Тайна дальних пещер

Я покосился на своего напарника. Дима был озабочен. Видимо он тоже что-то подозревал. А может просто переживал за маму. Перед отлётом он хотел ей позвонить, сообщить, что его какое-то время не будет в городе. Его мать всегда беспокоилась, если сын долго не возвращался домой. Ведь кроме него, у неё больше никого не было. Но ему не разрешили: «Потом позвонишь».

Мне очень хотелось поделиться с ним своими сомнениями, но в присутствии «надсмотрщиков» это было нереально. Ведь они не давали нам даже переброситься парой слов: «Разговаривать нельзя… Запрещено… Не положено…»

Мне вдруг вспомнилось, как в академии полиции нам рассказывали о нравах, царящих в СД. О том, что там имеет место практика убирать выполнивших особо секретные задания лиц, чтобы они никогда никому не смогли проболтаться. А не присутствует ли подобная практика и в наших спецслужбах?

По моей спине пробежал холодок. Я поёжился. На душе стало неуютно. Неужели нас с Зильберманом ждёт именно такая судьба? Неужели нам отведена роль овец на заклание?

Я настороженно покосился на сидевшего напротив «конвоира». Он украдкой наблюдал за мной. По его лицу пробежала едва уловимая усмешка. Я нервно сглотнул. Сердце сдавила холодная рука страха. Мои подозрения принимали всё более определённый характер и, вздымаясь подобно морской волне, постепенно приближались к критической отметке. В ушах стало отдаваться бешеное биение сердца.

Посадку мы совершили далеко за полночь. Переночевали на аэродроме, прямо в самолёте, а утром, едва забрезжил рассвет, пересели в военный фургон и отправились за Троекуровым. Дороги мы не видели, – фургон был начисто лишён окон; вентиляционные отверстия заменить их не могли, уж слишком они были высоко, – но мы её ощущали: кочки, рытвины, колдобины. Нас трясло, как шары в лототроне. Сначала я подумал, что наш путь пролегает не по городу, но доносившиеся снаружи дорожный шум и гул голосов убедили меня в обратном. «Надсмотрщики» по-прежнему находились возле нас. Их лица продолжали сохранять каменную неподвижность.

Наконец, фургон остановился. Мотор заглох. Мы с Зильберманом устремили взоры на дверь, приготовившись выйти наружу, но её никто не открывал.

– Нас, что, отсюда не выпустят? – поинтересовался Дима.

ДГБэшники помотали головами.

– Ну дайте хоть ненадолго выйти, – попросил мой напарник. – Здесь же натуральная душегубка.

«Надсмотрщики» оставались непреклонны.

Мы с Зильберманом переглянулись, тяжело вздохнули и смиренно потупили взор. Буянить было бесполезно.

Спустя некоторое время дверь фургона открылась. В проёме обозначился пожилой, невысокий, плотный человечек с круглым животом и рыжеватой бородкой.

– Так это вы приехали за мной? – бодро воскликнул он.

– Если вы господин Троекуров, то да, – ответил я.

– Троекуров, он самый, – подтвердил вошедший. – Троекуров Николай Дмитриевич.

Я подвинулся, освободив ему место подле себя. Соратник Здановского сел. Дверь фургона снова захлопнулась. Мотор взревел. Машина дала задний ход и стала разворачиваться.

Я скосил глаза на Лизиного отца, стараясь отыскать в нём какое-нибудь сходство с моей бывшей подругой. Но сходства не наблюдалось. Я удивлённо хмыкнул. Очевидно, это был тот самый случай, когда ребёнок унаследует черты только одного из родителей.

«Вот я и увидел твоего папу, – мысленно обратился я к Лизе. – Мне с ним о многом хочется переговорить. И я это непременно сделаю. Но только потом. Не сейчас. Сейчас не та обстановка. Для личных разговоров нужно выбрать подходящий момент. Мужик он с виду не заносчивый, общительный. Не то, что твоя „маман“. Вон, только появился, а уже ведёт себя так, как будто знаком с нами с младых лет».

Троекуров тем временем оживлённо болтал. Он оказался заядлым болельщиком и весело рассуждал о неудачной игре киевской футбольной команды в чемпионате страны, иронично подтрунивая над жалкими потугами тренера найти этому хоть какое-нибудь оправдание.

– Не посмотрел, вот, вчерашний матч, – сокрушался он. – На этой вашей базе, оказывается, совсем нет телевизора. И как только люди на ней живут? Никто, случайно, не знает, как вчера сыграли наши позорники?

– Проиграли. Ноль – два, – сообщил сидевший напротив меня амбал, и принялся непринуждённо рассказывать перипетии поединка.