Туманный рассвет. Книга первая. Январь 2026-го
–Это же Гены Дикого шмот..– И обращаясь к Коче, спросил :
–За что ты его, тварь?
Пока тот обдумывал происходящее, Матвей схватил Кочу за лицо, сдавил. Его пальцы, мягкие, слабые, без мозолей и царапин, пахли табаком и какой-то едой.
–Отвечай, ублюдина, когда тебя спрашивают, – зло цедил бородач, но пленник не понимал, что от него хотят.
–Постой, Матвей,– второй, более рассудительный и спокойный конвоир, Шатун, вывел Матвея из фойе под лестничный пролет и понизил голос. – У него в санях лом и топор нашли, без следов крови. Огнестрел только трофейный, но не стреляный.
–А это как ты объяснишь? – Матвей рванул тесемку рюкзака, забитого провизией. – Это же пайка Дикого, щас продснаба позову, он подтвердит, что утром выдавал лично ему…
– Да ты на него посмотри! – не сдавался Шатун. – Одежда чистая, обувь....твою мать! На нем же ботинки Гены…
Матвей окончательно проснулся. Скривив Шатуну мину, означавшую, видимо «Ну, а я о чем говорил?», он обвел глазами толпу в фойе:
– Этим перекус, полчаса на отдых и – на второй вагон. А его, – он ткнул пальцем в Кочу, – на верх ко мне.
Кабинет, где обосновался Матвей, очевидно, принадлежавший в прошлой жизни бухгалтерии управления, так и простоял нетронутым со дня краха цивилизации. Ненужные более полки и шкафы с папками были сдвинуты в угол. За это время стены и потолок кабинета, как и предметы, составляющие интерьер, покрылись серым налетом плесени; отовсюду, благодаря жарко натопленной печи, ручьями лился конденсат. В самом сухом углу, у входной двери, были аккуратно сложены фанерные ящики, пахнущие клеем и щепой, и бумажные мешки. Продовольствие… Здесь стояла сырая духота, как в бане. Запах плесени, кислый, тяжелый, царил в кабинете Матвея, и очевидно, никак его не смущал. Шатун было направился к запотевшему окну, чтобы проветрить зловонное помещение, однако Матвей осадил его:
–Не тронь…А ты, – обратился он к Коче, – рассказывай.
Игорь поведал главному историю, сродни той, что приключилась с ним этим утром, утаив только, что он шел из заводской общины в двух километрах к северо-востоку. Он наплел Матвею, что является отшельником и пришел за углем из района горпарка. Развалившийся в сыром кресле главарь слушал пленника, покуривая сигарету, лицо его ничего не выражало. Он оборвал рассказ и жестом привлек внимания первого конвоира:
– Серый, ну-ка приведи кого-нибудь из той братии. Авось, опознают местного. Посмотрим, что он нам тут в уши льет..
На полминуты тот исчез за дверью. Матвей рассматривал вещи убитого взглядом, не сулившем ничего хорошего. Однако заметив царапины от когтей зверя на карабине, он провел по ним подушечками пальцев, потом кинул взгляд на разодранные вещи. Может, не врет парень-то?
Появился Серый с растрепанным мужичком, который спешно что-то жевал и глотал, словно боялся, что вырвут прямо из глотки. Он испуганно уставился на Матвея.
– Знаешь его? – тот указал кивком головы в сторону стоящего Кочи.
Мужик помотал головой.
– Внимательно приглядись. Если узнаю, что бреешь…
– Первый раз вижу, товарищ начальник. Ей -богу, – прошамкал с полным ртом приведенный.
Взмахом руки отпустив мужика, Матвей снова воззрился на Кочу.
– Так откуда, говоришь, прибыл к нам?
– Это вы.... к нам. А лично я всю жизнь тут провел. Я уже сказал, из района горпарка. Живу в землянке, под зданием бывшего музея имени Ложечникова. Уже третий год как…
Матвей не стал цепляться к пленнику из-за дерзкого ответа, а бросил Шатуну:
– Карту! – и когда тот расстелил на сыром столе подробную карту города, новенькую, шелестящую, правда, с несколькими красными кружками в районе карьероуправления и завода, окликнул Кочу: – Показывай!
Коча демонстративно подергал связанными руками.
– Серый! Развяжи. Только без глупостей, малец. Башку вмиг продырявим.
Пленник показал, успев мысленно отметить, что если верить карте, до общины и пары километров по прямой не наберется (ну и дал Бог соседей!), и руки снова скрутили за спиной.
– Народ есть там у тебя?
– Да этого места избегают все. Группировка там из бывших ментов и вояк орудует. А так одиночки есть , конечно, по подвалам да чердакам…
– Группировка? – недоверчиво прищурился главарь. – А тебя что, не трогают?
– А кому, я по-вашему, я уголь вожу? Мне-то он на кой, одному то…Пока мзду плачу, живу спокойно…
Говоря про банду, Коча, в общем-то, душой почти не кривил. В бывшем райцентре действительно существовали объединения бывших военных и силовиков, банды уголовников, общины медиков и прочих; то есть все, как в мире до эпидемии, только теперь под эгидой полного беззакония. В самом центре города, как и говорил пленник, в здании районного ОВД обосновались все выжившие представители силовых структур и юстиции со своими родственниками: сотрудники полиции, росгваридии, прокуратуры, МЧС, городского и районного судов, судебные приставы, коллекторы, ветераны и пенсионеры указанных служб. На северной окраине города в расположении войсковой части внутренних войск дислоцировалось до сотни бывших военных, которых пандемия пожалела: офицерский состав, военнослужащие по контракту, бывшие срочники, сотрудники санчасти и несколько вольнонаемных – все те, у кого оказался крепче иммунитет и должный медицинский уход при наличии забитых под завязку складов с продовольствием и медикаментами. И первую, и вторую группировки объединяли схожие признаки: они не исполняли никаких действий, прописанных в соответствующих уставах при возникновении ЧС подобного типа; оба объединения были многочисленны и, обладая большими запасами оружия, продовольствия, горючего, техники и обмундирования, контролировали, а порой и терроризировали население города и близрасположенных поселков, автозаправочные станции, дачный сектор и фермерские хозяйства, при этом не враждуя между собой, а поделив зону влияния на северную и южную. Коча действительно застал то время, когда центральная (южная) организация пыталась «доить» Карьерскую и Заводскую общины, но скоро потеряла интерес к нищим и малочисленным артелям. Что можно отобрать у людей, живущих по подвалам и питающихся тем, что приносят из мародерских вылазок искатели? А не призывать рекрутов из числа общинников под свои знамена хватило ума и силовикам, и военным. Во-первых, кормить, поить, одевать лишний рот, во-вторых, ни оружия доверить, ни спину показать в экстренной ситуации. Бойцы будут ненадежными…По рассказам Евсея, начальника «службы безопасности» общины, Коча знал, что в те дни, когда эпидемия вышла из под контроля, а смертность превысила все мыслимые показатели, когда города и регионы объявляли карантин и тотальную изоляцию от внешнего мира, эти ребята первыми взялись за дело: выпотрошили аптеки, ювелирные точки, охотничьи магазины, по возможности – торговые центры и продовольственные базы. Имея в своем распоряжении уйму горючего и прочие блага ушедшей цивилизации, они практически продолжали жить прежней жизнью – в тепле, комфорте, пользовались электричеством из генераторов, разъезжали на автомобилях… «А что? – говорил Евсей, морщась от сигаретного дыма и споря с завистливыми слушателями. – Молодцы. Кто успел, тот и съел. Зато живут как у Христа за пазухой. А мы-ы-и-и…» И махал рукой…
Также в городе, на территории районной больницы, под охраной и тех и других, обитала община медиков, людей, без сомнения, нужных и до, и во время, и после эпидемии. Огромная территория, людские ресурсы, склады с медикаментами, возможность длительного автономного существования сохранила живыми и здоровыми немало врачей, медперсонала и членов их семей. А чтобы на все эти блага не позарился выживший вопреки всему люд, территория общины была взята под двойную охрану южных и северных. Чем конкретно занималась каждая из этих и десятки других городских общин, Коча никогда не интересовался и жил в своем ограниченном, очерченном мире, не посягая на границы соседей, ибо было чревато. Но своими соображениями он не стал делиться с собеседником.
Матвей прищурился. Как все ладно у этого парня. Будто он к разговору готовился. Или все же правду говорит? Не проверишь – не узнаешь…
– Серый, давай его в общую группу, к землякам. И возвращайся, покумекаем.
– Кормить? – спросил Серый.
– Обойдется.
Когда Серый вернулся, Матвей уже говорил:
– По карте получается 8 километров. Сдается мне, что наш друг нам лапшу на уши вешает. Чтобы через весь город с санями, за горсткой угля…
Шатун пожал плечами.
– Когда прижмет, Матвей, и не так раскорячишься. И все восемнадцать потопаешь…
– Да не похож он на зашуганного. Что у них там, мебель закончилась землянки топить, деревьев в парке мало?
– Твои предложения, босс? Ты же у нас тут рулишь!
В другой раз Матвей бы не простил такой шутливой подковырки, но смерть подельника и встреча с интересным туземцем, посягнувшим на их вагоны, отодвинули амбиции на второй план. Настроение было хорошим. Взяли почти сорок человек – всю карьерскую общину, угля раздобыли, в перспективе – согнать к себе оставшихся жителей и сдать заказчикам. Так что гибель Дикого – не самый плохой размен в данной ситуации.
– Мои предложения? Вы с Шатуном берете нашего друга и по его следам ищите обратный путь. По ходу находите тело Дикого, убеждаетесь в его смерти и доставляете останки сюда.
– По следам? – переспросил Шатун. – Снег лупанет с минуты на минуту. Да и в городе как мы его следы от других отличим? Там не не пустыня, народ-то бродит, топчет…
– До города по следам дойдете. Может, он тут под горкой с оравой живет, а нам наплел про парк и группировку. Конспиратор хренов…Только это… Мало ли. У продснаба автоматы возьмите и рацию, вдруг и правда там банда орудует…
– Может, тогда пару человек еще дашь, босс?
– Херос! – не выдержал главный. – Серый, пасть заткни. Вы не в рейд идете, а на разведку. Если слова его подтвердятся и народ там действительно обитаем, берем бойцов и вперед с песней. Ты как первый раз..Только булочками пошевелите, погода и впрямь портится…
Глава 2
Лес был по-прежнему мрачен и тих, как и два часа назад. Коча впервые за время своего пребывания в артели тащил назад пустые сани, да еще со связанными за спиной руками. Все его честно найденные трофеи, кроме ботинок, были изъяты пленителями. Он не питал какой-либо надежды относительно этих бандитов. В фойе управления ему удалось пообщаться с тем самым разговорчивым мужичком, который в кабинете Матвея был призван опознать пленника. Тот поведал Коче весьма невеселую историю. Не далее как вчера днем к их общине по улице Мира, к старой спортплощадке, подъехал белый тентованный грузовик с красными крестами по бортам. Пришлые выгрузили оттуда коробки с лекарствами и продовольствием и стали все это богатство раздавать самым отважным карьеровцам, которые не попрятались от чужаков. Тут же на площадке вмиг была организована палаточная баня с медиками в белых халатиках, горячий чай, и через полчаса вся карьеровская община встречала гостей как освободителей от голодного и холодного ига. Мужикам и женщинам не жалели спиртного, даже охранников сняли с постов. Смех, радость и веселье пришли в одичавший город впервые за несколько лет. А под вечер, когда все были накормлены, помыты и дезинфицированы, а многие еще навеселе, насильно погрузили в тот же грузовик и под вооруженной охраной препроводили сюда, на угольные работы. Но сдается, не только на них. Карьеровец шептал, что у каждого жителя общины взяли кровь и слюну для анализов; слабые, больные и старики остались в общине под присмотром благодетелей, остальных же отправили сюда. И ходят слухи, что после оборудования этого нового офиса чужаков вся община поголовно отправиться в долгое путешествие в Ростов-на-Дону, последний оплот цивилизации на юге в постпандемийной стране. Для чего – никто не знает. Как говорят пришлые – ради улучшения условия жизни и повышения процента цивилизации страны.
Говорил это мужичок, а сам продолжал жадно, со звоном хватать зубами кашу из алюминиевой ложки. В помещении стоял такой звон, что охранники не обратили внимание на перешептывающихся у печи. Глядя на него, Коча подумал, что эти цепные псы за миску каши хоть к черту на куличке пойдут, и причем без принуждения.
…На всех были снегоступы, только теперь Шатун и Серый вооружились автоматами, плюс ко всему у Шатуна плечевой лямке рюкзака болтался простенькая рация. Они споро шли по широкой колее, оставленной санями Кочи утром. Он тайком наблюдал за ними. Нет, они не были профессионалами, просто вооруженные наемники, выполняющие за определенную плату любую грязную работу, в том числе, охоту на человека.
Тела на месте не оказалось. Там, где двумя часами ранее лежал труп, валялись прохудившиеся сапоги артельщика и куски окровавленной ткани, а мертвое тело Дикого, судя по багровой колее в снегу, зверье утащило в кусты, откуда сейчас раздавались ужасные звуки пиршества – хруст костей, фырканье и рычание. Коча понял, что теперь ему ни за что не доказать свою непричастность к смерти их подельника. Шедший первым Серый обернулся на Шатуна. Коча заметил, что лицо Серого стало свинцовым под цвет прозвища, руки подрагивали, кадык судорожно ходил вверх-вниз. Конвоир боролся с обмороком. «Это тебе, сука, не больных людей спаивать», – мстительно подумал Игорь. Шатун касанием остановил напарника, видимо, также заметив его замешательство. Сняв оружие с предохранителя и выступив вперед, он дал длинную очередь по кустам, где доедали их товарища. Уши заложило от грохота, пространство заволокло дымом, птицы заметались под кронами деревьев, с веток посыпался снег, а затем и сами ветви, срезанные пулями, и с места пиршества жалобно скуля, завывая и рыча, бросились врассыпную крупные тени, неуклюже увязая в глубоком снегу и тыкаясь в плотную сеть кустов. «Волки», – догадался Коча. Автомат Шатуна замолчал. Он опустил дымящийся ствол вниз. Тут же зашипела рация голосом Матвея.
– Шатун. Что там у вас ? Прием!
Тяжело дыша, будто пробежав кросс с полной выкладкой, Шатун оттер пот перчаткой со лба и ответил:
– Зверье гоняем. По ходу, Дикого сожрали. Матвей. Прием..
Минуту рация молчала, Серый шумно хлебал воду. Первый приступ у него прошел, и ему необходимо было что-то сделать, куда -то идти, на ком-то отыграться…
Он больно ткнул Кочу под ребра:
– Пошел и принес Дикого сюда, – он говорил медленно, растягивая слова на слоги, чтобы придать командно-угрожающую окраску своим словам, продиктованным страхом. – Тебе не впервой в трупах копаться
– У вас кто старший, Шатун или ты? Твой дружок там, ты и неси..
Прилетело прикладом под ребра так, что звонко хрустнуло. На миг от боли Коча потерял зрение, когда падал на бок. Снег принял его падающее тело мягко и заботливо. Провалился словно в мягкую перину, проморгался и снова сказал:
– Можешь хоть пристрелить. Дальше вы сами, шагу не ступлю. С удовольствием посмотрю, как и вас волки сожрут…
Он нащупал слабую струнку Серого и нагло тянул за нее. Оказавшись не в своей стихии, тот откровенно наложил в портки уже при первых шагах самостоятельного рейда.
– Эй! Как там тебя! – крикнул Шатун. – Пасть завали и шагай куда сказали. Ноги прострелю!
– Стреляй. Дальше сами потопаете. Еще и меня тащить придется.
Матвей снова вышел на связь. Коча видел, как вздрагивал каждый раз Серый на любой звук, в том числе, на щелчки передатчика.
– Грузите …Гену и возвращайтесь. Снег пошел. Хрен со следами. Разговорим местного, времени будет достаточно. Прием!
– Сделаем, Матвей! Прием.
Коча не вставал не потому, что ему нравилось лежать в окровавленном снегу. Когда он получил удар по ребрам, что-то твердое, металлическое за пазухой приняло на себя часть удара приклада. Коча совсем забыл о пистолете Дикого, найденном при обыске мертвеца. А пришлые не додумались обыскать местного дикаря, лишь вынули рогатку из нагрудного кармана телогрейки, поржали да выкинули в снег.
– Ну! – требовательно повел стволом оружия Серый. – Встал!
– Ты мне ребра сломал, падла, – зло прошептал Коча. – Руки хоть освободи, подняться не могу.
– Ты мне за падлу ответишь, падаль, – сжав зубы, Серый орудовал ножом на запястьях пленника так, чтобы резануть как следует этого оборзевшего фраерка, видимо, не сознающего, куда он попал. Но толстые ватные рукава не давали нанести рану. – Ты мне, урод, все до копеечки…
Сухо и коротко хлопнул выстрел. Пуля, попав в шею Серому, разорвала артерию, и кровь на снег запрыскала фонтаном в такт биению сердца. И чем слабее становилась струя, тем чаще колотилось умирающее сердце. Судорожно зажав парящую на морозе рану ладонью, Серый хотел заорать, но из горла, скованного ужасом надвигающегося конца, рвался только хрип. Шатун недовольно обернулся, думая, что напарник чинит расправу над пленником, но увидел только, как тот неторопливо поднялся, отбросил от раненого ногой автомат дальше в снег и насмешливо спросил:
– Ну что, дружок? Тебя разве не учили сразу перезаряжаться или пленных шмонать? Что вы за клоуны такие? Или только с бабами воевать горазды?
Запоздало вспомнил Шатун, что высадил весь магазин в кусты до сухого щелчка, а разговор с Матвеем по рации выбил его из ритма, выветрил все мысли. Запасной магазин в нагрудном кармане, пистолет в поясной кобуре. Но как до них добраться, когда в глаза смотрит смерть девятого калибра?
– Если я не выйду на связь…– начал было он, но Коча остановил его :
– Я тебя умоляю. Эту хлопушку вряд ли кто слышал, кроме окрестных волков, которые так и ждут, чтобы…Ну ты понимаешь. – и усмехнулся. – Три товарища! Прямо как у Ремарка! Только сожраны в одном лесу…– Позади послышался мягкий звук падающего тела: Серый рыхлил ногами снег в предсмертных судорогах, невидящий взгляд его уставился на убийцу, зрачки подернулись мутной предсмертной пленкой.
– Давай, давай, не стой, – дружелюбно сказал Коча. – Скидывай барахло. Дружок твой курточку замарал, поэтому скидывай свою.
Через минуту Шатун стоял разоблаченный. Его наручные часы и два ножа – выкидной и десантный в ножнах, перекочевали к Коче, в секунду ставшим хозяином положения.
– На, – бросил он под ноги Шатуну свои лохмотья – телогрейку и ушанку. – Накинь…
Шатун принял это за хороший знак. Раз заботится, то валить не будет. Коча разгадал его мысли.
– Сейчас ты мне все рассказываешь, а я послушаю и решу, где правда, а где брехня. Если голову морочить будешь – пуля твоя, не сомневайся. Не соврешь – отпускаю, в спину стрелять не буду, слово даю. По следам пойдете – по одному перестреляю, – он кивнул на остывающего Серого. – Друг твой не даст соврать. А вашего Дикого я не трогал. Шмот и стволы взял, ботинки и харч. Ну да ладно, это историю вы уже слышали. Теперь я твою послушаю.
Не видя перспективы строить из себя героя, Шатун рассказал Коче о поисковых отрядах, как они себя величали. То есть, вернее, их так величали в Ставке, спонсирующей рейды в отдаленные районы, населенные выжившими. Цель таких отрядов – живые люди, перенесшие пандемию. Население, насильно сорванное со своих мест, отправляли в Ростов-на-Дону, столицу южного региона. Брали не всех – больных и стариков оставляли. По сути, на голодную и холодную смерть, мысленно договорил за Шатуна Коча. Чем дольше он слушал, тем меньше жалел о своем первом в жизни убийстве. Те, кто оказывал сопротивление, отряды при необходимости стирали. Остальных несогласных также отправляли в Ставку, но уже не только в качестве биологического материала для поддержания жизни вышестоящих лиц и их окружения, а и как рабочую силу. В загнивающих городах, поддерживающих более-менее иерархию власти и остатки прежнего порядка, нужны были рабочие руки.
– Эпидемия закончилась четыре года назад,– говорил Шатун, поглядывая на остывающего Серого. Коча, скинув корыто, сидел на санях, поигрывая пистолетом. Густо пахло кровью. В лесу то и дело похрустывали ветки: волки или другие хищники, возвращаясь к добыче, почувствовали запах свежей крови. – Сейчас, по слухам, она продолжается только в тропических странах, выживают немногие. У нас…– он осекся, промолчал,– от населения страны осталось примерно процентов десять, но мы не знаем данные по Сибири и Уралу, я говорю только за Европейскую часть. Так вот, в крови переживших эпидемию, как ты наверное знаешь, вырабатываются антитела, которые противостоят вирусу. Ну, это такие штуки…
– Да понятно, – устало кивнул Коча. Он внутренне напрягся, ожидая услышать самую суть, самую страшную информацию.
– Да, и вот эти антитела…
– Вы используете кровь пленных для лечения и реабилитации себя и ваших хозяев…Короче, доите их, как коров, на благо вашей общей кормушки..
– Они не пленные, – осторожно поправил Шатун. – Они живут в тепле и сытости, и платят за жизнь ежемесячной дозой....
– А остальное время они валяются на диванах, учатся в университетах или ходят в кино? – с издевкой спросил Коча. – Пашут, небось, как проклятые, в своих резервациях. Такой нужный и послушный скот, который всегда под рукой…Детей тоже?
Коча вдруг вспомнил общину, болезненную ребятню, лишенную сладостей, витаминов, книг и родительской ласки. С ранних лет дети получали наряды на различные работы на благо общины....А эти твари....Это просто нелюди…
– У тебя есть семья? – спросил Коча у Шатуна.
– Пойми, если не мы, то нас. Таков девиз Ставки. Нас обувают, вооружают , кормят…
– Ставки… Кучка недобитых дезертиров, воспользовавшихся ситуацией в стране…Привилегированное сословие, – кивнул Коча. – Псы у хозяйского стола. Так, ладно. Гони сюда рюкзак и топай.
Снег пошел крупными хлопьями. В общине, небось, уже хватились. Только бы хватило ума не соваться сюда. Хотя Дед не дурак: после такой плотной стрельбы в лесу, что устроил Шатун, будут сидеть тихо и удвоят осторожность.
– А с этим что? – спросил он, указав на Серого. Коча пожал плечами:
– Забирай мои сани и грузи. Иначе потом только кости хоронить, да и те…– он с сомнением огляделся. И зачем-то добавил:
– Пошевеливайся. Иначе участи Дикого и тебе не избежать. Да, и вот еще что. – Он аккуратно снял с плеча Шатуна рацию. – Сколько, ты говоришь, вас осталось? – ствол пистолета, противно воняющий сгоревшим порохом, уперся в ноздрю. – Только хорошо посчитай…
И тут Шатун почувствовал, как желудок, кишечник и мочевой пузырь одновременно потребовали опорожниться. Страх захлестнул его с головой тяжелой, давящей волной. А жить хотелось так немыслимо, вопреки всему… Неужели конец приходит так некрасиво и тошнотворно? Никогда за свои тридцать с небольшим он не был так близок к смерти.
– Было восемнадцать бойцов, если не брать продснаба с Матвеем, и пятеро – медперсонал, – медленно говорил Шатун, сдерживая позывы организма. – В заводской общине с персоналом осталось двое…Теперь минус разведчик – Гена Дикий, и еще вот, Серега…
«Осталось всего шестнадцать, немного. Но автоматы, ч-черт…»
– Все. Исчезни. И послушай совета: завязывай с этим. Когда все наладится – вас первыми на кусочки народ покрошит.
Шатун повернулся:
– И что? Жить как …ЭТИ? Жрать крыс и спать в дерьме?
– Выбор за тобой. Тебя как зовут-то?
– Юра я…– хмуро буркнул Шатун.
Коча хохотнул :
– А не тот ли ты самый? – Но не получив ответа от не разделяющего его веселья собеседника, добавил серьезно:
– Думаю, нет смысла тебя предупреждать о том, что при следующей встрече я тебя уже не отпущу. Все зависит оттого, по какую сторону баррикады ты будешь…
Прежде чем отдать тело Серого товарищу, Коча обшарил его на предмет скрытых сюрпризов, чтобы Шатун в спину не пальнул. Затем, доверху нагруженный, ломанулся через лес, уводя потенциальных преследователей с линии Заводской общины.
Шатун несколько раз ронял тело Серого в снег, измазался кровью, но все-таки погрузил в корыто и медленно потащил восвояси, оглядываясь по сторонам. Чудной, подумал о нем Коча. Второй раз родился, и ни спасибо тебе. Что с него взять, скотина неблагодарная. А кочегар с двумя рюкзаками и двумя автоматами шагал в ставших неудобными снегоступах через буреломы. Он него за версту несло кровью и порохом, поэтому с одинаковой вероятности голодные хищники могли обойти его пятой дорогой, а могли и пуститься за ним по пятам. Денек, конечно, выдался насыщенный. И довольно удачный. Разжился барахлишком неслабым, укокошил одного выродка, правда, информацию раздобыл нехорошую, но приобрел мощный арсенал, с которым можно успешно удерживать оборону общины какое-то время. В трофейной куртке, шапке и ботинках было очень тепло. Неплохие снабженцы у охотников за головами. Интересно, что там в рюкзаках…На паручасовой рейд вряд ли много напихали, но все же, думается, есть чем поживиться. С сожалением вспомнив о конфискованном рюкзаке Дикого, Коча вздохнул.
Привыкнув жить одним днем, он и мысли свои в голове выстраивал без лишних разветвлений на эмоции и сомнения. Случилось так, как случилось. И в подарок он получил не только жизнь, но и внушительные бонусы от более трусливых и слабых врагов. Жаль, конечно, что раскрыто месторождение угля. Уже который раз Коча возвращался мыслями к Деду, его недальновидному, нехозяйственному управлению, который ставил во главу угла спокойствие общины, тотальное подчинение и собственное благосостояние как поводыря коллектива. И главное, людей это устраивало. Они были согласны, чтобы ими управляли, за них думали и решали, только бы лишь выделили кусок хлеба и подстилку у коптящей печки. Пандемия многих лишила высших чувств и эмоций, разбила надежды на лучшее будущее в этом умирающем мире, оставив минимальный набор инстинктов для попытки выживания. Это не так, думал Коча. Не зря же древние говорили, что каждый сам является кузнецом своего счастья, сам становится перед выбором: подчинять или подчиняться, думать и действовать либо соглашаться и молчать…Спору нет, им нужен сильный и умный вожак их испуганной, разрозненной стаи. Но вожак демократичный. Утопия? Возможно..