одной стороны, у нас совершенно не приветствуются контакты с иностранцами, а с другой – уже объявлено, что после победы над германским нацизмом все страны Европы войдут в состав Советского Союза, и Германия, между прочим, тоже.

– Никакой двусмысленности быть не должно, – сурово отрезал Сталин. – Товарищ Антонова, а что вы скажете по этому поводу?

– По какому из них, товарищ Сталин? – ответила Антонова, – по поводу статуса европейцев – в частности, немцев, как будущих советских граждан – или по поводу возможности разрешения двоеженства в Советском Союзе?

– По обоим, товарищ Антонова, по обоим, – усмехнулся в усы вождь. – Зная вас, я не сомневаюсь, что вы владеете ситуацией.

– Ну что вам сказать… – пожала та плечами, – что касается двоеженства – если рационально, то по итогам войны надо будет провести перепись и подсчитать конечное соотношение мужчин и женщин репродуктивного возраста по всему Советскому Союзу и по отдельным субъектам (в частности, той же Германии), а потом делать выводы. Определенное и немалое количество молодых немецких мужчин находятся у нас в плену, поэтому поверхностное впечатление, что в Германии не осталось цветущих возрастов, может быть ошибочным…

– Как я понял, вы предлагаете отложить этот вопрос на послевоенное время? – сказал Сталин.

– Именно, товарищ Сталин, – ответила Антонова, – с бухты-барахты такие щекотливые и спорные вопросы не решаются. А что касается контактов наших командиров и бойцов с будущими гражданками Советского Союза, имеющих по отношению к ним матримониальные намерения, то, с одной стороны – необходимо бороться с появлением у наших командиров ППЖ[9], особенно иностранного происхождения, с другой, думаю, что этот вопрос тоже следует отложить до Победы. Без официального признания стран Европы частью Советского Союза тут не обойтись, а для этого в них будет необходимо провести выборы и установить законные просоветские правительства. Хотя, исходя из прецедента Ватикана, никто не мешает нам заключить соответствующие соглашения со странами, имеющими законные правительства – то есть с Болгарией и Румынией, а также явочным порядком включить в состав Советского Союза побежденную Германию. А еще будущие советские граждане могли бы получать этот статус в индивидуальном порядке за какие-то заслуги перед Советским Союзом – например, за участие в военных действиях или партизанском движении, направленном против фашистско-сатанинского режима Гитлера, или содействие процессу установления советской власти.

– Мы вас поняли, товарищ Антонова, – кивнул вождь, – и еще подумаем над этим вопросом. Есть мнение, что признавать Германию явочным порядком территорией Советского Союза мы будем уже после окончательного краха Третьего Рейха, и тогда же объявим в Европейских странах первые послевоенные выборы, за которыми воспоследует и все остальное. А наши бойцы и командиры, если у них действительно большая любовь, потерпят до того момента, когда мы сможем все сделать по закону. В исключительных случаях, которые тоже бывают в жизни, компетентным органам, которые будут разбирать дело и решать, разрешить или запретить, следует смотреть на лояльность невесты к советской власти и послужной список жениха. На этом вопрос можно считать исчерпанным; товарища Берия я попрошу остаться, а остальные могут быть свободными.

20 июня 1943 года, 10:15. Третий рейх, Бавария, резиденция Гитлера «Бергхоф».

В канун второй годовщины начала войны на востоке в резиденции Гитлера Бергхоф царила необычайная суета. Казалось, будто переезжает грандиозный цыганский табор. В грузовики, частью навалом, частью аккуратно, грузились книги, документы, пуховые перины, мужские костюмы и многое другое, что необходимо политику в его повседневной жизни. В воздухе летал черный пух от сгоревших бумаг: миллионы страниц документов обратились в пепел в многочисленных каминах, печах, да и просто кострах, разложенных прямо во дворе.

Сноски