Архивы Дрездена: Перемены. Адская работенка

– Вперед, команда Дрездена! – прохрипел я.

Они рванули с места и скрылись из вида, за секунду развив скорость гепарда. Я услышал, как Томас испустил боевой клич, довольно неплохо имитирующий Брюса Ли, а следом за этим – треск дерева, ударившегося обо что-то твердое.

Секунду спустя свой боевой рык издал Мыш. А потом за домом замерцали разноцветные вспышки – это Молли отвлекала внимание гадины своей световой магией. Физического вреда гадине это причинить не могло, а вот ослепить – запросто; Молли здорово наловчилась устраивать всякие световые и шумовые эффекты. Она называла это «рейв-пати-заклятием», и на последний День независимости устроила на заднем дворе у родителей такой фейерверк, что на соседней магистрали собралась большая пробка из глазеющих водителей.

Очень мне не нравилось валяться, скрючившись от боли и довольствуясь лишь отзвуками и отсветами кипевшего за домом боя. Я снова попробовал опереться на ногу, но безуспешно. Поэтому я остался лежать, стараясь не потерять сознание и дышать не слишком глубоко. Гадина определенно сломала мне как минимум одно ребро.

Именно в этот момент я заметил две пары горящих красных глаз, смотревших на меня из леса с безошибочно узнаваемой пристальностью хищника. Глаза медленно, бесшумно, но неумолимо приближались.

До меня вдруг дошло, что все, кто мог бы мне помочь, вроде как заняты другим.

– Ох! – выдохнул я. – Ох, мать-перемать!

Глаза рванулись ко мне, а потом что-то темное и твердое с силой врезало мне по челюсти. Я и без того находился на грани обморока. Удара хватило, чтобы вырубить меня окончательно.

Я смутно осознавал, что меня поднимают и закидывают на плечо. Потом меня тошнотворно быстро понесли куда-то. Это продолжалось достаточно долго для того, чтобы меня успело стошнить. Сил у меня, правда, не хватило даже на то, чтобы постараться попасть в похитителя.

Примерно вечность спустя меня бросили на землю. Я лежал неподвижно, надеясь убедить моего похитителя, что я едва в сознании и слаб, как котенок. Это оказалось несложно, потому как я таким и был. Актер из меня, как правило, никудышний.

– Не нравится нам это, – произнес женский голос. – У его силы нехороший запах.

– Надо терпеть, – возразил мужской голос. – Это может быть хороший трофей.

– Оно нас подслушивает, – заметила женщина.

– Мы знаем, – ответил мужчина.

Я услышал мягкие шаги, приглушенные толстым слоем хвои, и женщина заговорила снова, на сей раз тише. В ее голосе звучал явственный оттенок Голода.

– Бедное создание. Такое израненное. Давай мы его поцелуем, и оно уснет. Это было бы милосердно. И он будет нами доволен.

– Нет, любовь моя. Он будет нами удовлетворен. Это не одно и то же.

– Разве мы не поняли уже одного простого факта? – едко парировала она. – Никогда он не представит нас Кругу, сколько бы трофеев мы ни принесли Коллегии. Мы чужие, незваные гости. Мы не из первых Майя.

– На протяжении вечности многое может измениться, любовь моя. Мы будем терпеливы.

– Ты хочешь сказать, он может пасть? – Она испустила очень неприятный смешок. – Тогда почему мы не добиваемся расположения Арианны?

– Об этом лучше не думать, – решительно возразил он. – Если мы будем думать об этом слишком часто, он может узнать. Он может покарать. Мы ведь понимаем?

– Понимаем, – без энтузиазма согласилась она.

А потом чьи-то крепкие как сталь пальцы схватили меня за плечо и перевернули на спину. Надо мной шли кругом темные силуэты деревьев – только эти черные фигуры на фоне подсвеченного чикагскими городскими огнями небосклона.

Впрочем, даже этого света пусть с трудом, но хватало, чтобы разглядеть бледные, тонкие черты женщины ростом с ребенка. Нет, правда, роста в ней было четыре фута с полтиной, хотя пропорции тела у нее соответствовали взрослому человеку. Светлая, очень светлая кожа, россыпь бледных веснушек – на вид я дал бы ей лет девятнадцать. Еще ее отличали светло-каштановые волосы, очень прямые, и очень, очень необычные глаза. Один светлый, голубой как лед, второй – темно-зеленый, и у меня почему-то сложилось впечатление, будто существо, скрывающееся за этими разномастными глазами, безумно.

Одежду ее составляли платье с длинными свободными рукавами и надетое поверх него подобие плаща, приталенное и без рукавов. При этом она оставалась босой – это я знаю точно, потому что она поставила босую ногу мне на грудь и наклонила голову посмотреть на меня:

– Мы опоздали. Смотри, оно начинает портиться.

– Вздор, – отозвался мужской голос. – Это идеально подходящий экземпляр. Смертным чародеям, любовь моя, положено быть израненными, но крутыми.

Я поднял взгляд и увидел второго говорившего. Этот оказался повыше, футов пяти с половиной ростом, с коротко стриженными рыжими волосами, черной бородкой и потемневшей, как бронза, кожей, словно от загара. Одежду он носил черную, шелковую, – казалось, он явился сюда прямиком с репетиции «Гамлета».

– Ага, – произнес я. – Вы, должно быть, Эстебан и Эсмеральда. Я слышал о вас.

– Мы знамениты! – прошипела маленькая женщина, улыбнувшись мужу.

Он смерил ее хмурым взглядом и вздохнул:

– Воистину, это мы. И здесь – дабы помешать тебе позволить Арианне исполнить ее замыслы.

Я даже моргнул от неожиданности:

– Что-что?

Эсмеральда пригнулась ближе, так, что ее волосы коснулись моих носа и губ.

– Может, у него уши сломаны. Если уши неисправны, может, нам стоит отделить их и отослать назад?

– Спокойствие, любовь моя, – сказал Эстебан. Он присел на корточки и посмотрел на меня. – Это не его вина. Он даже не подозревает, как Арианна манипулирует им.

– О чем это вы? – не понял я. – Послушайте, ребята, никто не хочет помешать Арианне сильнее, чем я.

Эстебан небрежно отмахнулся:

– Да-да. Похоже, оно полагает, что должно спасти свое отродье. Оно попытается отбить его – в самом сердце его королевства. В центре сплетения могущественных сил, равновесие которых оно может нарушить самыми разными способами.

– Как-то мелко оно для этого выглядит, – усомнилась Эсмеральда. – Это всего лишь искалеченный, грязный зверек.

Эстебан пожал плечами:

– Мы уже знаем, что внешность обманчива. Важно то, что прячется за ней. Ты со мной согласишься, израненный чародей?

Я облизнул пересохшие губы. Не могу сказать, чтобы мне особенно хотелось полемизировать с парой сумасшедших вампиров, но из всех возможных путей этот, возможно, представлялся лучшим. Все, кто прожил достаточно долго, относятся ко времени без особого почтения, – во всяком случае, минута для них так, тьфу. А для проживших несколько тысяч лет и час не значит почти ничего. Если брату и его команде повезет в бою, не пройдет и нескольких минут, как они поймут, что я пропал. Вряд ли Ээбы успели унести меня настолько далеко, чтобы нас не унюхал Мыш, – а Мыш, насколько я знаю, способен распознать запах даже из космоса.

Говори с ними. Тяни время.

– Это, конечно, зависит от природы субъекта и наблюдателя, – ответил я. – Но если вы имели в виду метафору в ее простейшем понятии, тогда, пожалуй, да. Истинная природа любого отдельно взятого существа превосходит его зрительно воспринимаемую внешность в смысле значимости. – Я сделал попытку улыбнуться. – Должен признаться, мне нравится ваше обращение. Я ожидал чего-то совсем другого.

– Мы хотели съесть тебя и убить. Или, скорее, сначала убить, потом съесть, – улыбнулась в ответ Эсмеральда. Надеюсь, ее улыбка получилась безумнее моей. – И можем так и поступить.

– Уверен, в планах у вас что-то другое, – заметил я. – Вы явно хотите поговорить. А я более чем хочу вас послушать.

– Отлично, – кивнул Эстебан. – Мы рады, что ты в состоянии разумно взглянуть на интересующий нас вопрос.

– Какой именно вопрос интересует вас в первую очередь?

– Вопрос твоего вмешательства в план Арианны, – ответил Эстебан. – Мы желаем, чтобы ты прекратил свое вмешательство.

– С этим… возможны проблемы. Видите ли, если она сделает то, что собирается, это убьет меня и мать девочки.

Вампиры молча переглянулись, и выражения их лиц немного изменились. У меня сложилось впечатление, что они обменялись какой-то информацией.

Эстебан снова повернулся ко мне:

– Как ты узнал это, израненный чародей?

– Да уж узнал, – хмыкнул я.

– О-о-о, – протянула Эсмеральда. Она прижалась ко мне всем телом, оседлав мои бедра. Я почти не ощущал ее веса – настолько она была маленькая. Пахло от нее как-то неправильно. Словно формальдегидом и плесенью. – Он заносчив. Нам нравится заносчивость. Так сладко наблюдать, как заносчивый зверек покоряется. Тебе нравятся наши глаза, израненный чародей? Какой цвет нравится больше? Смотри, смотри внимательно!