Без ума от диско

Санни расчесала свои короткие волосы цвета сахарной ваты, плюнула на ладонь и начала размазывать блестки по лицу. Я наблюдала за ней, опираясь о стену и рисуя носком черного ботинка круги на полу.

Дверь была заперта, наши черные комбинезоны лежали в сумках вместе с двумя автоматическими винтовками и пачками с дополнительными патронами. Я вытащила свой комбинезон и начала натягивать на похудевшее после трех сеансов стимуляции никотиновых рецепторов тело. Сидел он свободно, так что было сложно определить контуры под ним.

– Похоже на мешок для трупа, – подумала я, застегивая молнию.

Осталось только достать балаклаву с классической прорезью для глаз, и образ грабителя-психопата завершен. Но мы не грабители. Психопаты – возможно, самую малость; не больше, чем вы.

Санни надела комбинезон, запихнула туфли в сумку и сменила их на такие же, как у меня, черные ботинки на высокой платформе. Из внутреннего кармана она достала маленький прибор, чем-то похожий на вытянутую игральную кость, повертела его в руке и засунула обратно. Безобидная на вид вещица.

– Твой на месте? – спросила она.

– Конечно.

– Выглядишь не очень. Голова не болит?

– Никогда в жизни не болела. Странно, что ты спрашиваешь.

Она надела черную шапку, которая полностью закрывала голову, но при этом изнутри было все прекрасно видно. Передо мной теперь стоял абсолютно черный человек, обезличенный, пуленепробиваемый, без жалости. Нет смысла умолять его о помощи, никакие слезы не помогут. Фигура, вышедшая из ночного кошмара.

– Страшно? – спросила Санни скрипучим детским голосом, самым пугающим из всех, которые она умела имитировать. Это одна из причин, почему рядом с ней иногда так страшно. После того, как еще в начале нашей работы мы за две недели посмотрели ровно сто фильмов ужасов, пытаясь найти в них вдохновение для сюжетов, она могла цитировать любую нечисть ее же голосом. Ей хорошо давались даже мужские. Еще у нее отлично получалось, взяв нож и вымазав лицо кровью из собственных порезанных запястий, полосовать голограмму в своей гостиной, и та была запрограммирована орать так, что у меня закладывало уши. А потом этот нож летел в меня и случайно, всегда случайно задевал лицо, шею, плечи. И все это под песни ее любимых The Killers.

Вчера под «Neon Tiger» я будто в замедленной съемке видела, как к моему лицу подлетает коробка с патронами, а я вытягиваю вперед руки, чтобы закрыться. Я потрогала два шрама на шее – у меня не было денег их убрать из-за того, что мы так долго копим на эту программу, которая по сути является котом в мешке.

Санни стояла неподвижно, слегка наклонившись в мою сторону. Я представила себя подростком с ростом сто пятьдесят пять и попыталась понять, что бы я чувствовала, если бы это нависало надо мной. Она была, конечно, не с меня ростом, но платформа дала ей дополнительные сантиметров десять, и разница уже не так ощущалась.

– Зачем мы это надеваем, если камеры все равно нас не засекут? – спросила я, разворачивая свою маску.

– Каждый механизм может дать сбой, так что мы перестрахуемся. Слушай, мы все повторили тысячу раз, разве нет? – Она взяла меня за плечи и посмотрела в глаза, но я отвела взгляд. – Относись к этому проще. Давай покончим с этим сегодня, чтобы потом навсегда обо всем забыть.

– Да я не спорю. – Я все-таки посмотрела в ее вертикальные зрачки. – Просто… Ты уверена, что все пойдет по плану?

– Все будет окей. Заходим, палим в них из всех орудий, пробираемся в инженерную, заводим код, дальше он все сам сделает. А они – они вернутся как ни в чем не бывало, еще и компенсацию получат. Это как в стрелялке. – Санни взяла винтовку и направила ее на надпись ТУПЫЕ СВИНЬИ на зеркале. – А они не заслужили никаких денег. Честно, я бы на месте начальства вообще не стала их возвращать. Подумаешь, дюжина пресмыкающихся с низкими коэффициентами, да кому они нужны? – Она медленно передвигала винтовку, концентрируясь на невидимых целях. – Пиф-паф, пиф-паф, пиф-паф.

Это как в стрелялке. Я три месяца упражнялась в Call of Duty, чтобы развить какое-то подобие меткости, хотя Санни уверяла, что вовсе не нужно быть метким, когда стреляешь очередями, – в тесном пространстве все равно попадешь.

– А вот нас так просто не снимут с крючка, – продолжила она, – поэтому мы и должны действовать. – Санни положила винтовку. – Выгляжу как мой злобный двойник из зеркала. Ладно, сколько там осталось?

– Пять минут.

– Чудно.

Между нами и инженерной было всего лишь двенадцать сотрудников отдела внутреннего контроля, первая смена, самая ненапряжная. Да, план действий был безупречно отрепетирован. Дверь в отдел находилась в пяти метрах от нас, мы должны были:

1. Быстро зайти.

2. Устранить всех, кто был на рабочем месте.

3. Использовать пропуск одного из них для прохода в инженерную.

4. Войти и включить главный аппарат.

5. Запустить код.

6. Отключить себя от Облака.

7. Бежать.

Если все выгорит, то мы полностью сотрем свои данные из системы, что сделает невозможным любые внешние манипуляции с нашим разумом. Обнулятся наши бессрочные контракты. Мы с Санни вынашивали этот план четыре года из шести, что здесь работаем. Больше двух тысяч потерянных дней под колпаком у высшего начальства, которое только и делает, что затягивает поводок все туже. Ни дня больше. Мы исчезнем. Бежать из Города некуда, так что мы перенесемся в защищенный конструкт, где наши зашифрованные коды никто не найдет. Больше никакой работы, будем делать, что захотим. Оставшиеся до столкновения двадцать семь лет растянем на целую жизнь в виртуале. У нас уже все готово. Главное, чтобы все шло по плану.

Вот только Симон говорил мне не делать глупостей, предупреждал очень внятно. А то, что мы делаем, точнее, как мы это делаем, становилось все больше похоже на огромную глупость. Было сложно все провернуть, чтобы он ничего не заподозрил, но у меня получилось; для этого пришлось научиться жить двойной жизнью. Я вспомнила дом Симона, стеклянные бутылки и пластинки. Ты же не будешь делать глупостей? – так он говорил, открывая дверцу бара. Его фигура была похожа на блеклую тень, будто его заслоняло солнце. Где-то там он потом будет злиться на меня, но никто и понятия не будет иметь.

Хватит. Нужно сосредоточиться на плане. Место, где мы находимся, – штаб-квартира централизованной службы слежки за всем Городом, но по закону профессиональных парадоксов в самом здании камеры работают на устаревшем ПО и выключаются, когда хотят. Прошлый директор охраны записывал все снятое ими на кассеты VHS и складировал в огромных помещениях для архивов на минусовых этажах, и вот тогда ничего подделать, вырезать или удаленно переписать было практически невозможно, потому что кассету с магнитной лентой не хакнешь, как и бумажную книгу. Этот анахронизм продолжал существовать вплоть до того, как из-за неисправной проводки выгорели два архива со всеми распечатанными сюжетами и рассортированными в алфавитном порядке пленками с записями камер. Новый шеф заменил все на цифру (кроме сюжетов, за них он не отвечал), и теперь все стало гораздо проще.

В нашем распоряжении было незаменимое устройство – «кубик Рубика», как я его называла. Тот самый черный куб, стирающий все данные. Помехи, которое он создает, делают тебя информационно невидимым, так что никакие приборы не смогут записать твои передвижения, даже система локальной радионавигации тебя не увидит. Даже бот не напишет тебе, чтобы пригласить поучаствовать в очередной лотерее. Хотя о каких сообщениях может идти речь, если даже сам экран будет работать только на совсем базовом функционале. Зажимаешь кнопку на этом чуде техники, и тебя будто нет вовсе. Проблема этой штуки в том, что она способна тебя заглушить только на какое-то время, так как не может находиться во включенном состоянии долго, поэтому как глобальное решение ее использовать нельзя. Вся надежда на программу, которую мы незаконно купили, сложив все наши накопления за годы работы. Но проверить мы ее не могли, и то, что нас с ней кинули, представлялось вполне возможным.

Мы прошли по этажу несколько сотен раз, запоминая расположение и вид камер, планировку смежных помещений, количество людей в смене, часы их прихода и ухода с работы (а в помещении всегда присутствовала смена) и вообще все, что могло нам пригодиться. И теперь мы, вооруженные нашими знаниями и проверенным временем огнестрельным оружием без чипов, стояли возле двери в дамскую комнату, которая находилась ровно напротив входа в нужный нам отдел, и Санни держала пропуск в пяти сантиметрах от электронного замка, готовая прислонить его и открыть дверь. План был идеален. Не считая того, что он был абсолютно, всепоглощающе безумен.

– Раз, два…

Тишина, вот что больше всего меня поразило. Будто все звуки разом исчезли. Думала, они будут кричать от страха. Вряд ли раньше на них направляли винтовку. Двенадцать пар остекленевших глаз смотрели на меня, и мое сердце выскакивало из груди; казалось, что я вот-вот упаду.

– Никому не двигаться, – произнесла Санни тем самым детским голоском.

Винтовка давила в плечо, руки устали ее держать и дрожали все сильнее. Тишина меня дезориентировала, и я начала по памяти воспроизводить хиты Элвиса Пресли. Первым вспомнился «Hound Dog». Глаза все еще смотрели на меня, никто не двигался, только пыль медленно летала по воздуху. Ладони вспотели, и в месте, где я пальцем прижимала спусковой крючок, образовался слой влаги. Мужчина в темно-синем костюме с серебристыми часами на запястье дернул рукой, и я направила оружие на него. Я хотела себе такие часы, но не могла позволить из-за жесткой экономии ради этой программы. Где-то под ребрами разгоралась злость, еще немного и я начну их ненавидеть, их всех.

Почему-то я не могла отвести от него взгляд. Наверное, мне проще было сосредоточиться на чем-то конкретном. Я запомнила все его черты: овал лица, форму скул, цвет кожи и волос. Он смотрел мне прямо в глаза, хотя не мог их видеть. Загар делал его слегка похожим на южанина, каштановые волосы мило завивались, падая с плеч. Если извлечь его из этой ситуации, вырезать, как картонку ножницами, казалось, что он вот-вот запоет: так хорошо он вписывался во вселенную видеоклипов столетней давности. Он напомнил мне солиста группы Modern Talking. На электронном бэйдже стояли инициалы Ю.Л. Если бы он сейчас бросился на меня и ударил, я бы ничего не смогла сделать из-за дикого ступора. Но я уверена, что он никого никогда не бил.

– Позабавимся? – спросила безмолвную аудиторию Санни.

Голос Элвиса в голове на время затих. Никто не издавал ни звука.

Закрыв на секунду глаза, я еще сильнее ощутила, как сердце билось в груди, в животе, в ногах, в пальцах. Дыхание было таким частым, что я устала делать вдохи и выдохи. Казалось, что стены надвигаются на меня, готовые раздавить. Казалось, еще секунда, и рассудок покинет меня раз и навсегда. Я широко распахнула глаза и снова встретилась с испуганным лицом Ю.Л.

Он моргнул.

Я нажала на курок.

Просто так, без команды. Чтобы прекратить это ожидание, уничтожить эту вязкую пустоту в наполненном людьми кабинете. И чтобы его лица больше не существовало. Ю.Л. немного отлетел назад, как испорченный манекен, который бросили на свалку. Три почти одновременных выстрела выбили из него весь страх. Санни в кого-то выстрелила, но я даже не смотрела в ее сторону. Открылись рты. Они все завизжали, но Пресли пел так громко, что я не слышала их криков. Я просто нажимала на курок снова и снова, как в игре. Это спокойно можно было делать и с закрытыми глазами. Звук стрельбы старательно продирался сквозь рок-н-ролл, но в других помещениях ничего слышно не было, все благодаря прекрасной звукоизоляции.

Патроны кончились, и я уже готова была достать новые, когда увидела, что они не понадобятся.

Большинство лежало на полу, но кто-то так и остался в кресле – теперь либо с запрокинутой головой, либо с упавшей вниз. Красные брызги на мониторах и столах вызвали у меня неконтролируемую тошноту, и я согнулась над полом, который тоже становился глубоко-красным.

Санни прислонила чей-то пропуск к датчику, и массивная дверь инженерной открылась. Длинное темное помещение с рядами блоков суперкомпьютера было пустым и холодным. По полу туда медленно начала протекать кровь.

Я сняла маску и выключила виртуальный плеер, но мелодия все еще доносилась из него исковерканными обрывками. Блестки на лице смешались с по́том и раздражали кожу. Состав, который мы в них добавили на случай, если и комбинезоны нас подведут, смазывал лицо на камерах.

– А их точно восстановят? – спросила я у Санни, которая уже бросила сумку на кресло возле основного монитора в инженерной.

– Само собой.

Что-то не так. Санни положила рядом с компьютером черный магнит, включила его и начала загрузку. По экрану поползли цифры. Она села и уставилась в монитор. Я стояла с винтовкой в руке, волосы прилипли к лицу и лезли в рот, в голове шумело, казалось, что все вокруг нереально. Внезапно свет в кабинете выключился, и на стене загорелся красный дисплей со словами FATAL ERROR[3].

FATAL ERROR теперь и звуковым оповещением. Сигнал звучал отовсюду снова и снова.

– Что ты сделала? – Я встала у нее за спиной и смотрела на ее затылок, ожидая, когда она повернется и посмотрит мне в глаза.

Санни прекратила бить по клавишам и на какое-то время замерла, все также спиной ко мне. По коду на экране я не могла понять, получается у нее или нет, хотя те фрагменты, которые я успела увидеть, вызывали у меня не очень хорошее предчувствие.

– Еще ничего, подожди, – нервно бросила она. – Подожди, подожди.

А я не могла ждать здесь, в помещении полном трупов, с этим жужжанием в голове. Мне просто хотелось, чтобы все закончилось, – все равно, как. Правое плечо разрывалось от боли, в комбинезоне стало невыносимо жарко.

– Скоро все кончится, мы свободны, мы свободны, – продолжала повторять я в уме.

На мониторе всплывали все новые окна.

– Нет, нет, нет, нет! – взвыла Санни, судорожно печатая что-то на сенсорной панели. – Вообще ничего не понимаю. Как это…

– Что? Защита не поддается?

Она молча что-то печатала минуты две, потом убрала руки и замерла перед монитором. Экран стал черным, затем на нем всплыло одно единственное окошко с двумя словами – опциями для выбора: «отменить» и «уничтожить». Санни быстро нажала «уничтожить». Окошко исчезло. Экран погас.

– Это все? Все получилось? – спросила я.

FATAL ERROR

Санни засунула в рот палец и стиснула его зубами так, что я услышала хруст хряща.

– Не работает, – сказала она.

– Что именно не работает? Программа паленая, да?

– С программой все в порядке. Проблема в нас.

– Скажи нормально, я не понимаю, о чем ты.

Она повернулась ко мне, в глазах у нее сменялись злость и растерянность.

– Нас не удалить из Облака, потому что нас в нем нет. Наших с тобой данных там нет.

Мне понадобилось какое-то время, чтобы загнать подальше шок. Как нас могло не быть в хранилище? Данные всего Города находятся там, мы сами брали оттуда досье всех, кто был нужен нам для заданий, и все они там были, все. Давно выученный тезис о том, что все хранится там, рассыпался не мгновенно, как от удара кувалдой, а падал по одному кирпичику вниз, в пропасть. Нас там нет. Тогда где же мы? Потому что после моей смертельной дозы XX2 год назад я точно знала, что я хранилась где-то, после всей этой боли и бесконечности в белых стенах штрафного виртуала я точно знала, что они откуда-то достали мой измученный разум и вернули в мое тело.

– Нас там нет, – повторила Санни.

FATAL ERROR

– Тогда где мы?

– А мне откуда знать? – выкрикнула она, выкручивая себе пальцы.

Вагончик со всеми нашими планами стремительно прокатился мимо, и я помахала ему рукой. Не будет никакого побега от реальности, никакой свободы, никакого выбора. Я подняла правую руку вверх и картинно взмахнула ей. И тогда мне в голову пришла одна очень логичная мысль.

– Если нас там нет, кого ты стерла?

– В смысле?

– Ты нажала «уничтожить», я видела. Ты стерла только себя, да? Ты мне врешь. Мы там есть, но ты стерла только себя.

На лице у нее отразилось недоумение, но, возможно, она просто хорошо его изобразила. Мысль о предательстве заполнила всю голову, я уже не верила ни единому ее слову.

– Невозможно стереть данные, которых нет. Не стирала я себя!

Ее винтовка лежала у входа, и я отошла на пару шагов левее и заблокировала доступ к ней.

– Кого тогда?

– Я… я просто разозлилась, понимаешь? Все обломалось, а мне надо было хоть что-то сделать, вот и все. – Ее голос выдавал панику. А вот мне, наоборот, стало спокойнее.

– Кого ты уничтожила? – Я сжала винтовку обеими руками и направила на нее. Санни развернулась в кресле и сидела, прикованная к нему, в двух метрах от меня. – Говори.

Каждые пять секунд мне приходилось сглатывала слюну. Сердце колотилось уже в сосудах шеи.

– Я уничтожила их. – Она повернула голову в сторону кабинета с телами.

Я стояла совсем рядом с дверью, разделяющей кабинет и инженерную, и в тот момент кровь оттуда дотекла до моего ботинка.

– Если у нас ничего не будет, но почему у них должно быть? Это несправедливо, разве нет? – Санни все сильнее вжималась в кресло. Дешевая позолота стекала по ее лицу и капала на грудь.

Ком застрял в горле, и я уже не могла глотать слюну.

– Какая тебе разница? Какое тебе до них дело? Не глупи. Нам пора уходить, давай просто уйдем отсюда, пожалуйста!

Она еще ни разу не говорила мне «пожалуйста». Вот как люди меняются, когда превращаются в мишень. Я бы не удивилась, если бы она заплакала и стала пускать сопли. Руки начинали неметь, но я все еще крепко держала оружие и целилась в нее.

– Я не стирала себя, не стирала, – повторяла она.

Я снова включила музыку, чтобы не слышать ее. Песня «Under My Skin» группы Blue System заглушила сообщение о тотальной ошибке. Ногами я ощутила, как пол под нами начал вибрировать: видимо, в здании началось активное движение. Было понятно, что нам отсюда уже не выбраться, но меня заботило не это.

– Говоришь, что не стерла себя. Проверим.

Она закричала, но начался припев, и я не слышала ее криков. Я нажала на курок, и три пули пробили ее голову насквозь. Кровь брызнула на кресло, мониторы и клавиши. От вида ее изуродованного лица у меня началось подобие судороги. Свет в инженерной выключился, и какое-то время я просто стояла в темноте. Казалось, что выхода нет, но внезапно прямо передо мной, между двумя рядами системных блоков, красным светом зажглась табличка «Exit». Я прижала дуло к подбородку и нажала на курок.