– Некоторые люди ведут за собой беды, как каарзыма за поводок, – вступил неожиданно Устыыр. – Некоторые же люди сами изнутри беды, завернутые в кожаный пузырь. Ваша жена – большая беда, оказывается. В Ооюте таких возвращают родителям.
– Ничего себе! – воскликнула Ашаяти и посмотрела на Сардана. – У тебя есть жена?! Первый раз слышу!
– Кажется, господин шаман принял тебя за мою жену.
Ашаяти ахнула от возмущения и даже выпустила поводок.
– Меня?! – воскликнула она. – Скажи ему, что, если он еще раз назовет меня твоей женой, я залью Ооют морем его слез.
– Он и сам понимает матараджанский.
Шаман холодно посмотрел в небо, пожевал залезшую в рот бороду.
– Всё равно скажи, – упорствовала Ашаяти.
– Она девушка деликатная, – извинился Сардан перед шаманом. – Когда мы с Ашаяти познакомились, она решила, что я ей что-то должен, и с тех пор ходит за мной, пока я это что-то ей не отдам.
– Что ты можешь мне отдать? – проворчала Ашаяти. – У тебя ничего нет, ничего не было и не будет.
– Мое пылкое, любящее сердце, например.
– За него и медяка не получишь.
– Любящее сердце лучше медяка.
– Съедобное если… А от твоего все кишки наружу вывернет.
– Сколько в тебе злобной нежности…
– В любом случае, не воображай себе ничего. Я хожу за тобой потому, что это может принести выгоду. Если один раз тебе обещал золотые сундуки целый ханараджа, то может пообещать и во второй раз, и тогда я своего уже не упущу. Это точно выгоднее, чем разносить пиво в Веренгорде.
– Добрая улыбка ценнее мешка монет.
– Чушь. Дашь мне мешок монет за улыбку?
– У меня нету…
– Вот и помалкивай.
– Такая любовь. Короче говоря, Ашаяти ходит за мной следом, пока я не раздобуду ей сундук с золотом.
– Два.
– Пусть два. А что потом?
– Потом я тебя прибью и закопаю.
– В таком случае – три сундука.
– Как скажешь, тогда и на могилке камешек положу.
– А любовь?
– Понятия не имею, что это такое.
– Тогда четыре сундука.
– Так я тебя никогда не убью, – расстроилась Ашаяти.
– Не обижайся.
Шаман закивал сам себе.
– С плохой женой не нужно и врагов, – сказал он.
Ашаяти что-то проворчала, но, кажется, сама не разобрала что. Устыыр долго молчал, поглядывая в темнеющее небо, и вскоре заморосил дождь. Степь притихла, и шаман совсем помрачнел.
– Небо протекает, – сказал он наконец. – За шиворот течет, вам больше незачем здесь ходить. Иэзи умер, я отведу вас обратно, в Матараджан.
Сардан обернулся и удивленно взглянул на шамана. Тот напряженно таращился в точку где-то впереди.
– Ну что вы, нам рано возвращаться, – сказал Сардан. – Нужно закончить начатое. Почему в деревне возник дух?.. Откуда он взялся? Что его привлекло?.. Я не знаю, я размышлял над этим, но так ни до чего не дошел… Духи ведь не появляются из ничего – их что-то зовет из междумирья, что-то живое, вы и сами знаете. Страдания, например, желания, надежды, боль и отчаяние. Иногда и радости тоже. Бывают, конечно, и духи насекомых, животных, даже растений, но они почти всегда безвредны для человека и видимы не так часто. В артели мы, как правило, имеем дело с теми, которых призывают в наш мир человеческие страсти. Но что привлекло духа в колодце?.. Вы знаете?.. Трупа внизу мы не нашли, хотя, конечно, не то чтобы так уж искали. Никто туда вниз головой не падал, в деревне никто никого по злобе не зарезал, никто не тронулся от горя умом, никто, кажется, и не женился! То есть, ничего особенно страшного не произошло, повседневная рутина. Что же случилось, господин Устыыр? Пока мы этого не узнаем, пока не найдем ответственного за произошедшее – дух может вернуться. Я скажу больше – он вернется наверняка! Потому что откуда-то он ведь взялся? Откуда же? У меня нет догадок, – Сардан развел руками. – Я не могу закрыть глаза на случившееся с этим ничтожным, на первый взгляд, колодцем. У меня много вопросов и ни одного ответа. Нам нельзя возвращаться в Матараджан, господин шаман. Пока я не найду, что привлекло духа в наш мир, никто моей работы в артели не примет. Еще и отчитают за безалаберность, а у меня и так репутация…
Устыыр поморщился, но Сардан, шедший впереди, этого не заметил.
– Я много думаю, музыкант, – сказал он. – У меня достаточно мыслей, хотя я и не знаю всех. Вы мучаете свои инструменты, но не знаете слов. Только шаманы говорят с иэзи на одном языке. Южные жены тешатся вашей музыкой. Отдайте им ее всю. Так вы, наверное, будете ближе Верхнему Миру – и меньше горя принесете Среднему. Бесконечное количество зим и бесконечное количество ночей шаманы Ооюта повелевали иэзи без гулящих запевал.
Вдруг шаман замолчал, насупился и замедлил шаг. Ашаяти, не слушавшая что он там говорил, ткнулась плечом Устыыру в спину, а первый в упряжке каарзым сладострастно уложил большую голову девушке на плечо. Она отпрянула и посмотрела на зверя с неодобрением.
Сардан обернулся и перехватил взгляд Устыыра. Тот таращился на лужу недалеко от дороги и вытоптанную землю вокруг.
– Здесь повозка остановилась, – догадался Сардан. – Постояла некоторое время. Ее, похоже, вытягивали из грязи, намесив болото, а потом поехали дальше.
Шаман вяло кивнул, обернулся и уставился на пригорок возле ямы. Скорее даже курган. На вершине его – возле груды камней – кто-то стоял. И, несмотря на не такое и большое расстояние, глаза никак не могли уловить очертаний фигуры, как если бы она была дымом.
– Может, этот человек что-то знает. Пойдемте поговорим, – сказал Сардан не слишком уверенно и шагнул к холму, но Устыыр резко ухватил его за руку и оттянул обратно.
– Это не человек, – сказал шаман.
Сардан отшатнулся, посмотрел на Устыыра растерянно и не придумал что сказать.
– Подождем, пока уйдет, – добавил шаман почти шепотом.
Ждать пришлось долго. Дождь разбушевался, закончился и начал накрапывать снова. Солнце, выглядывавшее временами из-за дырявых туч, проплыло через зенит, а каарзымы выгрызли придорожную траву.
Сардан отошел к Ашаяти, но за несколько часов они не сказали друг другу ни слова. Фигура на холме не шевелилась, и в ее неподвижности было столько напряжения, что напряжение это передалось людям внизу. Сардан накрылся от дождя легким плащом для музыкальных инструментов и попытался им же прикрыть Ашаяти, но она неловко отстранилась и пока искала во вьюках чем бы прикрыть себе голову от вновь начинавшегося ливня, – силуэт на горе незаметно растворился.
Первым к вершине двинулся шаман, но на полпути остановился, скривился, проворчал что-то сквозь зубы и отказался подниматься выше. Он силился рассмотреть сваленные наверху камни со склона, но едва ли что-то видел. Сардан обошел Устыыра и поднялся на самый верх, огляделся, но никаких таинственных фигур рядом уже не было. В высокой траве была навалена груда камней, а вблизи оказалось, что это какой-то разбитый столб метра три высотой. Сардан хотел было подойти еще ближе, чтобы разглядеть руины получше, но снизу раздался голос Устыыра:
