Возрождение времени

Но теперь у них имелся облачный компьютинг. Хотя рядовым гражданам применение устройств было запрещено, правительственные и армейские исследовательские институты по-прежнему располагали некоторым их количеством. Благодаря маскирующим возможностям этой техники революционеры избегали разоблачения вплоть до периода социальной нестабильности в конце Эры Порядка, а когда наступила Эра Хаоса, они подняли бунт. Тот покатился словно снежный ком и вскоре вышел из-под контроля. Революционерам сопутствовал успех, превзошедший их самые смелые мечты, потому что правящая элита была застигнута врасплох. Всего одна ночь – и старый порядок рухнул.

Восставшие на Трисолярисе свергли старого правителя и властную элиту и отказались от планов стратегической контратаки против Земли. В глазах нового правительства земная цивилизация была окутана романтическим флером, и новые лидеры стремились заключить мир с землянами в обмен на возможность поселиться на одной из планет Солнечной системы. По каналам мгновенной софонной связи они взяли на себя командование межзвездным флотом. Хотя на флоте господствовали «ястребы», поставившие себе целью завоевать Землю и уничтожить человечество, они подчинились новому правительству. Послушание было инстинктивной реакцией большинства трисоляриан, ведь они не привыкли говорить одно, а замышлять другое.

Находясь на межзвездном корабле, Тяньмин не знал всех подробностей случившегося на Трисолярисе, однако он быстро ощутил некие перемены в своих тюремщиках. Мучения, которым они его подвергали, становились все реже, а потом и вовсе прекратились. Через некоторое время инопланетяне возобновили контакт с ним и сообщили, что дома, на Трисолярисе, произошли кое-какие перемены. Теперь они хотели, чтобы Тяньмин выступил в роли моста между двумя цивилизациями и помог выстроить отношения дружбы и доверия.

– Минутку! – воскликнула АА. – Но ведь это наверняка была уловка! И ты что – поддался на нее?

Хотя сама АА одно время верила в дружелюбие трисоляриан, опыт инопланетного завоевания разбил ее иллюзии целиком и полностью. Она бы никогда не поверила ничему, сказанному трисолярианами.

– Нет, это не была уловка, – ответил Тяньмин, качая головой. – Если бы трисоляриане были способны на такой хитроумный обман, им мои услуги были бы ни к чему. Если бы я пошел на сотрудничество с ними, возможно, я и впрямь смог бы помочь двум народам найти способы мирного сосуществования. Но история полна неожиданных поворотов и иронических вывертов… Я упустил шанс.

Тяньмин не поверил в искренность своих мучителей и продолжал упорствовать. На этот раз трисоляриане, занятые проблемами, возникшими в ходе революции, оставили его в покое, дали спокойно спать и видеть сны. Они больше не мучили его искусственно созданными кошмарами и не будили. С этого момента Тяньмин жил в мире собственных грез и не осознавал течения субъективного времени. Может, он провел так две тысячи лет, а может, и пять, и десять тысяч.

– А сколько на самом деле? – спросила АА.

– Объективных ориентиров, таких как восходы и закаты солнца, там не было, поэтому не могу сказать точно. В реальности, возможно, прошло лет двадцать, но для меня это было все равно что тысяча. В одной из своих грез я даже основал цивилизацию и наблюдал ее расцвет и падение…

– Они замкнули тебя в царстве снов на тысячелетия?! Это… это же куда страшнее, чем смертная казнь! – рассердилась АА.

– Да вовсе нет, – возразил Тяньмин. – Этот долгий-долгий сон был самым счастливым временем моей жизни. Я существовал внутри собственного разума, и никто меня не беспокоил. Такого счастья я не испытывал, даже живя на Земле.

После многих лет жесточайших умственных пыток мой разум превратился в точнейший инструмент. Я не только создал с его помощью невообразимо огромный внутренний ландшафт – я был полновластным хозяином этого нового домена. Образование в области классической литературы, которое навязали мне родители в юности, оказалось бесценным – оно снабжало меня сырьем для строительства мира моих грез. Я вместе с героями эпоса отплывал на «Арго» за золотым руном, готовый сражаться с морскими змеями и прочими чудищами; или следовал за Гренгуаром по темным улочкам средневекового Парижа, слушая перезвон колоколов Квазимодо; или летел на облачной колеснице, запряженной крылатыми конями, над укрытыми снегом вершинами, чтобы навестить Царицу-Мать Запада в горах Куньлуня…

Я не просто был гостем в этих мирах – я их создавал. Воображал себе мельчайшие детали этих вселенных: новозаветный Иерусалим, или Ад и Рай «Божественной комедии»; или Бяньлян[5] с полотна «По реке в День поминовения усопших», или Небесный дворец и Чистые Земли Будды, как они описаны в «Путешествии на Запад»… Я также придумал немало чудес, дотоле никем не описанных: царства на лепестках цветов, вселенные в ореховых скорлупках, огромные города на морском дне, сады, парящие в космосе…

Я был творцом этих грез, а потому мне не надо было вникать в технические детали или следовать научным законам. Все, что от меня требовалось, это вообразить их – и они возникали. Да будет свет, объявлял я, и вселенная сияла. Я воздвигал здания, которые, согласно законам механики, не могли существовать, однако существовали – величественные, впечатляющие, возвышенные… Я конструировал чудеса, перемешивающие времена и пространства: Венецию в пустыне, первобытный лес в сердце громадной столицы, водопады, ниспадающие на землю со звезд, тропические острова, парящие в воздухе…

Я населил свои миры колоритными персонажами и изумительными сказаниями. В них были войны между богами, таинственные сокровища, легендарные герои, юные искатели приключений, любовь, выжигающая душу и разбивающая сердца… Собственно, бо́льшую часть историй, позже рассказанных трисолярианам, я сочинил именно в то время.

– Вот как? – воскликнула АА. – А я-то думала, тебе пришлось тяжко трудиться, выдумывая все эти волшебные истории, и всё только затем, чтобы замаскировать тайные послания в трех сказках для Чэн Синь!

– Не так уж тяжко, – улыбаясь, сказал Тяньмин. – Когда твое время ограниченно, тебе почему-то хочется помедлить, расслабиться, подремать. А когда у тебя времени вдосталь, тебе не хочется делать ничего другого, кроме как творить. Те сказки были лишь малой частью всего того, что я насочинял.

– Тогда почему бы тебе не рассказать мне какую-нибудь из своих романтических историй? – попросила АА. Ее так захватил рассказ Тяньмина, что она позабыла,зачем он все это говорит. Она с нежностью обвила руками его шею и прильнула к плечу.

– Ладно. Что же тебе рассказать… О, знаю. Вот одна из моих самых любимых историй.

В Древнем Китае, у истоков реки Янцзы, в деревне у подножия гор Тангла жил юноша-тибетец. Юноша любил представлять себе мир за горами, в котором никогда не бывал. Однажды через деревню шел купец из срединного Китая. Паренек повсюду следовал за ним и расспрашивал обо всем, что тот повидал. Купец рассказал, что ручей, бегущий мимо их деревушки, уходит на восток и, вбирая в себя множество других ручьев и речек, становится шире и глубже, течет в ущельях между гор и по равнинам, огибая холмы; и, преодолев двенадцать тысяч ли, впадает в бескрайнее море. Это самая могучая река в стране.

Примечания