Трехликая сторона

Глава 5

Шершавая веревка вгрызалась в кожу запястий, причиняя боль. Спустя несколько часов пути я очень устала, начала спотыкаться и падать, и тогда она тащила меня по земле. Рыцари не обращали на это внимание. Джинсы мои ободрались на бедрах и коленях, слезала окровавленная кожа с живота, и тогда я старалась перевернуться на спину. Пытка продолжалась до тех пор, пока я не увидела вторую крепость в своей жизни – крепость рыцарского клана. От Танатра она практически не отличалась: та же массивная стена с узкими окошками для лучников, те же тяжелые ворота, правда, открывающиеся вертикально, те же стражники, первыми встречающие визитеров, только в более плотной кольчуге и с копьями.

Убийца Диники рывком поднял меня на ноги, снял веревку и толкнул вперед. Сразу явились воспоминания, как нас с Егором и Светой вели на допрос к Варго, когда было так страшно и непонятно, почему мы здесь и что с нами сделают, что каждый шаг на пути к замку вселял в наши сердца ужас. Я слабо встряхнулась. Друзья обязательно заметят мое отсутствие. Они поднимут тревогу, да и Лись обеспокоится пропажей своего ученика, и тогда Варго отправит на наши поиски отряд, может, даже поедет сам, и… найдет труп Диники. Я так отчетливо представила его бледное лицо и впитавшуюся в мантию кровь, что запнулась на ровной дороге. В ответ меня в очередной раз ударили по спине.

Нет, все это случится не сегодня и даже не завтра. Территория в окрестностях Танатра огромна, а в лесу еще придется поблуждать, чтобы наткнуться на нужное место. Если меня и найдут, то нескоро.

Я не разглядывала с любопытством площадь, не смотрела в удивленные лица мещан, не робела и не удивлялась. Все здесь было привычно. Даже квадратный флаг, лениво дрыгающийся в такт миролюбивому ветру, походил на ассасинский. Нефритовый, с тремя Листами, но без драконьей морды. На ее месте оказался профиль алого быка или кабана, упирающегося ветвистым золотым рогом в тот из Листов, что был выделен жирным контуром.

Мы зашли в замок, где нас сразу же встретили.

– Сир Кога, – убийца Диники низко поклонился мужчине с густой бородой по самую грудь. – Мы выполнили личное поручение короля и хотели бы получить разрешение отправить ему эту добрую весть.

– Разумеется, сир Мафенгейн, – темно-карие глаза его собеседника устремились ко мне. – Кто эта леди, почему она вся в грязи?

– Подстилка ассасинов, сир.

– Как невежливо, мой друг, – покачал головой бородатый. – Она не виновата, что родилась в змеином логове. Где вы обнаружили ее?

– На границе. Там кое-что произошло…

– Вы убили, – долгое молчание и отсутствие питья сделали мой голос ломким и хриплым. – Убили мальчика на свободной территории. Вшестером напали на него.

– Это был ученик ассасина, сир Кога! И он первым полез в драку! – завопил другой рыцарь, которого Мафенгейн в этой драке спас в последний момент. – Мы вообще-то собирались пощадить его и взять вас обоих в плен. Если бы он не…

– Я сочувствую вашей утрате, миледи, – неожиданно перебил его Кога. – Мы обязательно разберем этот случай, чтобы впредь не допускать бессмысленных смертей.

– Вы чересчур любезны с ней, сир, – раздосадованно пробурчал Мафенгейн.

– Я сам разберусь с этой девушкой, – Кога указал обоим рыцарям на выход.

Уповать на то, что и он окажется пришельцем из моего мира, было глупо. Периодически поправляя бороду, Кога шествовал по коридорам замка, безмолвно предлагая мне следовать за ним. И я следовала; ходить за кем-то уже давно вошло в мою привычку, сделалось обязательным атрибутом Трехлистного мира. С самой первой секунды, как очутилась здесь, я доверяла свой путь и становилась тенью самых разных людей: Алекса, Лися, Варго, Юну, Диники…

Кога говорил, и голос его звучал вполне дружелюбно, однако крепкая ладонь не выпускала рукояти меча. Доспехов на нем не было, зато имелась тонкая кольчуга, такая же, в какую обычно одевались стражники. Говорил он о славном и наглухо забытом времени целостности, которое никто из последних поколений не застал; о том, как сильны были два Листа вместе и как беспощадна и бессмысленна нескончаемая война. Он настаивал и убеждал, что не желает крови, что работает над заключением мирного договора и что лично сам с уважением относится к соседскому клану. Из его слов я поняла, что убивать или пытать меня он не собирается, а потому позволила себе чуть расслабиться и даже горячо согласиться с его уже повторяющимися высказываниями о единых корнях и схожем наследии.

Мне выделили место в комнате служанок. В ней ютились четыре обитательницы – я ожидала увидеть их изможденными и подавленными, но они, как выяснилось позднее, были вполне довольны своей участью. Первой меня поприветствовала девушка по имени Джорджия, невзрачная и очень худая. Она оказалась так добра, что даже предложила мне свою кровать, если она нравилась мне больше, чем свободная. Я вежливо отказалась. Младшенькая Хелейн была совсем еще девочкой, но ее крупные зеленые глаза светились мудростью взрослого человека. Третью звали Пенелопа, и выглядела она постарше нас с Джорджией; длинноволосая, высокая и в меру стройная, она выгодно отличалась от своих соседок и наверняка имела много поклонников в замке. Четвертой служанкой оказалась женщина в возрасте – ее я видела в комнате редко и не запомнила с первого раза ни ее саму, ни ее имя. За работой у нас практически не было времени, чтобы общаться между собой. Наши обязанности отличались, и только на кухне мы собирались все вместе, чтобы приготовить за раз побольше блюд и обслужить достопочтенных «сиров». В остальное время я бродила по замку с тряпкой из овечьей шкуры и драила полы и окна. Непривычные физические нагрузки изнуряли: к вечеру, а то и раньше, затекали ватные ноги, и начинало нестерпимо ломить спину. Кровати у нас были жесткие и узкие, и восстановиться на них за ночь практически не получалось. Да и спать, несмотря на накопившуюся за день усталость, по ночам мне особо не хотелось. Причиной тому служили исчезновения моих соседок в это время суток. Они уходили по одной или по две, иногда все вместе – смиренно одевались с наступлением темноты и шмыгали в коридор.

– Тебе четырнадцать-то есть? – однажды я поймала Хелейн за руку прежде, чем она скрылась за дверью.

– Какое это имеет значение? – искренне удивилась она.

– Где твои родители?

– Здесь, в Хофогоне.

– Они не могу забрать тебя?

– Забрать? – эхом повторила она, продолжая коситься на меня с недоумением. – Мне это не нужно.

– Как? – тут уж пришел мой черед изумляться.

– Я не хочу ходить в грязных вещах, как мои брат и сестра, и переживать о том, будет ли завтра, что поесть. В замке мне нравится.

И она выскользнула из моей хватки, чтобый выйти в коридор и беззвучно прикрыть за собой дверь.

Я начала подсчет дней заново, решив для себя, что в Танатре провела ровно пять месяцев. К несчастью, здесь они тянулись гораздо медленнее. Рыцари не снимали кольчуги, ровно как ассасины – мантии. Светские вечера их не отличались от ужинов в другом Листе: они звонко чокались чашами, меряясь тостами, перебирали лакомства на цветастой скатерти, обнимали женщин в неподходящих для Средневековья платьях, будто бы предназначенных для красных ковровых дорожек. Самые распространенные пожелания во время застолья звучали примерно следующим образом: «за процветание величайшего клана!», «пусть издохнут черные драконы!» и «во имя каких-то там королей». Под них я бездумно перемещалась из кухни в зал и обратно, меняя в руках серебристые подносы. Порой забывала собственный голос, когда говорливая Джорджия пропадала из комнаты на несколько дней подряд, и некому было приставать ко мне с вопросами. Это были самые одинокие дни, но отнюдь не самые худшие. Худшими я считала те, в которых мне доводилось ловить двусмысленные взгляды сира Кога на определенных частях своего тела. Именно в такие дни я наотрез отказывалась ото сна, чтобы быть готовой дать отпор, если и за мной придут какой-нибудь особенно темной ночью, однако долгое время мне подозрительно везло. Рыцари посматривали, мерзко ухмылялись или наоборот, улыбались милой улыбкой, отпускали самые разные шуточки, но не совершали никаких попыток пристать. Подобная филигранная неприкосновенность, пусть и безмерно радовала меня, случайной быть не могла. Я знала это заранее, однако продолжала баловать себя надеждами, что имеет место обыкновенная удача.

На удивление гораздо сильнее мужчин над новоявленной служанкой любили поиздеваться женщины. От самых привилегированных из них, в роскошных юбках и с рюшками на воротниках, я буквально за несколько дней услышала столько оскорблений, сколько не слышала за всю свою жизнь. Они задевали меня плечами, хотя в коридорах я буквально вжималась в стены, стараясь никому не попадаться на глаза; кривили лица, демонстративно проливали вино на пол, где я недавно закончила уборку. Они были убеждены, что я непременно сплю с кем-то из их высокопоставленных мужей, братьев или отцов, но не могли упрекнуть в этом их, а потому в полной мере обрушивали свой гнев на меня. Я терпела, из раза в раз напоминая себе, что могло быть гораздо хуже. Что лучше бесконечно получать тычки от жены Мафенгейна, чем один раз остаться наедине с ним самим. Еще я часто пыталась вспомнить, как к служанкам относились в Танатре, но, к сожалению, так и не преуспела в этом. Потому, наверное, что там вообще не обращала на них внимания.

Когда дух пребывал в упадке, я обращалась к яркой звездочке вдохновения, которую сумела обнаружить в беспросветной мгле Хофогона. Эта крепость считалась пограничной – она располагалась близко к Южному лесу и близко к Листу ассасинов, и мне казалось разумным предположить, что именно сюда полгода назад рыцари доставили Алекса и Сержа. Каждый новый день я искала среди мещан и обитателей замка своих друзей, выучила десятки лиц, запомнила сотню глаз, расстраивалась и отчаивалась, но продолжала надеяться.

Дни походили друг на друга, как сиамские близнецы, были тусклыми и тяжелыми. Я насчитала таковых сорок штук, когда по окончании очередного ужина Кога задержал меня для приятельского разговора.

– Ты освоилась у нас?

– Насколько могла.

– Где ты родилась?

Он присел на край стола, очутившись недозволительно близко. Я поспешно выпрямилась, отклоняясь назад, и поняла, что в зале никого не осталось.

– Я… – меня мгновенно охватило чувство абсолютной незащищенности. – В… Танатре. Конечно, я родилась и всю жизнь провела в Танатре.

Или лучше было сказать про Низул? Нет, тогда все провалилось бы, задай он хоть один уточняющий вопрос. Лишь бы потом не запутаться в собственной лжи.

– Тебе повезло, – Кога прищурился. – Танатр считается главной крепостью, обителью короля. Ты видела его?

– Видела.

– И говорила с ним?

– Да.

– Да, конечно… раз тебя сопровождал ученик ассасина, ты жила в замке. Кому ты была верна?

Я глубоко задумалась, силясь понять, в чем заключается смысл его вопроса. Женщины, удостоившиеся чести жить в замке, чаще всего являлись женами или дочерями ассасинов, реже – иными, менее близкими родственниками. Рыцари придерживались того же распределения. Наверное, Кога хотел услышать, кто именно являлся моим гарантом пребывания в замке.

– Своему покойному дяде Кригору.

Я все же вернулась к легенде, которую придумал для нас Варго, понадеявшись, что Кога не знает, кто из ассасинов в какой крепости проживает, и не догадается, что я назвала ему имя погибшего воина из Низула.

– Понятно, – миролюбиво кивнул он. – Получается, сейчас у тебя в замке никого нет?

Мне не понравилось, с какой интонацией он задал этот вопрос. Будто бы собирался удостовериться, что никто не будет меня искать.

– В Танатре остался мой брат, – вскинулась я, припомнив, что Егора Варго тоже назвал племянником Кригора. – Он учится на ассасина.

– Надеюсь, у него все получится. Жаль, но тебе не удастся увидеть, как он получит черную мантию. Ты останешься в Хофогоне, Кира. Навсегда, – я отшатнулась, точно от увесистой оплеухи. – Понимаю, нелегко слышать подобное. Я сделаю для тебя подарок, чтобы смягчить этот удар. Наместник Хофогона разделит с тобой ложе.

Какой еще наместник? Какое… ложе? Я поперхнулась, ослепленная неприятной догадкой, но поперхнулась молча, удержав на лице беспристрастное выражение. Молчание затянулось. Кога выждал и заговорил снова, желая добиться от меня хоть какого-нибудь ответа.

– Я не наблюдаю должной благодарности.

Наместниками обычно назывались местные управленцы, и мне было прекрасно известно, что в Хофогоне таковым является не кто иной, как сам Кога. Вот чем было вызвано подозрительное сдержанное поведение других рыцарей, вот почему меня до сих пор не трогали. Нет никакой удачи. И случайности никогда не бывают случайны.

Я сделала шаг назад.

– Сир… милорд. Король Варго будет бесконечно благодарен, если вы вернете меня домой. Он очень уважал моего дядю, и… он хорошо заплатит вам.

– Меня не интересует золото, – Кога безмятежно улыбнулся и оттолкнулся от стола, вновь сокращая расстояние между нами, которое я так отчаянно стремилась увеличить. – Видишь ли, я уже отправил письмо достопочтенному королю Варго с извинениями за досадное столкновение на границе, в котором указал, что ты убежала вглубь Южного леса. Сейчас между нашими Листами заключается пакт о перемирии, и даже если кто-нибудь из ассасинов когда-нибудь увидит тебя здесь, он вряд ли захочет предъявлять претензии и портить отношения, наладить которые стоило огромных трудов, ради тебя одной.

Я проглотила вопрос, зачем ему понадобилось все это. Все равно ответ был очевиден. С самого первого дня Кога нашел в моем лице новую игрушку, крупно отличающуюся от уже надоевших служанок, привыкших раболепствовать, и мещанок, готовых на все ради возможности хотя бы проникнуть в замок. Он внимательно следил за мной, достаточно послушной, но и слишком гордой, чтобы подлизываться к рыцарям; он целый месяц играл по моим правилам, потому что сам по себе был человеком тактичным и обходительным, насколько это было возможно в мире, до сих пор подвластном королям. И вот пришла пора собирать плоды.

Я испустила короткий вздох, прежде чем стальным голосом произнесла:

– Позвольте мне привести себя в порядок, милорд, я немыта.

Кога заколебался, а я поднесла к его лицу так удачно вымазанные в рыбьем жире ладони.

– Иди. Жду тебя у себя.

До самых дверей я контролировала шаг, не позволяя ему перевоплотиться в отчаянный побег. В коридоре стоял одинокий стражник. И чего ему здесь понадобилось? Стражники никогда не сидели за одним столом с рыцарями или ассасинами и вообще редко захаживали в замок, охраняя его снаружи. Он проводил меня равнодушным взглядом до поворота, за которым скрывалась лестница. На ней я ненадолго остановилась, чтобы содрать с шеи серый воротничок, который вместе с серой футболкой и серыми штанами являлся обязательным атрибутом прислуги. Без него сразу стало легче дышать. Обтерев им перепачканные пальцы, я отбросила его в сторону и двинулась на улицу. Там с презрением покосилась на флаг с бычьим профилем, поглубже втянула в себя прохладный воздух и подумала, что было бы правильней захватить с собой серую шерстяную куртку, чтобы не замерзнуть в ночи, однако это означало вернуться в ненавистный мне замок и потратить еще несколько драгоценных минут. Сейчас эта мысль внушала мне отвращение.

– Здравствуйте. Я по поручению сира Кога. Откройте, пожалуйста, ворота.

Меня не пугало ни отсутствие еды, ни отсутствие лошади, ни даже то, что меня, вероятнее всего, поджидали лишь бесплодные скитания по степным далям рыцарского Листа и бесславная смерть от обезвоживания. Нужно было сбежать. Немедленно.

Стражники, коротавшие смену у ворот, покосились на меня с откровенным сомнением.

– Зачем? Что еще за поручение?

– Он послал меня за молочными цветами, чтобы украсить ими… зал.

– Послал на ночь глядя? – переспросил стражник в шлеме.

У рыцарей шлемы украшались парой изогнутых рогов, а у него он был простым, гладким и закругленным на макушке. Я непринужденно кивнула в ответ и состроила обиженную гримасу, будто бы сама была недовольна столь поздним указом наместника. Стражники в очередной раз переглянулись в замешательстве. Они привыкли не впускать в крепость непрошеных гостей, а вот удерживать кого-то в ней им явно прежде не приходилось. Вряд ли мещанки или служанки когда-либо совершали попытки сбежать в неизвестность.

– Ладно. Рой, дуй сюда, помоги ворота открыть.

– Вот еще! – прозвучал сверху недовольный голос.

Длинное овальное лицо высунулось с дозорной стены. На нем шлема не оказалось. Стражник, с которым мы вели беседу, махнул ему, и Рой под собственное неразборчивое ворчание потопал к ближайшей башне, чтобы спуститься по ее внутренней лестнице.

– Какого заклятья вы меня дергаете?

– Открыть ворота надо, говорю.

– Кому надо? – возмущенно буркнул длиннолицый. Посмотрел на меня и окончательно сделался багровым. – Ей?! Вы заставляете меня таскаться туда-сюда ради ассасинской подстилки?

– Ассасинской? – впервые разговором заинтересовался третий стражник, стоящий за плечом того, который был в шлеме. – С чего бы?

– Ее же Мафенгейн притащил с месяц назад, я точно помню, стоял, как сейчас, на смене. Издали еще увидел, как она волочится, связанная, за лошадью. Вы же знаете, у меня память-то на лица превосходная! – стражник, задавший вопрос, задумчиво покивал, подтверждая чудесную зрительную память товарища. – Она это была, разрази меня магией, если я не прав!

Рой самодовольно выпятил круглую грудь, точно доказал сложную теорему. Обвел коллег укоряющим взглядом, затем недоброжелательно уставился на меня. Я к тому моменту едва не скрипела зубами от досады: за что, почему именно он? Из тридцати стражников Хофогона, которые меня не видели в тот злополучный день, и еще из пяти, которые видели и успешно позабыли, именно Рой обязан был оказаться сейчас на дежурстве. Сегодня будто бы назло все шло наперекосяк.