Четырнадцатая дочь
– То есть это слово – или имя – вам знакомо? – с расстановкой спросил Рут.
– И тебе должно быть знакомо. Помнишь, как я упоминал о тайной комнате библиотеки? И о том, что каждый наследник должен заглянуть в лежащие там записи первых Боресков с кровью эрни? В них есть и история с королевой Нисайей.
Рут прикусил губу, глянул в окно, потом снова на отца.
– Отец, я до этих записей еще не дошел. Тренировки на мечах, с кристаллами и без… Часы, которые я должен провести в управах. Другие дела…
Другими делами были поручения герцога, которые он начал выполнять три месяца назад, после совершеннолетия. Причем поручения занимали большую часть дня. А когда его послали в Ярг, так и весь день. О тайной комнате библиотеки Рут даже не задумывался – некогда.
– Ты теперь совершеннолетний, Рут, – заметил отец. – Если завтра со мной что-то случится, на скамью сядешь ты. И будущему герцогу следует знать, как мы заняли этот престол. Даже теперь, по прошествии пятисот восьмидесяти шести лет, история с королевой Нисайей – тлеющий уголь под моей скамьей. И под всем родом эрни. Да, мы сделали все, чтобы люди не помнили эту историю, но это не значит, что и нам следует забыть ее.
– Я сегодня же, – Рут виновато кивнул, – исправлю свое упущение, мой герцог.
– Сегодня ты будешь занят, – отозвался герцог Франц. – Твоя мать желает тебя видеть. Кроме того…
Он на мгновенье задумался.
– Кроме того, вечером мы отправимся в Фенрихт. Вдвоем. Я хочу посмотреть на эту княжну Татьяну. Ты с ней уже знаком, вы вместе были в Ярге. Это дает тебе право заговорить с княжной. Посмотрим, что она собой представляет.
– Воля герцога – закон, – склонил Рут голову.
Отец хмыкнул:
– Энгеру я сообщу, чтобы обошелся без тебя. Все равно мои волки там просто сидят и глядят, как я понимаю.
– Долг ваших подданных – сидеть там, где вы прикажете, и глядеть туда, куда вы прикажете, ваше сиятельство.
– Не ерничай, – поморщился герцог Франц. – А историю королевы Нисайи я тебе расскажу сам. Потому что неизвестно, когда ты доберешься до потайной комнаты.
Рут еще ниже склонил голову.
Взгляд герцога снова уплыл за окно, к панораме Таруса, раскинувшегося за стенами Ваграна.
– Когда-то Керса была не герцогством, а королевством. И правили здесь короли Борески. Они, кстати, наши предки по материнской линии – то есть по одной из материнских линий. Однако они были людьми по крови. А эрни тогда были изгоями.
Рут глянул на отца исподлобья. Тот ответил спокойным взглядом.
– Все началось при короле Кенлоке, у которого был сын, Хадрат. Старая королева умерла. Наш предок упоминает о слухах, винивших в ее смерти Кенлока. Но доказательств тому не было, да их и не искал никто, самоубийц не нашлось – король славился крутым нравом. После смерти жены Кенлок женился на девице по имени Нисайя, которая вскоре родила девочку. Кенлок на радостях отписал принцессе несколько имений в приданое. Однако их он отрезал от земель, что когда-то сам передал во владение наследнику Хадрату. Королева Нисайя, едва оправившись от родов, тут же забеременела снова. Несправедливость отца, плодовитость юной королевы и то, что Хадрат устал дожидаться трона, – все это привело к гибели короля.
– Милая добрая старина? – Рут насмешливо блеснул глазами из-под густых бровей.
– Добрыми бывают сказки, а милыми девки, – наставительно произнес герцог. – Истинная же история каждого государства обычно неприглядна. Так вот, после радостного известия о второй беременности король с королевой отбыли в провинцию. Решили дождаться появления ребенка в одном из королевских замков, подальше от столицы. А Хадрат тем временем сговорился с илазирским королем. В одну из ночей наследник с несколькими полками, что пришли из Илазира через Врата, обложил замок Альцен. Маги Илазира поставили сплошной заслон вокруг замка, и король не смог призвать себе помощь по блюдцу. Силы его собственных магов уступали илазирским. Осада длилась несколько месяцев. Хадрат подкупил командующего королевскими войсками, и тот отсиживался на границе Керсы с Веантом.
– И что, никто в королевстве ничего не заподозрил? – недоверчиво спросил Рут. – С королем же были придворные. Их семьи должны были поднять тревогу.
– Поднимали, – ответил герцог Франц. – И исчезали. Тогда, без малого шестьсот лет назад, в Керсе произошла смена поместных властителей. Очень многие линии благородных вдруг пресеклись. По разным причинам – пожар в замке, разбой на дороге. Дальние родственники, в один день унаследовавшие чужие поместья, тревогу уже не поднимали.
– Замок пал? – спросил Рут.
Герцог кивнул:
– Кладовые Альцена не были рассчитаны на то, чтобы долго кормить толпу народа. Внутри стен оказалась заперта не только королевская чета, но и маги-медики, поварихи, горничные, белошвейки, две роты охраны. Начался голод. Что точно случилось в Альцене, неизвестно, но в одну из ночей ворота открылись изнутри. Сделала это королева Нисайя.
– Ее можно понять, – медленно сказал Рут. – Она была беременна, с ней было дитя, они голодали.
– Король Кенлок этого не понял. – Герцог, прищурившись, поглядел на сына. – Хадрат хотел объявить, что отец его скончался от некой болезни и похоронить его публично, с отпеванием тела в главном храме. Поэтому Кенлока обрекли на мучительную смерть. Его привязали к королевскому ложу и оставили без воды и еды. Через трое суток король скончался. Хадрат отдал илазирскому королю две провинции и сел на трон.
Рут слушал, покусывая губу. Герцог сделал паузу и продолжал:
– Умирая, король Кенлок проклял жену за предательство. Он пожелал, чтобы пища, за которую она его продала, не пошла ей впрок. Проклятие сбылось. Королева Нисайя ела без остановки и при этом мучилась от голода. Она умерла, родив мертвого ребенка и отощав так, что походила на скелет. Так, по крайней мере, сказано в записях нашего предка. Его, кстати, звали Олер.
– То есть, – с расстановкой спросил Рут, – Кенлок своим проклятием обрек на смерть и ребенка?
– Есть люди, которые любят своих детей ровно настолько, насколько они льстят их самолюбию, – ответил герцог. – Думаю, король относился к этой категории. Он любил дитя от юной королевы, потому что оно доказывало – он еще мужчина. А когда пришел смертный час, все это ушло. И осталась лишь обида на женщину, что посмела поставить собственную жизнь и жизнь детей выше его жизни и смерти.
– Итак, Хадрат стал королем, – задумчиво сказал Рут.
Он попытался представить, как это было. Принц въезжает в Тарус, развеваются знамена чужеземных полков, маги короля-соседа сгрудились вокруг отцеубийцы, чтобы в нужный момент заслонить его от летящего копья или стрелы. А где-то сзади, на богато украшенном возке, трясется тело отца, которого сын обрек на смерть…
– И он стал довольно неплохим королем, – значительно произнес герцог. – Плохо лишь то, что при Хадрате гонения эрни достигли апогея. Хадрат решил искупить грех отцеубийства перед Семью богами, преследуя детей одного из демонов. Он сжег шесть сел эрни, после чего оставшиеся в живых сбежали в соседние государства. Но и там нашим предкам не очень обрадовались. И эрни поняли, что жить спокойно они смогут лишь в той стране, которая принадлежит им самим.
– Звучит несколько самонадеянно, – заметил Рут.
– Отчаянный план, – кивнул герцог. – Но то были отчаянные времена, и жили в них отчаянные люди… Время шло. Маленькой принцессе, дочери Нисайи, исполнилось шестнадцать лет. Она знала, что брат лишил ее отца, а отец – матери. Король Хадрат поселил сестричку в Фенрихте – и от столицы близко, и от двора далеко. За ней приглядывали две служанки и четыре роты стражников. Как-то раз к ней пришли двое торговцев из Серендиона – на самом деле это были двое эрни, которые коверкали язык, изображая серендионский акцент. Они предложили девочке некий план, и та согласилась. Через три дня Хадрата и его двух сыновей не стало. Их убили во время торжественного шествия. Не помогли ни маги-защитники, ни три ряда стражи. Те трое, что сделали это, проходили выучку не на плацах, а в ночных отрядах эрни. Убийцы спрыгнули на короля и принцев с крыши дома, мимо которого проезжал королевский кортеж. Своих жертв они прикончили одним ударом – боковым в шею, лучшим при нападении сверху.
Это хороший удар, подумал Рут. Хороший, но требующий непрестанных тренировок. Если месяца два не практиковаться, хотя бы на чучелах, поставленных под деревьями, точность удара при прыжке пропадает.
Но те, кто пошел на это, наверняка тренировались непрерывно.
– Понятно, что стража растерзала убийц, но дело было сделано. – Взгляд герцога слегка затуманился. – И дочь Нисайи, принцесса Янзель Бореск, стала наследницей трона и последней из династии Боресков. Конечно, никто бы не позволил малолетней принцессе править. Ее перевезли в королевский замок Таруса, что стоял тогда на месте Ваграна. К ней приставили уже шесть рот стражников. Но на рассвете следующего дня в замок пробрались восемьсот эрни, завязалась короткая битва, в которой победили наши предки. Когда наступил день, принцесса выехала на площадь перед замком верхом на кобыле с белой гривой. Именно на такой лошади должна выезжать новобрачная знатного рода в первый месяц после свадьбы. Она объявила о том, что вышла замуж. И что избранником ее стал один из эрни, которому она, как наследница трона, даровала титул герцога. Ее супруг взял родовое имя жены, чтобы никто не смел кричать об узурпации власти. Так вместо королей в Керсе появились герцоги. Правда, тоже Борески.
– А местные благородные не взбунтовались? – спросил Рут. – На юную принцессу в древней Керсе у кого-то имелись виды, раз ее содержали под стражей.
– Разумеется. – Герцог улыбнулся. – Но предкам некуда было отступать. Они держались сплоченно, а их противники грызлись между собой. Решали, кто женится на принцессе, когда та станет вдовой. Эрни тем временем отворили королевскую сокровищницу и явили неслыханную щедрость керсийским магам и войскам. Так что победа – и принцесса – в конечном счете осталась за ними.
Рут немного помолчал, пытаясь представить, какой была принцесса Янзель, его далекая прапрапра… в общем, его бабка с очень многими «пра».
– А почему наследница выбрала именно нашего предка? Или у нее не было выбора?
Герцог принял серьезный вид, но уголки губ подрагивали, словно он подавлял ухмылку.
– Ну почему же? Выбор принцессе Янзель был предоставлен. Она выбрала сына того, кто убил ее брата, короля Хадрата.
– Плата за кровь.
– Именно, – сказал герцог. – А теперь хватит лирики, вернемся к нашему Яргу. В записках Олера сказано, что помимо проклятия королеве Нисайе, король Кенлок озвучил еще два проклятия. Одно касалось принца Хадрата. Король предрек ему скорую смерть. Правда, оно задержалось на пятнадцать лет…
Герцог Франц вдруг наклонился вперед, опер локоть правой руки о колено, утвердил на ладони этой руки свой подбородок. Сказал задумчиво:
– Мне тут пришло в голову… может, проклятие и не задержалось вовсе? Скорая смерть – это ведь не только та смерть, что наступает на следующий день. Это еще и быстрая смерть, то есть молниеносная. Тогда отцовское проклятие сбылось в точности. Хадрата убили ударом в шею, думаю, он умер мгновенно.
– Вряд ли король Кенлок желал именно этого, – вставил Рут.
– Будь внимательнее к словам, когда проклинаешь, – заметил герцог, выпрямляясь. – Проклятие – дело тонкое. А третье проклятие короля касалось замка Альцен. Помню, там были напыщенные слова насчет того, чтобы замок никогда больше не служил приютом человеку. Но Хадрат уехал, увозя тело отца, а перед этим убил всех его людей. Так что Альцен опустел. Олер, наш предок, пишет, что после смерти королевы Нисайи перепуганный Хадрат приказал разобрать замок по камушку. Он боялся, что кто-то из его потомков забредет в замок и стены вспомнят слова Кенлока.
Герцог откинулся назад, помолчал. Продолжил:
– Похоже, Ярг возвели там, где стоял Альцен. И дома построили из камней разрушенного замка. Село впервые упоминается в поселенских списках триста сорок один год назад, значит, крестьяне поселились там лет через двести после событий. Три с лишним столетья проклятие спало, а теперь проснулось. Почему? К тому же само проклятие простенькое и мало напоминает то, что случилось с поселянами. А камни, танцующие в воздухе и сами по себе создающие замок, сюда и вовсе не вписываются.
– Зато по крайней мере ясно, в какой замок они складываются, – медленно сказал Рут. – Альцен. И Нисайя, получается, тоже одна из наших прапрабабок…
– Как мать принцессы Янзель – да. – Герцог повернул голову, глянул на сына. – Это одна из причин, по которым эта история должна храниться в потайной комнате. А теперь, после истории с Яргом, особенно.
Рут изумился:
– А почему Энгер и другие из твоих «боевых волков» не вспомнили об этой истории? Кто-то же должен знать. У них тоже есть право доступа в потайную комнату.
– Иметь право не значит использовать его, Рут, – мягко отозвался отец. – Они – мои «боевые волки», герцогская гвардия. Это означает, что они безупречны в бою, но я не требую от них тяги к знаниям. Те эрни, что имеют интерес к буквам, обычно идут в герцогские управы. Даже ты, мой наследник, тоже получивший право доступа в потайную комнату, почему-то не спешишь им воспользоваться.
Рут попытался увильнуть:
– Неужели и впрямь за пределами Керсы об этом никто не помнит? Я знаю, многие записывают в свои книги все, даже то, какая на дворе погода. Говорят, что потомкам пригодится. А уж такое событие…
Герцог, словно бы ничего не заметив, ответил:
– Олер – он, кстати, был сыном принцессы Янзель – упоминает, что уже при его отце делалось все, чтобы стереть из людской памяти эту историю. Книги выкупались, ученым давали взятки. Предки обнаружили, что ученым мужам тоже хочется кушать, а рукописи чудеснейшим образом горят. Кстати, мы не единственные, кто это обнаружил. Соседние государства тоже давно причесали свою историю и убрали из нее нехорошие моменты. К примеру, в истории Илазира две керсийские провинции значатся как исконно илазирские земли, а помощь королю Хадрату расписана как небольшая освободительная война, в ходе которой доблестные илазирские войска победили злобную Керсу, подло захватившую перед этим две провинции. Именно после этого, дескать, презренные керсийские короли порастеряли свою спесь и стали называться герцогами.
Рут фыркнул.
– А теперь ступай к матери, – объявил отец. И строго сдвинул брови. – Она все время жалуется, что почти не видит тебя. И вечером будь готов. На исходе восьмого вечернего сила мы отправимся в Фенрихт поглядеть на эту Татьяну.
Рут поклонился отцу и отправился выполнять его приказание.
Глава 8. Указание путей
Герцогиня была в комнате для рукоделий, на втором этаже. Когда Рут вошел, она стояла у окна. Рядом на столе возвышалась кособокая корзина, и герцогиня задумчиво перебирала мотки цветной пряжи, горой наваленные в нее. Неизвестный мастер украсил бока корзины вензелями, грубо сплетенными из лозы. Начальные буквы имен герцога и герцогини переплетались за боковые дужки. Концы нескольких мотков, свесившись из корзины, успели за них зацепиться.
– Очередное приношение? – Рут кивнул на корзину. – Добрый день, матушка.
Он нагнулся, подставляя поочередно щеки и лоб под материнские поцелуи.
Герцогине Эвгалир было сорок три года. Происходила она из рода поместных властителей с севера Керсы, не слишком богатых, но и не нищих. Лицо, некогда красивое, теперь увядало. Темно-каштановые волосы пронизывали серебряные нити седины. Серо-зеленые глаза смотрели тревожно и вопросительно.
– Как ты, мой мальчик?
– Хорошо, – ответил Рут. Недовольно поморщился – ну какой же он мальчик, он мужчина-эрни и наследник герцогства. Но матушка этого признавать не хотела, а отец не желал, чтобы ее что-нибудь огорчало.
Вот и приходилось оставаться мальчиком, достигнув совершеннолетия. Рут подозревал, что для этой женщины он будет мальчиком еще лет сорок. Если не больше.
– Ярг тебя вымотал, – заявила с ходу герцогиня. – У тебя одни глаза остались. Чем там кормят в лагере у Энгера – сухарями с солониной?
– Там подают печеную оленину, дичь и похлебку, – отрапортовал он, подавив мученический вздох. – Люди Энгера радуются каждой возможности сбежать из лагеря, так что свежатины хватает. У них даже подают десерт – краснику с окрестных холмов.
– Я вообще не понимаю, зачем тебе там находиться, да и им тоже, – сказала ее сиятельство, резко отодвигая корзину. Полированная столешница жалобно скрипнула. – Сделать уже ничего нельзя. Эти люди погибли, и погибли безвозвратно. Да, ты спрашивал про это плетеное чудо… В прошлом году одна бедная вдова с немощным сыном обратилась ко мне за помощью. Я хотела дать ей денег, но Франц напомнил ваш девиз: «Не помоги, но укажи путь». Так что я купила вдове несколько коз, чтобы у нее было молоко и шерсть на продажу, а сына пристроила в ученики к плетельщику. Эту корзину он сплел для меня, а матушка заполнила ее цветной пряжей, которую спряла сама. Вот и думаю теперь, куда пристроить подарок.
– Найдите бедную девицу, оставшуюся без попечения родных, и предложите ей научиться ткать гобелены, – предложил Рут.
Герцогиня улыбнулась:
– Попрошу Лирта найти такую. Увы, он приглядывает за управой немощных и оставленных без попечения слишком старательно. До меня добираются лишь единицы – он перехватывает всех бедолаг по дороге и безжалостно пристраивает их учениками и работниками в дома горожан.
– Главное, чтобы помощь была оказана, матушка. – Рут пожал плечами. – А уж от кого она исходит…
– Это так, – с легкой грустью согласилась герцогиня. – Но мне, знаешь ли, из-за него совсем нечем заняться. Помощь бедным – единственное развлечение для женщины моего звания и положения. Балы и приемы в моем возрасте уже не столько радуют, сколько утомляют, Рут.
– Думаю, скоро все переменится, матушка, – с наигранной бодростью ответил он. – В Керсу стекаются беженцы из Элимора. Их становится все больше, рано или поздно работы в городе перестанет хватать на всех. И тогда вы сможете заняться благотворительностью вволю. Я бы даже сказал, вам придется ею заняться. Ибо Лирту одному не справиться.
– Да, Элимор, – вздохнула герцогиня. – Говорят, там лютуют призраки. И восстали адельбергские маги. Что-то близится, Рут. И судя по знакам, что-то нехорошее.
Она ухватилась за ручку корзины и сжала ее так, что костяшки пальцев побелели.
– Матушка, – мягко сказал Рут, – вам не о чем беспокоиться. Мы в Вагране, а Ярг на границе с Илазиром. Элимор еще дальше. Это временные и далекие грозы. Они пройдут, вот увидите.
О том, что случилось в Ярге, лучше не упоминать, подумал Рут. Пусть отец сам расскажет потом.
Он провел с матерью еще около сила, разговаривая о всякой всячине, далекой как от Ярга, так и от Элимора, – о цветах, которые она собирается посадить следующей весной на клумбах возле ристалища, о растениях, что цветут сейчас в дворцовой оранжерее. Даже выслушал с улыбкой краткий список «милых девушек из благородных семейств, которых следует пригласить на ближайший праздник, ибо приглашение девушек в дом, где есть наследник без пары, – это прямой долг его матери». Вытерпел утомительное перечисление качеств и талантов девиц. Мать казалась совершенно успокоенной, когда он собрался уходить.
Но когда Рут, взявшись за ручку двери, обернулся, герцогиня снова стояла у стола, прижав к груди сжатые вместе ладони, и с мучительным страхом смотрела на него.
Он жизнерадостно улыбнулся, успокаивающе помахал ей рукой и вылетел за дверь.
Поскольку обеденное время давно миновало, а пообедать в лагере у Энгера ему так и не удалось, первым делом Рут отправился на кухню. Она помещалась на первом этаже Главной башни, слева от входа, и в любой сил дня была полна народу. Рут кивнул трем молодым эрни из управ, что сидели за угловым столом в компании двух молоденьких помощников конюха. Полные миски, стоявшие перед ними, стремительно пустели. Он поймал за локоть симпатичную служаночку, вертевшуюся возле ребят, и попросил ее наполнить еще одну миску, уже для него.
На обед сегодня было фрикасе из молодого козленка и листьев огородной паляхи в яичном соусе. Рут очистил миску, вытер ее ломтем хлеба, зажевал все это пряно-кислыми листьями зерды и запил стаканом красного разбавленного вина. Перед тем как выходить, он глянул на лучи Элсила, косо падавшие из высоких окон кухни. Лучи золотили облака кухонного пара, которые поднимались от кастрюль и плавали над головами поварих.
До вечера была еще масса времени. Искать кого-то, чтобы потренироваться на мечах, не хотелось. Идти в библиотеку, чтобы засесть за тома потайной комнаты, – тем более.
Подумав, Рут решил отправиться в оранжерею, что возвышалась за Главной башней. Туда был проведен отводок от родника, снабжавшего Вагран питьевой водой. Под кусками стекла в частых окладах рам постоянно журчала вода, стекая по извилистому желобу из цветного мрамора, синего в бирюзовых искрах. В журчанье вплеталось чириканье птиц, которые жили в большом вольере в центре оранжереи – иногда вразнобой, но иногда очень даже мелодично. Руту нравилось сидеть на скамеечках, стоявших у кустов рензеи. Ветви ее клонились вниз под тяжестью больших алых ягод, так что скамейки прятались за ветвями как за занавесом. В это время года, осенью, оранжерея была полна плодов и цветов. Последним даже удавалось иногда заглушать стойкий запах птичьего помета, идущий от вольера…
Это место лучше прочих подходило для того, чтобы сесть там, расслабиться и попытаться забыть о Ярге. О домах Ярга. О людях Ярга.
Он вышел из Главной башни и уже развернулся к оранжерее, когда кто-то схватил его за рукав. Рут обернулся.
Заморенная девица в платье, висевшем на ней как на пугале, с потрепанной перевязью на голове, украшенной несколькими косыми стежками цветной нитью, протягивала сложенный листок бумаги. Рут вскинул брови, спросил удивленно:
– От кого? И как к тебе это попало?
– На воротах остановил мальчишка. – Девица мотнула подбородком в сторону ворот Ваграна. – Дал и сказал, что это писулька от одной благородной к наследнику Руту. Просил доставить тут же.
Рут помедлил мгновенье, неспешно взял листок. Поинтересовался:
– Что-то я тебя раньше не видел. Откуда ты?
– Я… благородный господин Лирт велел, чтобы я помогала на вашей кухне. Сказал, чтобы сначала отъелась, а уж потом обещал пристроить в какой-нибудь дом.
По сути, ответа на его вопрос – откуда она – девица так и не дала. Но Руту показалось, что заморенное создание едва сдерживает слезы, и он не стал настаивать на ответе.
Все и так было ясно. В ее речи слышался едва заметный чужеземный акцент, некоторые буквы она произносила в нос. Так разговаривают уроженцы южных стран – Халкидии, Элимора.
– Лирт знает, что делает, – пробормотал Рут. И попытался улыбнуться. – Раз так, беги на кухню. И начинай отъедаться. Тебе на это потребуется много времени, как я посмотрю.
Изможденная девица ответила неуверенной улыбкой, в которой не хватало нескольких зубов, и чуть присела, пробормотав:
– Спасибо, ваша милость.
И медленно побрела ко входу в Главную башню. Рут глянул на письмо.
От него ощутимо веяло благовониями. Да не какими-нибудь, а серендионскими, полученными из цветов и коры благовонных кустарников, растущих только на песчаных почвах Серендиона. Печати на сложенном листке не было. Рут развернул послание.
«Жду вас в «Окороке и даме». Немедленно».
Подписи на листке тоже не было, но это его не удивило. Когда отдаешь посланцу незапечатанное письмо, подписываться глупо.
Он сжал хрупкий листок, задумался. «Окорок и дама», – так назывался довольно популярный трактир в двух кварталах от замка. Говорят, когда-то он звался «Седло барашка и красотка», и всякий мог заказать в нем и то и другое в любой сил дня и ночи. Но время шло, хозяин трактира, начинавший как содержатель притона, разбогател и остепенился. Со временем он нанял вышибалу, который стал пускать в заведение только приличную публику. С девками было покончено. Потом хозяин решил, что название тоже следует облагородить, и заказал новую вывеску. Трактир стал называться «Окорок и дама». Теперь его клиентами были в основном влюбленные парочки, которым было чем расплатиться.
Кем была отправительница письма? Многие поместные властители желали выдать за него свою дочь, но какая из них осмелела настолько, что решила лично устроить себе знакомство с наследником?
Рут изучил бумагу. Дорогая, с атласным отливом. Почерк каллиграфически изящный. Женская рука, без сомнения.
Что ж, как всякий эрни, он должен уважать смелость. Если она ему не понравится, он просто пожурит дурочку и отправит ее домой. А если понравится…
Рут повернулся и торопливо зашагал к воротам. Не следует заставлять даму ждать.
Вышибала у дверей «Окорока и дамы» узнал его сразу же, но не обронил ни слова, только поклонился подчеркнуто низко, открывая дверь. Рут вошел в трактир и огляделся. Хотя обеденное время уже прошло, за половиной столов сидели парочки самых разных возрастов. Перед входом в поварню устроился менестрель, который терзал струны походной арфы и напевал: