Сенсоры

Глава 4

Иногда так бывает, что заходишь к кому-то домой и сразу чувствуешь себя в уюте. Особенно это касается старых квартир и домов, когда хозяева не просто пользуются, но и ухаживают за ним. В таких квартирах хочется остаться, побыть подольше, впитать тепло и заботу, ведь когда ты заботишься о помещении, оно тоже заботится о тебе и гостях.

А бывает, что заходишь в квартиру, а она мертвая – вроде и мебель на месте и чисто вокруг, но как-то неуютно. Так выглядят квартиры сразу после ремонта, даже после именитых дизайнеров остается лишь их дизайн – фасад. Такие квартиры часто сдают, ни дня в них не прожив.

В казенных помещениях все еще сложнее, бывает что заходишь в здание из бетона и чувствуешь мощь. Обычно в таких зданиях двери высотой в два человеческих роста, а ручка таких размеров, что невольно чувствуешь себя лилипутом. Гранитные ступени у входа созданы на века, а не как сейчас предпочитают делать бетон с тонкой мраморной плиткой.

Больница, в которую я приехал, тоже обладала своей душой, своим запахом и видом. И если раньше больницы херели прямо на глазах, полы были перманентно прошорканы сотней ног, а стены то и дело стояли облупленными, то теперь все иначе. На полу практически неубиваемое покрытие, с которого одинаково хорошо отмывается и грязь с улицы и кровь нечаянно капнувшая из раны. Двери которые можно смело открывать каталкой, не боясь сорвать их с петель. Но мне все равно было неуютно.

Больницы давят, не знаю как персонал, который тут работает – видимо привыкает, но на меня больницы всегда действовали именно так. Это здание видело тысячи искалеченных, больных, умирающих людей. Что будет с человеком, который каждый день видит только болезни и смерть? Вот и здание пропиталось этим, оно словно присматривалось ко мне, пытаясь понять зачем я пришел? Кто я? Очередной больной или тот, кто попытается хоть как-то помочь другому?

На проходной я сразу заполнил бланк посетителя и узнал где находится наш вчерашний неудачливый каскадер. Проходя по коридору я старался не смотреть по сторонам на всех этих людей, что жили надеждой на помощь, кто-то совсем мелкой, а у кто-то соизмерял на весах своей судьбы жизнь и смерть. Мне казалось, что если я на них посмотрю, то сразу пойму с чем они пришли, а я не хотел этого знать, ведь помочь им все равно ничем не смогу.

У палаты, как меня и предупреждали, дежурил человек из милиции, не сказать что он был сильно занят или вовлечен в этот процесс, скорее просто тратил свое время в обмен на услугу.

– Вы к кому? – не отрываясь от телефона пробубнил он, когда я подошел к двери.

– К пациенту, я вот… – достав из внутреннего кармана куртки удостоверение, я протянул ему.

Сотрудник был велик в размерах и вставать не торопился, лишь приподнял взгляд, мельком глянул на должность и фотографию, а затем сравнил с моей внешностью.

– Не положено, – пробубнил он и вернулся к лицезрению телефона.

– Простите, я следователь, мне нужно.

– Следователь уже был, – все так же монотонно продолжал он. – Ничего не добился, пациент как был в коме, так там и находится.

– То есть как это был? Когда?

– Утром…

– А сейчас что? – пытаясь оторвать взгляд, а заодно и центр мышления охранника от телефона не унимался я.

Наконец он сдался, выключил телефон и пристально посмотрел на меня.

– И сейчас утро, но он был раньше, да вот он идет… – сказав это, охранник указал пальцем куда-то мне за спину.

По коридору шел Толик, в руках у него было два бумажных стакана с кофе, а на ногах такие же синие бахилы, как у меня.

– А я знал, что ты без кофе придешь, вот и тебе тоже захватил.

– Говорят ты уже был у него? – двинувшись навстречу, выпалил я чуть громче, чем требовалось от чего другие посетители укоризненно посмотрели на меня.

– Не кричи, тут так не принято. Ну да, был, пришел раньше тебя, дай думаю – зайду, чего время терять?

– И чего?

– В коме, он лежит, прибор пикает, капельница капает. Спросил его – он молчит, я его иголкой в руку ткнул, он не двигается.

– Какой иголкой, ты с ума сошел?

– А чего такого? Он все равно привязан, а от укола медицинской стерильной иглы еще никто не умирал, да я и не глубоко, просто проверить.

Методы опроса свидетелей у Анатолия были, прямо скажем, не из самых правильных, но в результатах я не сомневался. Если уж он говорил, что ткнул – значит ткнул. Оставалось решить что делать дальше, ждать когда спящий разум придет в себя и начнет действовать или отправляться домой и обдумывать другие версии.

Стоя посреди коридора, мы медленно пили кофе и смотрели на дверь, словно она должна была засветиться, но вместо этого услышали как аппарат за дверью издал какую-то странную трель.

– Это что? – спросил я у Толи.

– Не знаю, я ж не врач, может умер, а может в себя пришел.

– Сплюнь!

– О! Смотри, бегут, давай-ка отойдем в сторонку, – тихонько шепнул Толя и быстро потащим меня за рукав в от двери.

Надо отдать ему должное – очень вовремя, прямо по тому месту, где я только что стоял, пронеслось несколько человек медперсонала, которые буквально вынесли дверь и ворвались в палату.

– А чего вы их не остановили? – поинтересовался я у охранника.

– Не положено, – все так же монотонно ответил тот.

После этого кавалерийского вторжения дверь осталась приоткрытой и я, вытянув шею, заглянул в образовавшуюся щель. Судя по всему, больной не умер, а совсем даже наоборот, врачи пытались его успокоить и уложить на кушетку, наспех объясняя ему, что у него была кома, что он в больнице и бояться ему нечего.

Впрочем, судя по всему, он их не слышал или просто не слушал, постоянно пытаясь что-то сказать, но с катетером для дыхания это было очень непросто. Наконец его прижали к постели, выдернули интубационную трубку и я смог услышать его голос.

– Где Лера? Что с ней? – выкрикнул он, все еще пытаясь освободиться.

Я не отрывая взгляда пытался понять – насколько искренне он сейчас говорит. Что это, искренние чувства, любовь и забота о единственной или же просто шумный спектакль на публику, заранее продуманный и разыгрываемый с единственной целью выяснить жива она или нет.

К слову сказать, врачи повели себя очень профессионально, полностью игнорируя его вопросы и успокаивая его до последнего. Уж не знаю, рассказал им кто-то или нет подробности той аварии, но если он и впрямь хотел убить и себя и свою ненаглядную, то не стоит ему рассказывать жива она или нет. Оба варианта могут его как успокоить, так и взбесить.

– Вы кто? – внезапно спросил парень приблизившись к двери с той стороны и пристально взглянув на меня одним глазом через ту же щель.

– Следователь, – моментально ответил я.

– А вы? – переведя взгляд на Толю уточнил он.

– Тоже следователь.

– Что-то вас как-то многовато, – удивился одноглазый, мельком глянул в сторону бьющегося, как лещ на берегу, пациента. – К нему пока нельзя он еще час-два будет неадекват, позже приходите. – произнес он и плотно закрыл дверь.

– Вот и поговорили, – пробубнил Толик и похлопал меня по плечу, – пойдем отсюда, мне тут как-то не по себе.

– Да, мне тоже… – поддержал его я и мы двинулись на выход.

На улице было пасмурно, дождя не обещали, но это ведь не значит, что облакам запрещено кружить над городом. Нам надо было куда-то деть целый час, а то и два, времени и мы решили еще раз обсудить то, что успели собрать криминалисты на месте аварии. Толик оказался более подготовленным чем я, а потому мы устроились на лавочке в небольшом парке на территории больницы и принялись рассматривать фотографии с его телефона.

Судя по качеству съемки, на аварии был наш специалист, он даже успел сделать несколько снимков еще до того, как начали вскрывать машину, а потому мы смогли собственными глазами увидеть весь ужас этой автокатастрофы.

На первом же фото стало ясно почему парень так сильно пострадал, лобового стекла не было, а это значит, что несмотря на ремень безопасности, он достал головой до стекла и вышиб его собственным лбом. После такого обычно бывает сотрясение, и будет очень хорошо, если он хоть что-то сможет вспомнить.

Пассажирке же повезло больше, с ее стороны виднелся вспоротый кожух торпеды из которой выстрелила подушка безопасности, точно такие же свисали с боковых стоек. Выходит подушки были, но вот в руле она так и осталась не сработавшей.

– А что с рулем? – уточнил я у Толика.

– Все нормально, наши подключились к нему, подали нужный сигнал и подушка сработала.

– То есть проблема где-то в бортовом компьютере?

– Мы этого уже не узнаем, к сожалению на машины черные ящики пока еще не ставят, а может и ставят, но нам никогда не скажут.

– Зря…

– Ты же понимаешь, сколько аварий происходит по вине автопроизводителя? – менторским тоном поинтересовался Толик. – И ты все еще думаешь, что они добровольно положат свою голову на плаху?

– Нам бы это очень помогло, – продолжал настаивать я.

– А им нет и поскольку машины делают они, а не мы, то именно им решать что входит в их комплектацию. Кстати, а вот и двигатель… – перелистывая фотографию произнес Толик.

Фото получилось эпичное. Посреди полумрака тоннеля лежал горящий двигатель из которого продолжало вытекать масло и охлаждающая жидкость. Судя по всему именно на этом месте ребята наяривали шваброй и усиленно оттирали асфальт. Двигатель выглядел словно сердце выдернутое из груди какого-то механоида-гиганта, интересно, когда двигатель выбросило он продолжал вращаться или сразу заглох?

От двигателя по асфальту тянулся пучок проводов, словно подчеркивая, что он не сам по себе, а лишь часть неведомого механизма. Двигатель был огромен, даже удивительно как он помещался в этой крохотной машине. Впрочем, тут был и двигатель и коробка, они сбежали с места аварии напару.

– Красивая фотография, но бесполезная, – пробубнил я.

– А то! Следующая полезная, там рулетка в кадр попала.

На фото и впрямь была рулетка и стало понятно, что двигатель оказался в двадцати метрах от машины. Если бы знать точно усилие удерживающего крепления, впрочем и так было ясно, что скорость была большой.

Мы разбирали каждую фотографию, что успел получить Толик и все выглядело как самая обычная авария, вот только фура должна была стоять на месте, а водитель машины просто ее не заметил в тоннеле и врезался. И если бы все было именно так, то вопросов бы не было, но они были.

Во-первых, водитель фуры утверждал, что ехал с положенной допустимой скоростью и камеры это подтверждают. Во вторых автомобиль не летел со скоростью света и это тоже отчетливо видно, но каким-то образом эти два факта никак не увязывались с тем, что мы сейчас имеем.

Складывалось ощущение, что в момент столкновения двигатель буквально взорвался и его вынесло ударной волной. А если это так, то почему кузов остался цел? Да и девушка практически не пострадала, за исключением синяков и царапин.

Как будто, мы не замечаем чего-то очень простого, но важного и как только мы это поймем вся головоломка сложится.

Пока мы рассматривали фотографии и даже рисовали приблизительную схему аварии к нам подошел полицейский, что дежурил у палаты, мы его даже не сразу заметили.

– Ждете? Можете идти, там врачи разошлись почти все.

– А как же вы ушли?

– Да чего с ним будет, он же привязанный, – нехотя отмахнулся служитель закона и побрел к выходу.

– Постойте, вы что уходите? – кинул ему вдогонку Толик.

– Да я покурю и вернусь, ничего с ним не станется, идите пока вы вместо меня посторожите.

Мы не сговариваясь подскочили со скамейки и, дабы не привлекать внимания, быстрым шагом отправились к палате. Вахтер нас все же запомнил, лишь мельком глянул на нас и тут же вернулся к созерцанию чего-то под стойкой. Быть может он там прятал телефон, а может быть просто книжку, кто его знает.

Добравшись до палаты мы быстро перебрали все главные вопросы и решили, что для начала расспросим его о самом себе, дабы убедиться что память присутствует, а затем постараемся выяснить почему он говорил о себе как о неком сенсоре. Выяснять подробности самой аварии – смысла особо не было, у нас были все улики на руках, а криминалисты и трасологи еще не закончили свои расчеты.

Я робко постучал в дверь, и нам открыл все тот же парень, что отказался впускать нас часом ранее.

– А, это вы… Ну заходите, только сильно пациента не грузите, он еще слаб.

– Он в сознании? – зачем-то уточнил я.

– Разумеется, иначе с какой стати я стал бы вас пускать? – опешил парень.

– Если вы не против, мы бы хотели побеседовать наедине, – попросил Толик.

– Да как вам угодно, он стабилен, просто под успокоительным, если уснет не будите, толку не будет, а отдых для него сейчас самое главное. – объяснив нам правила поведения, парень пристально посмотрел каждому из нас по очереди в глаза и убедившись что информация воспринята и понята, удалился.

Мы остались в палате наедине с пострадавшим и загадкой, которую тот сейчас представлял.

– Добрый день, мы следователи из МЧС, расследуем ваше ДТП, – начал негромко пояснять Толик.

– МЧС… ДТП… – шифровка какая-то, – пробубнил не открывая глаз больной и тяжело вздохнул.

– Простите, вы помните кто вы такой? – продолжал Толик.

– А как же! Я Нефедов Евгений Иванович.

– Евгений Иванович… – начал было Толик, но его прервали.

– Можно без отчества, это я так, показать, что голова цела осталась, – почти прошептал он, так и не открывая глаз.

– Хорошо, Евгений, – продолжал Толик. – Расскажите, что последнее вы помните?

– Как в тоннель въезжали, я еще обратил внимание, что освещение там какое-то желтое, раньше как-то не замечал. А вот дальше не помню, там как-то все сумбурно и потом я уже тут в себя пришел.

– А девушка с вами была, она вам кто? – вмешался я.

– Жена, мне сказали, что ей повезло больше и она в порядке.

– Да, она чувствует себя хорошо, но она упомянула, что вы сказали странную фразу перед аварией. Быть может ей показалось или это последствия стресса, но вы не помните, что именно вы такого сказали?

Женя замолчал и судя по всему задумался, мы с Толиком переглянулись, думая об одном и том же: или он не хочет говорить, или просто не помнит.

– Нет, не припоминаю, это важно? – наконец прошептал Женя.

– Вы сказали: “Я сенсор”, – помните?

– Нет, не помню. Да и что это по сути меняет?

– Ничего, – продолжал я. – Просто хотелось бы понимать что именно вы имели в виду когда это произносили, не могло ли это как-то спровоцировать ту аварию?

– Нет, скорее это могло помочь ее избежать, но видимо не помогло.

– То есть вы все-таки вспомнили что это значит? Быть может поделитесь с нами этой тайной? – начал аккуратно наседать Толик.

– Вам это ничего не даст, просто поверьте, – еле слышно пролепетал Женя и отключился.

Он равномерно засопел и мы поняли, что время приема закончилось. Как и просил врач, мы не стали теребить его и пытаться выяснить все и сразу, главное что он вспомнил.

Если бы Женя не хотел нам рассказывать что значит этот самый “сенсор”, он мог бы просто играть в молчанку, делать вид что забыл и до последнего настаивать на полученной травме. Впрочем, мы с Толиком думали, что именно так он и будет себя вести, однако ошиблись. Выходит или это какая-то детская забава, как иногда в паре зовут друг-друга “зая” и “лапа” или еще как-нибудь, или это действительно ничего не значащее прозвище, которое могли дать в компании после какого-нибудь забавного случая.

Делать в больнице больше было нечего, а значит мне можно было отправляться домой, а Толику обратно на работу – трясти криминалистов и следить за порядком, насколько это возможно.

Глава 5

Каждое утро особенное, даже если ты встаешь в одно и тоже время, чистишь зубы, завтракаешь и идешь одной и той же дорогой на работу – это всегда по разному. Многим кажется, что они живут в бесконечном цикле, как герой фильма “День сурка”, но это совершенно не так.

В большинстве своем это зависит от точки зрения и если человеку хочется ощущать себя несчастным, прозибающим отведенное время на жизнь в нескончаемой пустой каруселе – то так тому и быть. Но все это лишь выдумки, упрощения разума, который посчитал незначительным состав завтрака или погоду на улице.

Как некоторые часто жалуются “Постоянно дом-работа-дом”, но при этом ничего не делают для нарушения этого ритма. Так уж сложилось, что человек существо весьма ритмичное и если вы привыкли каждый день обедать в одно и тоже время, то очень скоро ваш организм подстроится и начнет вырабатывать желудочный сок заранее, намекая вам на необходимость принять пищу.

Рано утром, я привык чистить зубы глядя в зеркало и ненароком заметил неприятную трехдневную щетину. Когда-то, лет так десять, а может уже и двадцать назад, такая внешность вошла в моду и было очень удобно, но теперь другие времена. Да и в щетине начали порой пробиваться седые волосы, что никак не способствовало самооценке.

Тщательно побрившись, я отправился на разведку в холодильник. С самого детства для меня это выглядело именно так, почему-то мой мозг отказывался соотнести купленные продукты и то, что я обнаружу открыв дверцу холодильника. Видимо из-за частого несоответствия ожиданиям, организм разумно посчитал что хранить информацию которая портится вместе с продуктами нет никакого смысла.

Так, огурцы купленные буквально пару дней назад, оказались на ощупь ватными и мягкими, из-за чего отправились прямиком в ведро, зато колбаса, которой скоро можно будет праздновать юбилей, выглядела очень аппетитно. Сотворив несколько бутербродов, я заварил свежий чай и уставился в окно.

Многие в это время смотрят телевизор, но в какой-то момент я вдруг осознал, что устал от непрекращающегося потока рекламы и навязанной информации. Слишком уж изменилась сетка вещания и стало просто невозможно выбрать что именно ты хочешь смотреть. И не важно насколько интересной была та или иная передача, постоянные прерывания на рекламу превращали любой эфир в жуткое месиво из одних и тех же роликов.

В тоже время сама реклама напоминала вечную рекламу счастья, где улыбающиеся люди были нескончаемо счастливы от того, что они купили, ели, чем пользовались. “Съешь нашу шоколадку и будешь счастлив”, – говорили они, ведь в ней так много злаков и полезных веществ! И самое забавное, что такая реклама могла идти во время передачи где рассказывали как вредно есть именно эту шоколадку.

Я же предпочитал окно, самое обычное окно, которое выходило в небольшой внутренний дворик. У меня не было пейзажа с морем или заснеженными вершинами гор, да по-сути какая разница? Даже море всегда выглядит как море, а двор всегда выглядит как двор.

Небо обещало хорошую погоду, хотя солнце еще даже толком не выкатилось из-за горизонта. Надо будет сегодня подробно расспросить наших криминалистов, быть может они смогли накопать что-то необычное, да и Толик вчера должен был что-то у них узнать.

До работы я добрался все так же быстро и просто, все в городе добродушно неслись в обратном направлении, от чего мне было даже несколько неловко. Совесть утверждала, что это нечестно – ехать сидя в пустом вагоне, когда в обратную сторону люди с трудом помещаются стоя. Но что я мог поделать? По сути я уже уступил свое место в другую сторону, большего от меня требовать было бесполезно.

На работе все было как всегда, Толик сидел на посту и лениво рассматривал мониторы обзора. Его термос стоял с открученной крышкой, что однозначно говорило о его пустоте.

– Толик, привет! Как ночь? – скидывая плащ, поинтересовался я.

– Нормально, ничего критичного или интересного. Да я по большей части изучал труды наших криминалистов.

– Ого, даже так – труды! И что, много они написали?

– Да нет, но противоречиво все как-то. Вот смотри: “Согласно расчетам сделанным с камер наблюдения на въезде в тоннель оба автомобиля двигались с допустимой скоростью на расстоянии около двадцати метров друг за другом”, – это пишет криминалист, произнес Толик и многозначительно посмотрел на меня.

– Ничего противоречивого не вижу, – возразил я, чувствуя, что без моего участия разговор дальше не пойдет.

– А вот, что пишет трассолог: “Согласно критериям повреждения можно утверждать, что легковой автомобиль двигался со скоростью на сто километров в час большей, чем грузовик следующий в попутном направлении. Только при таких обстоятельствах могло произойти отделение двигателя от кузова с последующим инерционным перемещением на расстояние двадцати трех метров”, – дочитав, Толик сделал паузу и посмотрел на меня. – Что же это получается, что въехали они с одной скоростью, а потом за каких-то пятьдесят метров легковушка разогналась на плюс сто километров в час? Это что же за машина такая чудесная?

– Ну может там ошиблись на пяток метров, тут ошиблись на пару десятков километров в час? Это же все примерно. Да и крепления двигателя никто уже не проверит, может он там на соплях держался.