Легион: Возмездие. Освобождение. Земля предков

Глава двенадцатая

Новый поход

Ларин резко натянул поводья коня, едва не подняв его на дыбы, и, махнув рукой, указал своему сотнику на правый край сражения, где «костобоки[3]», дрогнув под яростным натиском скифов, отступали.

– Инисмей, бери свою сотню и скачи туда, – крикнул Леха, задыхавшийся от бешеной скачки и уставший от сражения, которое шло под стенами Ольвии уже много часов с самого рассвета, – мы должны разбить их сегодня во что бы то ни стало.

Когда сотник, издав боевой клич, ускакал в указанном направлении вместе со своими людьми, доспехи которых блестели на солнце, как рыбья чешуя, внимание Ларина привлекло другое внезапное передвижение конных масс. Остановив коня, он даже развернул его, чтобы получше рассмотреть то, что происходило почти у него в тылу. А там, за конными массами скифов, растекшимися по склонам прибрежного холма, с которого открывался отличный вид на близлежащую равнину и побережье, начиналась внезапная атака амазонок Ори-тии. В пылу сражения отряд, примерно в тысячу конных воительниц, проскользнул за спинами собственной армии и нанес точечный удар по отрядам Арчоя, прикрывавшим на левом фланге небольшую балку, поросшую кустарником. Опрокинул их и сейчас устремился в прорыв.

– И зачем им туда? – не мог понять Ларин, внимательно вглядываясь в происходящее из седла. – Когда все сарматы уже отступают, они собрались на верную смерть.

Однако спустя несколько минут ему стал ясен план Оритии. Эта узкая балка другим концом выходила к самому побережью в том самом месте, где находились внешние пирсы Ольвии. После того как войска Иллура, внезапным ударом опрокинув охранение сарматов у самого Перекопа, неожиданно оказались здесь и с ходу нанесли второй удар по скоплению сарматской конницы, воинам Гатара пришлось временно отступить. Пока царь сарматов оправился от первого потрясения – выставив заслоны у Крыма, он никак не ожидал столь быстрого появления скифов здесь, – воины Иллура захватили окрестности города и освободили его жителей. Царь и его кровный брат получили доступ в спасенный город, дождавшийся помощи, но не стали отсиживаться за его крепкими стенами. Не для того пришли.

Требовалось нанести еще один мощный удар по войскам Гатара, которые лишь немного отошли в глубь побережья, но по-прежнему были очень сильны. Пока скифы восстанавливали порядок в окрестностях, с юга подошла армия Арчоя, в которой насчитывалось сейчас без малого пятнадцать тысяч всадников. За то время, что Ларин не видел своего бывшего начальника, Арчой навел полный порядок в землях непокорных бастарнов и даже помог царю сломить сопротивление гетов, но ставка его находилась все там же, вблизи гор. Теперь, однако, ситуация изменилась. И по приказу царя Арчой оставил в своих землях небольшую армию и гарнизоны в укрепленных городах и поселках, сам же выступил к морю для решающего сражения с сарматами.

За два дня, пролетевшие до решающего сражения, к Ольвии подошел флот скифов, часть которого вошла в гавань, под защиту стен. Но несколько кораблей, поврежденных после внезапной атаки боспорских греков, было решено оставить пока на внешних пирсах. И в то самое утро, когда сарматы, не дожидаясь нападения, вновь появились в пределах Ольвии, Ларин лично отдал приказание Гилисподису и его помощникам осмотреть корабли на предмет ремонта. Чем трудолюбивый грек с хорошо обученными помощниками и занимался с самого рассвета. Когда началось сражение, он решил не прерываться, успокоенный присутствием целой армии защитников, а также самого царя и его кровного брата, лично занимавшегося флотом.

Все утро, пока скифы ломали копья о костяные доспехи сарматов – отряд «костобоков» принимал участие в сражении, – Гилисподис ремонтировал корабли эскадры экс-адмирала Ларина, вновь переведенного на сушу для руководства конной армией, поскольку грандиозных морских сражений пока не предвиделось. Лехе сразу не понравилось это инфантильное поведение греческого мастера, однако пока новая битва складывалась вполне удачно, у него не было особых опасений. В пылу сражения он даже позабыл о корабелах, гораздо интереснее было то, что происходило на плоских холмах, окружавших Ольвию. Здесь столкнулись две огромные конные армии, ни в чем не уступавшие друг другу и жаждавшие победить. Сарматы, потому что стремились пробить выход к морю и захватить этот богатый город, главную цитадель скифского флота, а скифы, понятное дело, стремились этого не допустить и прогнать со своих земель захватчиков.

Драка была жуткой. Экс-адмирал лично сломал три копья в сшибках с «костобоками» и даже погнул об эти древние доспехи из конских копыт свой меч. От его панциря, сделанного из металла, и сверкавшего на солнце шлема отскочило пять стрел – доспех был кузнецами сделан на совесть. «Прогресс не остановишь, – бодро думал новоиспеченный командир конной армии, которому был поручен правый фланг в этом сражении, отбрасывая погнутый меч и принимая новый из рук своих многочисленных ординарцев, окружавших его в бою, – костяной доспех неплох, но железо свое возьмет. Природа природой, а кузнецов у нас больше, так что победа будет за нами».

Поначалу сарматы едва не добились победы. Одна лава накатывала за другой, центр войска, которым командовал сам Иллур, не прятавшийся от смерти, прогнулся так, что вот-вот должен был рассыпаться под мощным натиском сарматов. Стрелы, тысячами пускавшиеся отличными лучниками с обеих сторон, закрывали солнце. Но скифы выстояли и начали побеждать. Сначала контратака не левом фланге ослабила удар сарматов в центре, а затем Иллур и сам атаковал корпус Гатара, едва не пленив сарматского царя. Тот отступил, почтя за благо спасти свою жизнь, чтобы продолжить сражение.

Затем свое слово сказал экс-адмирал Ларин, нанося удар по правому флангу. В общем, к исходу дня сарматы медленно, но верно вытеснялись скифскими ордами с прибрежных холмов все дальше в степь. Но тут-то все и случилось. Амазонки, почти не принимавшие участия в сражении, чему Леха, надо сказать, был несказанно рад, все-таки вступили в дело. Да еще как.

Кто командовал отрядом, пробившим оборону Арчоя, со своего места Ларин не видел, но это был мастер своего дела. Кинжальный удар рассек тонкую оборону скифов в этом месте и воительницы лавиной прорвались в тыл, очень быстро достигнув побережья.

– Чего же она хочет, – не понимал до конца Леха, гарцуя на своем скакуне, пока его воины атаковали правый фланг неприятеля под началом своих сотников, – неужели сжечь корабли? Резонно, только ведь все равно не выскочит обратно. Это же верная смерть.

Однако то, что произошло вслед за этим, Ларина просто обескуражило. Амазонки опрокинули несколько отрядов, попытавшихся им помешать, и прорвались так к самому морю. Ларин вообще позабыл про конное сражение, не отрывая глаз от внешних причалов Ольвии.

Греки, занятые ремонтом, неожиданно увидели своих врагов воочию, а не с высоких каменных стен, и это произвело на них должное впечатление. На берегу началась паника и суматоха. Забыв о деле, работники бросились врассыпную. Кто-то попытался убежать вдоль берега к таким близким воротам, кто-то бросился в море, но все было тщетно. Уничтожив небольшое охранение – последний рубеж, защищавший корабелов, – воительницы ворвались на пристань. Но прежде чем начать все крушить, они устроили настоящую охоту за людьми. Бинокля у Ларина не было, но он и так отлично видел, что они не просто убивали всех, кто метался вдоль пирсов, пытаясь увернуться от копыт сарматских коней, а хватали их и вязали веревками. Так они скрутили человек десять и лишь затем быстро подожгли все корабли, что стояли у пирсов. Дым пожарища затянул побережье, вызвав вопли радости у сражавшихся неподалеку от Ларина сарматов.

– Да что они творят, – не хотел верить своим глазам Леха, – в плен, что ли, корабелов моих хотят захватить?

По всему выходило, так. Перекинув своих пленников через седла, эти неистовые бабы устроили суматоху у самых ворот города, проскакав мимо и побив из лука немало народа. Ларин продолжал следить за их передвижениями больше, чем за своими войсками, но дым пожарища мешал этому. Однако, к его изумлению, состоялось то, чего он вообще допустить не мог никак. Амазонкам удалось вырваться из окружения вместе с пленниками по самому краю левого фланга, вновь найдя брешь в построениях Арчоя, бойцы которого продолжали атаковать сарматов.

– Это как понимать? – в недоумении спрашивал себя Ларин, медленно осознавая происшедшее. – Это что, они моего лучшего инженера умыкнули вместе с подмастерьями? А кто мне флот строить будет теперь? Ну чертовы бабы, подождите у меня, я до вас доберусь.

Но прежде чем ему представилась такая возможность, требовалось закончить сражение победой, а это далось нелегко. Бой длился до самого заката. Сарматы, словно живые мертвецы в костяных доспехах, после нескольких ощутимых кровопусканий, отступлений и, казалось бы, неминуемого разгрома, вновь оказывались на своих рубежах. На место одного убитого сармата тут же вставал другой.

Со скифами, надо сказать, происходили похожие метаморфозы. Леха Ларин со своими сотниками еще не раз ходил в атаку, трижды избегал неминуемой смерти, но Великая Богиня и богиня Табити[4] хранили его для семьи. Сарматское копье, сбив с него шлем, лишь оцарапало голову, но не повредило крепкий череп морпеха и глаза остались на месте. Удар меча лишил его наплечника, раскроив пополам пластину из металла и заставив на мгновение усомниться в умении скифских кузнецов. А прилетевшая неизвестно откуда стрела лишь чиркнула по бедру, вонзившись в бок боевого коня. Леха выжил, а вот конь под ним был вскоре убит. А потом еще и еще один.

Про то, что творил сам Иллур, можно было слагать песни. Леха не сомневался, так оно и будет, но потом. А сейчас он был рад уже тому, что с наступлением сумерек решительный удар скифов, которых повел в бой сам царь, смог переломить хребет сарматскому сопротивлению. Гатар, потеряв почти половину войска, с позором отступил от стен Ольвии. Разведчики, преследовавшие его основные силы до самой темноты, донесли, что царь сарматов ушел далеко в степи, в глубину своих земель, отступая к берегам Борисфена.

– Неужели до самого Метрополя подался, – не переставал удивляться Леха, все еще не веривший своему счастью, – если так, то это настоящая победа! Прибрежные степи снова наши.

Он сидел у костра на берегу моря в компании Иллура и Арчоя, которые держали военный совет, сразу же после того, как была одержана победа в этом кровопролитном сражении.

– Может, и так, – невесело кивнул Иллур, залпом опрокидывая кубок вина в рот, – да только я не верю, что Гатар сдался. Он проиграл одно сражение, но вновь будет здесь, как только залижет раны.

Вождь скифов был изможден сражением, еле стоял на ногах и был легко ранен в плечо, но старался не подавать вида, предаваясь пиршеству вместе со своими военачальниками. Впрочем, остальные члены совета сами были в таком же состоянии, Арчой вообще еле мог стоять – сарматский меч полоснул его по бедру. И только хорошие доспехи не дали сарматам отрубить ему ногу. Раненый скиф, которому знахари уже осмотрели и обработали рану, сидел, морщась от боли. Несмотря на рану, он не мог позволить себе лечь, хотя знахари ему и советовали сделать это, – царь ждал объяснений.

Арчой явно проморгал контрудар амазонок, которым удалось сжечь пять еще пригодных для плавания триер. Но не это беспокоило царя, примешивая к сладкому вкусу победы горечь раздражения от случившегося. Как и подозревал экс-адмирал, целью амазонок Оритии были не столько корабли, сколько их строители – греческий инженер с помощниками. Им действительно удалось пленить Гилисподиса и двенадцать мастеров, без которых вся верфь Ольвии в одночасье осиротела. Строить корабли стало практически некому. – Как ты мог пустить их! – вскричал в гневе Иллур, бросив раззолоченную чашу в огонь и указывая на город, чьи стены подсвечивались изнутри многочисленными кострами, выделяясь зубцами на фоне ночного мрака. – Зачем мне этот город, если в нем не строят корабли?

Арчой, стиснув зубы от боли, поднялся, а потом упал ниц перед царем.

– Я виноват во всем, – пробормотал он, не отрывая голову от земли, – позволь мне искупить кровью свою вину. Арчой вынул из ножен акинак и протянул царю.

– Убей меня, я достоин смерти!

Глядя на умудренного опытом военачальника, который стоял перед ним на коленях, Иллур сжалился.

– Если я убью тебя, кто будет бить со мной сарматов? Ведь настоящая война только началась.

Он в раздумье прошелся мимо застывшего в раболепной позе Арчоя, на повязке которого проступила кровь. Тот не двигался, ожидая своей судьбы. Наконец, Иллур принял решение.

– Я знаю, как ты искупишь свою вину, – заявил он, останавливаясь.

Арчой осторожно приподнял голову, посмотрев снизу вверх на царя. Леха наблюдал все это с противоположной стороны костра, поглядывая попеременно на обоих. К счастью, на его участке прорыва амазонок не случилось. Однако решение вождя коснулось и его дальнейшей судьбы.

– На рассвете ты возьмешь свой корпус и отправишься вслед за Гатаром. Разыщешь наших пленников и отобьешь их. Без пленников не возвращайся.

Арчой воспринял наказание как должное.

– Я найду их и верну в город, – пообещал он, вставая, – или погибну в бою. Я не знаю только одного, как выглядит этот… Гилисподис.

– Мой брат отправится с тобой, – неожиданно добавил Иллур, – он отлично знает этого грека и всех его подмастерьев.

– Я? – Ларин чуть не подавился засахаренной сливой, но перечить царю не смог, лишь пробормотав: – Но если их увезут до самого Метрополя, нам что, осадить его, невзирая на всю армию сарматов?

– Если понадобится, да, – не моргнув глазом, отрезал Иллур, – без флота Скифия больше не может существовать. Если пленников убьют, это будет большая потеря для меня, и пока я найду новых инженеров, уйдет время. Поэтому Арчой возьмет с собой все свое войско, а ты возьмешь свое. У вас будет достаточно сил, чтобы отбить десяток пленников.

Иллур помолчал немного и добавил, в свою очередь, поглядывая на лица собеседников: серьезное у Арчоя и обескураженное неожиданным поворотом у Ларина:

– Но, говоря откровенно, мне нужен только один. И ты знаешь, о ком я говорю.

Последние слова относились уже только к Лехе.

– Торопитесь, – предупредил царь, закрывая ночной совет, – Гатар понимает, кто у него в плену, и наверняка уже решил, что делать с ними. У вас мало времени.

Адмирал вздохнул и проглотил сливу, запив ее вином, которое уже не казалось ему таким сладким. Что-то подсказывало ему, что этот поход не ограничится парой дней скачки до берегов Борисфена и заведет его далеко. «Похоже, не избежать мне новой встречи с амазонками, – горько вздохнул Леха, всматриваясь в ночной мрак над морем, – это судьба. А от судьбы не уйдешь, сколько не бегай».

Глава тринадцатая

Водный мир

Федор осторожно выглянул из-за края стены, убедившись, что караульные не смотрят в его сторону. Махнул рукой. Летис и остальные один за другим проскользнули вдоль стены, поднявшись по веревочной лестнице на крышу соседнего дома. Сделали они все это так быстро и неслышно, что командир диверсантов мог гордиться своими подопечными – караульные на другой стороне улицы даже не шелохнулись.

Когда все его люди взобрались на крышу, Федор так же тихо последовал за ними, благо лестница была закреплена надежно. Сделали это заранее, едва стемнело, укрепив лестницу со стороны глухого переулка, чтобы не терять времени в момент атаки.

Расположившись у самой кромки крыши, Федор вновь посмотрел вниз. Теперь помещение, в котором находился вход в резервуар с водой, находилось прямо под ними, буквально в нескольких метрах. Снаружи его охраняло четверо бойцов сената. Внутри, по данным разведки, тоже могло находиться человек пять.

Столь малое число охранников удивило Федора, но факт оставался фактом. За последние дни его бойцы провели разведку всех обнаруженных подземных водохранилищ. Оказалось, что вход в каждое из них охраняет не более десяти-пятнадцати человек. Внутрь никому пробраться не удалось, но Чайка предполагал, что вряд ли за наружной дверью прячется целая хилиархия – больно уж помещение было маленькое. Правда, только снаружи. Что там внутри, до конца было не ясно. Днем охрана не уменьшалась, а ночью не усиливалась.

Понаблюдав пару дней за поведением солдат на выбранных для атаки объектах, Чайка решил, что ждать дальше нельзя. Либо это была ловушка, либо сенат действительно не допускал даже возможности атаки на свои резервуары. Сильных волнений в городе пока не происходило. За любое упоминание имени Ганнибала или его брата, стоявшего с армией под стенами Карфагена, людей казнили. Федор сам несколько раз наблюдал подобную картину. По городу в целях устрашения и поисков прорвавшихся разведчиков постоянно курсировали вооруженные патрули солдат сената или римских легионеров, но последние редко удалялись на большое расстояние от военного порта, где по непроверенным данным базировался сам Марцелл. В общем, пока что с помощью террора сенату удавалось держать народ в узде, а ситуацию под контролем. Тем более что поиски выживших посланцев Гасдрубала ничего не дали – большинство было убито во время прорыва, – а оставшиеся пока себя никак не проявили. Все было тихо. Поэтому, в конце концов, Федор стал склоняться к мысли, что сенат не верит в существование реальной угрозы для резервуаров, решив, что уничтожил всех шпионов.

Существовал только один выход, чтобы проверить это предположение. И Федор решился провести рискованную разведку боем сразу в трех резервуарах, расположенных в самом центре города. Это должно было случиться буквально на третью ночь его пребывания в Карфагене.

– Пора напомнить о себе, – пробормотал Федор, разглядывая из-за края плоской крыши, на которой лежали сейчас все его бойцы, лениво перемещавшиеся вдоль здания охранников, – а то Магон раньше времени решит, что я умер. Я не доставлю ему такого удовольствия, да и Юлию лишний раз волновать не стоит.

От мысли, что его жена и сын находятся в такой близости от него, Федор иногда впадал в возбуждение, которое все время требовало от него немедленно предпринять поиски римского убежища, в котором их содержат. Но это было не менее трудно, чем преодолеть стены Карфагена. Однако Федор вынужден был ненадолго отложить эти поиски, поскольку сначала требовалось устроить царство хаоса в этом городе. Он был уверен, очень скоро его жена и ребенок будут спасены, сколько бы римлян ни стояло между ними.

План нападения был прост до безумия: ночью перебить наружную охрану, прорваться внутрь и вывести из строя систему водоснабжения. Ни динамита, ни пороха у диверсантов Гасдрубала, понятное дело, не имелось. Поэтому просто взорвать резервуары Федор не мог. Поджигать хранилища воды тоже смысла не видел. И Чайка решил действовать по наитию. Судя по чертежам, все эти резервуары имели устройства слива воды в канализацию. Просто не могли не иметь. Добравшись до них, Федор планировал либо открыть их, спустив воду, либо вывести из строя навсегда. В идеале нужно было сделать и то и другое. В крайнем случае, оставались глиняные трубопроводы, которые далеко не везде были проложены под землей. Имелись и выходы на поверхность, о некоторых Федору было известно. Однако начать он решил именно с резервуаров.

Вход в резервуар находился в одном из населенных кварталов и несколько перекрестков невдалеке отсюда были освещены факелами даже ночью. Но само невзрачное здание «коллектора», вероятно, чтобы не привлекать к себе внимания толпы, находилось на берегу сточной канавы, и было с двух сторон окружено глухими стенами соседних зданий. Одна из этих стен была задней стеной караульного помещения, в которой был расквартирован отряд из тридцати бойцов. Возможно, присутствие поблизости воинского подразделения вселяло спокойствие в охранников, которым всегда могли прийти на помощь, но Федора это не остановило. Правда, в этот раз приходилось надеяться только на то, что все выйдет действительно тихо.

Атака сразу на все три хранилища должна была начаться с минуты на минуту. Никаких «ракетниц» или другого шума не предполагалось, все было решено с командирами отрядов заранее. Учитывая, что за прошедшие дни количество бойцов в каждой группе не увеличилось – Федор еще не посещал «резидента», не брал денег и не успел навербовать в свои ряды новых сторонников Ганнибала, ограничившись лишь сменой убежища, – дерзость плана граничила с безумием. Но Чайка решил начать эту партизанскую войну своими силами, больше надеясь на опыт своих диверсантов, чем на количество новобранцев. Да и секретность здесь играла не последнюю роль. «Вот когда дойдет до уличных столкновений, там и навербуем боевиков из недовольных, – успокаивал себя Федор, посматривая в сторону трех своих помощников, – а такие обязательно найдутся. Ну а если нам сейчас все удастся, то в помощниках отбоя не будет».