Пустошь, что зовется миром

Arkady Martine

A DESOLATION CALLED PEACE

Copyright © 2021 by AnnaLinden Weller

© Г. Крылов, перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке. «Издательство «Эксмо», 2023

Прелюдия

Мыслить. Не разговаривать. Не думать языком. Подумать «мы» – и не воспроизвести ни звука, ни крика для кристаллических глубин этого слова. Отказаться от звуков там, где они непригодны. Мыслить как личность, а не как голос, полный желания, как ослепленный жаждой оголодавший зверь, не как ребенок, не имеющий ничего, кроме себя самого и криков своего рта. Смотреть сквозь пространство из двух или трех колец одного из наших звездолетов и видеть каждый источник света, сердце каждой звезды. Увидеть образ, который создают в наших глазах эти звезды, отражая другой, запечатленный в памяти, во тьме старой планеты. Как сияли наши глаза в доме – в доме грязи и крови! Мы закрыли их и стали невидимыми, падальщиками тьмы, охотниками за тайнами! И теперь наши звездолеты сияют в домах – в домах войда[2] и света, а мы ускользаем прочь, словно закрывая глаза, и становимся невидимыми!

Мыслить как единая личность из поющего потока частиц по имени «мы» и видеть те места, которые мы еще не опустошили, еще не вскрыли в поисках тайн когтями, искусными, как скальпель хирурга.

Ах, эта другая жажда, жажда частиц «мы», которая никак не связана с телом. Жажда тянуться все дальше и дальше.

Тело – это плоть, полная генов силы и дикости, плоть, полная генов терпимости и обнаружения закономерностей. Это любопытное тело, тело наблюдателя, хорошо подготовленное для астронавигации и геодезии, тело с когтями, пронизанными металлическими волокнами, которые позволяют исполнить свою песню не только частицам «мы», но и любому звездолету, к которому они прикасаются. Это тело почти не стало «мы», вместо этого оно чуть не стало мясом – но при этом оно «мы», является телом для превращения в мясо других тел, для сотворения и других тел из своего. Это тело наполнено инструментами, и его умелые руки лежат на спусковых крючках энергетических пушек звездолета.

Эти тела, поющие в потоке частиц «мы», поющие вместе о плоти тел, которые не есть «мы», но которые сотворили звездолеты и энергетические пушки, которые являются мясом и не могут петь! Тела, которые мыслят языком, кричат своими ртами и роняют воду из глаз, тела без когтей, но злобные в собственной жажде тянуться все дальше. Тела, уже изрядно вкусившие войда и очень близко подошедшие к гипервратам, за которыми находятся все наши дома крови, новые и старые.

Эти тела поют: умное мясо умирает, как любое другое, как умираем «мы», но оно не помнит, что знало это мертвое мясо. Поэтому мы доставили наши единоутробные тела на одну из их планет, не в дом крови, а в дом грязи, полный ресурсов для опустошения, и мы сделали их пригодными для использования – и мясо, и ресурсы.

Петь – удовлетворять жажду. Петь – понимать. Вот только…

Другое тело создает контрапункт, диссонанс. Это тело, любопытное тело, тело-наблюдатель, упрямое и контролирующее тело, которое ускользало прочь, пропадало из зоны видимости в том же секторе войда в течение стольких циклов, но все равно так и осталось любопытствующим. Именно оно поет в «мы», поет о нескольких умных телах, которые все-таки помнят то, что знало их мертвое мясо. Но не все из них знали одно и то же. Это не та же песнь, что у «мы».

Вообразите «мы» из фрагментов, «мы», которое не сбивается в стаю, помнит, но не может сохранить форму! Мы воспеваем жажду тянуться все дальше и дальше, стоит только представить эту раздробленность! А еще мы задаемся вопросом: «Что такое есть у этого умного мяса, чего нет у нас? Что это у них за разновидность пения, которую мы не можем услышать?»

И мы посылаем звездолеты кружить как можно ближе к ним. Настолько близко, чтобы можно было попробовать на вкус.

Глава 1

…ЗАПРЕТ ПРИОСТАНОВЛЕН – на срок до четырех месяцев, приостановка может быть продлена приказом Совета. Запрет на тейкскалаанский военный транспорт в зоне Станции приостановлен, все корабли, имеющие тейкскалаанский военный позывной, могут двигаться дальше через Анхамематские врата. Приостановка не является разрешением для тейкскалаанских кораблей, как военных, так и остальных, причаливать к Станции Лсел без получения предварительного пропуска, одобрения и прохождения таможенной очистки – ПРИОСТАНОВКА ОДОБРЕНА ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ СОВЕТА ПО ШАХТЕРАМ (ДАРЦЕМ ТАРАЦЕМ) – повторяю…

Ваше Великолепие, вы оставили мне весь мир, и все же я чувствую себя обделенной; я бы предпочла поменяться местами с вашим проклятым звездами бесноватым призраком, о Шесть Путь, лишь бы он научил меня не спать.

Девять Гибискус в третий раз просмотрела картографический цикл за последнюю неделю со всеми зарегистрированными изменениями, а потом выключила его. Без точек-звезд и подсвеченных аркообразных линий перемещения Флота стол стратегии на мостике «Грузика для колеса» представлял собой тускло-матовое пространство, замершее в нетерпеливом ожидании новой информации, – как и его капитан.

Однако ничего не поступало. Девять Гибискус могла и не смотреть на картограф – она помнила, как точки планет на столе мигнули в первый раз красным цветом бедствия, а потом сигнал пропал. Все почернело – планеты исчезли, словно их смыло приливом. Как бы густо ни были прочерчены на картографе линии наступающих тейкскалаанских кораблей, ни одна из них не продвинулась сквозь это черное безмолвие. «Мы боимся, – подумала Девять Гибискус не без мрачного предчувствия, – боимся увидеть, что там, за этой точкой».

Ее «Грузик для колеса» был вторым ближайшим кораблем к пространству без коммуникаций. Всего один корабль отправила она дальше, чем увезла бы своих людей. Это был гибридный разведывательно-боевой корабль, называвшийся «Девятое цветение острия ножа», почти невидимый осколок, выскользнувший из разверстой пасти ее флагманского корабля в безмолвную пустоту. Отправка этого корабля, скорее всего, стала первой ошибкой Девять Гибискус в качестве только что назначенного яотлека Ее Великолепия Императора Девятнадцать Тесло, командира всех командиров Флота, в чьем подчинении находилось множество тейкскалаанских легионов. «Если Император назначил нового яотлека, жди войны, без одного нет другого» – Девять Гибискус впервые услышала эту старую поговорку, когда была кадетом. Сейчас она примерно раз в неделю думала, что этой прописной истине не нужны доказательства.

Недавно коронованная Девятнадцать Тесло отчаянно хотела развязать войну.

Поэтому теперь, находясь на передовой этой войны, Девять Гибискус надеялась, что отправка «Острия ножа» в конечном счете не была ошибкой. Было бы хорошо избегать ошибок, не вызванных внешними обстоятельствами, с учетом того, насколько новым яотлеком она была. Было бы хорошо вообще избегать ошибок, но Девять Гибискус была офицером Шести Раскинутых Ладоней – Тейкскалаанской императорской армии, чьи руки тянутся во всех направлениях, – достаточно долго, чтобы понимать, что ошибки на войне неизбежны.

Пока «Острие ножа» двигался столь же тихо, как и мертвые планеты впереди него, и картограф вот уже четыре часа не производил никаких обновлений. Так что этот гамбит мог далее разыгрываться совершенно любым образом.

Она уперлась локтями в стол стратегии. Позднее в этих местах появятся жирные следы: мягкая, податливая плоть ее рук оставит отпечатки на матовой поверхности, и придется использовать очиститель экрана, чтобы их стереть. Но Девять Гибискус нравилось прикасаться к своему кораблю, чувствовать его даже в периоды, когда он просто ждал приказов. Чувствовать, даже на большом расстоянии от двигателя, гудение мощнейшей машины, для которой она служила мозгом – или по меньшей мере нервным узлом, центральной точкой. Капитана Флота можно было назвать фильтром всей поступающей на мостик информации – яотлек был значительно больше этого. Яотлек дотягивался дальше, у него было больше рук, которые можно протянуть во всех возможных направлениях. Больше кораблей.

Девять Гибискус потребуются все руки, что у нее есть. Ее Императорское Величество, судя по всему, хотела, чтобы война вонзилась зубами ее властвования в места еще более отдаленные, однако война, побеждать в которой она отправила Девять Гибискус, уже приобрела уродливые формы – уродливые и таинственные. Ядовитая волна омывает границы Тейкскалаана. Все началось со слухов, историй о пришельцах, которые безо всяких предостережений или требований наносили удар, уничтожали и исчезали, оставляя после себя обломки кораблей в войде – если от кораблей хоть что-то оставалось. Впрочем, что точно оставалось, так это полные ужаса истории о призраках в черном. Все солдаты Флота выросли на подобных историях и передавали дальше новым кадетам. Эти слухи поползли внутрь Империи от соседей со станций Верашк-Талай и Лсел, периферии, не имевшей особого значения – по крайней мере до смерти старого императора, вечно-солнцеликого Шесть Путь, который, умирая, провозгласил, что все эти слухи правдивы.

После этого война стала неизбежной. Она началась бы так или иначе даже до того, как пять тейкскалаанских форпостов по другую сторону гиперврат в Парцравантлакском секторе стали безмолвными и глухими, как камни. А истории, полные ужаса, непременно поползли бы, раз им вообще было суждено ползти из черных пространств между звездами. Просто это могло бы произойти не так скоро.

Ее Великолепие Девятнадцать Тесло была императором уже два месяца, и практически половину этого времени Девять Гибискус была яотлеком этой войны.

Атмосфера вокруг ее мостика была одновременно и чрезмерно деловитой, и чрезмерно спокойной. За каждым пультом сидел офицер. Навигация, двигатель, оружие, средства связи – все вело к ней и стратегическому столу, основательной увеличенной версии голографического рабочего пространства, которое она могла оживить с помощью облачной привязки. Эта стеклометаллическая накладка на правом глазу связывала ее с глобальной сетью, базой данных и событий, благодаря которой империя существовала как единое целое – даже здесь, на краю тейкскалаанских владений.

Все на мостике были заняты. Каждый старался выглядеть так, будто ему есть чем заняться, кроме как ждать и задаваться вопросом, не застанет ли их врасплох сила, победить которую их отправили, и не сделает ли с ними то, что делали пришельцы, уничтожая планетарные системы коммуникаций, как пламя в вакууме. Они – Флот Шести Раскинутых Ладоней Тейкскалаана, они привыкли завоевывать, а не дожидаться неизбежного, замерев в томительной тишине на передовой. Шесть легионов кораблей подошли вплотную к опасности, но все еще оставались неподвижными.

Так или иначе, когда Ее Великолепие Девятнадцать Тесло отправила своего яотлека вести эту войну, Девять Гибискус полагала, что Император позволит ей сделать ее корабль флагманским. Все офицеры были тейкскалаанцами, она знала их еще до нынешней войны, она служила с ними, командовала – и привела их к победе при подавлении восстания в системе Каураан менее трех месяцев назад. Эти офицеры были ее людьми. И сейчас они продолжат доверять ей еще некоторое время, до тех пор пока «Острие ножа» не вернется с какой-нибудь информацией, требующей принятия срочных мер. Тогда она сможет позволить им чуточку выпустить пар, вкусить немного крови, пыли и огня, которым расцветает умирающий инопланетный корабль. Флот мог долго держаться на таких крошечных глотках игрушечного насилия, если верил: их яотлек знает, что делает. По крайней мере, именно так считала Девять Гибискус, когда служила под командованием капитана Флота Девять Тяги, до перевода той на сидячую работу в Городе. Девять Гибискус даже писала свое имя с тем же самым цифровым символическим знаком, что и Девять Тяга, и пока не пожалела о выборе выражать себя в письменной форме именно таким образом, хотя этот выбор был сделан в позднем подростковом возрасте, когда ее душа стремилась к звездам. Девять Тяга выросла до министра войны при умершем Императоре, и Девять Гибискус была уверена, что она сохранит должность и при новом владыке, ждала этого.

Но Девять Тяга ушла в отставку почти сразу же после воцарения Девятнадцать Тесло. Она окончательно покинула Город, уехала в свою родную систему, и пока у ее прежних подчиненных не было шанса повидаться с ней и спросить, по какой причине она ушла, почему именно сейчас, и задать все остальные вопросы, порожденные слухами. Вместо этого Девять Гибискус, лишенная радости наставничества, – хотя, если говорить откровенно, ей повезло, что оно продолжалось так долго, – однажды проснулась из-за срочного послания-инфокарты от самого Императора. Назначение.

Если в этой войне можно одержать победу, то я хочу, чтобы вы ее одержали. Темные скулы императора были похожи на ножи, на копья солнечных лучей, испускаемых троном, на котором она сидела.

И теперь, возвращаясь в настоящее время и к себе самой, Девять Гибискус услышала обращенный к ней тихий голос слева от нее. Этот голос не мог испугать ее даже с такого близкого расстояния – к тому же он был единственным, кто вообще мог подойти к ней настолько близко.

– Значит, пока ничего, сэр?

Двадцать Цикада, ее икантлос-прим, офицер самого высокого ранга, который подчинялся непосредственно капитану Флота и никакой другой административной единице. Двадцать Цикада был ее адъютантом и первым заместителем – и это было лишь частью того, что позволял его ранг, а она не могла себе представить в этой позиции никого, кроме него. Его руки были аккуратно сложены на груди, тощей как у покойника, одна бровь выразительно изогнута. Как и всегда, форма на нем сидела безупречно, он представлял собой образ идеального тейкскалаанца-солдата из пропагандистского фильма – если не обращать внимания на бритую голову и на то, что выглядел он так, будто не ел целый месяц, а также на завитки татуировок, выполненных зелеными и белыми чернилами, которые показывались на его запястьях и горле, когда униформа смещалась при движении и дыхании.

– Ничего, – сказала Девять Гибискус достаточно громко, чтобы это услышали все на мостике. – Полная тишина. «Острие ножа» перемещается в безмолвии, и при нынешней скорости он не вернется еще полторы смены – если только не придется бежать от чего-то ужасного. Но «Острие ножа» мало что может напугать.

Двадцать Цикада знал об этом. Эти слова прозвучали не для него – для опустившихся на дюйм плеч Восемнадцать Резца из навигации, для того чтобы Два Пена, офицер связи, наконец-то отправила послания, которые медлила отправлять последние пять минут, – послания остальному многолегионному Флоту о том, что небо по-прежнему чисто.

– Отлично, – сказал Двадцать Цикада. – Тогда вы позволите занять вас на минуту, яотлек?

– Скажите мне, что у нас все еще нет проблем со зверьками, сбежавшими по воздушным трубопроводам на пятой палубе, и тогда я не буду возражать против того, чтобы вы меня заняли, – сказала Девять Гибискус, распахнув глаза в почти ласковой усмешке.

Зверьки – маленькие пушистые существа, которые приятно урчали и поедали вредителей, особая разновидность котов родом с Каураана, – появились на борту во время их последнего спуска на эту планету, когда Девять Гибискус была еще не яотлеком, а капитаном Флота десятого легиона. Зверьки не доставляли проблем – и вообще не были тем, о чем Девять Гибискус должна знать, – пока не решили расплодиться и переместиться для этого в воздухопровод пятой палубы. Двадцать Цикада громко сетовал, что зверьки нарушают гомеостаз среды обитания в «Грузике для колеса».

– Нет, я не по поводу зверьков, гарантирую, – сказал Двадцать Цикада. – Поговорим в конференц-зале?

Раз обсуждение вопроса требует конфиденциальности, это явно не к добру.

– Отлично, – сказала Девять Гибискус, поднимаясь на ноги. В ширину она в два раза превосходила Двадцать Цикаду, но он обошел ее так, будто ничем не уступал ей физически. – Два Пена, мостик твой.

– Мостик мой, яотлек, – отозвалась Два Пена, как положено, и Девять Гибискус отправилась узнавать, что не так с ее кораблем – точнее, теперь с ее Флотом.

На «Грузике для колеса» было два конференц-зала: большой для стратегических совещаний и малый для обсуждения проблем. Девять Гибискус переоборудовала его из вспомогательной станции оружейного контроля сразу после того, как ее назначили капитаном. Она была убеждена, что корабль нуждался в помещении для проведения приватных официальных разговоров, – и оказалась права. Малый конференц-зал был наилучшим местом для решения вопросов личного состава под запись корабельных камер, видимых и невидимых одновременно. Она пропустила Двадцать Цикаду внутрь и заперла дверь на замок едва заметным движением глаза – облачная привязка Девять Гибискус привела в действие алгоритм искусственного интеллекта корабля.

Двадцать Цикада не был расположен к преамбулам; Девять Гибискус знала его как эффективного, расторопного, честного и безжалостно прямолинейного. Он прошел в дверь и, к ее удивлению, не повернулся, чтобы сделать рапорт. Вместо этого он направился прямо к узкому иллюминатору комнаты и положил руку на пластисталь, отделявшую его тело от вакуума. Девять Гибискус почувствовала прилив тепла при виде этого знакомого жеста – тепла, смешанного с неприятным страхом: Двадцать Цикада, как и она, прикасался к кораблю, но так, словно хотел, чтобы космос пришел и поглотил его руку. Девять Гибискус помнила этот его жест со времени знакомства на их самом первом задании.

А было это так давно, что даже не хотелось считать, сколько лет прошло.

– Пчелиный Рой, не томи. Что происходит? – спросила она. Это прозвище он приобрел во время того самого первого задания, и она почти перестала называть его так в целях соблюдения воинского этикета.

– Сэр, – отозвался он, продолжая вглядываться во мрак.

Он использовал смягченное официальное обращение, на камеру – хотя записи из этого помещения никогда не увидит никто, кроме нее: никого выше рангом яотлека нет. Но он был предельно корректен, настоящий офицер Флота, тейкскалаанец из тейкскалаанцев, безупречный в роли икантлоса-прима и адъютанта. Этот человек вполне мог бы быть героем «Истории экспансии» или «Первых стихов фронтира», но эти произведения были написаны до того, как Тейкскалаан поглотил систему, на которой обитал его народ. Правда, он все еще придерживался некоторых особых культурно-религиозных практик своей системы, но нерешительность не принадлежала к таковым – по крайней мере, ей об этом было неизвестно.

– Слушаю вас, икантлос. Докладывайте.

Наконец он повернулся, округлив глаза в иронически смиренном удивлении, и сказал:

– Часа через два, сэр, вы получите официальное коммюнике, адресованное лично вам как яотлеку, командующему объединенным Флотом. Это коммюнике будет от капитана Флота Шестнадцать Мунрайз с «Параболического сжатия» Двадцать четвертого легиона. В этом коммюнике она потребует объяснения, чем вызвана приостановка действий. Оно также будет подписано капитаном Флота Сорок Оксид Семидесятого легиона и капитаном Флота Два Канал Шестого легиона. У нас проблема.

– Семнадцатый и Шестой? – переспросила Девять Гибискус. – Они же ненавидят друг друга. Их соперничеству уже две сотни лет. Каким образом Шестнадцать Мунрайз удалось уговорить их обоих поставить подпись?

Да, у них действительно возникла серьезная проблема. Ее объединенный Флот состоял из шести легионов: ее собственный, Десятый, и еще пять, у каждого свой капитан Флота – с недавних пор они были полностью в ее власти. Традиционно яотлек имел в подчинении шесть Флотов, что обеспечивало тактическую эффективность и символический жест – для победы в войне одной живой силы было мало. Однако ее хватало, чтобы войну начать, в чем и состояла сейчас задача Девять Гибискус в ее понимании. Начать, а потом одержать победу своими ресурсами и теми, которые потребуется вызвать из центра Тейкскалаана при необходимости.

Но если три капитана из шести были готовы нанести удар по авторитету яотлека… Необходимости произносить это вслух не было: и она, и Двадцать Цикада знали, что означает такого рода письмо. Это была попытка отыскать слабые места, легкая артподготовка с целью обнаружения наилучшей позиции, с которой можно было внести клин и атаковать. Плохо было уже то, что в состав ее Флота включили и Шестой, и Семнадцатый легионы, но она была готова к конфликтам между ними и собиралась купировать их, выдавая им равно привлекательные задания. А вот столь удивительной демонстрации политического единства через недовольство Девять Гибискус никак не ожидала.

– Из сведений, которые я получил от моих информаторов на кораблях, Шестнадцать Мунрайз, с одной стороны, воззвала к более длительному боевому опыту Сорок Оксида, а с другой – к страстному желанию Два Канал занять место яотлека вместо вас. Никто из них не знал, что другой решил подписать это коммюнике, пока не согласились на его отправку, – сказал Двадцать Цикада.

Двадцать Цикаду прозвали Пчелиным Роем не случайно, и причиной тому было не только его необычное имя – живого существа, а не какого-либо предмета, цветка или растения, как было принято. Он был Пчелиным Роем, потому что одновременно присутствовал всюду, кого-нибудь знал на каждом корабле Флота, и эти кто-нибудь считали своим долгом информировать его обо всем значимом, что у них происходило. Девять Гибискус сжала зубы, задумавшись.

– Политика, – произнесла она. – Ну что ж. Мы и раньше сталкивались с политическими играми.

Политика не раз и не два настигала Девять Гибискус. Она настигала любого, кто становился капитаном Флота и намеревался сохранить эту позицию, одерживая победы вместе со своим легионом. Увы, такого рода тейкскалаанизм приводил к появлению врагов – и врагов завистливых.

Но прежде, когда Девять Гибискус сталкивалась с политическими играми, в министерстве была Девять Тяга, к чьей помощи она в крайних случаях могла обратиться. Новый министр войны Три Азимут не была чьим-то конкретным другом – во всяком случае, она точно не была другом Девять Гибискус.

– Дело не в Два Канал и не в Сорок Оксид, – сказал Двадцать Цикада. – Зачинщик – Шестнадцать Мунрайз. Именно ее вы должны обезвредить.

– Может быть, она согласится занять позицию во главе наступления, когда придет время.

– Прямолинейно, сэр, – сказал Двадцать Цикада сухим, как обработанный воздух на корабле, голосом.

Она не смогла сдержать улыбку: варварский оскал, дикое выражение; ее лицо наслаждалось этим. Наслаждалось так, словно они уже готовились к действиям вместо того, чтобы ожидать и ожидать, снова и снова.

– Они хитрят и маневрируют, а я проявляю чрезмерную осторожность.

– Я могу составить этот приказ. Если угодно, Двадцать четвертый будет заменен в ходе пересменки и с победными криками брошен в любой войд, который пожирает наши планеты.

Одна из проблем с Двадцать Цикадой состояла в том, что он всегда предлагал именно то, что хотела она, и настаивал на предложении достаточно долго, пока она не уяснит, что идея плохая. Эта особенность относилась к одной из тысячи причин, по которым Девять Гибискус никогда даже не думала о том, чтобы заменить его на кого-нибудь из более ассимилированных миров.