Проклятье мёртвой сети

Дизайнер обложки Таисия Башарина

© Марина Фокина, 2024

© Таисия Башарина, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0059-6521-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Молодая женщина задумчиво сидела перед ноутбуком. Рядом в колыбельке лежал её трехмесячный сын. Женщина моргнула. Раз. Другой. Нервы и недосып сыграли с ней странную шутку. Почему-то на заставке популярной сети вместо «Добро пожаловать в Масквол» она прочла «Добро пожаловать в ад». Как в каком-то дурацком американском ужастике. Проморгалась – «ад» превратился в «Масквол». И в самом деле, какой же ад? Самая популярная и продвинутая соцсеть. В которой были все, кроме неё. Подруга так и сказала:

– Ты что, не понимаешь, как важно быть в тренде? Вот была бы ты в Маскволе, давным-давно бы поняла, что Димка себе другую нашёл. Они там и в друзьях, и на фото друг друга отмечают, и в разных местах вместе чекинятся. А ты что? Сначала – работа и Димка. Потом – работа, Димка и беременность. Теперь – Ванька, свет в окошке единственный. Ты узко смотришь на жизнь. Может, потому Димка и сбежал. И если хочешь его вернуть, ну открой ты глаза, посмотри, как люди вокруг живут. И сколько есть всего, кроме работы, мужика и ребёнка.

Молодая женщина тогда усмехнулась горько:

– На жизнь, по твоему мнению, я именно через Масквол должна смотреть, да?

Подруга иронии не поняла:

– Конечно! Там все. И всё. Это… Это окно в мир, в возможности, в общение. Попробуй хотя бы.

И вот теперь женщина сидела перед монитором. Рядом гулил и улыбался её ребёнок. А она почему-то медлила над кнопкой «Зарегистрироваться». Вдруг малыш заревел. Да так, как не плакал ещё ни разу за свою коротенькую жизнь. Женщина захлопнула ноутбук и взяла на руки сына. Захлопотала, заворковала:

– Ну что ты, мой маленький? Ну что ты, моё солнышко?

Малыш постепенно успокаивался на материнских руках. Что бы он ответил, если бы умел говорить? Пожалуй, рассказал, что сработал единственный инстинкт грудного ребёнка – выжить. А выживание обеспечивает мать. Поэтому, когда мальчик увидел, как из странной штуки к его маме тянутся страшные дымчато-черные нити, он завопил во всю мощь крошечных лёгких. Не понимая, что происходит, он почувствовал угрозу матери. А значит – и себе.

Молодая женщина не верила в знаки. Но этот раз стал исключением. Она подумала почему-то, что отчаянный крик сына – это предупреждение. И больше не открывала вкладку, приглашающую её то ли в ад, то ли в мир. Масквол разочарованно клацнул невидимыми челюстями и втянул невидимые щупальца. И переключился на следующих гостей.

Глава 1. Жива1 и Морена2

Март 2022 года

«Масквол умер. И не да здравствует Масквол», – с такими мыслями Арина выключила телефон. Некоторое время задумчиво смотрела на мертвый чёрный экран. А потом сказала вслух:

– Нет ментальной вони!

И пошла на кухню варить кофе. Десятилетняя эра Арины Черновой – известного автора мистических романов и активного масквольного блогера – подошла к концу. Наступала какая-то новая эра.

Оставленный на диване телефон вдруг включился. И высветил оповещение. О том, что в больше не существующем Маскволе кто-то лайкнул Аринин пост. Несуществующий пост. Потому что, под чутким руководством издательского программиста Кости, который много лет помогал Арине с гаджетами, она удалила свою страницу и снесла приложение с телефона. Однако Масквол явно был другого мнения. И пытался донести его до Арины.

Когда Степан вернулся домой, он увидел страшное. Даже не так. Страшное и небывалое. Его красавица и умница жена, заливаясь слезами, долбила молотком для отбивания мяса по своему мобильнику. Положив его в миску, в которой мариновали шашлыки для дачных посиделок. От мобильника уже мало что осталось, но долбежка продолжалась. И рыдания. Арина рыдала и долбила, долбила и рыдала.

Несколько секунд постояв в полной растерянности, Степан отобрал у жены молоток. Обнял крепко-крепко. Поцеловал в опухшие от слез глаза. Уселся на диван, Арину усадил к себе на колени. И только тогда спросил:

– Что ты, девочка моя? Что случилось? Расскажи мне.

Арина продолжала всхлипывать, уткнувшись в надежное мужнино плечо. Он терпеливо ждал. За годы брака выучил, как надо утешать собственную жену. Наконец, она вздохнула, встала, выпила залпом стакан воды. Закурила, нажала кнопку на кофе-машине и вышла на балкон. И уже оттуда сказала:

– Степ… Я написала двадцать страшных книжек. Двадцать, понимаешь?

Губы ее, как у маленькой девочки, снова повело в сторону. Верный признак, что рыдания возобновятся. Но Арина удержалась. И продолжила:

– Ты прекрасно знаешь всю мою историю. Ты знаешь, что я пишу про мистику, постоянно думаю и разговариваю про мистику. Я пугаю сотни людей книжками своими. Но я в мистику не верю!!! И не верила никогда!!! И не боюсь! И тебя, урод вонючий, не боюсь! Кем ты ни был!!!

Это, конечно, адресовалось уже не Степану. Последние фразы Арина прокричала в адрес своего телефона, покрошенного в мелкую труху. «Сейчас опять зарыдает», – подумал Степан. Но произошло неожиданное. Из миски, в которой лежали жалкие обломки некогда любимого Ариной и очень красивого гаджета, раздался какой-то звук. Да что там «какой-то». Очень даже понятный и знакомый – звук оповещения о некоей активности в Маскволе.

Арина застыла с открытым ртом, а потом инстинктивно потянулась закрыть балконную дверь, отгородившись таким образом от страшной миски. Степан же, наоборот, встал, чтобы в нее заглянуть. Не сказать, что он очень хорошо разбирался в «железе», но даже его знаний хватало, чтобы понять, что происходит что-то неправильное. Невозможное. В том, что раньше было телефоном, не осталось ничего, что могло бы какие-то сигналы принимать и звуки издавать. Мелкое стеклянно-пластмассово-металлическое крошево. Поэтому просто не могло быть никаких сигналов!

Жена выскочила с балкона и перехватила его на полпути:

– Степа, не ходи! Я нифига не верю в мистику, но происходит что-то неправильное. И… Ты знаешь, пахнет. Очень пахнет. Так, что не спасает даже серебряная прищепка моя.

Степан остановился. Прочистил горло, но голос все равно хрипел от волнения:

– Чем? Риша, чем пахнет, ты поняла?

Арина помедлила:

– Сложно разобраться. Я точно опознала ненависть, злорадство, желание убить и… И что-то похожее на психическую болезнь какую-то. Но это неточно. И это далеко не все. И… Мне страшно, Степа… Как ты думаешь, зло само по себе может чем-то пахнуть?

Тремя месяцами раньше

Арина резала салат на кухне. Краем глаза увидела приближающуюся фигуру.

– Степа, пять минут – и будем обедать, хорошо?

Тишина. Арина обернулась – никого. Тут же услышала шум воды в ванной – муж явно принимал душ. Но ведь она четко видела…

Руки затряслись. Во избежание травм Арина отложила нож. Села. Вдохнула и резко выдохнула. Что, собственно, она видела? Ей показалось – показалось!!! – что за спиной кто-то есть. Видела она это в очках. Точнее, некто или нечто показалось ей, как отражение в линзе. Воображение дорисовало остальное. А остальное – муж. Ибо кто еще мог подходить к ней в квартире, где они вдвоем?

Арина сняла новые очки. Покрутила в руках. Вспомнила, как физичка в школе считалась ведьмой. Потому что, когда на доске писала, видела все, что у нее за спиной происходит. Именно видела! Четко называла имена и действия: «Шарабанов, прекрати лузгать семечки! Миронова, помаду убери!». Один из одноклассников, самый умный, утверждал, что все дело в физичкиных очках. Якобы она как-то видит в стёклах отражение того, что сзади происходит. И что он о таком читал в книге про шпионов. Его подняли на смех. Были ещё учителя в очках, да и в классе имелись свои очкарики. И никому не удавался физичкин фокус. А теперь – здрасьте. Не прошло и тридцати лет с момента окончания школы, как Арина Чернова смогла этот фокус повторить. Так бывает?

Конечно, очки новые. Конечно, оправа нестандартная. И линзы под нее пришлось резать нестандартно. Возможно, поэтому что-то там не так преломляться стало, в линзах этих. Да. Точно. Так и есть. Арина выдохнула и успокоилась. Рациональный ответ был найден.

Спокойствие длилось до следующего утра. Когда Арина чистила зубы в ванной. Глядя в зеркало. Вовсе безо всяких очков. И в это время кто-то прошел по коридору у нее за спиной. Точнее, прошел никто. Поскольку даже Степы в этот момент дома не было. Арина взвизгнула. Выронила щетку. Нацепила старые очки, лежавшие на раковине. И с полным ртом пасты кинулась проверять квартиру. Никого. Вполне ожидаемо. И от этого не менее пугающе. Что, блин, на этот раз преломилось, а? В старом и надежном санузловском зеркале?

Арина дочистила зубы. В очках. Закрыв дверь в коридор, чтобы не видеть, что там происходит, но при этом не отрывая пристального взгляда от зеркала и боясь моргнуть. Сделала кофе. Выкурила сигарету. Удержала себя от желания занавесить чем-нибудь все отражающие поверхности и от желания немедленно позвонить Степану. И через какое-то время смогла с помощью самовнушения прийти к единственному правильному выводу: показалось. Она не выспалась. Она переутомилась с новой книгой. Вот и чудится Бог знает что.

Однако и самовнушения хватило ненадолго. На пару дней. До нового непонятного эксцесса. Позвонила лучшая подруга Машка. Разговоры у них всегда были долгие, а Арине надо было готовить ужин. Поэтому она надела наушники и сунула телефон в карман. Резала мясо, чистила картошку и болтала – красота же. Но тут у Машки что-то там случилось. Она пообещала перезвонить и отключилась. А у Арины руки грязные, отвлекаться от готовки не хотелось, поэтому она осталась в наушниках. И, как водится, через какое-то время о них забыла, сосредоточившись на процессе.

Вдруг – стук. Во входную вроде бы дверь. Арина изумилась – кто бы это мог быть? Степа всегда с ключами. Домработница Галя всегда сначала звонит по телефону, но и у нее есть ключи. Посторонние в подъезд не заходит, консьерж бдит. С соседями в их не элитном, но вполне дорогом доме принято вежливо здороваться, но не за солью друг к другу заскакивать. Да даже если и так – звонок же есть. В общем, не ясно. Но стук повторился. Пришлось мыть руки и идти к двери.

Арина подошла, заглянула в глазок. Темнота. Недоумение нарастало – свет что ли перегорел в коридоре? И тут в скважину замка просунулся ключ. В скважину неработающего замка. На который Арина со Степаном дверь давно не запирали и даже не помнили, где ключи от него. А ключ – вот он. И пытается повернуться.

На Арину душной волной накатила паника. Воры? Кричать? Звонить мужу? В полицию? Дрожащими руками она проверила работающие замки, щеколду. Все надежно заперто. Но страшно-то как, боженьки… И вдруг – плач. Тихий, явно детский. И шёпот, несчастный такой: «Впусти меня, тут темно». И столько мольбы в этом шепоте, что Аринина рука автоматически потянулась отодвинуть щеколду…

Музыка грянула внезапно. Мелодия вызова. Только тут до Арины дошло, что она в наушниках. В дорогих звуконепроницаемых наушниках. И все эти звуки слышала в них. К счастью, позвонил Степа, как почувствовал. Арина в полуистерике все рассказала. Попутно глянула в глазок – свет в коридоре горит. И никакого ключа с той стороны в скважину не лезет. Но ведь было! Она видела! И звуки слышала. И стук, и плач, и шепот.

Степа примчался в рекордно короткое время. Обнимал, утешал. Выслушал и про очки, и про зеркало. Задумался. А потом несколько смущенно спросил:

– Риша, я правильно понимаю, что это не отрывки из твоего нового романа?

Арина от возмущения даже рыдать перестала.

– Степ, ну ты совсем, да? Ты считаешь, что я могу устроить такую бучу на ровном месте? Ради чего? Чтобы тебя попугать что ли?

Степан улыбнулся.

– Не сердись. Просто я исключаю все вероятные версии. И следующее, что нам надо исключить – проблемы чисто физиологические. И, скажем так, невролого-психиатрические.

– То есть, ты хочешь сказать, что у меня опухоль мозга или манифестация шизофрении?

– Я хочу сказать, что именно это и все подобное нам надо исключить. Ну или подтвердить, чтобы понимать, что делать дальше.

Арине стало зябко. Она бы не смогла ответить на вопрос, что ее пугало больше. Наличие каких-то проблем со здоровьем и психикой или «виде'ния» и «слыше'ния» на ровном месте. Однако Степан предлагал единственный разумный вариант, поэтому она согласилась.

Следующие три недели прошли под знаком медицины. МРТ, КТ, рентгены. Анализы, обследования, тесты. В плане психиатрии Арина согласилась общаться только со своей давней знакомой, заслуженным профессором и академиком Эммой Семеновной. Когда-то Арина писала роман, в котором, помимо мистики, была психопатология. Ей порекомендовали в качестве эксперта Эмму Семеновну, и их сотрудничество быстро перетекло в доброе приятельство. Эмма подняла на уши всех своих коллег, чтобы в итоге два консилиума вынесли одинаковые вердикты. Арина здорова. Абсолютно. Никаких опухолей – нигде. Никаких неврологических проблем. И никаких психических заболеваний даже в зачаточном состоянии. Впрочем, Эмма Семеновна, когда Арина пришла к ней в гости с благодарственным букетом и ворохом бумажек, немного подколола:

– Конечно, тебе, Ариша, могла бы быть рекомендована работа с психотерапевтом. Ведь твои романы, как ни крути, это своеобразные болезненные сублимации. Но, с другой стороны, если тебя от них избавить, ты и писать перестанешь. А я, знаешь ли, эгоистка. Подсела давно на страшилки твои и с нетерпением всегда жду новых. Так что, душа моя, продолжай творить.

– Эмма Семеновна… Но… Хорошо, не как психиатр, просто как мудрый человек с огромным жизненным опытом хотя бы предположите, что такое со мной было, а?

Пожилая дама не спеша открыла портсигар, выбрала сигарету. В ее «академической» квартире курить можно было везде, чем Арина часто пользовалась. Ведь ни в кофейнях, ни в ресторанах нельзя. Дома, при некурящем Степане, она тоже для удовлетворения вредной привычки пользовалась обычно балконом. А балкон в декабре, даже застекленный и чуть утепленный, – это вовсе не то же самое, что уютное велюровое кресло в огромной захламленной «сталинке». Когда рядом кофе, вкуснющие конфеты и умный собеседник.

Эмма Семеновна закурила. Выпустила дым идеально-ровными колечками. Отпила коньяку – в отличие от непьющей Арины она себе иногда позволяла. И задумчиво произнесла:

– Знаешь, детка, чего я только в жизни ни насмотрелась. И, поверь, была масса историй, которые психиатрия в моем лице и в лице моих коллег просто не в состоянии объяснить. Да, мы их подтягивали под какие-то диагнозы. Выписывали препараты. Но, к примеру, если человеку в строго определенные временные интервалы являлась его умершая мама и давала ответы на какие-то важные для него вопросы, никакие таблетки это не убирали, понимаешь? Мама все равно приходила. И он выигрывал бешеные деньги в лотерею, потому что мама подсказала, какие именно числа надо на билете подчеркнуть. Да, можно говорить о подсознательном, бессознательном, о чем-то подобном. Фрейд и Юнг расчистили нам многое в человеческой психике. Но выскажу свое мнение: и по сей день та же шизофрения в ряде случаев – просто свалка неизвестных диагнозов. Мы пасуем перед какими-то симптомами, им не находится места в учебниках по психиатрии и психоанализу. А они есть. И они – либо какое-то неизвестное заболевание или состояние психики. Либо – не имеют отношения к психиатрии и психологии.

Арина молча курила. С одной стороны, увлеченная рассказом, с другой – недовольная тем, что Эмма рассуждает в общем, а не о ее случае. Околопсихиатрических страшилок и баек она сама знала немало, да от той же Эммы слышала. Но с ней-то что?!

А Эмма Семеновна продолжала.

– Вот смотри. Мой кот Басилий умер десять лет назад. Счастливой кошачьей смертью умер. Во сне и от старости. Но два раза в год, в день его рождения и в день смерти, я просыпаюсь от кошачьего мурчания. И от усов, которые щекочут мне щеку. Бася именно так меня и будил всегда: ложился радом и мурчал в ухо. И скажи мне теперь, я сошла с ума? Это шизофрения? Или моя кинестетическая память такой выверт сделала, посылая мне звуки и ощущения из прошлого? Или это призрак моего Басилия, приходящий меня утешать?

Арина от неожиданности поперхнулась дымом. На такие темы они с Эммой никогда не откровенничали.

– Эмма Семеновна!!! Вы что, в призраков верите?! Я думала, что вы вся такая коммунистка, материалистка и рационалистка…

Эмма Семеновна усмехнулась:

– Аришенька, так я тебе о том и говорю. Сложно оставаться материалисткой, почти полвека проработав психиатром. И часть этого времени – судебным психиатром. Когда в каждом очередном маньяке и серийном убийце тебе иногда чудятся демоны. Не метафорические причем, а весьма реальные. Что же до веры и неверия… Это настолько тонкие и зыбкие материи, что обсуждать их сложно. Скажем, один человек абсолютно верит во все потустороннее. И при этом за всю его жизнь ничего, даже отдаленно потустороннего, с ним не случается. А другой человек не верит ни во что подобное. И при этом…

Пожилая дама лукаво подмигнула Арине. Та смутилась, стала лихорадочно придумывать, что ответить. Но Эмма Семеновна все поняла.

– Детка, не смущайся. Мы с тобой не один год знакомы. И я все-таки психиатр. Понимаю, что что-то нечисто с твоей позой отрицания. И не просто так ты пишешь свои книги, пугающие даже людей очень смелых, типа твоего Степы. И при этом сама всему непонятному и необычному в жизни ищешь исключительно рациональные объяснения. Я никогда тебя об этом не спрашивала и сейчас не спрошу. Но может поделишься? Сгорел, так сказать, сарай, гори и хата?

Арина напряглась. О ее отношениях со всяческой паранормальщиной и «шизотерикой», как она подобное называла, знали три человека. Мама – очень урезанную и даже при этом оскорбляющую ее часть. Машка и Степан – более расширенные версии. Полной же картины не знал никто. И, кстати, может быть, на самом деле стоит уже поделиться с Эммой?.. Ведь никакие болячки не подтвердились. А странные звуки в квартире, неясные мелькания за спиной и прочие «чертовщины» все это время продолжались. Да, не такие вопиющие, как ключ в замке. Но не менее пугающие. Чего, к примеру, стоила кровь в лифте. Как-то Арина вошла в подъезд и увидела цепочку из капель крови. Перепугалась, конечно. Но консьерж объяснил, что пудель Арининого соседа поранил на улице лапу. И пока хозяин тащил его домой, крови и накапало. Но уборщица уже идет, сейчас все следы будут устранены. Арина успокоилась. Даже увидев, что кнопка ее этажа тоже измазана кровью, просто нажала на нее через бумажную салфетку. И без волнения обошла кровавые капли на своей лестничной площадке. Однако вечером, когда они со Степаном собрались на прогулку, возмутилась:

– Степ, ну ты только посмотри! Значит, с пола и лестницы они кровь отмыли, а на кнопке в лифте пусть остается что ли?

Степа посмотрел на кнопку. Потом на Арину.

– Риш, кнопка чистая. Наверное, тебе показалось. Просто свет так упал.

Угу. Свет упал. И продолжал падать все последующие дни. Потому что кровь на кнопке Арина видела все так же отчетливо. И даже пыталась ее стереть сама. Три раза. Кровь не стиралась. Арина махнула рукой. И в очередной раз подумала, что человек реально такая скотина, которая привыкает ко всему. Даже к кровавым кнопкам в лифте, постоянным невнятным звукам дома и странным теням, мелькающим в квартире. Да и не только в квартире. Так что да. Возможно, надо хотя бы попробовать разобраться с этой историей. И Эмма в качестве компаньона – отличный вариант. В чем-то даже лучше Степы и Машки. Чем она рискует, в конце концов?

И Арина решилась.

– Эмма Семеновна… Вы первая, кому я это рассказываю. Но, наверное, время пришло и обстоятельства так складываются, что… В общем, моя мама, она… Во время перестройки, когда многие так или иначе «потерялись», она забросила бухгалтерию, которой всю жизнь занималась. И начала искать себя. Во всем, что тогда модно было. Гипноз Гончарова и «Диагностика кармы» Лазарева. Дианетика Рона Хаббарда и «Магия» доктора Папюса. И еще масса всего такого. И все свои новые увлечения она проверяла на мне и со мной. Она пыталась меня лечить с помощью дианетики и чистить мою карму. Заставляла брать в руку маятник, сделанный из нитки и обручального кольца, и водить над фото, чтобы определить, живой на ней человек или мертвый. Якобы, над живым маятник качаться должен или там вращаться, а над мертвым – просто стоять. Пробовала меня в роли медиума использовать, чтобы духов вызывать. Выгоняла из меня молитвами сущности какие-то. В общем, это был ад. Длиной в несколько лет. Я поправилась на пятнадцать килограммов, заполучила аллергию непонятно на что, постоянно видела во сне кошмары. К счастью, в какой-то момент маменька сочла, что уже достаточно знает. И переключилась с меня на других людей. Пациентов, как я их называла. Тропа народная в нашу квартиру не зарастала. Папа, и до того любитель выпить, стал алкогольным «профессионалом». Съехал к бабушке и там пребывал в перманентном запое. И я стала сбегать из этой клоаки. Особенно, после одной «пациентки». Как сейчас помню, отекшая, одутловатая тетка с огромным животом. И когда она сидела на стуле в коридоре, ждала своей очереди, этот живот у нее чуть ли не ходуном ходил. Я была в полной уверенности, что она на последнем месяце беременности, и у нее там двойняшки толкаются – настолько живот казался огромным. А мама мне потом сказала, что не было у тетки никакой беременности. Духами она одержима была. Они в ней и толкались.

Арина почувствовала, что дрожит. Воспоминания давались тяжко, ведь столько лет она загоняла их самые дальние чуланы памяти и навешивала на эти чуланы самые крепкие замки. Но вот – двери открылись. И воспоминания выползли, неся с собой весь ужас, который Арина-подросток тогда переживала. Эмма Семеновна встала из своего кресла, подошла, погладила по волосам.

– Детка, если тебе так тяжело, то лучше не стоит.

Арина отрицательно помотала головой.

– Нет уж. Как мы в детстве говорили, замахнулся – так бей. Я должна это вслух проговорить. Так вот, после той якобы беременной я старалась вообще как можно реже дома появляться. Но… Мама со мной уже что-то сделала. Что-то во мне сломала что ли… Или наоборот. Понимаете, я никогда ничего не боялась. Не боялась темноты. Не боялась покойников. Под окнами моего дома был больничный морг, и мы постоянно заглядывали туда через плохо замазанные краской окна. А теперь – жила в постоянном страхе. Со мной начало случаться что-то. Потустороннее. А память стала подкидывать эпизоды из детства. Которые я вроде бы напрочь забыла, но они были. Тоже потусторонние. В общем, никаким медиумом и экстрасенсом я не стала, конечно. Но пугающие события начали происходить регулярно.

В какой-то момент меня это задолбало, вот реально задолбало. Помните, как вы восхищались моей силой воли, когда мы познакомились? Сразу после смерти моего папы и почти одновременного развода? Вот тогда, в юности, мне потребовалось еще больше сил, чтобы с ситуацией справиться. Но я справилась. Высказала маме все, что я думаю о ней и о ее «работе». Съехала в съемную комнатуху, на которую зарабатывала, моя полы в трех местах. Потом устроилась в казино крупье, поступила в институт, вышла замуж в первый раз. И запретила себе верить во всю эту ерунду. Завела специальный дневник, куда записывала все происходящие со мной странности и страшности. И в конце каждой истории придумывала рациональное объяснение случившемуся. И это всегда получалось, у Шерлока Холмса методику взяла. Типа, отбросьте все заведомо невозможное, и оставшееся и будет истиной. Какой бы неправдоподобной она ни казалась. Заведомо невозможным для меня стала паранормальщина. И, исключая ее, я научилась мастерски выстраивать реальные, пусть и лихо закрученные порой версии. Вот.

С мамой у меня до сих пор отношения такие себе. Хотя она уже довольно давно из православия перешла в католицизм, стала примерной прихожанкой и больше никаким целительством не занимается. Папа умер страшной смертью – в приступе белой горячки покончил с собой. Всех своих демонов я выпускаю в романы – и даже на секунду не верю в то, что пишу. В Бога я верю, даже очень. Просто знаю, что он есть. Но мне эта вера и это знание столько мучений причиняют, вы не представляете. Ведь если Бог существует, мне приходится признавать, что существует и его оппонент. Со всеми своими прихвостнями. А значит – все правда. И одержимость демонами. И призраки. И духи. А я не хочу в это верить. Не хочу, понимаете!

Арина разрыдалась. Но это были слезы облегчения. Практически впервые с того обвинительного монолога в адрес мамы она высказалась. Все сказала, без купюр и умолчаний. Не боясь, что не поймут, не примут, осудят. Эмма Семеновна оказалась таким слушателем, который словно даже своим молчанием давал понять: давай, продолжай, я слушаю тебя, я на твоей стороне, я с тобой. Вот оно, мастерство психиатра.