2048. Все детали
Всё это немного напугало триона Субхоранджана. А ведь доктор говорил, что ему нельзя волноваться!
И правда, голоса в голове словно ждали этого момента, чтобы поругаться. А дождавшись, разругались так, что голова заболела. Каждый кричал своё, никто не слушал других. «Может, с Доктором что-то не так?» – «Нет, это с Жёлтой Феей что-то не так!» – «Я хочу обедать, пошли обедать!» – «Нет-нет, Жёлтая Фея лучше всех, а Доктор наверное заболел!» – «Надо снова попробовать перелезть через стену!» – «Уходите, вы мне надоели!» – «А может, Доктор с Феей просто придумали новую игру?» – «Играть, я тоже хочу играть!»
Кто из субов первым сказал про игру, Субхоранджан не разобрал. Вернее, не мог разобрать – ведь это и было главной проблемой, из-за которой он оказался в клинике.
Однако сама мысль об игре очень помогла. Субхоранджан вспомнил, что Жёлтая Фея и для него придумала игру. Хорошую игру, в которой все субы имеют свои роли, так что их уже не спутать!
Шум в голове сразу прекратился. Ведь в хорошей игре, которую придумала Жёлтая Фея, никто не дерётся и не перебивает!
– Давайте уйдём, пока нас не поймали, – сказал Дикий Биорг, Который Боялся Неоргов и Людей. – Неужто вам не страшно?
– Лучше пойдём и поколотим Доктора! – сказал Сломанный Неорг, Который Не Мог Настроиться На Правильную Частоту. – Но я готов выслушать другой план операции.
– Подглядывать неприлично… – сказал Человеческий Облик, Который Не Умел Гулять Сам По Себе. – А вообще я не знаю…
Они ещё немного посовещались. Правда, сначала Неорг и Биорг подрались. Доктор Шринивас много раз объяснял Субхоранджану, из-за чего с ним происходят такие неприятности. Глупые шаманы из Пенджаба слишком долго держали триона в своём варварском храме, пытаясь изгнать из него демонов. В результате субличности действительно сбесились и постоянно выходили из-под контроля. Так говорил Доктор.
Вот и теперь левая и правая ноги Субхоранджана начали вытворять несогласованные движения, управляемые разными субами. Биорг требовал удрать, а Неоргу во что бы то ни стало нужно было поколотить Доктора.
Но тут вмешался Человеческий Облик, который неожиданно для самого себя сказал: «Можно подобраться поближе к окну – вот из того куста отличный вид». Неорг и Биорг так удивились, что безоговорочно отдали ему управление ногами.
Расчёт оказался правильным: не успел Субхоранджан устроиться в густом лавровишневом кусте, как окно над ним распахнулось.
– Надо же, а мне никогда не удавалось ни открыть его, не разбить! – прошептал Сломанный Неорг, Которому Не Хватало Герц.
– Только Доктора умеют это делать, чтобы нас запирать, – согласился Дикий Биорг, Который Не Любил Закрытых Помещений.
Человеческий Облик тоже хотел сказать кое-что, но не успел. Потому что в этот момент кто-то вывалился из окна прямо на Субхоранджана.
– Ты… вы что тут делаете? – грозно спросила Жёлтая Фея, отряхивая сари.
– Гуляем… – В голове Субхоранджана опять началась сумятица. Жёлтая Фея, кажется, заметила это.
– Так значит, кое-кто уже немножко научился гулять сам по себе? – спросила она.
– Только один раз, – скромно ответил Человеческий Облик. Он не стал уточнять, что его уговорили Неорг и Биорг.
– Но кое-кто так и не настроился на правильную частоту, – добавила Фея.
– Я над этим работаю, – отозвался Неорг. – Я вчера починил киб одной сиделки и немного поговорил с ним. Она сказала, что он меня слушается.
– Неплохо. Но я вижу, ещё кое-кто по-прежнему боится меня. Даже не поздоровался.
– Я не боюсь, – пробурчал Дикий Биорг. – Но ты обещала отвести нас на Зелёный Континент, где нас никто не будет запирать и мучить. А вместо этого ты играешь с Доктором.
Прежде чем ответить, Жёлтая Фея вздохнула и поглядела на Субхоранджана долгим-долгим взглядом.
– Потерпите, – сказала она наконец. – Мне сейчас надо уйти. Но когда я вернусь, мы обязательно поедем туда… Все вместе.
И быстро отвернувшись, побежала. Будь под ногами бетон, слезы оставили бы на нём свои маленькие следы. Но на хороших гравиевых дорожках даже после санитарного ливня третьей степени не бывает луж. Лишь со стороны белоснежных лотосов донёсся едва слышный ледяной хруст, когда она пробегала мимо пруда.
ЛОГ 4 (СОЛ)
Ли нашёлся в баре студии. С одной стороны, это было неплохо, потому что можно было заодно и перекусить. С другой – компания в том закутке, где сидел старый китаец, собралась препаршивая.
Ещё от входа Сол заметил буйную шевелюру Шейлы. Секретарша Рамакришны была в какой-то дурацкой соломенной шляпке, но это ничуть не мешало её чёрным прядям самостоятельно змеиться во всех направлениях, заползая и на шляпку, и на перегородку, разделяющую закутки бара. Очередная модная стрижка для привлечения мужиков – вот к чему сводится весь прогресс технологий, если смотреть на него сквозь призму женского мозга, отметил Сол.
Сама Шейла тоже шевелилась, но в другой плоскости – она крутила на пальце изящный нэцкэ-коммуникатор. Откуда брелок, догадался бы и самый дешёвый макинтош. Напротив Шейлы сидел Кобаяси из отдела маркетинга, имевший привычку регулярно дарить секретарше Рамакришны какие-нибудь антикварные безделушки.
Сейчас Кобаяси что-то оживлённо рассказывал. Шейла отвечала раскатами низковатого и (как всегда казалось Солу) развратного хохота. Ли потягивал белый жасминовый чай и лишь изредка вставлял короткие замечания, на которые реагировал в основном Кобаяси. У Шейлы чувство юмора было столь же грубым, как и её гогот. Тонкие шутки китайца били по двум этим грубым зайцам сразу: Шейла не понимала замечаний Ли и хотя бы на какое-то время переставала ржать. По мнению Сола, такое состояние шло ей больше, поскольку в молчаливом виде и тем более со спины она была вполне привлекательна.
Однако он знал, что никто не даст ему относиться к миру как музею остановившихся прекрасных мгновений, где некоторые люди всё время молчат и сидят к тебе спиной. Не успел он подойти к закутку коллег, а Шейла уже метала в него взгляды, полные презрения и намёков на то, что за этим столом ему делать нечего. Игнорируя намёки, Сол громко поздоровался и сел напротив Ли. И только тут заметил, что корпоративный стиль дня – викторианский.
Каким образом воссоздание обстановки самого плохопродаваемого дремля помогает научиться «работать в команде», Сол не понимал никогда. Даже Рамакришна не мог этого объяснить, лишь многозначительно указывал пальцем вверх. Зато всегда было ясно, кто подставил команду на этот раз.
«Ада едет в Виндзор». Кто бы сомневался. Опять этот Вилли из Эскимосской Канады попытался провернуть свой коронный трюк: популярный исторический персонаж-женщина плюс откровенно халтурный дремейк. Занудная пирамида дворцовых интриг, которую никто не проходил до конца. Да что там до конца! – большинство клиентов отключались в самом начале, совершенно не врубаясь, что за дурацкие карточки с дырочками у них в руках и зачем нужно бегать с этими карточками по дворцам, убеждая лордов построить какую-то там машину.
Из-за этой халтуры все и сидели сегодня на высоких неудобных стульях, а не на полу, как обычно. Проникнуться ошибками Вилли также помогали: угловатая мебель в баре (тяжёлые буфеты лакированного дерева), уродливая форма пандоры (корзинка для пикников, занявшая полстола) и уже замеченные странности в наряде Шейлы (пошлая шляпка с голубой лентой). На Кобаяси был сюртук со стоячим бархатным воротником, отчего японец сделался похожим на пингвина. Ли ограничился цилиндром, который стоял перед ним на столе.
После непродолжительного раздумья Сол решил, что если он с самого начала проигнорировал корпоративный стиль дня, то заставлять Маки морфировать куртку в сюртук уже поздно. Но с другой стороны, если эту ерунду насчёт ежедневного одевания по худшему дремлю придумал сам Ли… Пожалуй, старик может обидеться, и тогда разговора не выйдет. Остаётся продемонстрировать лояльность другим способом: включиться в общий стиль не предметом одежды, а элементом поведения.
Рядом с цилиндром Ли на столе горела свеча. Сол протянул руку в пламя, словно хотел убедиться, что свеча настоящая. Кобаяси ухмыльнулся: всем известно, что разведение открытого огня карается месяцем информационной депривации второй степени. Но архаичная традиция совать руки в голограммы до сих пор сохранялась как форма комплимента для дизайнеров – мол, ваш интерьер вышел особенно реалистичным.
На этом включение в корпоративный стиль дня можно было считать состоявшимся. Сол открыл пандору и сделал заказ, набросав пальцем четыре иероглифа на внутренней стороне крышки корзинки. Ли покосился, хмыкнул.
– Мне нет сегодня писем на рисовой бумаге? – шутя пропел Сол.
– Кто может вас уволить, почтеннейший Со-Ляо! – в тон ему ответил китаец.
Но продолжить разговор с Ли не получилось. Секретарша Рамакришны вовсе не собиралась позволить пришедшему столь нагло проигнорировать её.
– Кажется, наш Соляр плохо спал сегодня, да? Такой хмурый… – Шейла демонстративно округлила пухлые губки, чтобы вложить в них тонкую эмпатическую сигаретку. Кобаяси тут же вынул здоровенную сигару.
«Вот же стерва», – подумал Сол.
Он давно подозревал, что подари он Шейле какую-нибудь безделушку, хоть самого дешёвого робоконеко на цепочке, их вражда закончится. Беда в том, что он никогда ничего не дарил коллегам по работе. Он просто не умел этого делать естественно, потому что в таких случаях подарок часто выглядит как взятка.
Однако есть неписаные законы, которые нельзя нарушать даже из-за Шейлы. Если двое закурили, то остальные должны подключаться. Сигарета Шейлы и сигара Кобаяси уже сверкали, как два глаза одного монстра. Сол как бы нехотя полез в карман и вынул дешёвую восточноевропейскую папиросу.
– Tovarisch Solntseff mnogo smotrel Dostoevsky, mnogo kuril Belomor! – воскликнул Кобаяси, пытаясь изобразить русский. Шейла снова заржала своим развратным «хэ-гэ-гэ».
Сол пожал плечами. Тоже мне, отдел продаж. Даже звук «л» научился произносить, а соображалка всё та же. Впрочем, Кобаяси совсем не так прост, как кажется. Другое дело, что в своей работе маркетолога он вряд ли сталкивается с такими высокохудожественными концепциями, как конспиративная неоархаика. И это хорошо: не будет лишний раз удивляться, почему у Сола такая слабая аура. Ни к чему всем окружающим знать, сколько уровней чувствительности у этой «дешёвой беломорины»…
Вот и сейчас программа визуализации, активированная губными сенсорами, выявила лишь банальный эмпаттерн маркетолога и секретарши. Розовые медузы выплёскивались из сигары Кобаяси и, как-то неестественно кривляясь, обволакивали Шейлу, чтобы тут же разорваться о ядовито-жёлтые лианы её защиты, похожие на мурен. Временами лианы рвались и сами, принимая вид вьющихся на ветру, дразнящих лент алого шелка, которые побуждали Кобаяси выпускать новых медуз.
Ли, следуя неписаному правилу, тоже подключился, вынув приспособление странной формы, вроде небольшого деревянного кальяна. Сол усмехнулся: будь здесь ещё и Рамакришна со своей треснутой глиняной трубкой, они бы изрядно повеселились, разоблачая друг друга, поскольку один из базисных принципов конспиративной неоархаики выражается древней поговоркой «больше двух – проговорятся вслух».
Но сейчас их было только двое с такой техникой, и оба вели себя как невинные овечки. Над китайцем, так же как над Солом, курилось лишь некое вялое облачко, словно батарейка в его кальяне вот-вот сядет. Только у Ли облачко было спокойно-лиловое, словно куст сирени в утреннем тумане. А дымок Сола имел нездоровый цвет хаки, который не понравился даже самому Солу. Правда, от этого наблюдения в облаке добавились салатные просветы.
– А я слышала, наш великий сценарист посмотрел что-то новенькое, – продолжала наезжать Шейла. – Вот его и тошнит теперь. Небось стащил из «Дремока» один из этих, экспериментальных, да? Думал, там компфетки будут юные, а увидел мамочку с ремнём, хэ-гэ-гэ! Ладно, Соляр, не скромничай. Расскажи коллегам, что такое «дремль с задержкой»! Это первый признак творческой беременности дремастера, да?
Ах, какая хищная лиана протянулась через весь эмпаттерн к Солу! Но чересчур, Шейла, чересчур красиво! Долго думала, долго готовилась блеснуть. Что-то там под этой напускной желтизной проглядывает? Смотри, выдашь себя…
Сол перекатил папиросу в другой угол рта, и по лимонной лиане Шейлы поползли в обратном направлении комичные зелёные гусеницы, словно в старом детском дремле про джунгли. Лиана порозовела. Шейла фыркнула.
– В «Дремоке» очень суровые меры безопасности. Ничего экспериментального оттуда не пропадает, – заметил Сол с самым серьёзным лицом. – Говорят, там даже секретаршам каждый вечер стирают память, чтобы не сболтнули лишнего на стороне. Кажется, Рамакришна собирается ввести что-то подобное и у нас, потому что его говорящая записная книжка помнит слишком много конфиденциальных разговоров…
Лиана Шейлы взорвалась несколькими ежами огромных чёрно-красных шипов, но они так и повисли на полпути, завязнув остриями в зеленоватом облаке Сола. Кобаяси полыхнул было очередной медузой неестественно-розового, но тут же превратил её в бело-голубую, словно моментально скованную льдом.
– В прошлом месяце я слышал про «Дремок» другое, – заявил он. – Это посерьёзнее будет. Они сотрудничают с разведкой Индии-4. В их новых дремлях предусмотрена возможность использовать мозги зрителей как компьютер. Пока человек смотрит дремль, на его мозгах что-нибудь обсчитывается. Если прикинуть, сколько у «Дремока» клиентов, получается приличная сеть для распределённых вычислений. Кажется, они используют её для взлома военных искинов Нового Пакистана.
– Ужас… – прошептала Шейла.
Её жёлтый чертополох с чёрно-красными колючками был разорван в клочья ледяной медузой Кобаяси. Медуза расползалась всё шире и шире… Молодец Кобо! Вот чем надо таких стерв завоёвывать – страхом, а не сюсюканьем. Но тут не одни секретарши собрались, ты учти.
Зелёное облако Сола сжалось, а затем быстро-быстро, тонкими травинками потекло сквозь ледяную кольчугу медузы к её центру. С другой стороны, из сиреневого куста над трубкой Ли, вылетела маленькая белая бабочка и тоже стала порхать среди ледышек Кобаяси.
– Это придумали в вашем отделе, Кобо? – лениво спросил Сол. – Только не говори мне, что от таких примитивных трюков акции «Дремока» падают больше чем на одну десятую процента.
– Насчёт Индии зря, Рама обидится, – добавил с напускной озабоченностью Ли. – Лучше уж про Британию-2 сделать, они там все параноики как раз.
Ледяная медуза осыпалась весенними сосульками. Кобаяси хихикнул. Шейла захлопала глазами, попыталась изобразить понимающую улыбку и одновременно восстановить свои колючки. По всему эмпаттерну лениво расплывались призрачные волны песчаного цвета. Первый раз собеседники вошли в резонанс, хотя и довольно банальный, типа «пыль на дороге» – благодушное безразличие, легко разделяемое всеми участниками беседы сразу после завершения несерьёзной пикировки.
«Ну, по крайней мере будет ровный фон для запуска моей темы», – подумал Сол.
Он поднёс руку к губам и слегка сжал пальцами папиросу. «Беломорина» перешла в режим повышенной чувствительности. Не давая проектору визуализировать эмоциональную окраску этого маленького трюка, Сол выпалил:
– А я сегодня смотрел дремль вообще без дремодема.
И закрыл глаза, вызывая в памяти то, что пережил ночью.
– Ого, – сказал Ли. Сол открыл глаза.
От его скромного травянистого облака ничего не осталось. Зато весь закуток бара, где сидели коллеги, словно бы погрузился на морское дно. И по этому сумрачному подводному царству бродила – нет, не сама радуга, но некое неуловимое эхо чего-то светлого и головокружительного… Словно миг назад над толщей воды сияло солнце, разбиваясь в волнах на хоровод разноцветных бликов – и у того, кто это видел, отпечаток странной игры света задержался на сетчатке на миг дольше, чем держалась сама радуга.
«Фу, какое же тут «ого», – подумал Сол. – Десятая пиратская копия старого дремля про дельфинов. А мне казалось, это похоже на полёт в небе…»
По правде говоря, он и не надеялся, что эмпатрон в точности повторит ночное видение. Хоть на максимум поставь «Беломор» – всё равно покажет лишь крохи, оставшиеся в памяти. Лишь бледную копию ощущений, пережитых ночью. Да ещё за день наложилась куча всего – от пугающих раздумий об увольнении до элементарного чувства голода. Кстати о голоде…
Из пандоры вовсю шёл аппетитный запах, сигнал успешного окончания синтеза. Сол разгрузил пикниковую корзиночку на стол, заказал ещё зелёного чаю, закрыл пандору и начал есть сразу четырьмя палочками, как научился в Гонконге – полнейшее варварство с точки зрения не только викторианской, но и китайской кухни, зато вполне удобный способ одновременно поглощать ло-мень и курицу в кисло-сладком соусе, когда ты сильно проголодался.
Коллеги между тем разглядывали эмпаттерн и не торопились реагировать. Видимо, даже бледная копия с «эхом радуги» производила впечатление.
Первым попробовал Кобаяси. Его рот снова растянулся в улыбке, отчего и без того японское лицо маркетолога стало японским втройне. Одновременно в подводное царство вытанцевался фантастический цветок почти такого же песчаного цвета, что и «пыль» благодушного безразличия, витавшая над компанией минуту назад. Похожий песчаный цветок стал расти и над Шейлой.
«Правильно, что не верите, – мысленно ответил Сол. – Я бы тоже не поверил. Но детектор лжи прямо перед вами, ребятки».
Он снова запихнул папиросу в рот и стал не мигая смотреть на Кобаяси. Эмпаттерн при этом совершенно не изменился. Всё то же подводное царство с неуловимой радугой. То, что сказал Сол, не было выдумкой. Кобаяси всё понял без слов, и его танцующий цветок завял.
– Но так же не бывает, – пробормотала Шейла. – Смотреть дремли без дремодема, это как… как принимать душ без водопроводных труб!
– Душ бывает без труб. Это называется дождь, – возразил Ли из своего угла. Сол инстинктивно потёр глаз, в который утром попала небесная вода с запахом мыла.
Подводное царство в углу Ли стало сворачиваться огромной медленной волной.
– Дремль без дремодема, фантом без голопроектора… – медленно говорил китаец, покачивая головой как бы в знак одобрения собственных слов. – Бывают мифы, о которых хочется сказать «такое не выдумаешь». Особенно когда оказывается, что люди разных стран и разных цивилизаций, разделённые морями и веками, выдумывают поразительно похожие вещи. Драконов, например…
Сол обнаружил, что перестал есть и наблюдает за ответом Ли. Баг ты мой, как ловко он это делает! Вот тебе и кальянчик… С виду – экспонат музея первобытных людей. А чувствительность-то неслабая. Фиолетовый, белый и синий, яркие и чистые, перемешивались в идущей от Ли волне, которая незаметно подхватила и понесла куда-то Сола, Кобаяси и Шейлу. Образ показался Солу очень знакомым: синяя волна, похожая на лапу дракона, с белыми когтями пены, а под ней – маленькие человечки в лодке… Хокусай, вспомнил Сол. Волна, получив его поддержку, завихрилась новыми белыми барашками.
За такие штуки Сол особенно уважал китайца. И не только уважал, но и побаивался. Знакомая фея из лучшего городского добреля как-то рассказывала ему о такой методике управления. Суть в том, что в кресле босса на самом деле сидит его заместитель, «кукла». А реальный босс занимает какую-нибудь незначительную должность, вроде мусорщика или швейцара. Как и в случае с корпоративным стилем дня, Сол так и не понял, в чём преимущество этой игры с кодовым названием «человек корпорации». Однако такая схема по крайней мере могла объяснить целый ряд несоответствий, связанных с Ли.
Чего стоила одна только должность – почтальон. Конечно, существовало разумное официальное объяснение. В приличных компаниях старым и уважаемым сотрудникам иногда дают чисто символические должности, что равносильно уходу на пенсию. Нередко такие должности бывают довольно абсурдными. В том же «Дремоке» пара заслуженных дремастеров числятся «исследователями общественного мнения». Время от времени эти стариканы выбирают в электронных магазинах группу клиентов с не самым дебильным пси-профилем и проводят среди них опросы по поводу последних дремлей компании. Потом стариканы составляют умные отчёты, которые их умное начальство выбрасывает не читая. Редкий случай, когда торжество интеллекта оставляет довольными все стороны, задействованные в производственном процессе.
Однако Сол не мог поверить, что из-за необходимости ввести одну фиктивную должность совет директоров придумал такой концептуальный ритуал, как бумажная почта. Она моментально стала одной из основных составляющих имиджа корпорации. Конкуренты кусали локти от зависти, узнавая, что некоторые сообщения (поздравления, приказы руководства, новые назначения и увольнения) сотрудники «Дремлин Студиос» получают не в виде голосового куреля прямо в серьгушник, и даже не в виде хиромантического заплета на кожный дисплей ладони. А в виде письма на веленевой (хорошие новости), обычной (нейтральные новости) или рисовой бумаге. Бумажные письма, запечатанные особым чипом, вручались лично в руки адресату, для чего и была официально введена должность почтальона.
Такое мог придумать сам Рамакришна. А если придумал кто-то другой – Рамакришна мог вдвое увеличить ему зарплату. Это была мода, которая охватила деловой мир и реанимировала давно умершую индустрию. Такие ритуалы не создают лишь для того, чтобы дать символическую работу простому сотруднику из исторического отдела в знак признания его заслуг. Но такое вполне могли бы устроить для «человека корпорации». Вернее, он сам мог бы устроить себе такое совмещение приятного с полезным…
Пока Сол размышлял, в эмпаттерне над ним образовался небольшой голубой бурунчик, закрученный в противоположную сторону по отношению к волне Ли. Но этого никто не заметил. Основная картина по-прежнему состояла из девятого вала, под которым ещё проглядывало подводное царство Сола с «эхом радуги».
Но вот со стороны Кобаяси начал снова подниматься песок – на этот раз не в виде пляшущего цветка, а в виде крепкой отмели, над которой волна Ли стала тормозить.
– Ну да, обо всём этом рассказывают в любой бизнес-школе в курсе «Основ имагологии», – заявил Кобаяси. – Внутренние видения вызываются галлюциногенами либо нанозитами. Внешние, то есть наблюдаемые одновременно несколькими людьми видения – либо естественные оптические, как миражи, либо трюки шарлатанов, в основном банальные.
Кобаяси неожиданно схватил себя за уши и оттопырил их, чем вызвал усмешки у всех собеседников. Песчаная отмель росла.
– В прошлом году в Кабуле-2, помните? – продолжал Кобаяси. – Десять тысяч человек во время праздника на вполне открытом месте видели призрак с такими параметрами, что у обычного портативного голопроектора просто не хватило бы питания даже на секундное изображение подобного колосса. А более мощный голопроектор сразу заметили бы. Между тем никакой техники замечено не было, а призрак наблюдали в течение получаса. Некоторые даже как будто общались с ним. Угадайте, как это вышло?
Никто не угадывал, но волна Ли стала скатываться назад с песчаной отмели. А сама отмель стала крепнуть, темнеть и разрастаться в скалу. Кобаяси торжественно помахал в воздухе своей сигарой.
– Во-первых, использовался миниатюрный эмпатрон вроде вот этого…
– И что, десять тысяч человек молились, включившись в эмпаттерн? В Кабуле-2, где запрещены почти все технологии этого века? – улыбнулся Ли.
– Нет конечно! – Кобаяси помахал в воздухе сигарой, продолжая разгонять морской пейзаж Ли. – Такое бы заметили ещё до того, как всё началось. Устройство было только одно, и хорошо замаскированное. Но оно было подключено к портативному проектору внешних голограмм. А проектор не просто визуализировал эмпаттерн – он от него питался!
– Это как же? – удивилась Шейла. – Я слышала, что эмпатрон ловит такие… ну, очень тихие сигнальчики. Их ещё надо очень усиливать, чтобы показывать в виде картинок. А тут наоборот получается – эмпаттерн, который сам является батарейкой для проектора… Бред!
– Верно, похоже на бред. Но усилители разные бывают. Третья особенность ситуации: площадь была не простая. То ли архитектура там такая, то ли ещё что. Эмпаттерн получился вроде линзы, с фокусом как раз в центре площади. Ну а в-четвёртых – извини, Солли-сан, если тебе это испортит аппетит – устройство представляло собой настоящее чудо биотеха. Оно было вшито в барана.
– Э-э-э… – раздалось со стороны Шейлы. Но Кобаяси был так увлечён, что не заметил этого блеяния и продолжал:
– В простейшем виде схема такая. Всплески эмоций ловятся эмпатроном. А оттуда идут не только на проектор, но и на нервную систему барана. Возбуждённый баран превращается в химический источник питания для проектора. Конечно, источник слабый – до тех пор, пока барана не стали резать…
– Всё-всё, я дальше не слушаю! – Шейла демонстративно зажала уши.