Тайный вояж
За разговорами они и не заметили, как стемнело. Стояла безветренная июльская ночь, листья на деревьях замерли, словно заворожённые. Яркая луна, освещая тусклым светом окрестности, отражалась жёлтой световой дорожкой на речной глади. И только шорох воды по прибрежной гальке да негромкая девичья песня, доносившаяся со слободы, нарушали опустившуюся тишину.
– Пётр Иванович, – послышался из темноты голос денщика, – а я вас дожидаюсь. Всех прибывших определил на ночлег в избу Тархана – жена его всех к себе взяла.
– Хорошо, Митька, иди спать. Завтра с утра сходи в поварню, скажешь, чтобы хороший обед приготовили, после пойдёшь к Тархану и проводишь всех в крепость. Сам надень парадную форму – шерть6 Емзынану будем чинить…
Огромный багрово-красный диск восходящего солнца, поднявшись из-за верховьев Бии, осветил первыми лучами сторожевые башни крепости, купола Успенской церкви с крестами, заигравшими золотистым светом и, через мгновение, площадь с толпой собравшихся служивых и жителей.
Военные в парадных мундирах выстроились по периметру площади, повернув головы в направлении коменданта и группы офицеров. Последние указания командира гарнизона перед началом торжества короткими приказами разрезали утреннюю тишину.
Наконец протрубил горн и двое казаков вынесли медвежью шкуру, аккуратно расстелив её посреди площади. Комендант поднял руку, давая понять, что всё готово к принятию присяги Емзынаком. Кругом воцарилась полная тишина, присутствующие замерли, понимая торжественность момента.
Емзынак, сбросив с себя национальную одежду, в праздничном одеянии русского крестьянина подошел к разостланной шкуре медведя и опустился на колени. Один из офицеров стал с выражением читать слова присяги; рядом стоящий Тархан торжественным голосом, с расстановкой повторял текст; напротив казак с обнажённой саблей и посаженным на остриё куском посоленного хлеба довершал картину принятия присяги. В наступившей тишине отчётливо слышались голоса читающего, переводчика и Емзынака, присягавшего на верность государыне Екатерине и Российскому государству.
Закончив чинить шерть, Пётр и офицеры поздравили новоподданного, после чего они, а также гости с южного Алтая направились в комендантский дом, где уже были накрыты столы. Инородцы, никогда не видавшие такого разнообразия блюд и ни разу не сидевшие за столом, чувствовали себя скованно и стеснённо. Глядя, как ловко управляются ложками и вилками офицеры, они старались точь-в-точь повторять их движения.
После застолья Емзынак испросил дозволения у коменданта отправить назад сыновей с улусными людьми. Пётр распорядился, чтобы их снабдили в дорогу провиантом, подготовили лодки для переправы, и разрешил Тархану с братом недалече проводить гостей, а вечером быть в крепости.
Когда все разошлись, Пётр кликнул денщика и велел найти отца Александра и десятника Кузьму Нечаева. Дождавшись приглашённых, комендант попросил их присесть, отпустил денщика и, в задумчивости расхаживая по комнате, стал пересказывать разговор с Емзынаком.
Молча выслушав рассказ коменданта, отец Александр первым взял слово:
– Я так понимаю, Пётр Иванович, что с помощью инородцев хочешь свою потребность в лошадях справить. Ну что ж, задумка неплохая, только опасное это предприятие: если казаки в руки к маньчжурам попадутся, не знаю, чем всё может закончиться. Большое недовольство у начальства получится, да и таможня ежели узнает про тайный обмен, шуму наделает.
– Ну, казака всегда смекалка выручала, – улыбнулся комендант. – Да и куда маньчжуры супротив них?! А насчёт тайного обмена – так этот поворот я уже обдумал: не дале как весною получил я от кузнецкого воеводы известие, а там, между прочим, написано, что интересуются в Сенате, где сейчас маньчжурские военные отряды находятся, как далеко на юг ушли. Вот воевода и просил меня: как только будет какая оказия в горы – ясак собирать, к примеру, – так тайно выследить, где маньчжуры стоят.
А ещё в Тобольске имеют интерес к новоприсоединённым землям. Хотя двадцать лет назад вошла Телеуцкая землица в состав царства Сибирского, а про край тот в губернии не имеют никакого представления. Доходят до них слухи, что не уходят маньчжуры оттуда, – знают, супостаты, не хватает сил сейчас у России южно-сибирские земли защитить. И ещё чего надумали – ироды! – закопали кое-где в горах каменные знаки с ихними иероглифами, чтобы убедить государыню в исконной принадлежности Телеуцкой землицы Китаю. Да только не поверила российская власть в их задумку, а они всё на своём стоят: «Наша та земля!..».
Так вот, хотели бы в Тобольске увидеть хоть какое-никакое описание этой таинственной для них стороны, да про маньчжур подробнее разузнать. Вот и поручим это всё казакам. Главное, чтобы до таможни не дошла истинная цель похода. А губернское начальство, я думаю, препятствий чинить не будет, даже если и дойдёт слух об обмене, – понимают, как служивому туго приходится без денежного довольствия. Да и об Емельке Пугачёве свежи воспоминания – задумались, наверное, что не от хорошей жизни кой-какие казаки под его начало пошли: ведь сколь народу под его знамёна встало!.. Слава Богу, что здесь, в Сибири, всё тихо-мирно обошлось!
– Да, это ты прав. За холопов да простых казаков он радел – вот и пошёл за ним народ, – согласился отец Александр. – Но сколько невинно убиенных после этой смуты по матушке России случилось!.. Ведь не токмо помещиков, но и из низших сословий семьями убивали вместе с малыми детьми… Вот этого уж никак не оправдать – ни перед Богом, ни перед людьми.
– А с табуном, я думаю, мужики не подведут – сделают всё как надо: никто про обмен с китайцами не узнает, – продолжил комендант.
– Ну, раз так, тогда, с Богом, торговать не грех – не ворованное везёте, да ежели уверен, что казачки́ не подведут, – подытожил отец Александр.
– Не подведём, батюшка, – вставил слово молчавший до этого Кузьма Нечаев
– И один в поле воин, если он по-казачьи скроен. Не в таких переделках бывали.
– С тобой, Кузьма, я хотел бы посоветоваться: кого из казаков возьмёшь? – повернулся к десятнику Пётр.
– Я предлагаю четверых: Андрея Шумилова и Ефима Назарова – эти в горах бывали, ясак ходили собирать, Степана Соколова – здоровый мужик и охотник хороший, по следам дорогу прочитает, и недавно прибывшего к нам Фёдора Иванова – пусть покажет себя. На прежнем-то месте, в Московской губернии, тихо да ладно было, а как оно здесь для него? Ну, и отправлю с вами Тархана, а то как же без толмача…
– Да, люди хорошие, – согласился Кузьма.
– Но, Пётр Иванович, если ты не против, то я бы вместо Андрея Шумилова Илью Петрова взял. Он врачеванию способен, да и жена у него, Пелагея, при церкви с лазаретом Стефану Удинцову помогает. Это у них семейное – травки лечебные собирают, а кто занедужит – настоями да снадобьями от хвори избавляют.
– Хорошо, Кузьма, верно говоришь, – одобрительно кивнул Пётр, – лекарь в походе, ох как пригодится!.. Не подумал я, что из тех четверых никто к врачеванию неспособен.
– Да, вот ещё… – с тенью сомнения взглянул на коменданта Кузьма.
– Говори, вижу, сомневаешься в чём-то. На серьёзное и опасное дело посылаю, так что все вопросы сейчас и здесь решить надо.
– Я про Фёдора Иванова хотел бы сказать, – нерешительным голосом начал Кузьма. – Ведь мальчишка ещё совсем, да и в Сибири ещё не обвыкся. Выдюжит ли такой поход, ведь не на прогулку идём… Спрос с каждого немалый.
– М-да… – задумался Пётр, после чего не спеша поднялся и, скрестив руки за спиной, стал обдумывать предложение десятника.
– Ты – командир отряда, тебе решать, кого взять с собой в поход, – твёрдо ответил он десятнику.– Но, послушай меня… Верно ты говоришь: мальчишка ещё Фёдор, казацкого опыта не набрался. Да ведь только видишь ты, что сверху лежит, а я про него немного поболе знаю – хоть и молод Фёдор, а толковый парень. Он и грамоте обучен, а ещё в рекомендательном письме из Московской губернии от полковника Хабарова прописано про Фёдора, что, дескать, есть у парня способности к толкованию местности на бумаге путём рисования и начертания оной. Недавно попросил как-то кузнецкий воевода прислать ему описание окрестностей Бийской крепости, так Фёдор так толково всё срисовал, что кузнецкие диву дались. Если сможешь сам справиться с этим делом аль из гарнизона кому поручить – называй, препятствовать не буду… И ещё вот что: нет у парня мужицкой закалки, а казаку ох как она необходима! Вот и пусть он покажет себя в этом походе. Знаю, есть ещё в гарнизоне казаки под стать вам, любого из которых ты бы взял вместо Фёдора. Но ведь и ему с чего-то начинать нужно, вам-то, сибирякам, оно легче было опыту набраться, чем пареньку из Подмосковья.
Пётр сел напротив Кузьмы и испытующе посмотрел ему в глаза. Десятник, потупившись, тихо ответил:
– Прав ты, Пётр Иванович, возьмём Фёдора Иванова.
– Ну вот, на этом и порешим. Скажу Митьке, чтобы предупредил казаков – пусть готовятся. День на сборы – и в путь, – подытожил комендант, давая понять, что разговор окончен.
Уже в сумерках вернулся Кузьма домой.
– Послезавтра выступаем, – уведомил он жену Лукерью.
– Далече? – вопрошающе взглянула она в глаза мужу.
– В телеуцкую землицу идём, к инородцам… Большего сказать не могу.
– Ну да… – грустно опустила голову Лукерья.
– Дети спят? – кивнул Кузьма в темноту детской комнаты.
– Захар вот только перед тобой уснул, а Анфиска весь вечер капризничала, едва уторкала её.
– Ты уж завтра собери чего в дорогу. У меня-то со сборами весь день занят – с утра делов невпроворот.
Весь следующий день прошёл в сборах. Упаковывали провиант: крупы, муку, чай, вяленое мясо; комендант распорядился выдать ведро хлебного вина: на случай, если вдруг возникнут какие затруднения, вино – лучший товар для расчёта с алтайцами. Сложнее пришлось с лошадьми: казацкие кони, не привыкшие к горам, могли подвести в случае опасности, поэтому отобрали пять лучших лошадей из Бийского гарнизона, используемых для сбора ясака, и взяли тех, что подарил Емзыкан. Сбор назначили у комендантского дома…
До глубокой ночи Пётр простоял на коленях подле своей любимой иконы Казанской Божией Матери, прося за благополучный поход своих посланников. С надеждой смотрел он на добрый и в то же время испытующий взгляд Богородицы, освещаемой едва колеблющимся пламенем лампадки. Да и в избах семейных казаков долго не тушили свечей…
– Тятенька возьми меня с собой, – просяще заглядывал в глаза отцу Никита.
– Тебя ещё там не хватало! – возмущённо отвечала Настасья.
– За хозяина остаёшься, – похлопал сына по плечу Ефим, – за малыми приглядывай, матери по хозяйству помогай.
– А далёко тятенька едет? – послышался детский шёпот из смежной комнаты.
– Ой, далёко-о!.. – ответил ему другой.
– Глафира, Поликашка! А ну-ка, спать сейчас же! – прикрикнула Настасья. – Весь день про тебя расспрашивают – а я и сама не знаю, что ответить… Далеко ли? Надолго? – с тревогой взглянула она на мужа.
– К инородцам идём, думаю, что долго не задержимся…
На следующее утро, едва лишь забрезжил рассвет, комендант уже был на ногах. Казаки, позёвывая, подтягивали вьючные ремни, поправляли тюки с поклажей. Пётр самолично внимательно проверил, крепко ли привязаны мешки с провиантом, хорошо ли укрыт порох на случай дождя, и, убедившись, что всё в порядке, дал команду к походу.
Все вместе спустились к Бии, где казаков уже ждали готовые к отплытию лодки. Утренняя речная прохлада, лёгким туманом упавшая на гладь воды, вмиг прогнала из головы остатки сна.
– Господа, подождите, – с берега вприпрыжку к ним бежал отец Александр.
– Фу, запыхался, думал, что не успею… Вот, возьмите! – протянул он Кузьме аккуратно завёрнутую Библию. – Уповайте на Господа, и он поможет в пути.
Пётр обнял каждого из отъезжающих:
– Ну, с Богом! – напутствовал он казаков.
Казаки расселись в две лодки, Пётр оттолкнул одну, отец Александр другую. Гребцы усиленно заработали вёслами, правя на середину реки…
Провожающие долго ещё стояли на берегу, наблюдая за удаляющимися вдаль лодками и гуськом плывущими за ними лошадьми, постепенно исчезающими в утреннем тумане…
Телеуцкая землица
Стоит подробнее рассказать об этом путешествии. Если к северу от Бийской крепости местность уже не представляла никаких загадок, то к югу лежала всё ещё таинственная и неизведанная телеуцкая землица. После недавно отгремевшей джунгаро-маньчжурской войны территория эта была почти не заселена, местные инородцы в страхе попрятались в труднодоступных метах, а у России после Семилетней войны и войны с Турцией не доходили сюда руки. Этим и пользовались маньчжуры, не желавшие оставлять своих новых владений и, всё ещё надеявшиеся прибрать к рукам этот благодатный уголок, присоединив его к обширной территории Цинского Китая.
…Итак, оказавшись на другой стороне реки, казаки бросили прощальный взгляд на гордо стоящую на берегу крепость и, пришпорив коней, вскорости въехали в густой прохладный сосновый лес. Солнце уже начало подниматься от горизонта, его лучи косо ложились на лесные поляны и, отражаясь в утренней росе, зажигали мириады бриллиантов на зелёной траве. Поднимаясь всё выше, оно пробивалось через хвою деревьев и та, нагреваясь теплом лучей, источала неповторимый сосновый аромат. Всё это успокаивало и навевало безмятежные мысли, от которых путь уже не казался таким трудным, долгим и опасным.
Ехали молча, каждый думал о чём-то своём, только Тархан с братом тихо переговаривались между собой на непонятном для казаков родном языке. Вскоре лес как-то разом закончился, и путники оказались среди лугов: куда ни глянь – кругом было зелёное море травы.
– Вот лошадям-то раздолье – сколько зелени кругом! Видать, хороша землица! – не выдержал Фёдор Иванов.
– Да уж, ни разу не пахана – хозяина ждёт. У вас-то, в Московской губернии, вряд ли сыщешь таких просторов, – ответил Степан Соколов.
– Ну, у нас тоже хлебопашествуют крестьяне: и сено косят, и скот разводят, да только таких вот бесхозных угодий вряд ли найдёшь, – ревностно возразил Фёдор. – Когда теперь попаду туда? – горестно вздохнул он.
– А ты здесь обживайся: женишься, избу поможем поставить, земли хороший надел получишь; охота, рыбалка – чем тебе не жизнь?! – подзадорил его Степан.
Фёдор криво усмехнулся на его слова, так ничего и не ответив.
Солнце жарило всё сильнее, поднимаясь выше и выше над горизонтом; кругом стояла тишина, и только где-то высоко в небе слышалась звонкая песня жаворонка, да Емзынак, привыкший к кочевой жизни, тихо мурлыкал себе под нос какую-то монотонную алтайскую мелодию.
Справа голубой лентой блеснула Катунь, притягивая к себе прохладой воды.
– Может, берегом реки пойдём? – обратился к Кузьме Ефим Назаров.
– Да, оно повеселей будет – по бережку-то. Давай, мужики, правее! – скомандовал Кузьма.
Проехав лугом и пробравшись через заросли облепихи, казаки подъехали к берегу Катуни. Кони сходу, не останавливаясь, забрели по колено в реку и стали с жадностью пить холодную воду. Путники соскочили с лошадей, умылись, вдоволь напились холодной водички и, взбодрившись речной прохладой, продолжили дальнейший путь.
– Ну вот, ещё вёрст пятнадцать, а там, за Федуловкой – заимка Семёна Казанцева, – кивнул на юг Ефим Назаров.
– А кто это? – поинтересовался Фёдор.
– Сын одного из наших, посадских, Ивана Казанцева. Лет этак двадцать назад – я только службу начинал – испросил Иван тогдашнего коменданта Гаррига дозволить ему рыбу ловить да охотничать за рекой Федуловкой. Сростками то место обозвал он.
– А почему Сростками?
– Да, наверное потому, что срослось всё в одном месте: и река полна рыбы, и пашня добрая, и пастбища сочные – что ещё крестьянину нужно… Не побоялся: в аккурат тогда у джунгар с маньчжурами война начиналась. Поставил заимку да потихоньку, акромя рыбалки и охоты, стал хлебопашничать, сено косить, а теперь, вот, сын его. Мы, когда ходили ясак собирать, иногда к нему наведывались.
За разговорами они не заметили, как местность из равнинной стала подниматься небольшими холмами. Лошади, замедляя бег, на ходу хватали вместе с травой ароматную полевую клубнику, красным ковром покрывающую зелёные склоны.
Перейдя через Федуловку, казаки заметили заимку, спрятавшуюся в тени деревьев, неподалёку от Катуни. Спешившись около ладно срубленной избы, путники привязали лошадей, взошли на высокое крыльцо и постучали в двери. Навстречу им вышла полненькая, круглолицая молодая женщина.
– Никак казаки с Бийской крепости к нам заглянули? Ну, добро пожаловать! Проходьте в избу! – улыбаясь, приветствовала она гостей. – Ефим Афанасьевич, давненько вы у нас не были! Куды это вы такою толпою собралися?!
– Здравствуй, здравствуй, Анисья. А ты всё такая же весёлая, говорливая! Семён-то где? Поди, на покосе? – пропустил мимо ушей её вопрос Ефим.
– Да нет, сено мы уже три дня как покосили – рыбу ловит. Вы пока располагайтесь, а я сбегаю, кликну его – он здесь недалече перемёты проверяет.
– Ну что, мужики? – вопросительно окинул взглядом казаков Кузьма. – Пока хозяйка бегает, коней надо бы отвести травку пощипать, а то намаялись в жару, да водицы им принести. Кто у нас помоложе будет?
Фёдор со Степаном соскочили как по команде и, не говоря ни слова, вышли исполнять возложенные на них обязанности. Не успели гости толком осмотреться, как на пороге появилась раскрасневшаяся Анисья.
– Семён сейчас будет, с рыбой маленько замешкался, – запыхавшись, доложила она. – А куды это хлопцы направилися? Такая жара поднялася! Отдыхали бы в избе!
– Да они только лошадей напоить и привязать их, где травки поболе, – ответил Ефим.
– Дядь Ефим, а всё ж – кто это такие? – шёпотом спросила Анисья, глазами указывая на алтайцев.
– Ну кто-кто… Один – из наших, посадских, а другой в гостях был. Теперь вот – мы к нему!
– А-а! – многозначительно протянула Анисья.
– А Иван-то здесь, с вами? – поинтересовался Ефим.
– А куды ж ему?! Тятенька скотину пасёт вёрст пять отсюдова…
В сенях послышался топот.
– О-ой! Какие гости к нам пожаловали! Дядя Ефим, давненько вас не видел! Здравствуйте, здравствуйте всем! Добро пожаловать! Милости просим! – раскинув руки, с добродушной улыбкой приветствовал гостей подошедший Семён. Он поставил под лавку ведро с рыбой, обнялся с Ефимом и поприветствовал каждого из присутствующих.
– Надолго ли к нам?
– Да вот, немного передохнём и дальше ехать надо – путь неблизкий, – ответил Кузьма.
– Тятенька вот только про вас вспоминал. Подождите немного, я сейчас за ним съезжу, здесь недалёко. А Анисья пока уху из налима сварит – она по этой части большая мастерица! Хорошего налима сегодня поймал. Мелочь было выбросить хотел, да как узнал, что вы здесь, – ёршиков на уху оставил. Пока Анисья покушать приготовит, мы уже назад будем.
Ефим вопросительно посмотрел на Кузьму – он командир, ему решать, как долго им задержаться здесь.
– Анисья, может, чего помочь надо? Дров поколоть, воды принести – так мы мигом, а то – что мы будем без дела сидеть, пока Семён ездит… – спросил Кузьма, давая тем самым понять, что согласен.
– Ой! Ничего не надо, дрова уже наколоты, а пока костёр разгорается, я воды с реки принесу…
– Пойдёмте-ка и мы на двор, чего в избе прохлаждаться? – посидев немного и не зная, куда себя деть, предложил Кузьма товарищам.
…На дворе Анисья уже заканчивала чистить рыбу, большой котелок висел над разгоревшимся костром, здесь же рядом висел медный чайник.
– Вон, ребята подсобили: воды принесли, костер развели, – кивнула на сидевших под раскидистой берёзой Степана и Фёдора Анисья.
– Ну, дык казак завсегда подмогнуть готов, – лукаво улыбнувшись, ответил Илья.
Расположившись рядом с товарищами под берёзой, казаки завели разговор о своём задании: о загадочных воинственных маньчжурах, далёком таинственном Китае, в сторону которого им предстояло проделать нелёгкий и долгий путь. Кузьма, пожёвывая сорванную травинку, стал наблюдать за Анисьей.
– Огонь-девка! Хорошая жена Семёну досталась, всё в руках горит, не успела выйти, а уже уху изладила, чай поставила, – похвалил он.
Анисья отошла от костра и, нагнувшись, стала собирать какие-то травки.
– А что ты там собираешь? Если нужно помочь – мы мигом, – поинтересовался Ефим.
– Да заправку к ухе и для чая травки.
Анисья подошла к костру, шумовкой выловила из кастрюли ёршиков и забросила крупные куски налима:
– Вот сейчас немного покипит – и готово.
Сняв с огня закипевший чайник, она положила в кипяток часть травок, остальные – добавила к рыбе, после чего вытащила из костра прогоревшее берёзовое полено и сунула его в котелок с ухой.
– Да-а, мудрёно ты готовишь, – покачал головой Ефим. – И где это ты научилась?
– Я с сызмальства кашеварю: мама в поле, а я, самая старшая, готовлю да за малыми приглядываю. А как управлюсь, так детей с собой – и к маменьке, помогать, так что жизнь всему научила.
– А вон и Семён с тятенькой! – радостно воскликнув, указала она пальцем на спускавшихся с холма всадников и бегущих впереди коров и овечек.
Подъехав к поляне, Иван по-молодецки спрыгнул с лошади и, не скрывая радости, подбежал к Ефиму.
– Рад, рад, что такие гости к нам пожаловали, – обнял он его как старого друга.
– Давайте, ребятки, проходите в избу, там прохладней, чего на жаре сидеть? Сейчас Анисьюшка нас ухой попотчует да ещё, дочка, принеси-ка с погреба кваску холодненького, в такую жару в самый раз будет, – засуетился Иван.
Гости расселись за грубо сколоченный стол, ожидая, пока вернётся Анисья.
– А вот и квасок! – поставила она на стол четверть холодного кваса, разлила всем уху и достала с полки большую глиняную чашку с нарезанным толстыми кусками чёрным хлебом.
– До чего вкусна! А я сразу-то и не понял, к чему это Анисья берёзовой головёшкой в котелке помешала, а оно – вон какая вкуснятина получилась! – похвалил Степан, с аппетитом уплетая ароматную уху.
– Ну и мастерица ты!.. Стоило из-за такой ухи задержаться, – поддержал его Кузьма.
– А вы квас-то наливайте, – хлопотала Анисья, убирая тарелки из-под ухи и расставляя огромные кружки.
– Если понравится, я ещё сбегаю принесу…
– Что, Иван, совсем сюда перебрался? Вон, каким хозяйством обзавёлся, – поинтересовался Ефим, отхлёбывая из кружки холодный квас.
– Да как сказать, ты и сам знаешь: сначала разрешили рыбачить и охотничать, а там стал хлебопашеством да покосом помаленьку промышлять; такая землица кругом – руки сами к сохе тянутся. Разрешить – разрешили, да постоянного жительства не дают, а что я каждый раз тридцать вёрст с Бийской крепости сюда ездить буду? Вот и живём – пока никто не гонит… Хорошо здесь: и рыба, и пастбища, и ржи с ячменём неплохой урожай – да вот только одиноко без людей, ну и калмыки, бывает, неподалёку отсюда промышляют – выше по Катуни переплавляются охотничать. Но, Бог миловал, к нам сюда пока не заглядывали. Когда война-то у маньчжур с джунгарами бушевала, ох, как неспокойно было – скотину на выпаса гонять боялись. Сколько инородцев мимо нас в сторону крепости прошло, а следом – маньчжуры, китайцы, монголы; кого успевали – в полон брали, а коих поубивали. Уж и мысля такая была: бросить всё да в крепость пробираться. Ну да, слава Богу, переждали лихое время, поутихло всё, успокоилось. Одна вот беда: живём и не ведаем, то ли наша земля, то ли – нет. Что у вас там про эти края слышно?
– Разговор как-то был про то с комендантом крепости, – постарался пояснить Кузьма. – А ответ Петра Ивановича Четова был таков: «Рад бы разрешить поселения, да не в моей это власти. Многих тянут к себе эти края, но на постоянное поселение нужно разрешение губернского начальства и Сената, а от них пока никакого решения нет – недосуг им этой землицей заняться, других забот невпроворот».
– М-да! – потупился Иван.– Не до нас им, видать, там, в столице… А вы кушайте, кушайте! Заговорился я тут со своими заботами. Анисьюшка, принеси-ка ещё кваску, с жару-то, вон, как хорошо идёт, – кивнул Иван на опустевшую четверть.
– Да, не помешало бы, – подхватил Илья, выливая в кружку остатки кваса.
– Я счас мигом, – спохватилась хозяйка и, убрав со стола пустую посуду, выбежала на улицу.
– Ну, а как семья, ребятишки? – участливо взглянул Иван на Ефима.
– А чо тут шибко расскажешь? Настасья в поле управляется, Поликарп и Глафира – те ещё совсем малы, а вот Никита повзрослел – пятнадцать вот только исполнилось – матери хороший помощник, гарнизонную школу заканчивает – толковый парень.
– Школу —это хорошо, – кивнул головой Иван. – Грамоте обучится да к какому делу потянется…
Они ещё поговорили немного о жизни, вспомнили былое, после чего казаки засобирались в дорогу. Простившись с гостеприимными хозяевами, путники продолжили свой путь.