Она с любовью и строгостью смотрела на сына. Это служило ему разрешением повторить свою несдержанную фразу.
– Ваше Величество, новость о турнире застала меня врасплох. Как такое возможно! Я же просил…
– Я знаю, что ты просил.
– И вновь остался не услышанным! – Юноша зашагал по комнате. – Прошлый турнир был неделю назад. Я убил четверых. Разве было мало крови? Или этого уже недостаточно?
– Ты прав, – спокойно и размеренно говорила она, не отводя от него взгляда, – но цифра не так важна. Важнее то, что ты чувствуешь, убивая.
– Вы знаете, что я чувствую!
Воцарилась тишина. Казалось, Верена хотела что-то сказать ему в ответ, но вместо этого с губ ее сорвался только разочарованный вздох.
– Почему ты такой… – прошептала она, устав от очередного разговора. – Зачем тебе было дано так много упрямства, но так мало желания быть лучше других? Это твоя слабость, Даниэль, когда-нибудь тебе придется от нее избавиться.
Верена никогда ничего не говорила просто так.
Они поразительно смотрелись вместе. Его мужественные скулы и молодость вторили ее свежести и красоте. Ее накопленная веками рассудительность вторила его безрассудству. Во всем естестве ее – власть. Черты лица, манера говорить и спорить кричали всем об их родстве, хотя родственниками по крови они никогда не были.
В день их первой, роковой, встречи мальчик уже успел потерять почти все. Именно в этот день он впервые увидел черных всадников, въехавших в деревню со стороны Шварцвальда через главные ворота на внушающих ужас огромных лошадях, закованных в броню. Все было так, как мать и рассказывала в своих историях, только гораздо страшнее, и если бы к тому моменту они с отцом были еще живы, то обязательно прошептала бы своему сыну: «Я же говорила, что они существуют». Но она умерла от беспощадной болезни, как умерли почти все жители деревни… Изумление и ужас охватили горстку выживших. Разве воинственного вида всадники могли убедить обессиленных, но все еще защищающихся селян в своих благих намерениях? Только годы спустя Даниэль узнал, что тогда Верена сделала первую и единственную попытку контакта с людьми. Первый и единственный раз предложила помощь вопреки правилам. Но разве поверит толпа в минуты крайнего отчаяния в благородность чьих-либо помыслов? Поняв, что медлить нельзя и что помощи их не ждут, всадница во главе отряда приказала развернуть коней, однако в последний момент что-то заставило ее обернуться. Недалеко от ворот частокола, которым была окружена деревня, рядом с разрушенным жилищем, которое уже невозможно было назвать домом, сидела крохотная трехлетняя сирота, брошенная и исхудавшая от болезней. Сердце любой матери дрогнуло бы в этот момент, но только женщина, никогда не бывшая матерью, могла понять, как этому крохотному существу не хватало жизненных сил. Всадница жестом поманила к себе одного из сопровождающих и отдала краткие распоряжения. Ребенок даже не подумал сопротивляться и в мгновение ока оказался в седле подле всадника, и уже только мгновение отделяло похитительницу от открытых ворот, как вдруг лошадь ее поднялась на дыбы, вскинув гриву и обнажив зубы. Наспех утихомирив разбушевавшееся животное, Верена не поверила своим глазам: между взбешенными лошадьми бегал мальчик, совершенно не боясь попасть под копыта, и пытался уцепиться за узду лошади.
– Только прикажите, Ваше Величество… – потеряв терпение, крикнул всадник, обнажая меч над головой мальчика.
Но крик мальчика, донесшийся до ее слуха среди общей сумятицы, поразил ее: он просил взять его с собой! Вместо слов королева подъехала к храбрецу и сама протянула ему руку.
Уже позже, в замке, когда Верена лично присутствовала при приготовлениях детей ко сну, когда сидела рядом с изголовьем кровати Даниэля, когда говорила с ним, удивляясь его редкому имени и его рассудительности для такого юного возраста, она поняла, что девочке он совсем не брат. Но на ее вопрос, зачем же он тогда бросился ее защищать, он ответил: «Одна в вашем мире эта девочка не выживет». Этот день навсегда врезался в память Верены как день, когда она обрела сына.
И теперь у нее были все основания быть уверенной, что по прошествии стольких лет подданные забудут о цвете его крови, об алом, пылающем цвете, который у каждого ассоциировался только с одним – людьми. И верить в то, что со временем не только кровь, но и юношеская безрассудность и упрямство могут поменять свой цвет на более благородный. И соответствовать и статусу, и ее взглядам на его будущее. Так всегда было в царстве вардаров. Так должно было быть в этот раз. Но впервые в жизни она видела рядом с собой достойного юношу, который, к ее тягостному сожалению, не желал прислушиваться к ее просьбам. Не хотел выполнять ее приказов. Не собирался стать частью уготованного ему великого будущего.
И вот теперь отчаяние ее уже переходило в стадию наваждения, когда единственным избавлением от навязчивой мысли может быть только беспрекословное подчинение объекта ее любви. Но она недооценивала Даниэля.
– Ты будешь участвовать в турнире наравне со всеми. – Голос ее был властен и непререкаем. – Я лучше знаю, что тебе нужно, я уже давно живу в этом мире. И не первый десяток лет правлю. Так почему бы тебе просто не сделать это для меня?
Даниэль повернулся.
– Я готов посвящать каждую победу Вам, Ваше Величество, но только если они будут действительно заслуженными и достойными. Но честна ли победа, где против тебя встает простолюдин, не обученный владению оружием?
– Мой дорогой, – руки мягко опустились ему на плечи, – ты прекрасный воин. Искусство боя ты познал превосходно. То, что для них является шансом начать жизнь лучшую, чем у них есть сейчас, для тебя – необходимый каждому воину опыт. Это ли не честно?
– У них нет шанса выжить, и тот опыт, о котором Вы говорите, достается бесчеловечной ценой!
Пурпурные глаза благосклонно закрылись.
– Опыт достигается потом и кровью, мой мальчик, и если у них недостаточно умений, это не должно стать помехой потренироваться тебе, и стать таким же мужественным и достойным, как ты.
– Но это неравный бой! Наградили бы Вы хоть одного из них тем, что обещаете, если бы хоть один выжил?
Она улыбнулась.
– Не стремись сделать всех равными. Стремись выделиться среди равных, тогда никогда не будешь смотреть кому-то в спину. Мы не измеряем в литрах всю кровь, которая проливается за время турниров, но, поверь, твою мужественность и решительность потом будут измерять твои подданные…
Резким движением плеча юноша скинул ее руки.
– …о подданных не может быть и речи!
Ее лицо было разгневанным, но мягким.
– Ты невыносим.
Ресницы ее устало опустились. Даниэль даже на секунду подумал, что она вот-вот упадет в обморок, но он слишком хорошо знал эту черту ее характера – она ждала от него раскаяния. И, возможно, все опять произошло бы именно так, как было всегда при таких беседах, но тут отсутствие металлического блеска на шее Даниэля заставило Верену поднять глаза на его воротник.
Стены замка содрогнулись от гнева.
– Сколько раз тебе говорить, что без нектая твоя шея – мишень для врагов!
– Я человек, мне не нужен этот ошейник! Невинная царапина меня не убьет!
Цветной витраж уходящих под самый потолок остроконечных окон, задрожал вместе с ее руками.
– Я знаю, ты уповаешь на свою природу, на воротник, способный защитить от клинка. Но ведь и его, и кетты можно сорвать! К чему эти провокации?!
– Почему же я не могу отказаться от нектая, если меня все равно невозможно убить?
– Потому что так ты провоцируешь своих врагов задуматься о том, что именно дает тебе такую уверенность!
Общая тайна, затронутая ими, заставила обоих замолчать.
– Оставим этот разговор, Вальтер, – сдержанно бросила она, поворачиваясь к Даниэлю спиной и однозначно показывая, что разговор их на этом будет закончен. – Тебе следует явиться на турнир, так как это моя воля. Ты живешь среди вардаров, и я не только твоя королева. Я – твоя мать. Ты обязан повиноваться.
Наконец чаша весов перевесила. Даниэль повернулся и направился к двери. Последние слова упали к ее ногам разбитыми осколками надежды на примирение:
– Я не вардар, Ваше Величество. И имя мое – не Вальтер.
Глава 2
– Пошли все вон!
Множество теней рассыпалось по комнате, забиваясь в углы и прячась за массивной резной мебелью. Королева в крайне плохом расположении духа бессильно опустилась в кресло рядом с камином и закрыла лицо рукой в тонкой черной перчатке. Дымчатый шифоновый полог роскошного платья покорно проследовал за хозяйкой и свернулся у ее ног, словно верный услужливый пес.
– Эдриан, ну сколько же можно! – В голосе ее то и дело сквозили нотки отчаяния, так ей не свойственные. – Это безрезультатное ожидание угнетает больше, чем угроза войны с эхтерлингами! И был бы нам хоть один знак, хоть одно предзнаменование о том, что надежды наши не напрасны!
Сумрак комнаты дрогнул. В темноте зала возник высокий широкоплечий силуэт. Черный прямой воротник с отполированным до блеска нектаем, настолько широким, что обладатель его непременно держал подбородок высоко, подчеркивал его исключительное место среди королевских подданных. Не поймешь, то ли молод он, то ли стар. Борода закрывает угловатый подбородок, делая лицо еще более вытянутым. В нем чувствуется сила.
Тяжелый плащ скользнул с крепких плеч и упал позади в знак почтения и смирения.
– Ваше Величество, еще рано воздевать руки к небу…
– …пока нам самим не объявили войну! – взвинченный голос, звучавший так неестественно для этой женщины, заставил его сглотнуть остаток заготовленных утешений. Она была настолько не в духе, что накаленность обстановки требовала тактичной осторожности.
– Я понимаю Ваше беспокойство… – Его низкий гортанный голос вызывал глубокое доверие. – Но мы знали времена тяжелее, чем эти. эхтерлинги – народ не воинственный, но импульсивный и, к сожалению, злопамятный. Перешедшие нам по праву земли они продолжают считать своими, поэтому им хватит любого повода, чтобы объявить нам войну. А Великое Провидение, о котором и они, и мы с Вами знаем, не оставляет им иного выбора. Жить в ожидании собственной смерти – это ли не высшее наказание? Как только они узнают, что Он уже рядом с троном, им нужен будет только повод.
Королева перевела разочарованный взгляд на огромный витраж, обрамляющий окна зала.
– Этот повод уже давно должен был появиться, Эдриан, с того самого момента, как я решилась на тот отчаянный шаг… ради того, чтобы он стал тем, кем ему суждено стать. Но до сих пор ничего не изменилось!
Холод в ее голосе заставлял даже самого близкого советника королевы чувствовать себя неуютно.
– Ваше Величество, я уверен, изменения уже начались, просто Вы еще не успели их заметить…
Королева перевела на него измученный взгляд.
– Знаешь, что он ответил мне перед уходом? Он не принимает свое второе имя – это самый главный показатель того, Эдриан, что мы недооценили этого мальчика. Я обладаю властью над всеми, кроме собственного сына!
– С этим мальчиком изначально все не так просто… – С его губ сорвался вторящий ее чувствам сочувственный вздох. – Если бы он родился в нашем мире, Вы бы не терзали себя понапрасну. Посмотрите на остальных: все те юноши, что входят в золотой круг, готовы отдать свои жизни за процветание нашего королевства. В глазах Ваших подданных я читаю исключительно восхищение и служение Вам, Ваше Величество, а Вы знаете, я очень скрупулезно отношусь к проявлениям верности и тщательно слежу, чтобы эта важная мелочь соблюдалась неукоснительно. Но звездам было угодно сделать так, чтобы Вы рядом с собой приютили человека, который не способен по-настоящему оценить дарованную ему любовь и расположение.
Она молчала.
– Надеюсь, он согласился участвовать в турнире?
Снова тишина.
– Ваше величество… – он припал к ее перчатке, – его характер ломается, как и у всех юношей в этом возрасте. И именно сейчас его мировоззрению свойственна противоречивость. Это нам на руку. Это сдвинет его самоуверенность с прочной опоры… И пусть думает, что все перемены настроения естественны. Пусть думает, что Вы смирились. Дайте ему иллюзию свободы, иллюзию собственного выбора, и он сам примет решение в Вашу пользу. А как он к этому придет, – моя забота. – Темная бровь его слегка опустилась. – Раз он придет на турнир, значит, Ваша воля все-таки имеет над ним власть.
Девушка облокотилась на спинку кресла и горько улыбнулась.
– Только из почтения ко мне. Ты понимаешь? Вопреки своей гордыне. Это не его желание, это приказ…
– Может быть, и не его, пока только Ваше, – советник опустился на колено и взглянул в ее расстроенные глаза, – но скоро, скоро он поменяет свои предпочтения… Какая же это неслыханная дерзость, так пренебрежительно относиться к Вашим словам. Однако его сопротивление показывает его сильную личность, что для будущего правителя нашего мира – черта весьма, весьма выгодная. А те нюансы, которые Вам так не по душе, скоро исчезнут из его сознания, как и Ваши беспокойства. Я обещаю.
Глубокий вздох.
– Ну сколько же можно ждать, Эдриан? Прошло уже столько лет, столько турниров, ты говорил, что это поможет! – Голос королевы резко понизился до шепота. – Он сражается, он убивает. Но только лишь потому, что я так ему говорю! А после он снова сбегает в город! Любой бы на его месте душу продал за возможность занять трон, но он!..
Впервые Эдриан наблюдал так плохо скрытое отчаяние в ее глазах, и это заставляло его не любить Даниэля еще сильнее.
– Это только вопрос времени, Ваше Величество. Я знаю, Ваше терпение безгранично…
– Безгранично… – Она глубоко вздохнула. – Терпение – да, но вот мы, Эдриан, увы, не вечны.
Как странно было слышать эти слова от нее, всесильной правительницы вардаров, славно правящей своим народом так много лет… Но ни могущество, ни магия, подарившая ей вечную молодость, не могла остановить время, которое все отчетливее начинало напоминать Верене о необходимости преемника.
– До меня, кстати, дошли слухи о проделке вашего сына этим утром. Как все-таки эгоистично рисковать своей жизнью кому-то назло…
Однако сатиновая перчатка выскользнула из-под его поцелуя. Королева знала его слишком хорошо, чтобы подпускать еще ближе.
– Я могу со многим смириться, Эдриан. Но это! Видел бы ты мои глаза, когда он влетел в зал! Он совершенно не думает о моем сердце! Что оно замирает, когда он выкидывает такие опасные шутки! Клянусь небесами, в такие моменты я полностью забываю, что он под защитой… – Ее голос словно нарочно оборвался именно на тех словах, которые советник всегда так старался расслышать.
– Воля Ваша, – его голос, бархатный, осторожный, – я догадываюсь, что причиной его опасных для жизни поступков является подаренный Вами оберег, позволяющий ему чувствовать себя бессмертным. Если б я знал, в чем именно он заключен, то, возможно, помог бы в будущем спасти наследнику жизнь…
Королева не подняла глаз.
– Это останется только его тайной. И только на его совести. О силы небесные, ну почему же он такой безрассудный!
Даже тот факт, что советник знал мальчика с момента его первой встречи с королевой, не давал ему права на главную тайну, которая столько раз оберегала Даниэля от неприятностей. Очередная попытка не удалась. Эдриан, видя явное нежелание Верены быть с ним откровенной, решил более не искушать судьбу.
– Я думаю, Вы достаточно ждали, Ваше Величество. Пришло время решительных действий. Я предлагаю Вам написать его имя в книге престолонаследия.
Удивленные глаза тут же вскинулись вверх.
– Написать его имя? Нет никаких подтверждений того, что Провидение сбывается! Я не допущу, чтобы эхтерлинги узнали о нем раньше времени…
– Ваше Величество, я знаю, как это опасно, но эта провокация может ускорить процесс…
– Я не позволю ставить жизнь моего сына под такую угрозу! – Верена поднялась над ним, как волна поднимается над отчаявшимся моряком. – Ты знаешь, что произойдет, стоит его имени появиться в книге престолонаследия! Эхтерлинги видят все, что в ней написано! И стоит его имени отобразиться, они сделают все, чтобы не допустить Вальтера до трона!
Эдриан припал к ее платью.
– Верьте мне, Ваше Величество. Я даю Вам слово, что эхтерлинги не смогут убить Вашего сына. Потому что ему суждено стать великим королем, властителем двух королевств. Мы слишком долго терпели мир с эхтерлингами, но, поверьте, настоящий король из этого мальчика родится на поле сражения.
Губы королевы очаровательно дрогнули.
– А что…– она наклонилась, и голос ее стал почти беззвучным, – что, если он раньше догадается о том, что с ним происходит?
Он приблизился к ней, и глаза их встретились.
– А многих ли вы встречали, моя королева, кто смог этому противостоять?
Тишина замерла между ними.
– Ваше Величество, мы все проходим через это испытание. Так пусть его истинная сущность благодаря Вашим усилиям вырвется наружу. Он догадается об этом только тогда, когда это уже произойдет. Но об этом не волнуйтесь, – он снова опустил взгляд и взял ее руки. – Это будет Вальтер, ваш сын. Тот, о ком говорит Великое Провидение.
Рука снова выскользнула из-под его поцелуя, и девушка медленно опустилась в бархатные объятия кресла.
– …и станет твоим чужое королевство… – беззвучно прошептали ее губы.
Глава 3
– Да как она смеет!
Огромный железный молот с грохотом ударился о наковальню, озаряя снопами искр лицо, искаженное злобой. – Сотни раз я убеждал ее, что сам решаю все, что связано со мной! Но Ее упорство не сломить!
Слегка посмеивающиеся добрые глаза старого кузнеца, сидевшего в глубине душной каморки на большом закоптившемся стуле, улыбнулись еще больше. Он уже несколько минут наблюдал за таким неожиданным, но всегда любимым гостем, и вместо слов лишь изредка морщил нос, неодобряюще покачивая подбородком.
– Даниэль, мальчик мой, мы с Мартой всегда рады видеть тебя в нашем доме. Но в последнее время ты не возвращаешься от королевы в другом настроении, как только в этом…
– Но ведь я прав! – Ожесточенные удары на мгновение прекратились, и мальчик перевел острый взгляд на старика. – Мне ведь дано выбирать. Или нет?
Кузнец потер побаливающий затылок и откинулся на спинку стула.
– Выбирать тоже нужно с умом…
Последнее его слово вновь заглушил железный грохот, возобновившийся с еще большим остервенением.
– Я просто не могу понять, почему из всех кандидатов, рвущихся к короне, готовых сделать для Нее все, она все равно выбирает меня!
Старик усмехнулся. – Лучше бы королева вообще никогда не говорила тебе о своих симпатиях. Глядишь, ты и сам бы дорос до того, чтобы бороться за престол.
– За этот престол не борются, господин Паскаль. На него назначает королева и Совет!
– Назначает Совет, но достойных кандидатов выбирает Ее Величество, а она умеет заглядывать людям в души. Хотел ты этого или нет, так случилось, что ты вырос достойным занять ее место. И поверь мне, так думает не только королева, раз тебя так приветствуют на арене.
Разъяренный звон молота снова затих.
– Мне не нужен трон. Я принес бы гораздо больше пользы, работая здесь.
Мужчина тяжело оперся на верстак, встал и медленно подошел к наковальне, которую так беспощадно истязал Даниэль.
– Alter ego Regis, мой мальчик. «Правь в согласии со своим высшим Я». Эти слова полезны не только будущим королям. Кем бы ты ни был, важно всегда понимать, что у тебя здесь, – он поучительно ткнул пальцем в лоб юноши, оставив на коже черный след от большого пальца, – и в твоей душе. А пока у тебя там такой беспорядок, ты даже для себя опасен. Как доверить тебе в таком случае целое королевство?
Даниэль усмехнулся и потер лоб.
– Все знают это наставление. Но не все короли ему следуют.
– Знать мало, – улыбнулся старик – нужно доказывать делом. Нужно уметь бороться со своими демонами, Даниэль. В тебе слишком много силы, чтобы позволять ей захватывать контроль над собой.
Он отодвинул с наковальни молот и поднял изрядно погнутую заготовку меча, теперь безвозвратно испорченную.
– Скажи, ты намеренно хотел прибавить мне работы?
Даниэль молчал, и буря внутри него, наконец, затихала.
– Это можно исправить.
– Не всегда можно исправить последствия гнева, мальчик мой, как не стоит минутной слабости чья-то жизнь.
Юноша виновато вздохнул.
– Простите, господин Паскаль. Слова Верены просто не дают мне покоя…
– Не слова, Даниэль, а мысли об ее словах. Учись не пускать их в свое сердце, иначе те, кому это на руку, обязательно этим воспользуются.
Старый добрый Паскаль обладал удивительно ясным взглядом, чистым и открытым, словно у ребенка… С годами этот взгляд становился мягче, но не терял своей способности видеть вещи не только вблизи, а события – не только в прошлом.
Вот и в этот раз загадочная улыбка старика словно говорила о том, что он давно видел судьбу мальчика как на ладони. Но предупреждать о ней Даниэля, одному Богу видно, не было смысла.
– Как бы ты ни злился на королеву, она остается твоей матерью, пусть не родной, но любовь ее не нуждается в привязке к родству. Уже это вызывает большое уважение. И я понимаю, мой мальчик, почему она против твоих визитов сюда. Она боится, что когда-нибудь ты решишь вернуться к людям, и она тебя потеряет. Вот почему она запрещает сбегать, но ты ведь все равно делаешь это, по зову сердца. А значит, ее опасения небезосновательны.
Мальчик улыбнулся и потупил взгляд.
– Вы правы. И раз вы так много знаете обо мне, Паскаль, значит, мне нет нужды говорить, почему я до сих пор живу в замке.
Старик улыбнулся. Что-то подкупающее было в его взгляде, так искренне и открыто смотрели его глаза, беспристрастно, словно сразу пропуская собеседника в самую душу.
– Очень, очень мудрая королева Верена… – улыбнулись тонкие губы. – Твоя забота о сестре выдает твою человеческую сущность, вардарам не свойственно так печься о заботах других без ведомой на то корысти. – Паскаль с доброй долей укоризны посмотрел в его глаза.– Я вижу, почему она хочет видеть на троне именно тебя. Эта мудрая женщина ничего не делает просто так.
– Снова отдыхаете на своем троне, Ваше величество? – Задорный и певучий голос Марты, невероятно подходящий ее добродушной натуре, заставил собеседников обернуться. Прелестная в своей полноте, она по-хозяйски вошла в сени кузницы, и комната наполнилась ароматом уже почти готового вкусного обеда. Из-за ее внушительного передника выглядывали не меньше дюжины любопытных ребятишек, с восторгом слушавших их разговор.
– На вас двоих посмотреть – так ты самый что ни на есть король! – прыснула она с укоризной. – Сидишь тут, пока мальчик всю работу делает!
Даниэль улыбнулся.
– Госпожа Марта, Ваш муж – мастер, каких не сыскать ни в одном королевстве. И ему, к моей собственной печали, достался самый плохой в мире подмастерье.
Низкую комнатушку, и без того загроможденную разной утварью, заполонили любопытные детские лица. Позади доброй хозяйки мелькнуло еще несколько фигур постарше.
– Даниэль, познакомься с Гильомом, – тетушка заботливо вывела из-за своей спины замявшегося долговязого юношу, чьи живые глаза бегали по Даниэлю, словно по невиданной доселе золотой статуе. – Он давно хотел с тобой познакомиться.
Даниэль по-простому отер руки о сюртук и поклонился.
– Гильом завтра тоже участвует в турнире.
От голоса Марты улыбка на лице Даниэля тут же угасла.
– Хотел было сказать, что рад нашей встрече, не теперь, боюсь, мне нечем Вас порадовать.
– Полно тебе, Даниэль! – добрая женщина по-матерински обняла юношу. – Ты прекрасный боец, и, может быть, даже научишь этого мальчика некоторым твоим приемам…
– Марта, Вы же знаете… – Даниэль разочарованно отстранился от ее заботливых объятий. – Вы же знаете, выжить на турнире невозможно. А научиться искусству боя за один день – тем более. Есть просьбы, которые мне посильно решить для вас, и буду очень рад, если буду Вам чем-то полезен. Но здесь, к сожалению, не смогу помочь. Я пытался обучать мальчиков втайне от королевы, пока сам не осознал: этим я провоцирую их вербоваться в ряды добровольцев на турниры.
– Мальчик мой, – лицо Марты было неумолимо трогательным и добрым, – не бери на себя вину за чужой выбор. Это его решение – идти на турнир. Представь, как трудно матери отпускать сына на бой… Но это его выбор, его решение. Он уже взрослый и мы обязаны его отпустить.
Даниэль тяжело вдохнул.
– Не разрывайте мое сердце, Марта. Я – заложник своего положения, и я ничего не могу с этим сделать. Если он выйдет против меня на арену… Мне не дано выбирать.
Иногда единственный шанс выиграть в бою – это не прийти на него.
***
Теплый летний закат смешивал в небе над величественными кронами Шварцвальда узоры красного вина и лелеющих небосвод облаков. Не услышать уже пения птиц, не вдохнуть спокойный сонный вкус вечера, потому что в этот желанный день привычная размеренность жизни всегда неумолимо вытеснялась потоками жителей. Словно бурлящий поток, они стекались по жилам улиц и заполняли все подступы к каменной арене, возвышавшей свои чашеобразные своды почти до самых вершин исполинских деревьев, надежно окружающих город со всех сторон. Воздух пропитан криком толпы, неистовствующей, жаждущей, требующей. Жители опьянены сплетнями и весельем. Центральная улица переполнилась так, как заполняются до краев берега горных рек с приходом весенних дней, и даже многочисленной страже было сложно удержать узкий коридор, по которому приближенные Ее Величества должны были следовать к арене.