Космический маразм

Выловив всплывшие и вдоволь побултыхавшиеся в воде пельмени на тарелку, я с удовольствием заглотил их один за другим и попытался понять, стало ли мне лучше. Осмотрелся и с удовлетворением отметил, что никаких аномалий вокруг не наблюдается – обычная газовая плита, холодильник, мойка, стол, на котором стоит пустая тарелка, измазанная кетчупом, и пакет мелочи. Кстати, надо было её пересчитать.

Я развязал пакет и стал раскладывать монетки столбиками. Кроме рублей, там оказались ещё полтинники, двух– и пятирублёвки, копеечки и десятикопеечные монеты, то есть практически полный ассортимент металлических кружочков, находящихся в денежном обращении.

Раскладывание монеток меня успокоило и привело в расслабленно-мечтательное состояние. Всё было хорошо. Если я и сходил с ума, то не в данный момент. Вот лежит себе столбик рублей и лежит, никуда не девается. Я водрузил сверху ещё один рубль и увидел, как он соскользнул на стол. Должно быть, криво положил. Поднял его со стола и вернул на место. Монетка упала вновь. Я осторожно, сосредоточенно взял её двумя пальцами и положил на вершину столбика. Столбик рассыпался, и монетки раскатились по столу. Это была уже полная чертовщина.

Я начинал злиться. Снова собрал рубли в горсть и стал укладывать один на другой. Нижний в столбике рубль вдруг подпрыгнул, и остальные снова свалились с него на стол. Затем подпрыгнул и развалился соседний столбик – с двухрублёвками. Тут же раскатились полтинники. Зашевелился пакет с оставшейся мелочью, и из него выпрыгнуло несколько монеток. Через мгновение по столу уже скакало несколько десятков безумных блестящих кусков металла, а я пытался поймать их и уложить обратно.

Мне подсунули сумасшедшие деньги. Недаром мне не понравилась продавщица. Сколько живу, а ни разу её в этом магазине не видел. Точно. Это она всё подстроила.

Я встал. Монетки танцевали на столе замысловатый танец, кружась, катаясь, звеня и подпрыгивая. Я вышел с кухни и закрыл за собой дверь. Услышал, как с той стороны об неё ударилось несколько монет, словно бы брошенных чьей-то рукой.

Я зажал себе уши, закрыл глаза. Постоял немного, повторяя про себя: «Этого не может быть, этого просто не может быть». Открыл глаза. Убрал руки от ушей. Прислушался. Тишина. Направился в комнату. Нет, я не мог просто так свихнуться. Надо было взять в себя в руки и найти всему объяснение.

– Этого не может быть, – произнёс я ещё раз на пороге комнаты и замер как вкопанный.

На моём диване, поджав под себя лапы, лежал огромный амурский тигр – похоже, тот самый, которого я видел вчера. Он смотрел на меня и довольно улыбался. Его хвост спускался с дивана на ковёр и был неподвижен, за исключением белого мехового кончика, который слегка покачивался то вправо, то влево. Я уже собирался было страшно перепугаться, но тигр опередил меня, раскрыв пасть и произнеся молодым человеческим голосом:

– Можете и в меня не верить. Я вам обещаю, что в ближайшие дни здесь будет твориться совершеннейший бред.

Конечно, учитывая опыт всей моей предыдущей жизни, разумнее всего было предположить, что тигр не мог быть настоящим. Но я видел, как колышется от дыхания его брюхо, как блестят зрачки и шевелятся усы, и всё это вместе выглядело настолько реально, что я боялся тигра. Ему достаточно было совершить всего один прыжок, и я бы оказался в его когтистых лапах… Но… Он же ещё и говорил!

– Меня зовут Василий Иннокентьевич, – произнёс тигр. – Да не тряситесь вы так, не собираюсь я вас есть. И в квартиру я вошёл только потому, что вы дверь забыли закрыкрыкрыкыррр…

С тигром что-то произошло. Некоторое подобие нервного тика пробежало по его телу, вздыбливая шерсть. Хвост внезапно задымился и скрючился, изобразив перевёрнутый знак вопроса. Тигр зажмурился на секунду, потом продолжил:

– Не обращайте внимания на то, что я говорю – у меня неисправности в устройствах ввода-вывода. Меня зовут Конотоп Рах, если я, конечно, не ошибаюсь.

– Вы… Я… – заговорил я, наконец. – Это же невозможно!

– Ой, заладили… Запомните – возможно всё, что вы можете себе представить, и даже то, что вы представить пока ещё не можете, но… О чем, бишь, я? А, да…

Тигр вдруг привстал и потянулся, как кошка, отчего диван жалобно скрипнул. Затем он спрыгнул на пол и сделал шаг по направлению ко мне. Я мысленно напрягся, но пока ещё оставался стоять на месте.

– Я всего лишь хочу, чтобы вы произнесли одно слово, – продолжал тигр. – Ничего страшного, просто одно непонятное вам слово из девятнадцати букв…

– За… чем? – выговорил я.

– Ну, какая вам разница-ца-ца-ца-ца-ца-ца, – его, похоже, опять заклинило, и он замолк на пару секунд. – Так надо, уверяю вас. Если вы не произнесёте его вовремя, очень много плохого может произойти.

Тигр сделал ещё один шаг ко мне, и я почувствовал, что из его пасти пахнет несвежей рыбой. Я отодвинулся к шкафу и начал потеть.

– И что же за слово? – уточнил я.

– «Естрементеракориндо», – сказал тигр. – Видите, как просто – я могу его произнести. А вы?

В моей голове вертелась сотня разных мыслей. Во-первых, я думал о том, что этого не может быть. Во-вторых, что это розыгрыш дрессировщика-чревовещателя. В-третьих, что это голограмма. В-четвёртых, что этого всё-таки не может быть. А в-пятых, кажется, я нащупал стакан.

Я резко метнул стакан в тигра, надеясь, что он пролетит сквозь него, и я пойму, что тигр – всего лишь призрак… Стакан врезался прямо ему в лоб и превратился в брызги воды, которая тут же потекла по его морде и закапала на пол.

– Слушайте, – произнёс тигр поникшим голосом. – Я сейчас обижусь… Я всё-таки известный учёный, а не мусорное ведро…

– Простите, – пролепетал я. Его мокрая морда и правда вызывала жалость.

– Не надо никаких «простите», – ответил тигр. – Скажите лучше «Естрементеракориндо», и я вам всё прощу.

Я раскрыл рот, чтобы произнести это заковыристое слово, но вдруг подумал, что, должно быть, выгляжу сейчас странно, стоя посреди пустой квартиры с перепуганным видом, ведь никакого тигра на самом деле нет. И ещё глупее слушаться его просьб и говорить тарабарщину только потому, что мне показалось, будто бы воображаемый тигр с идиотским именем Конотоп Рах этого хочет.

– Ну, что же вы? – Конотоп поднял на меня морду, и его щелевидные зрачки напряжённо сузились. – Чего вам стоит? Вы же в день произносите сотни слов – «мама», «папа», «динамит», «реструктуризация», «Тьмутаракань». Что вам стоит немного напрячься и добавить к этому бессмысленному ряду ещё одно, настолько же бессмысленное, слово?

Я слушал тигра рассеянно, потому что увидел, что на полу возле самой моей ноги стоит прислонённый к шкафу топор.

– Скажете? – с надеждой в голосе спросил тигр.

– Нет, – ответил я.

– Эх… Ну почему Вам Кого выбрал именно вас?

Он вздохнул и опустил взгляд в пол, предоставляя мне шанс, который я не мог упустить.

Молниеносно схватив топор, я замахнулся и резко обрушил его на затылок тигра. Череп, покрытый полосками разноцветной шерсти, звонко хрустнул, и брызнула кровь. Тигр издал короткий всхлипывающий звук, его тело покачнулось и шлёпнулось на пол, словно набитая костями шкура. Серая густая жидкость вытекла из раны на голове и слилась с узорами ковра.

Я выпустил из рук топор, отвернулся и, покачиваясь, пошёл в ванную.

Снял рубашку, покрывшуюся спереди красными мелкими точками. Открыл кран. Кровь с моих рук стекала в сливное отверстие вместе с тёплой водой. Я посмотрел в зеркало. Несколько капелек крови остались на лбу и щеке. Я вытер их, и теперь вроде бы ничто не напоминало о происшедшем. Кроме того факта, что в моей комнате лежал окровавленный топор и труп тигра.

Стоп. Я замер и нахмурился. Откуда в моей комнате взялся топор? Ну, вроде бы был у отца топор, зарытый глубоко в кладовке, но ведь я его сто лет не видел…

Я сбрызнул лицо холодной водой и уставился на своё отражение. Нашёл тоже чему удивляться – топору. Тигры тоже обычно не говорят. И слова «естрементеракориндо» в русском языке не существует.

Я опустил взгляд на бак с грязным бельём. Сверху лежала моя рубашка. Я взял её в руки, развернул. На ней не было видно никаких следов крови.

– Так я и думал, – сказал я вслух. – Я схожу с ума.

Я осторожно двинулся в сторону комнаты. Если бы там снова оказался тигр, я бы не выдержал и, наверно, бросился бежать, куда глаза глядят, пока меня не остановят и не отвезут на белой машине с красным крестом в психиатрическое отделение…

Ковёр был девственно чист. Никакого намёка на труп тигра. Даже запаха рыбы я больше не чувствовал. Я сел на диван и задумался о том, что же мне теперь делать. На стене тикали часы. Большая стрелка на двенадцати часах, маленькая на шести. Правда, не такая уж она и маленькая. У неё был точно такой же размер, как и у большой. Никогда не замечал, что на моих часах две большие стрелки.

Я бросил взгляд на электронные часы на руке. Они показывали «27:61». Это не вызвало у меня удивления, скорее досаду.

Я вздрогнул от звонка в дверь. Пошёл открывать. Замок заело, я провозился с минуту. Открыв дверь, я увидел невысокого молодого парня с животиком, одетого в просторную серую футболку и странного покроя черные брюки. Лицо выглядело добродушным, но было мне абсолютно не знакомо.

– Вам кого? – спросил я и осёкся, вспомнив, что эти слова сегодня уже слышал.

– За что же вы его так? – произнёс парень.

– Кого?

– Да братца-то моего дурного, Конотопа. А если б я вам топором по башке? Нехорошо, честное слово…

Я секунду смотрел на его широкую улыбку. Потом резко захлопнул дверь, чувствуя, как меня охватывает ужас.

– Это никогда не кончится, – прошептал я.

Из-за двери послышался грохот, словно по лестнице скатывался набитый камнями мешок. Я постарался успокоиться и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Заглянул в комнату родителей, убедившись, что там никто не прячется. Пошёл снова к себе. Потоптался возле шкафа, глядя на ряды книг. Уставился на сорок седьмой том Хайнлайна, смутно припоминая, что пару дней назад их было всего двадцать пять.

Сел на диван, взял в руку телефон и набрал номер Тамары.

– Да, – ответила она. Голос был недовольным и сонным.

– Привет.

– О Боже… Ты знаешь, сколько сейчас времени?

– Нет, – честно ответил я. – У меня все часы взбесились. А что, сейчас ночь?

– Вообще-то да, – ответила она.

– Прости…

Я покосился в окно. С улицы лилось яркое летнее солнце.

– Ну, чего ты хотел?

– Слушай… Я не знаю, что мне делать… Я схожу с ума.

Она некоторое время помолчала.

– Из-за меня, что ли?

– Не знаю… Нет… Со мной происходит что-то странное… Сегодня я говорил с тигром…

– Ну и что? Я вот с деревьями иногда разговариваю. Это нормально.

– Нет, ты не понимаешь. Он был тут, у меня дома. Он говорил со мной… И деньги прыгали по столу. Сами собой. И ещё я видел человека без мозгов…

– Ну, это-то не редкость… – отозвалась Тамара. – Извини. Честно говоря, я спросонья мало что понимаю. Но вообще сходи к психоаналитику, – кажется, она зевнула.

– А чем он мне поможет?

– Ну, не знаю. Хуже-то не будет…

– Ну да… Куда уж хуже… – вздохнул я.

– Я знаю одного, – вспомнила Тамара. – Неверов фамилия. Хороший дядечка такой, бородатый, интеллигентный. Сходи, поболтай с ним.

– А это где? И сколько стоит?

Она продиктовала адрес.

– Недорого совсем. Не волнуйся, он тебя не укусит…

Я услышал звук громкого чиха. Или мне опять почудилось?

– Будь здоров, – сказала Тамара.

– Спасибо. Хотя вообще-то я не чихал. А ты тоже это слышала?

– Ага. Ну ладно. Я спать очень хочу. Сходи обязательно. Давай.

– Пока. Спокойной ночи.

Она повесила трубку. Я тоже. У меня появилась надежда. В конце концов, есть же всякие методы. Гипноз там, аутотренинг… Я встал и пошёл на кухню, чтобы ещё чего-нибудь поесть. Всё-таки Тамара, несмотря на всю свою неприступность, была хорошим человеком.

Настроение у меня стало намного лучше.

Глава 2. Как утонул Конотоп

Не зря народная мудрость говорит, что утро вечера мудренее. Наутро я чувствовал себя свежим, отдохнувшим и уверенным в себе. Всё казалось до смешного просто. Я пойду к психоаналитику. Если я болен, он поможет мне вылечиться. Если не болен, то не поможет. Я на секунду задумался о том, как назвать такой подход – диалектикой или метафизикой, но, в конце концов, решил, что это неважно, лишь бы он работал.

С другой стороны, если каждое последующее утро мудренее предыдущего вечера, то вечер должен быть тупее утра, иначе мудрёность будет постоянно расти и превысит предельно допустимую для конкретного человека. Хотя, кто знает – может быть, именно поэтому жизнь ограничена во времени?

Возле метро меня попыталась остановить кореянка – неужели та же самая? Да нет, скорее всего, просто похожа.

– Вы верите в Бога? – с надеждой спросила она.

– Я теперь во всё верю, – насупившись, ответил я и увернулся от протянутой брошюрки.

Мокрый асфальт поблёскивал на солнце и отражал дрожащие стены домов. Я ёжился от промозглого ветра и двигался вперёд, глядя себе под ноги. Я не помнил, когда прошёл дождь. Скорее всего, его просто не было, как не было и этих луж, норовивших просочиться в мои кроссовки и пропитать водой штанины джинсов. Возможно, не было и меня, который брёл по тротуару мимо влажных стен под серым недружелюбным небом. А может быть, и этого неба не было?

Я надеялся, что это скоро узнаю. Доктор Неверов должен был мне объяснить, что есть на самом деле, а что только кажется. Если, конечно, он сам существовал, а не являлся плодом моего больного воображения.

Я на мгновение замер перед старинной дубовой дверью с золотой табличкой «А.В. Неверов, психоаналитик. 1953 – 2008». Собрался с духом и вошёл внутрь. Поднялся по узкой лестнице с деревянными перилами. Вошёл ещё в одну дверь. Увидел девушку в роговых очках, которая сидела за столом и что-то писала.

– Здравствуйте, – сказал я. – А можно мне поговорить с доктором?

– Да, конечно, – ответила она. – Он свободен. Только оплатите консультацию. Две тысячи семьсот рублей.

Я положил на стол перед ней две бумажки и водрузил сверху огромный пакет мелочи.

– Только вы осторожнее, – предупредил я. – Они прыгучие. – И, не обращая внимания на её вопросительный взгляд, вошёл в кабинет.

Там было пусто. Два кожаных кресла, одно за столом, другое перед ним. Слева кушетка. На стене репродукция картины, изображающей лестницу, ведущую то ли вверх, то ли вниз. Справа вдоль стены – красная пластиковая ширма. Из-за неё раздался хрипловатый мужской голос:

– Присаживайтесь.

Я с лёгким недоумением опустился в кресло.

– Не волнуйтесь, – продолжил голос из-за ширмы. – Вы не будете меня видеть, но я вас внимательно слушаю. Это мой метод. Я считаю, что человеку проще излагать свои проблемы, когда он не видит собеседника, а говорит как бы сам с собой. Итак – что привело вас ко мне?

– Э… – сказал я. – Не знаю, с чего начать… Я вижу такие вещи, которые раньше не видел…

– Например?

– Например, лестницу, которая никак не кончается… Или деньги, которые прыгают по столу… Я понимаю, что всё это нереально, но всё равно вижу, и это меня пугает…

– И это всё? – я уловил в голосе то ли раздражение, то ли нетерпение.

– А этого недостаточно? Представьте себе, что вы идёте по лестнице вниз с пятого этажа, а она всё продолжается и продолжается…

– Вы не хотите мне рассказать ещё что-нибудь? О том, что вы видели?

– Ну… – я замялся, потому что почувствовал в себе сомнение – а не зря ли я сюда пришёл? – Ещё я видел тигра…

– Тигра? На Земле? Забавно… – невидимый доктор рассмеялся, и это ещё больше насторожило меня. – Но с этого момента прошу вас быть подробнее. Что он говорил?

– Откуда вы знаете, что он вообще говорил?

– Это моя работа. Продолжайте, пожалуйста.

Какой всё-таки у доктора был противный голос… Как он мог понравиться Тамаре, утончённой и интеллигентной, с таким хриплым и скрипучим голосом?

– Э… Он просил меня произнести одно слово.

– Какое слово?

– Естременте… – начал я.

– Стоп! – вскричали за ширмой, и послышался стук упавшего предмета.

– Что-то случилось? – поинтересовался я спокойно.

– Чуть не случилось, – произнёс доктор, и в голосе звучало волнение. – Ни в коем случае не произносите это слово. Если вы будете идти на поводу у своих галлюцинаций, вы больше никогда не сможете излечиться.

– Я и не пошёл на поводу. Я убил этого тигра.

– Замечательно! Просто здорово! Вы хоть понимаете, что тигры не говорят?

– Да, понимаю…. Поэтому я и пришёл, собственно…

– Хорошо. Что ещё вы видели?

– Видел старика с дырой в голове.

– В белом костюме? – голос словно бы куда-то спешил. – Что он вам говорил?

– Доктор, ну какое это имеет значение? – я начал злиться. – Ведь это всё нереально…

– Именно поэтому это важно. Меня интересует то, что происходит в вашем мозгу. Иначе как я смогу вас вылечить?

– Правда… Простите. Он ничего не успел мне сказать. Я убежал. Он только назвал меня по имени и спросил: «Вам кого?» А может, это просто был сторож?

– Владимир, не волнуйтесь. Конечно, нам нужно продолжить наши встречи, но уже сейчас мне ясно, что вы переутомились. Вам нужно уехать подальше отсюда, в безлюдное место, и пожить там некоторое время…

Я вдруг понял, что здесь что-то не так. Откуда доктор знал моё имя? Откуда знал, что старик был в белом костюме? Я повернулся к ширме и попробовал проникнуть взглядом сквозь неё.

– И не верьте тому, что говорят голоса в голове и ваши видения, – продолжал голос.

Странно. Это всё было странно. Если Тамара тоже разговаривала с Неверовым через ширму, откуда она знала, что у него борода?

Я встал и тихо, на цыпочках, приблизился к краю ширмы.

– Лучше всего вообще ничему не верить. На всякий случай, – говорил голос.

Я заглянул за ширму. Передо мной, развалясь в кресле, сидела большая лохматая обезьяна, одетая в строгий серый костюм. За ней, на полу, лежал связанный толстой белой верёвкой бородатый человек с кляпом во рту.

– Ну, какого чёрта, Ясоний? – спросила обезьяна. – Что вы тут забыли? Почему не могли сидеть на месте, как нормальный пациент?

В её лапе блеснул пистолет, дуло которого уставилось на меня.

– Может быть, теперь вы честно скажете, что наплёл вам этот старый маразматик с дыркой в голове? Или вы предпочитаете быструю смерть?

– Что происходит? – спросил я.

– Ничего не происходит, – ответила обезьяна, поправляя красный в белую полоску галстук. – Сейчас я вас просто пристрелю.

– Но… За что? – я прикинул расстояние до двери и понял, что у меня нет шансов.

– За большие заслуги перед Империей Седьмой Плиты…

«Эта обезьяна – псих» – понял я.

– С другой стороны, – сказала она, поднимаясь с кресла, – пристрелить вас я всегда успею, а вот выяснить, что задумала эта дырявая башка… Есть более эффективное оружие…

И обезьяна достала из кармана мобильный телефон. При этом дуло пистолета опустилось, и я прыгнул на дверь. Она с грохотом раскрылась, выпуская меня в коридор.

– Спасите! – услышал я слева от себя.

Секретарша при помощи папки отбивалась от атакующих её прыгающих монет.

Я кое-как сбежал вниз по лестнице, вылетел на улицу и понёсся прочь, не разбирая пути. «Интересно, – подумалось мне, – произошло бы всё это со мной, если бы я как следует выучил теорию вероятностей?» Я споткнулся о кошку, зацепился за пакет с грушами, который нёс длинноволосый кавказец, и свалился на асфальт. Вскочил снова. Посмотрел назад. Погони не было. Или не было вообще ничего? Я отдышался и постарался прийти в себя.

Так. Нужно было рассуждать логически. Я пошёл к психиатру, потому что не верю, что тигры говорят. Но ведь в говорящих обезьян я тоже не верю. Значит, психоаналитика, с которым я только что разговаривал, не существовало. И за мной никто не гнался.

Сразу стало легче. Я зашагал вперёд, насвистывая гимн то ли России, то ли Советского Союза – сейчас уже и не вспомню. Путь мой лежал через величественный Крымский мост, и я тут же вспомнил, что стропы, на которых он подвешен, образуют вовсе не параболу, как многие думают, а цепную линию, у которой совсем другое уравнение в декартовых координатах.

Я встал возле перил моста и посмотрел вниз. Подо мной протекала тёмная река, покрытая рябью. В воде плавали каменные берега Москвы, дома, стоящие рядом, другие мосты, облака и серые тучки, и мне хотелось туда же, к ним. Хотя нет… Ещё пару дней назад я рассуждал, какая монотонная и скучная у меня жизнь. А сейчас, когда в ней случилась этакая неимоверная флуктуация, я вдруг испугался.

Тут я почувствовал, что стало темнее. В воде подо мной отразилась огромная чёрная тень, размытая рябью в колышущиеся пятна. Я отшатнулся от перил и посмотрел вверх. В облаках прямо над моей головой висел огромный чёрный треугольник. Он быстро снижался, заслоняя всё большую часть неба, и скоро я начал различать отдельные плиты обшивки, смотрящие на меня дула орудий, вырастающие из днища, открывающийся в брюхе прямоугольный люк… Чёрт побери, да это был космический корабль!

Из люка высунулась чёрная труба, изрыгающая короткий факел оранжевого пламени. В моей голове со скоростью света или даже быстрее понеслись мысли. Если корабль завис надо мной, это было не случайно. И если бы я замешкался хоть немного, то, скорее всего, из орудия, которое поворачивалось сейчас ко мне чёрным отверстием дула, извергся бы огромный сноп огня, в мгновение ока превративший бы меня в пепел…

Ещё не осознав толком, что делаю, я легко перемахнул через перила моста и, охваченный потоком холодного влажного воздуха, полетел вниз, к сверкающей водной глади. Я успел подумать, что это, видимо, и есть конец. Ведь наверняка мне всё померещилось: и корабль, и орудие, и обезьяна-психиатр, а реальны только мост, вода и смерть…

Больно ударившись о твёрдую зеркальную поверхность, я потерял способность понимать, что происходит вокруг, и только спустя некоторое время ощутил себя в толще холодной мутной воды, беспомощно машущим руками и ногами. Я отбивался от неё, наступающей со всех сторон, и глотал, думая, что кричу. Вода щекотала нос, затекала в рот и в лёгкие, и я опускался всё глубже, чувствуя, как погибаю.

Мои ноги вдруг коснулись чего-то мягкого, скользкого, что поднималось из глубины, и я обхватил это ногами, оказавшись верхом на мокром покрытом шерстью существе, которое поднимало меня вверх. Секунда, другая, и моя голова поднялась над поверхностью воды, и я смог, прокашлявшись, вдохнуть немного воздуха.

Я вцепился пальцами в мокрую шерсть и приник к ней.

– Полегче, – сказал Конотоп. – Мне не очень нравится, когда меня дёргают за волосы.

Он плыл к берегу, усиленно работая лапами.

– Спасибо, – сказал я. – Я уж думал, что погиб.

– Ну, это теперь вряд ли случится, – отозвался тигр, сплёвывая воду. – Тем более что я не допущу.

– Странно, – произнёс я, чихнув. – Почему-то я думал, что тигры не умеют плавать.

– Да? – интонация Конотопа была испуганно-смущённой. – Может быть, и не умеют… Я точно не знаю… Не очень знаком с предметом…

Я вдруг понял, что он погружается.

– Помогите, – заговорил он, захлёбываясь. – Похоже, я тону…

Его спина уходила вниз. Я пытался ухватиться за шерсть на его шее, но она выскользнула, и тигр пошёл на глубину, словно свинцовое грузило, оторвавшееся от лески.

Я некоторое время истерично барахтался, беспорядочно дёргаясь и чихая, затем поплыл, как мог, в сторону набережной. Подобравшись к краю парапета, я увидел возвышающегося на нём человека. Это был тот самый парень, который представился братом Конотопа. В руке он держал оружие, похожее на гарпунное ружье.

– Ну что вы за человек такой? – злобно произнёс он. – Вас надо казнить за жестокое обращение с животными. За что вы его утопили?

Я уже карабкался на парапет. С меня текла вода, и ветер пронизывал до костей.

– Я не топил… – промямлил я. В воздухе сверкнул металл, и я почувствовал, как в моё плечо вонзилась острая игла.

Я хотел подняться на ноги, но голова закружилась, и мир завертелся вокруг, словно картинки в пьяном калейдоскопе. Я падал на бетонную плиту, но чужие мягкие руки подхватили меня, и я отключился.

Глава 3. Пожар

Издалека доносился звук забиваемых в землю свай. Внизу, в темноте, поскрипывали доски. Пространство ходило ходуном, и я всё никак не мог заставить себя раскрыть глаза, потому что не знал, что меня ждёт там, снаружи моей головы.

Наконец веки разлепились, я увидел свет. Я долго не мог сфокусировать зрение – видимо, действовало то, что мне вкололи. Когда картинка стала более или менее чёткой, я понял, что сижу на пыльном чердаке деревянного дома. Попытался пошевелиться, но не смог. Толстая грязная верёвка обхватывала моё туловище, ноги и руки, крепко прижимая меня к металлическому ржавому креслу. Огромный узел находился на запястье моей правой руки, и конец верёвки, напоминающий поникшую змеиную голову, свисал с подлокотника очень близко к моим пальцам. Я попытался его ухватить, но ничего не выходило – слишком туго была притянута к железке рука.