Воздушные фрегаты. Юнга
– Как знаешь, чадо, – не стал спорить отец Василий.
– Вы что-то хотели, батюшка?
– Охти мне, – хлопнул себя по голове поп, больше напоминавший байкера из оставленного Мартом мира. – Совсем забыл. Письмо тебе пришло, от отца твоего крестного. Где же оно…
– Потеряли?
– Типун тебе на язык, малахольный! Не иначе их благородие Пантелей Митрофанович забрал с прочими бумагами. Ступай к нему, там и получишь эпистолу свою.
– Благословите, батюшка.
– Бог благословит, – перекрестил воспитанника священник.
Кабинет директора располагался на втором этаже жилого здания, рядом с входом на половину девочек. И первым, кого встретил Март, поднявшись наверх по лестнице, была, конечно же, вездесущая Фимка.
– Ты что здесь забыл? – подозрительно посмотрела она на юношу.
– Мне к директору надо, – не стал скрывать тот.
– Ты к Пантелею Митрофановичу, сам? – изумилась девушка.
– Успела настучать? – сообразил Март.
– Вот еще! – фыркнула Фима. – Просто доложила, что вы с Витькой опять где-то весь день пропадали. А что, я врать из-за вас должна?
– Прав Виктор, – хмыкнул молодой человек и, как ни в чем не бывало, прошел мимо старосты школы.
– В чем прав? – удивилась одноклассница.
– В том, что ты, Ефимия, красивая… Но все равно дура!
– Ах ты! – взвилась одновременно польщенная и оскорбленная в лучших чувствах девчонка, но было поздно, ибо Март уже постучал в обитую коричневой кожей дверь директора.
– Кто там? – неожиданно низким голосом отозвался Воронин.
– Это я, – просунул голову Марик.
– Вахрамеев? – изумился чиновник. – Вот уж, право, кого не ожидал увидеть! Ну, заходи, раз пришел.
– Отец Василий сказал, что мне пришло письмо.
– В самом деле? Хм. Да, кажется, действительно, пришло. Только я здесь при чем?
– Он сказал, что вы забрали его вместе с другими бумагами.
– Сейчас посмотрю. И впрямь, вот оно. Держи.
– Спасибо.
– Не за что. Лучше расскажи мне, зачем вы с Кимом опять шлялись на Байнунгсан?
– Просто гуляли.
Судя по всему, директор ожидал, что воспитанник пойдет в отказ, и готовился уличить его во лжи, а потому несколько растерялся.
– Однако какое странное место для прогулок!
– А где тут еще гулять? – спросил Март, повергнув коллежского асессора в еще большее изумление. – Не в город же сбегать!
– Это и впрямь не стоит делать, – машинально согласился Воронин.
– Пантелей Митрофанович, а могу я получить свой крест?
– Какой еще крест? – насторожился директор.
– Ну тот самый, красного золота… С которым меня привезли в приют.
– Ты что-то путаешь, Вахрамеев! Не было при тебе никакого креста. Да еще червонного.
– Вы его еще в сейф положили, – немного растерялся Марик. – Сказали, на сохранение…
– Ты что же это хочешь сказать, маленький мерзавец, – возмутился чиновник, – что я твой крест украл? Да я, если хочешь знать, тридцать лет верой и правдой служу государю и отечеству, а ты…
Если бы на месте Марта был прежний мальчишка, он, возможно бы, и сдался под напором праведного негодования директора, но лучший переговорщик своей компании сразу же заметил, как забегали глаза и непроизвольно дернулась щека кричащего…
– А ведь вы, Пантелей Митрофанович, лжете! – спокойно заявил он директору.
– Что?! Да я тебя в карцер! Нет, ну каков негодяй…
Но взгляд Вениамина уже сконцентрировался на безукоризненно чистом крахмальном воротнике чиновника, и через секунду тот почувствовал, что его жирной шее стало тесно. Сначала Воронин попробовал просто ослабить галстук, но затем, сообразив, что это не помогает, рванул что есть силы.
– Где мой крест? – с могильной невозмутимостью поинтересовался у стремительно синеющего директора Март и немного ослабил хватку.
– Я отдам, – в панике выпалил тот. – Я заплачу! Сколько хочешь заплачу! Только не убивай. Я же не знал, что ты одаренный…
Зрелище взрослого человека, испуганно стелящегося перед подростком, практически мальчишкой, было настолько странным и непривычным, что Вахрамеев совсем прекратил воздействие и отпустил его.
– Фух, – тяжело вздохнул Воронин, потянувшись трясущимися руками к графину с водой. – Ну и напугал же ты меня!
– Вы так и не ответили, Пантелей Митрофанович.
– В лом-м-ба-барде, – стуча зубами о край стекла, ответил ему чиновник.
– И не совестно вам было сироту обкрадывать? Хотя о чем это я?
– Прости, Вахрамеев. Бес попутал! Все грех зеленого сукна проклятый[8].
– Ломбард в Чемульпо или Сеуле?
– В Чемульпо.
– В сеттльменте?
– Нет. Совсем рядом, но в Чосонской части. Принадлежит господину Хвану.
– Он еще там?
– Не знаю, ей-богу не знаю!
– Надеюсь, квитанция сохранилась?
– Да, – судорожно кивнул директор и принялся рыться в портмоне.
– Большая сумма в залоге? – спросил Март.
– Сто двадцать тысяч вон, – протянул ему бумажку с иероглифами Воронин.
– Это много? – на всякий случай поинтересовался молодой человек, плохо представлявший себе местные цены.
– Достаточно, – печально вздохнул Пантелей Митрофанович. – Примерно сто рублей золотом.
– И у вас, насколько я понимаю, таких денег нет?
– Увы!
– А сколько есть?
– Вот… эгхм, пятнад… шестнадцать рублей. С мелочью.
– Давайте сюда, – отобрал у испуганного чиновника деньги Март. – Это будет процентами, а на сумму долга соблаговолите выписать вексель. И ради бога, не говорите мне, что у вас не имеется чековой книжки, а то я совсем разочаруюсь в человеческом роде.
– У меня нет таких средств в Русско-Корейском банке, – сделал последнюю попытку директор.
– Не имеет значения. И еще, Пантелей Митрофанович, потрудитесь выдать мою метрику с аттестатом.
– Но ты еще не сдал выпускной экзамен…
– Так проэкзаменуйте меня сейчас, – с усмешкой предложил, посмотрев ему в глаза, Март.
– Ах да… что это я… Сейчас сделаю.
Директор быстро заполнил бланк, на котором поставил свою подпись и казенную печать.
Март забрал готовые документы, прочел их и убрал в карман. После чего, окинув еще раз директора внимательным взглядом, жестко сказал, вложив и толику силы:
– Если меня будут разыскивать, вы, многоуважаемый господин Воронин, меня не видели! Я, вообще, пропал до вашего возвращения. Это понятно?
– Да! – с готовностью отвечал директор, после чего робко спросил: – А кто вас может искать?
– Это неважно, – хмыкнул Вахрамеев и поспешил выйти из кабинета, пока ему не стало плохо.
Впрочем, несмотря на потраченные усилия, самочувствие молодого человека оставалось нормальным. Более того, появилась даже легкая эйфория от того, что сегодня он едва не придушил взрослого человека, даже не приближаясь к нему.
– Интересно, так и раньше можно было, или это новое умение, связанное с новым миром? – немного растерянно спросил он сам себя.
– Что ты сказал? – с подозрительным видом поинтересовалась выскочившая ниоткуда Фимка.
Ну, конечно, несносная девчонка все это время вертелась рядом, изнывая от любопытства. И вот теперь она любой ценой желала узнать подробности, не останавливаясь даже перед необходимостью общения с оскорбившим ее парнем.
– Не лезла бы ты в это дело, – искренне посоветовал ей Март и направился в дортуар, чтобы собрать вещи.
Собственно говоря, их у него практически не было, если не считать висевшего в кладовой ученического костюма и хороших крепких ботинок, которые воспитанники надевали только по торжественным случаям. Впрочем, туда без разрешения директора никого не пускали. Но не отправляться же в дальний путь хотя бы без сменной рубашки и пары белья? Вот их он и сунул в видавший виды мешок с лямками, который с незапамятных времен называли на Руси сидором.
– Ты куда собрался? – широко распахнув глаза, спросил наблюдавший за приготовлениями Витька.
– Прости, я не могу тебе сказать, – вздохнул Мартемьян.
– Такой-то ты друг, – насупился Ким.
– Ты ведь видел, что со мной случилось на скале?
— Да.
– Значит, сам все понимаешь.
Увы, отшить лучшего друга оказалось не так просто. Сообразив, что правды все равно не добьется, он тоже подхватил свой сидор и стал собираться.
– Что это ты делаешь? – нахмурился Март.
– А на что это похоже? – огрызнулся приятель, после чего улыбнулся самой непосредственной улыбкой и, сверкнув зубами, сообщил: – Я иду с тобой?
– С какого перепугу?
– Ты без меня пропадешь!
– Это может быть опасно!
– Пока мы вместе, с нами ничего не случится, – беспечно заявил Витька, после чего добавил уже серьезным тоном: – Ты погоди немного, я сейчас чего-нибудь съестного упромыслю.
Предложение звучало вполне здраво. Март ни в прошлой, ни, судя по воспоминаниям Марика Вахрамеева, в этой жизни особой практичностью не отличался, и добытчиком в их маленькой компании всегда был Ким. А в дороге всякое могло случиться, и потому некоторое количество харчей им бы не помешало.
– Давай, – кивнул он. – А я пока к директору за твоими документами сгоняю.
Когда Март повторно появился на пороге начальственного кабинета, Воронин, только накапавший себе немного настойки для успокоения нервов, вздрогнул всем телом. Дальнейший диалог свелся к короткому требованию и быстрому положительному ответу. Так что через пару минут Март стал обладателем еще одного комплекта бумаг, теперь уже на имя Виктора Кима.
Проходить через ворота было чревато встречей с дворником и объяснениями, куда это они такие красивые собрались. Поэтому друзья выскользнули через знакомую им дырку в заборе, после чего направились в сторону станции узкоколейной железной дороги, использовавшейся для доставки различных грузов к порту Чемульпо. Помимо грузовых полувагонов[9] к составам обычно присоединяли открытые всем ветрам площадки с навесами, на которых добирались на работу местные кули[10]. Это, как и многое другое, Марику рассказал его более осведомленный товарищ.
Пользовались столь незамысловатым транспортом в основном, разумеется, местные корейцы, или, как они себя сами называли, чосонцы. Бедно одетые и, по большей части худые мужчины и женщины угрюмо сидели на своих местах, не обращая никакого внимания на двух мальчишек, пусть даже один из них был русским. Оно и понятно, у всех них были свои дела и заботы, в которые они с Витькой не вписывались.
Маленький, почти игрушечный паровозик, пыхтя и фыркая, неспешно вез их мимо рисовых полей и маленьких деревенек, пока наконец не доставил к порту. Чуть дальше к нему примыкали иностранные сеттльменты, а между ними и корейскими кварталами располагался ломбард дядюшки Хвана, куда и направлялись наши друзья. Выскочив на перрон, молодые люди собрались уже было продолжить свой путь, но в этот момент небо потемнело, как будто началось затмение солнца. Не ожидавший ничего подобного Март задрал голову, чтобы посмотреть, но тут же застыл с открытым ртом.
Дело в том, что по небу неспешно двигалось какое-то огромное металлическое тело, которое на несколько секунд заслонило собой дневное светило. Это было нисколько не похоже на летательные аппараты из оставленного Мартом мира, но вместе с тем вполне реально и, можно даже сказать, осязаемо. Обладавшему острым зрением Вениамину были хорошо видны детали конструкции и торчавшие в разные стороны трубы, не могущие быть не чем иным, как вооружением.
Но что еще более удивительно, никто из местных, включая Кима, не обратил внимания на пролетавшее над ними техническое чудо. Ну летит себе железная хреновина, и пусть ее!
– Это что же, и есть воздушный фрегат? – изумленно спросил Март.
– Да ты что, читать не умеешь?! – с видимым превосходством отозвался Витька. – Бери выше, это «Цесаревич»! Линкор! Флагман Третьего воздушного флота!! Вон, у него же на борту написано.
– Твою ж мать!.. – только и смог выдохнуть от восхищения Вахрамеев, разглядывая золотые буквы на сером фоне.
Столицу королевства Чосон – Сеул – с полным основанием можно было назвать городом контрастов. Там были великолепные дворцы корейского вана и нищие лачуги простых жителей. Вполне европейские здания в стиле модерн соседствовали с буддийскими пагодами и построенными за последние десятилетия православными храмами. Торговые представительства ведущих фирм со всего мира и убогие лавочки местных.
Улицы тоже поражали своим разнообразием. На перекрестке вполне могли встретиться рикши, извозчики и самые современные автомобили. Случались, конечно, и довольно устаревшие самобеглые коляски, на одной из которых к отелю «Империалъ» подъехали два почти одинаково одетых господина.
Несмотря на громкое название, «Империалъ» был далеко не самой фешенебельной гостиницей, как это можно было подумать, а вполне заурядной забегаловкой, где останавливались заезжие коммерсанты средней руки, не имеющие возможности позволить себе что-то более приличное. Эти двое как раз таки не могли.
– Аньен хасенико[11], – поклонился им на входе швейцар в странной смеси европейской и национальной одежды.
Проигнорировав слугу, мужчины двинулись дальше, мечтая как можно скорее оказаться у себя в номере, но не тут-то было.
– Господа Гофман и Цыбинский? – на хорошем русском языке остановил их дежурный портье.
– Как видите, – с недовольным видом отвечал ему один из них. – А в чем, собственно, дело?
– Вас ждут.
– Кто?
– Я вас провожу, – загадочно улыбнулся слуга.
Номер, в котором остановился ожидающий их таинственный незнакомец, находился на верхнем этаже отеля, где располагались номера, имеющие претензию на роскошь. Поднявшись на лифте, они вскоре оказались перед входом.
– Вам сюда, – почтительно пригласил их провожатый, но, как только они прошли, плотно закрыл за ними дверь.
– Что за черт! – дернулся Цыбинский, сообразив, что они остались одни в закрытой комнате, но в этот момент из соседней комнаты практически бесшумно вышла ослепительно красивая женщина в строгом английском костюме, выгодно подчеркивающем все достоинства ее фигуры.
– Вы! – изумленно воскликнул поляк, машинально при этом приосанившись. – Право, какой приятный сюрприз видеть вашу милость в этом…
– Вы хотели сказать – клоповнике? – любезно помогла ему дама, улыбнувшись при этом одним уголком красиво очерченных губ.
– Увы, – развел руками Цыбинский, – обстоятельства вынуждают нас довольствоваться малым. Однако, если бы…
– Нельзя ли перейти к делу? – в голосе женщины звякнул металл.
– Как будет угодно, мадам, – вышел вперед Гофман. – Ваше поручение исполнено в точности! Объект ликвидирован, а требуемая вещь доставлена.
– Что ж, прекрасно, – без особого воодушевления в голосе отозвалась таинственная дама. – Покажите энколпион[12].
Цибинский охотно выудил артефакт из кармана и протянул ей, осторожно держа за обрывки шнурка двумя пальцами.
– Это не тот крест, – покачала головой дама, бегло взглянув на добычу.
– Но, милостивая пани, – обескураженно воскликнул поляк. – Он в точности соответствует данному нам описанию, не говоря уж о том, что висел на шее мальчишки!
– Идиоты, – коротко охарактеризовала женщина умственные способности наемников. – Вы что, не понимаете разницу между крестом и энколпионом?
– Да какая ко всем чертям разница? – сбросил с себя маску учтивого шляхтича Цыбинский. – Это чертов схизматический крест из желтого металла. Что вам еще потребно?!
– Если я не получу реликвию, сделка будет расторгнута!
– Мы так не договаривались! – мрачно возразил Гофман. – Главным было убить щенка, а крест, вы сказали, по возможности.
– Условия изменились.
– Сударыня, вы нас ни с кем не перепутали? – нехорошо прищурился бандит.
– Уж не вздумали ли вы мне угрожать? – с легкой усмешкой спросила женщина, но наткнулась на черный зрачок непонятно откуда появившегося в руках убийцы пистолета.
– Бросьте свои фокусы, мы знаем, с кем имеем дело! – рявкнул он.
– Ну что вы, господа, – вынуждена была пойти на попятный нанимательница. – Я вовсе не имела в виду ничего дурного.
– А мы и не сомневались, – расплылся в улыбке Цыбинский. – Надеюсь, деньги при вас?
– Возьмите, – протянула она с презрительной усмешкой пачку банкнот.
– Благодарю, – издевательски шаркнул ножкой поляк. – С вами приятно иметь дело.
– Всего доброго, мадам, – не опуская оружия, попятился к выходу Гофман.
– Подождите, – голос женщины дрогнул. – Мне нужен этот энколпион.
– Простите, но мы ничем не можем вам помочь!
– Я заплачу еще столько же.
– Однако… – дернулся Цыбинский и перевел взгляд на своего подельника. – Неплохой куш, если дело выгорит!
– И где прикажешь искать этот проклятый «ковчег завета»? – не согласился немец.
– Если его не было на шее мальчишки, значит, он хранится где-то рядом, – заметила нанимательница.
– Чушь, – не согласился Гофман. – Если эта вещица такая ценная, ее давно могли отобрать у ублюдка, чтобы потом продать.
– Даже если так, что мы теряем? – дрожа от возбуждения, воскликнул Цыбинский.
– Черт с вами, – нехотя кивнул главарь. – Если крест все еще в Чемульпо, мы скоро привезем его вам. Если же нет, то…
– На нет и суда нет, – продолжила дама. – Тогда у меня не будет никаких претензий.
– Договорились!
– Готовьте денежки, прекрасная пани! – изобразил изящный поклон Цыбинский, и оба бандита вышли за дверь.
– Только привезите мне его, – прошипела она им вслед. – И тогда вы получите сполна!
Утро началось для коллежского асессора с того, что он долго трясся на старом пикапе по дрянной дороге из города в приют, продолжилось еще более неприятным разговором с неожиданно обретшим силу воспитанником, а закончилось и вовсе полным крахом. Однако обо всем по порядку.
Пантелею Митрофановичу не часто приходилось видеть одаренных, что, впрочем, его ничуть не тяготило. Их не так много на самом деле: иной человек может всю жизнь прожить, а так и не встретить их. И это с учетом статистики, которая с медицинской точностью утверждает, что в Российской империи людей силы больше половины от общего их числа на Земле.
Согласно циркуляру министерства народного просвещения от 18 июня 1887 года[13] требовалось при обнаружении у учащихся признаков дара немедля сообщать вышестоящему начальству с тем, дабы «одаренный» мог продолжить образование в специализированном учебном заведении, после чего непременно поступил на службу и принес тем самым пользу Отечеству
К слову сказать, за такое радение полагалась немалая награда. Как минимум «Анна на шею», а то и следующий чин. Про прибавку к жалованью, а потом, соответственно, и к пенсиону и говорить нечего…
Эх, такой шанс был… но не докладывать же, в самом деле, начальству, что сдал в ломбард принадлежавшую воспитаннику вещь, а тот, обидевшись, сбежал из заведения? Тут уж не о наградах думать придется, а о том, как службы, а вместе с ней и куска хлеба не лишиться. Оно, конечно, кое-какие сбережения на черный день у Воронина имелись. Но ведь после такого афронта начнут проверять, учинят ревизию, тьфу-тьфу, спаси и сохрани нас Царица Небесная!
Опять же, заложил не что-то, а крест. Вот к бабке не ходи, заинтересуется этим делом духовная консистория[14] и спросит раба Божьего Пантелея, по чьему наущению он духовную реликвию язычникам в заклад отдал и какое богоугодное дело на сии деньги собирался учинить?
– Эх, грехи наши тяжкие…
Последние слова Воронин, сам того не заметив, произнес вслух. После чего, загрустив, нацедил себе рюмку вишневки и погрузился в размышления на любимую каждым русским интеллигентом тему: кто виноват и что делать? От этих благочестивых дум его отвлек осторожный стук.
– Ну кто там еще?! – недовольно воскликнул директор.
– Пантелей Митрофанович, – просунула в приоткрытую дверь голову Фимка. – Вас господа спрашивают из адвокатской конторы.
– Какие еще господа?
– Ну те, что вчера про Вахрамеева узнавали. Я вам рассказывала…
– Ах да, – поморщился Воронин, накрывая рюмку и графин салфеткой. – Проси.
Через минуту в кабинет вошли двое в дорожных костюмах и, проводив взглядом страшно не желавшую уходить девушку, плотно прикрыли за собой дверь.
– Мы пришли к вам, господин директор, вот по какому делу, – немного развязно начал благоухающий вежеталем в сочетании с перегаром Цыбинский.
– Слушаю вас, – отвечал хозяин кабинета, жестом пригласив незваных гостей садиться.
– Нам хотелось бы повидать воспитанника Мартемьяна Вахрамеева.
«Рассказать, не рассказать», – лихорадочно думал про себя Воронин, после чего все-таки решил, что расскажет, и не смог открыть рта.
– С вами все в порядке? – проявил беспокойство куда меньше налегавший накануне на спиртное Гофман.
– Благодарю, все хорошо, – сумел наконец вернуть себе дар речи чиновник. – Однако боюсь, что ваше желание неосуществимо. Мартемьян куда-то пропал минувшей ночью, и его поиски пока что не увенчались успехом. Но позвольте осведомиться, в чем состоит причина вашего визита?
– Разумеется, – охотно отвечал ему немец, не проявив ни малейшего удивления по поводу исчезновения мальчишки. – Все дело в том, что, возможно, повторяю, только возможно, ваш воспитанник получил небольшое наследство.
– Что значит «возможно»?
– Да то и значит, любезный пан, – пояснил Цыбинский, плотоядно пошевелив ноздрями, – что завещание составлено в пользу Мартемьяна Вахрамеева, но точно не написано, какого именно. Вот мы и должны установить личность наследника.
– Понимаю, – кивнул директор, – хотя ума не приложу, чем вам помочь в подобной ситуации, господа!
– Впрочем, есть одна возможность, – изобразил на лице улыбку Гофман. – Дело в том, что у наследника должна быть при себе некая вещица, по которой его можно опознать. Золотой энколпион в виде креста. Вам известно что-нибудь об этом?
– Нет! – едва не вскрикнул похолодевший внутри Воронин. – Когда мальчик поступил к нам, у него ничего при себе не было!
– Вы верно запамятовали, господин коллежский асессор, – нахмурился бандит. – В документах департамента общественного призрения четко прописано – «старообрядческий крест красного металла».
– Не было никакого креста! – замотал головой чиновник, после чего встал, давая понять гостям, что визит окончен. – Прошу извинить меня, господа, очень много дел!
– А ведь ты лжешь, лайдак![15] – аккуратно взял его двумя пальцами за лацкан вицмундира Цыбинский, и многоопытный директор понял, что его сейчас будут бить.
– Не надо, – испуганно попросил он.
– Куда вы дели энколпион? – спросил Гофман, сделав напарнику знак, чтобы тот не торопился с расправой. – Продали? Проиграли? Заложили?
– Заложил, – признался испуганный Воронин.
– Давно.
– Третьего дня.
– Ничего святого у людей не осталось, – сокрушенно вздохнул Цыбинский, обнаруживший под салфеткой выпивку. – Воруют личные вещи подопечных, пьют в присутственном месте…
Договорив, он лихо опрокинул в себя содержимое рюмки, после чего, пожевав, будто смакуя, вынес вердикт:
– Да еще и такую дрянь!
– Вполне может статься, – не обращая внимания на дорвавшегося до спиртного поляка, заметил Гофман, – что требуемая вещь еще на месте. Где квитанция?
– Я о… – директор не смог продолжить и сказал: – Потерял.
– Прискорбно. В таком случае вам придется отправиться с нами. Надеюсь, вы не забыли адрес ломбарда?
– Нет, – отчаянно помотал головой труженик на ниве народного просвещения. – То есть да. То есть я помню…
– Прекрасно.
– Но я не могу теперь оставить…
– Скажите, любезный, ваше начальство знает, что вы воруете личные вещи воспитанников?
– Я понял вас, господа.
– Прекрасно. И не переживайте так. Мы на авто, так что это не займет много времени.
– А чтобы вам не лезли дурные мысли в голову, – пьяно усмехнулся поляк и откинул полу пиджака, показав рукоять револьвера «бульдог» за поясом, – знайте, что любое неосторожное слово может стоить вам жизни.
– Хорошо, – нервно сглотнул Воронин.
– Прошу, – сделал приглашающий жест Гофман, с досадой посмотрев на сообщника.
Спустившись, они начали занимать места все в том же видавшем виды открытом автомобиле, когда-то носившем гордое имя ландо. Немец устроился за рулем, директора Цыбинский запихнул на второй ряд, собираясь усесться рядом.
– Пантелей Митрофанович, – как обычно некстати возникла рядом с ними Фимка. – Вы разве уезжаете?
– Да, – нехотя буркнул тот. – Срочное дело!
– Как же так, – растерялась девушка. – Вы уезжаете, а Вахрамеева с самого утра не видно…
– Погодите-ка, барышня, – обернулся к ней насторожившийся Гофман. – Вы хотите сказать, что утром он еще был?
– Конечно! Он, вправду сказать, вчера весь избитый пришел, так что на ногах еле стоял, но ночевал, как и положено, в дортуаре!
– Вот дура!.. – прикрыв глаза, простонал Воронин.
– Ой, а что это у вас? – заметила револьвер Цыбинского Фимка. – Что здесь происходит?