Улан: Танец на лезвии клинка. Наследие предков. Венедская держава. Небо славян
К началу сентября всплыла та история с «Кукушкой» и серебром для «Бесов» – сами же поляки и проговорились. Именно поляки – на Владимира эта история произвела крайне гнетущее впечатление, и он попросил бывших с ним офицеров и возчиков не распространяться. Слова не нарушил ни один…
Да и поляки, собственно говоря, не слишком-то горели желанием рассказывать о подобном, ведь так или иначе в истории были замешаны все присутствующие. Стрельбу по «кукушкам» они не считали чем-то предосудительным, но вот брошенное в снег серебро…
Историю поведал один из шляхтичей-слуг того помещика, обиженный им и ушедший на вольные хлеба, – ну и проговорился. Сперва ему не поверили, но затем один из прихлебателей владельца «кукушатника» рассказал ту же саму историю по пьяной лавочке. Проверили…
Помещику пришлось несладко – многие объявили ему дружно «фи». Причём, что характерно – поляки в большинстве своём только потому, что тот не изрубил после оскорбления гостей саблями на месте.
Снова в Петербурге пошли разговоры, и князь увидел, что слуги во дворце и встреченные случайно крестьяне на улицах стали кланяться ему особенно глубоко.
– Сильно болтают? – спросил улан Тимоню.
– Да не так что бы очень… – неопределённо повертел пальцами денщик, сидя рядышком на лавке в спортивном зале, – но есть разговоры. Почему-то начали баять, что ты к староверам хорошо относишься.
– Да я и не скрывал, – опешил попаданец.
– Вот! – поднял палец с грязной каймой под ногтём Тимоня. – А ты много таких в Расее встречал, чтоб вельможа – и к народу хорошо относился, да к староверам?
Вопрос был из серии риторических, так что они опять надели шлемы и перчатки, отсалютовали друг другу саблями и продолжили упражнения.
История с «Кукушкой» закончилась весьма оригинально – известные люди стали слать ему письма с осуждениями (помещик имеет право распоряжаться собственным имуществом без оглядки на кого-либо) или с одобрением. Среди последних оказались личности, достаточно оригинальные: Вольтер и Фридрих Великий…
Если Вольтер был известным вольнодумцем по нынешним временам, то вот солдафон Фридрих… Хотя, если учесть, что он уничтожил само понятие крепостничества в Пруссии (правда, заменив его военщиной буквально до абсурда) и выступал убеждённым его противником… Но всё равно странно. И кстати, переписка с Фридрихом велась исключительно на социальные, научные и культурные темы – политики и имущественных вопросов они по понятным причинам не касались.
После того, как «Атлетика» и «Рукопашный бой» разошлись достаточно широкими по тому времени тиражами, интерес они вызвали вполне однозначный – и не всегда желаемый. В частности, часть гвардейцев почему-то невзлюбили писателя, и по странному совпадению (?) это была та часть, которая поддерживала Екатерину.
После истории с «кукушкой» стало совершенно очевидно, что несмотря на декларируемый нейтралитет, Грифич явно не принадлежит к сторонникам олигархической верхушки, требующей дальнейшего закрепощения народа «целью отеческой заботы»[97]. Вряд ли она сама санкционировала это – скорее можно сказать, что кто-то из сторонников-вельмож подбросил деньжат гвардейцам.
Наиболее горластые крикуны договорились уже до того, что заслуги Рыцаря Моста сильно преувеличены – дескать, так сложились обстоятельства. Они бы справились не хуже… И что прискорбно, «родной» Семёновский полк тоже задело это поветрие.
Что интересно, скандалисты в большинстве своём либо вообще не участвовали в войне, либо участвовали, сидя в Ставке. Мелькали там «хвосты» Орловых и других достаточно серьёзных людей, но… Они-то как раз и не голосили. Подзуживали – да, но так, осторожно.
Думал князь недолго – конфликт всё равно неизбежен. Гвардейцы привыкли к безнаказанности и устраивали свары даже с достаточно высокопоставленными вельможами. То есть на «самых-самых» они не слишком задирались, но до этого уровня улану было ещё далеко.
Выходило так, что решать проблему нужно было здесь и сейчас – или терпеть серию мелких пакостей. Слыхал уже про такое – оскорбления, толчки в спину, размахивание кулаками[98]… Да вариантов много! В общем, проще пойти на обострение и обозначить границы раз и навсегда.
Могла ли утихомирить наглецов государыня? Не факт… Во-первых, она воспринимала такое поведение как норму, а во-вторых, в гвардии служило достаточно много родовитых отпрысков, да и вельможи постоянно использовали их в своих разборках. Так что начни она разбираться – всё просто увязнет, а ситуация вряд ли изменится. В некоторых случаях не императрица командовала подданными, а подданные – императрицей. Точнее, «лучшая» часть подданных…
Любимые кабаки гвардии были известны всем – хотя бы затем, чтобы мимо не ходить… Скрип двери, пара десятков гвардейцев из разных полков с откровенно похмельными рожами. Ну да, девять утра по их меркам это «ещё петухи не пропели», с загулами-то до утра… Вот и сидят в грязноватом трактире с маленькими окошками и неподъёмными лавками и столами, надеясь на чудо.
– Господа, – вежливо приподнял треуголку вошедший, показав отсутствие парика и коротко остриженные светлые волосы. Невнятное бормотание в ответ его вполне удовлетворило.
– Пива всем за мой счёт, – властно скомандовал он трактирщику, кинув червонец. Гвардейцы, с возгласами благодарности припали к сосудам с живительной влагой, на глазах обретая человеческий облик.
– Спаси тя Христос, благодетель, – искренне пожелал один из похмелённых.
– Благодарствую, – вежливо отозвался тот, – похмелились? Так вот, если кто не узнал меня – я князь Грифич.
Раздались невнятные возгласы – к скандалу ранним утречком они не были готовы, да и большая часть гвардейцев была изначально настроена достаточно мирно, не участвуя в скандале.
– Из уст гвардейцев не первую неделю можно услышать много нового обо мне и очень мало лестного. Мне это несколько надоело и предлагаю самым говорливым пари: двенадцать бойцов против меня, одновременно. Меня не интересует, будут ли это воины из одной роты или этакие «олимпийцы», собранные со всей гвардии. С моей стороны, тысяча двести рублей на кон, со стороны злопыхателей – место в гвардии. Коль проиграют – пусть уходят.
Сказав это, князь ещё раз приподнял треуголку, вежливо попрощался с присутствующими и вышел, а ошарашенные гвардейцы сидели и обсуждали неслыханное пари. Благо, обсуждать можно было с пивом – всё-таки князь поступил как несомненно благородный человек, оставил кабатчику червонец…
Дальше… Дальше была делегация «благородных идальго», назначающих время и место поединка. Время было – через две недели, ну а место – на Адмиралтейском лугу.
Ранее спортсмен сталкивался пусть и с серьёзными бойцами, но скажем так – второго дивизиона. Пусть он бил их буквально пачками, но… Не то, не то… Переживал ли он? Разумеется, случайности на то и случайности, да и у бойцов «первого дивизиона» класс всё-таки повыше.
Видел уже, как дерётся тот же Шванич и другие именитые кулачники – чувствуется школа, пусть и не самая развитая. Больше всего похоже на примитивный вариант боевого самбо. Однако есть у местных одна «милая» привычка – они бравируют умением держать удар. Да и сам удар не то чтобы сильно наработан – нет у них пока боксёрских груш и прочих снарядов. Так что всё будет нормально.
С такими мыслями Игорь-Владимир и выехал на Адмиралтейский луг. Народу собралось…
– Господа, не дадите ли вы мне проехать? – вежливо обратился он к заступившей дорогу толпе.
– Иш чего! – огрызнулись оттуда, – А нам как глядеть? Там вот-вот начнут.
– Собственно говоря, без меня и не начнут, – засмеялся улан.
Пропустили – да так, что он почувствовал себя Тайсоном. На лугу спрыгнул с кобылы, и один из гвардейцев сразу же взял поводья, но подъехавший Тимоня ревниво их отобрал. Скинул перемётную суму с деньгами и, вытащив из неё двенадцать кошельков, улан кинул их на землю, насмешливо глядя на соперников.
Подобрались там громилы. Сам не мелкий – чуть больше ста семидесяти пяти сантиметров, да вес набрал под девяносто, но эти… Что ж, большие шкафы. Скинул камзол и рубаху… Пусть такое здесь было не принято, но увидел в толпе стоящих особняком бойкого вида женщин – и не смог удержаться, сделал рекламу себе, любимому.
– Готовься, князь, – пробасил один из противников, – в землю вобьём.
Послышались и другие столь же «мирные» выражения. Ну и кто им доктор? Такое нормально смотрится, когда биться выходишь один на один, а когда такой толпой на одного – убого. Вместо ответа попаданец состроил ханжескую физиономию и перекрестил противников. В толпе захихикали – жест оценили по достоинству. Гвардейцы двинулись стенкой, на ходу выкрикивая привычные речёвки-дразнилки. Что ж…
Пританцовывающей походкой улан двинулся навстречу и остановился в полутора метрах, мастерски соблюдая дистанцию – луг большой, можно много маневрировать. Ближайший противник не выдержал и с рёвом кинулся на противника. Тактика не самая глупая – сбить, задержать, связать боем. Ну а там и остальные бойцы подтянутся. Вот только у спортсмена был опыт уличных драк, да и физические данные сильно отличались от обычных.
Прямой удар ногой в грудь по правилам классического карате – и нападающий отлетает назад, мешая соседям. Стена разрушилась – ненадолго, но спортсмену и этого хватило. Прыжок влево – и колено впечатывается в челюсть преображенца. Этого… он запомнил как одного из самых громких скандалистов.
Его сосед оказался чудовищно быстр и почти успел ударить. Экстремал сдвинул голову на сантиметр вправо, и кулак просвистел мимо. Далее он скрутил корпус и подошва сапога влетела шустрому в бок. Бойца аж снесло в сторону – и снова под ноги товарищей. Что ж, плотное построение в кулачном бою имеет и недостатки.
Тем временем двое, которых опрокинул первый упавший, «отоваренный» ударом в грудь, уже вставали. Носком сапога под челюсть – не столько ударил, сколько толкнул – и этого за глаза будет. Второй успел выставить вперёд руки и летел вперёд, надеясь, очевидно, схватить Владимира. Классическая «мельница» через плечи бросила его на подбегавших слева товарищей.
Справа же – парировать мощный удар скользящим блоком и пробить прямой рукой в солнечное сплетение. Для порядка добавить ребром сапога в голень. Упс… Перестарался – голень отчётливо хрустнула.
Отбежав на несколько шагов сторону и непрерывно маневрируя, улан оценил ситуацию – четверо выведены из строя надёжно, двое ещё могут встать. Ан нет – тот, кому он «подцепил» челюсть, никак не может встать – поднимается и снова падает назад. Сотрясение, похоже…
– Ну всё, Грифич, тебе конец, – уверенным тоном сказал чернявый бугай из Измайловского. Зря, попаданец с детских лет уяснил, что таких нужно «гасить» особенно жёстко – показательно. Всё тот же прыжок из муай-тай с коленом в челюсть – ну не привыкли здесь к такому, нет способов нормального противодействия! Сработало – челюсть хрустнула, и измайловец стал заваливаться. Вдогонку князь «угостил» его добивающим ударом – носком сапога по рёбрам.
И снова – отскок и «танцы». Что-что, а действовать группой здесь умеют хорошо. Другое дело, что просто не поспевают за скоростью спортсмена, да и тактика-приёмы просто непривычны. Видели уже, но…
– Мы только начали, а половина уже готовы, – со скукой в голосе сказал улан, – Тимоня! Что там, Алексей Григорьевич на обед заманивал?!
– Белорыбицу граф обещал, его Пронька сказал – знатную приволокли! – откликнулся денщик.
– Извините, – развёл руками князь, – мне тут с вами возиться недосуг. Сейчас уложу быстренько, да на обед… – говорил Владимир так, чтобы окружающие слышали, и смешки донеслись… Гвардия, несмотря на все недостатки, молодчество ценила и такие вот словесные победы тоже.
Противники активизировались – очень уж унизительной показалась им ситуация. Плечом к плечу кинулись они на Грифича, и князь просто ушёл в сторону низким кувырком, подсекая ноги крайнему. Тот удержался, но вывалился из строя, замахав руками и пытаясь удержаться на ногах. Подскочив, спортсмен выдал ему «двоечку» – прямой в печень, апперкот в челюсть.
Тут же он прыгнул вперёд и обеими ногами влепил развернувшемуся товарищу побитого. Левой – подошвой в лицо, правую впечатал в грудную клетку. Противник отлетел, и товарищи подхватили его. Впрочем, без толку, боец из него был уже никакой, зато один из них «удачно» подставился бедром под мощный лоу-кик уже вскочившего на ноги экстремала.
– Командир! – раздался голос Тимони из толпы. – Ты поспешай!
Послышались смешки, и оставшиеся противники совсем потеряли головы, бросившись на Владимира. В этот раз и он не стал отступать, решив ввязаться в ближний бой.
Первого он успокоил прямым ударом пальцев в горло, а пока тот оседал на грязную землю, перехватил удар на редкость «кабанистого» семёновца (типа сослуживец, однако), сблизился и… Бросок через бедро с «усилением» – ливер перетряхивает только так.
Последний был «осчастливлен» лоу-киками по каждому бедру и через полминуты просто сел на землю. Ну да – хромота ему теперь надолго обеспечена.
– Всё, княже, поехали, – громко, «на публику», говорил денщик, помогая стряхнуть грязь и одеться, – кошели я уже собрал, пора к графу на обед.
– Да, белорыбицу его Аркашка знатно готовит…
Так и поехали, обсуждая достоинства графских поваров.
Глава пятая
Поединок сломил ледок – гвардия окончательно приняла его за своего. Дело даже не в показанных бойцовских качествах – хватало здесь кулачников, способных выстоять против дюжины. Не самых лучших, конечно, да и сами победители на ногах не всегда твёрдо стояли после боя… Но были. Своим его сделало именно «молодчество», то есть подначки и прочие жесты. Логика? Да хрен её знает – заблудилась где-то…
Окончательно своим стал князь после грандиозной попойки, причём гвардейцы сами пригласили его и взяли все расходы на себя – хватало в этой среде людей богатых. Владимир и так был стоек к алкоголю, так ещё и подготовился заранее – знакомые всем хитрости вроде угля и масла. Во время же попойки он не сколько пил, сколько показывал, что пьёт. Ну и в итоге все были убеждены, что выпил он на уровне самых-самых выпивох – и ушёл при этом на своих ногах. Ещё одно доказательство «молодчества», и, кстати, попаданец так и не понял до конца алгоритм этого понятия.
Итогом же стала твёрдая убеждённость гвардейцев, что «Грифич – свой человек», и… гордость семёновцев за формального сослуживца. Настолько, что они убедили себя (а заодно и командование полка), что надо бы князя припахать для общего блага…
– Ты пойми, княже, – убеждал его один из членов делегации, – мы для тебя всё!
Что он имел в виду под этим «всё», можно было только догадываться – сакральное, мать ети… Остальные же, судя по всему, прекрасно понимали, о чём идёт речь, и дружно кивали головами.
– Вы хотите научиться так же драться, «и вообще»? – попаданец задумчиво посмотрел на гвардейцев. – Могу сразу успокоить – так же у вас просто не получится.
Видя вскинувшихся было дворян, пояснил свою мысль:
– Это как с фехтованием – с раннего детства надо.
Мысль была понятна, так что парни остыли и закивали болванчиками.
– Затем сразу предупреждаю, что выпившему или с похмелья на мои занятия можно даже не приходить. Курящему тоже.
– Это как? – озадаченно спросил Ефрем Смолин. – Совсем?
– Совсем. Сами знаете, что после выпивки на грудь порой давит нехорошо так.
Кое-кто из присутствующих явно понял, о чём идёт речь.
– После табака, – продолжил бывший спортсмен, – тоже одышка. А нагрузку я такую давать буду, что вы и трезвыми меня проклянёте. И ещё…
Владимир задумчиво посмотрел на формальных сослуживцев, как бы размышляя – можно ли им довериться. Затем, приняв решение, он слегка наклонился и, понизив голос, спросил:
– Вы хоть задумывались, почему казаки в походах не пьют?
– Чтоб не буянили, да чтоб враг пьяных не вырезал, – дружно ответили гвардейцы.
– Это для молодых, – с иронией хмыкнул попаданец, – на самом же деле – скорость теряется сильно!
Откинувшись назад, он осмотрел компанию и продолжил:
– Если едину чарку выпить – всё! Клинком махать хуже получается, на кулаках то же самое, устаёшь быстрее.
– Байки! – недоверчиво пробасил Андрей Улин.
– Проверяли… Не могу сказать – где и кто, – развёл руками князь, – но намекну лишь, что проверяли на сильных бойцах. То есть солдатикам, стоящим в строю под пушечными ядрами, чарка и в самом деле не лишняя – страх притупляет. Ну а скорость ему особо и не нужна. А вот бойцам серьёзным…
Тут экстремал слегка развёл руками, как бы охватывая присутствующих…
– Нам-то зачем? Храбрости чарка не добавит…
Все согласно закивали – дворяне не без оснований считали себя весьма храбрыми и высоко оценивали свои бойцовские навыки.
– Вот после боя – тут да, не возбраняется.
Лица присутствующих разгладились – пить-то оказывается всё-таки можно, просто реже.
Понятие «полосы препятствий» уже было, пусть и называлась по-другому. Однако понять, что учиться преодолевать крепостные стены или обычные заграждения лучше заранее, известно было хорошо. Собственно говоря, в Шляхетском корпусе и прочих учебных заведений для дворян этому специально учили, ну а большинство постигали основы паркура, таская яблоки у соседей… Позже это искусство несколько забывалось, но всё равно – средний гвардеец, дяденька весьма габаритный, скакал по полосе препятствий как бы не лучше молодых современников попаданца.
– Неплохо, неплохо, – почти искренне сказал Владимир, проверив сноровку семёновцев в сортзале, а затем показал класс… Гвардейцы восхитились и прониклись – видно было хорошо.
– Ну а теперь преставьте, что перед вами – не гимнастический зал, а обычное пехотное укрепление. Вы ж после этакой подготовки его белками перелетите – враги и моргнуть не успеют!
Ну и всё – через неделю в Семёновской слободе начали строить полосу препятствий, и вскоре улан дважды в неделю начал гонять формальных… Да нет, уже полноценных сослуживцев. Сперва дела шли туго, но поскольку на тренировки по рукопашному бою, фехтованию и фланкированию экстремал допускал только после «разминки»…
Не сразу, но постепенно появились и результаты: семёновцы стали заметно подвижней и улучшили свои показатели в мордобойном искусстве. Хотелось бы сказать, что пить стали меньше, но увы… Реже – это да, князь сдержал своё обещание и не пускал с перегаром на занятия. Однако после занятий многие компенсировали вынужденное воздержание. Улан надеялся, что со временем дозы алкоголя уменшатся, но ясно было, что произойдёт такое событие не скоро.
Впрочем, были и приятные моменты – больше половины курильщиков выбросили свои «соски».
Продолжалось и общение с Павлом Петровичем – тот оказался совершенно обычным мальчишкой, который с упоением слушал рассказы попаданца о разных странах. В октябре тяжело болеющая Елизавета завела разговор об этом:
– Мальчик привязался к тебе, – сказала императрица с одышкой, полулёжа в кресле. От неё ощутимо и весьма неприятно попахивало – многие лекарства были… специфическими, да и больное тело пахнет отнюдь не розами.
– Знаю, – флегматично отозвался парень, – я к нему тоже. Не буду врать, что «умру за него» и прочий бред, но так – если смогу чем помочь без вреда для себя, помогу.
Государыня слабо улыбнулась:
– Вот за это тебя и люблю – стараешься не врать.
Помолчали, затем женщина продолжила:
– Хочу назначить тебя воспитателем Павла наравне с Паниным.
– А сам Панин как настроен? Если против, то сразу отказываюсь – он мне приятель, да и учит вполне хорошо.
– Никита Иванович не против – сказал, что «кого бы другого предложили, он бы с себя полномочия воспитателя снял, а князь Грифич на Павла хорошо влияет».
Панин и в самом деле был не против, так что попаданец скоро принялся за свои обязанности, и первое, что он сделал, так это потребовал план занятий. Его не было…
Было нечто, очень приблизительное – одни учителя приходило до обеда, другие – после. И нет – сам Панин и Владимир уроков почти не вели. Скорее, время от времени они должны были вести «познавательные и нравственные» беседы, контролируя обычных учителей.
– Какой план занятий? – искренне удивился придворный. Не менее искренне удивился попаданец – его отсутствию. С классноурочной системой (а точнее – её зачатками) уже были знакомы, но понятие «план занятий» полностью отсутствовало.
В итоге Грифичу пришлось вспоминать то немногое, что он знал об учебном процессе, и писать, затем править и снова писать… Править приходилось много: некоторые понятия были просто незнакомы в восемнадцатом веке. К примеру, у Павла пока отсутствовали уроки физкультуры.
В дальнейшем планировалось начать обучать его верховой езде пару-тройку раз в неделю, да столько же – фехтованию. И надо сказать, что отводилось на это прискорбно мало времени. Пока же мальчишке приходилось довольствоваться уроками танцев – причём танцев придворных, когда учили не сколько движениям, сколько расшифровке поз и ужимок.
Выглядело это примерно так:
– Ваше высочество, извольте поставить ножку вот так, – и чопорный педагог показывает, как надо ставить ножку. Затем следует разъяснение, что таким образом повёрнутый носок показывает, что кавалер заинтересован в даме. Мальчик выслушивает это со скучающим видом и стоит в «изысканной» позе. Затем повторяет несколько движений под руководством танцмейстера – и история повторяется.
Бегать, прыгать, играть в лапту и другие подвижные игры Павлу было «невместно»… Бороться с этим? Так сама государыня занимается подбором учителей…
– Елизавета Петровна, – не выдержал попаданец при очередном споре с императрицей, – либо вы меня увольте и я больше не занимаюсь воспитанием мальчика, либо увольтесь сами!
От такой фразы глаза императрицы выпучились…
– Да как ты сме… – и женщина закашлялась.
– Погоди, Лиза, – остановил её Разумовский, – кажется мне, что князя нужно сначала выслушать.
Владимир стоял, скрестив руки на груди, и выглядел весьма мрачно.
– Спасибо, Алексей Григорьевич, – поблагодарил он фаворита, – но я говорю серьёзно. Либо я, либо вы. Точка. Поясняю – не знаю, кто вам вбил в голову подобную ерунду, но ребёнок воспитывается неправильно!
От волнения Грифич начал расхаживать по комнате.
– Во-первых, ему совершенно необходимо общение со сверстниками![99] В идеале – сформировать группу в десяток-полтора детишек, затем отсеять тех, с кем Павел не поладит. Ему будет интересней учиться – соревнования, понимаете? Они друг перед другом будут тянуться! Во-вторых, ребёнку необходимо активно двигаться хотя бы два часа в день, и лучше сделать так, чтобы он проводил это время с пользой. То есть фехтование и верховая езда. Но не забывать и о плавании, лапте…
Затем были в-третьих, в-четвёртых… Императрица молчала, затем жестом отослала офицера из комнаты. Молчание длилось больше недели, и всё это время улан не виделся ни с воспитанником, ни с императрицей. Он уже готовился к неприятностям, но последовал вызов к Елизавете.
– Прав ты был, князюшко, – слабым голосом сказала лежащая на постели женщина, – увлеклась я. Позабыла, что он ребёнок, и захотела вырастить разумника. А если ему детство поломать, то либо тиран вырастет, либо никчемушник… Прими.
Это был патент на чин кавалерийского полковника, но без принадлежности к какому-либо полку. Императрица извинилась.
Свежеиспечённый наставник взялся за дело всерьёз: перетряхнул всё как следует и сделал учёбу более разумной – со своей точки зрения. К примеру, уволил на хрен нескольких учителей и сам взялся обучать мальчика математике и танцам. Дело пошло, поскольку знал он их ничуть не хуже (танцы – однозначно лучше) учителей, да и объяснить мог куда грамотней – была здесь привычка к велеречивости.
Сами занятия выстроил так, чтобы ребёнок мог расслабиться, так что серьёзные уроки перемежались танцами, фехтованием и лепкой. Фехтовать учил не сам.
– Нет, Павел, некогда просто, да и неохота, – честно ответил он мальчику. Как ни странно прозвучит, но тот понял и принял. Тем более что фехтмейстер фон Буков оказался дядькой интересным и не только обучал, но и рассказывал подробно – почему обучение фехтования ведётся именно таким образом, объясняя все тонкости.
Подопечный быстро вошёл во вкус новой учёбы, демонстрируя отменные успехи и рвение, так что изумлённый Панин только и мог констатировать:
– Ну, князь, теперь я верю – ты знал, что делаешь.
Постепенно формировался будущий класс, менялись некоторые предметы и… Пётр Фёдорович стал заходить на уроки. Он сидел смирно, время от времени подбадривая сына и проясняя непонятные для себя моменты. Взгляд наследника всё чаще стал останавливаться на Владимире и однажды, после окончания урока математики, цесаревич спросил его:
– Мне в Шляхетский корпус требуется директор. Возьмёшься?