За проведение этой операции Алексей Золотарев получил звание майора, но особенно он был рад возможности поработать со своим другом, которого не видел много лет. В дальнейшем они часто встречались – уже в неформальной обстановке…
Алексей Золотарев въехал в подмосковную деревушку и вскоре остановил свой автомобиль напротив высокого кирпичного забора, за которым высился двухэтажный особняк. Это был тот самый загородный дом, который в семействе Громовых называли просто «дача», и где он не был больше двух лет.
Теперь Алексей, прихватив с заднего сиденья своего авто пакет с подарком и большой букет красных роз, направился к воротам.
Двор перед домом был тщательно выметен, всё вокруг пестрело яркими цветами и утопало в зелени фруктового сада.
Алексей прошел по тропинке, ведущей к дому, и вскоре заметил тонкий женский стан: незнакомка, одетая в платье голубого цвета, рвала спелые плоды с дерева. Он видел ее со спины, но на звук его шагов она обернулась и с любопытством посмотрела на него.
Катю, племянницу Андрея, Алексей не видел лет пятнадцать, и теперь перед ним стояла взрослая женщина, не лишенная обаяния и привлекательности. Женщина улыбнулась, при этом ее щеки зарделись румянцем.
Признав в этой женщине Катерину Громову, Алексей приблизился к ней, мельком подумав про себя, что она все еще не разучилась краснеть при его появлении. Он приветствовал ее и сказал обычные слова поздравления с Днем рождения.
Катерина просияла и с благодарностью приняла от него подарок и букет цветов.
– Они замечательные, – сказала она, вдыхая аромат.
– Я не знал, какие ты любишь… – запнулся Алексей (в этот миг, обращаясь к ней на «ты», он почему-то испытал смущение). – Но розы, кажется, всем нравятся.
– Да, это мои любимые цветы, – сказала Катерина.
– Они красивы, но с шипами, – заметил Алексей. – Будь осторожна.
Он услышал шаги и, обернувшись, увидел своего друга.
– А, ты времени даром не теряешь! – воскликнул Андрей Громов. Встречая гостя, он широко улыбался и, не ограничившись рукопожатием, заключил его в свои объятья.
Катерина устремилась к дому, унося врученное ей Алексеем. Они двинулись следом.
– Видал, какой стала моя племянница? – нарочито громко, так чтобы она слышала, проговорил Андрей Громов. – Настоящая русская красавица! Ты, наверное, не сразу узнал ее.
Алексей Золотарев весело кивнул.
– Как же время быстро летит!
– Да, время летит, – согласился Андрей Громов, помрачнев. – Впрочем, чего грустить? Алешка, тебе нет еще сорока, и жизнь только начинается. Так что давай забудем обо всем и будем просто веселиться!
Стоял теплый летний день. В загородном доме семейства Громовых собралось множество гостей. Большинство из них Алексею были незнакомы (какие-то «шишки» из разных ведомств), но некоторых он знал по службе в конторе. Большой праздничный стол накрыли во дворе возле фруктового сада: суетилась хозяйка дома, ей помогала Катерина.
И за этим столом Алексей как будто случайно оказался рядом с той, за которую вскоре зазвучали здравицы. Первым виновницу торжества поздравил ее дядя. Андрей Громов не переставал расхваливать свою племянницу – почти как в советском кино: «студентка, спортсменка, комсомолка и наконец она просто красавица».
– Дядя всё обо мне знает, – засмеялась Катерина. – Правда, в молодежном движении я состояла в студенческие годы, которые остались в прошлом, как и занятия гимнастикой в олимпийском резерве.
– Ты была в нашей сборной? – удивился Алексей, который за столом ухаживал за «своей» дамой, подливая вина в ее бокал и накладывая салаты в ее блюдо.
Катерина в ответ застенчиво улыбнулась.
– Да, пять лет назад. Однажды я взяла золото в международных соревнованиях, но, увы, мне так и не довелось принять участие в Олимпийских играх.
Андрей Громов в негодовании махнул рукой.
– Спорт всегда идет рука об руку с политикой. И эти игры – самое яркое тому подтверждение. Не стоит, девочка моя, огорчаться, что тебе не довелось принять участия в этом балагане, который называется «Олимпиадой». Для нас ты все равно победительница. И больше всего на свете я бы хотел, чтобы ты была счастлива. За тебя, моя родная!
Катерина улыбалась. Гости один за другим вставали и произносили тосты в ее честь. Рюмки с дорогим коньяком и бокалы с вином звучно чокались. Потом полилась музыка из колонок, и запел известный артист из Москвы, приглашенный на пиршество в качестве тамады.
Начались танцы – прямо посреди мощеного двора.
Вскоре Катерину пригласил какой-то молодой человек, и Алексей, проводив ее взглядом, наблюдал со стороны, как они танцуют. Потом он заметил тень, что нависла над ним, и, обернувшись, увидел Андрея. Тот сел рядом и стал говорить ему в самое ухо.
– Этот парень – сын одного дипломата, он учится в МГИМО, – сказал Андрей Громов, кивая на того, кто танцевал с Катериной.
– Они встречаются? – спросил Алексей.
– Не знаю, – мрачным тоном отозвался Андрей Громов, – но я бы предпочел, чтобы у Катерины был муж из наших…
– То есть? – не понял Алексей, чувствуя, как после трех или четырех рюмок коньяк начинает действовать на него.
На мгновенье повисла пауза.
– Алеша, – продолжил Андрей Громов, – ты мой друг, и я хочу быть с тобой предельно откровенным…
– Звучит интригующе, – усмехнулся Алексей, усиленно борясь с собой, чтобы сохранить контроль над сознанием даже под действием алкоголя.
– Нет, ты не перебивай меня, – возразил Андрей Громов. – Ты послушай, что я скажу. Катерина – единственная моя племянница, ее отец, мой брат, давно умер, и с тех пор она для меня как дочь. И я ей желаю только добра… Хочу, чтобы она была счастлива. А ее счастье зависит от тебя… Вы могли бы быть вместе…
– Кажется, коньяк ударил тебе в голову, – усмехнулся Алексей, и он обратился к жене Андрея. – Настя, ему больше не наливать!
– Нет, Алеша, тебе не удастся отшутиться, – возразил Андрей Громов. – Я хочу, чтобы ты подумал над моими словами. От этого зависит многое… Можно сказать, это вопрос жизни и смерти…
– Подумай, – настойчиво повторил Громов.
– Хорошо, хорошо, – согласился Алексей, провожая взглядом отошедшего от него нетвердым шагом Андрея, а про себя он подумал: дружище, ну ты и впрямь надрался!
На другой день, когда гости разъехались, и большой дом опустел, Андрей Громов позвал Алексея во двор, где они некоторое время молча сидели на скамейке у забора.
– Ну, так что ты решил? – наконец, заговорил Андрей.
– Ты это о чем? – не понял Алексей, который успел позабыть о вчерашнем разговоре, что проходил как в хмельном бреду.
– О вас с Катериной, – напомнил ему Андрей Громов. – Ты подумал?
– А, ты об этом, – улыбнулся Алексей, потом он взглянул на лицо друга и, заметив, что его глаза полны решимости, удивленно проговорил. – Ты что, серьезно?
– Как никогда! – отозвался тот.
Алексей Золотарев недоуменно повел бровями.
– Не знаю, что и сказать.
– Скажи, что согласен, и я всё устрою, – заявил Андрей Громов. – Не сомневайся насчет Катерины…
– А как же ее молодой человек? – попытался возразить Алексей.
– Забудь про него, – поморщился Громов. – Я же сказал, что всё устрою. Вы с ней будете красивой парой.
– Что-то ты слишком торопишься, – мрачно усмехнулся Алексей. – Вряд ли я сейчас готов к серьезным отношениям. Тем более…
Он не договорил. Андрей Громов перебил его.
– Я понимаю, что ты все еще не можешь забыть свою жену. Но ведь так нельзя. Нельзя жить прошлым. Ты уже два года без женщины. И ты еще молод. В конце концов, не думаю, что Марина была бы против…
Едва сказав эти слова, Андрей Громов тотчас пожалел о них, но было уже поздно – он разбередил рану в душе своего друга. Алексей Золотарев поднялся с места и молча направился в дом. По пути туда перед его мысленным взором проносились те тяжкие дни, когда мучилась и умирала его жена…
***
Алексей Золотарев повстречался со своей будущей женой вскоре после выпуска из Академии ФСБ: она была дочерью объекта – известного ученого, академика РАН, который состоял в разработке у Московского управления в качестве информатора. Вербовка увенчалась успехом, и во время одной из встреч с академиком Алексей познакомился с его дочерью, которая тотчас приглянулась ему.
Марина в тот год оканчивала Московский университет, где училась на журналиста, и Алексей часто поджидал девушку возле главного здания МГУ (сталинской высотки со шпилем), дарил ей цветы, после чего провожал ее до дома.
Отец Марины был резко против ее отношений с Алексеем, зная, где тот служит и чем занимается.
Марина и Алексей полюбили друг друга. Они поженились втайне, поставив несчастного академика перед фактом. Муж забрал жену из дома ее отца, который на прощанье вместо благословения проклял свою дочь, поступившую по-своему, вопреки его воле. Марина, будучи впечатлительным, а, кроме того, религиозным человеком, очень переживала разрыв с отцом. Тем не менее ее печаль растворилась в любви к мужу, который был нежен со своей женой, хотя и проводил с ней совсем немного времени, часто задерживаясь допоздна на службе (впрочем, выходные они в основном проводили вместе).
Вскоре Марина сообщила Алексею о своей беременности. Он был вне себя от счастья. И супруги строили планы…
Однако спустя месяц случилось непредвиденное: однажды Марина проснулась посреди ночи с жалобой на острые боли в животе. Алексей, откинув ее одеяло, заметил кровь и немедленно вызвал врача. В ту ночь Марина потеряла ребенка, а потом она узнала, что больше не может иметь детей…
Это был сильный удар для обоих супругов. Но общее горе не сблизило их. Алексей в тот период ушел с головой в работу. А Марина, угнетаемая одиночеством, – унынием, переходящим в отчаяние, втайне от мужа обратилась за помощью к психотерапевту, а потом еще некоторое время принимала антидепрессанты.
Лишь год спустя, когда Алексей смог наконец уйти в отпуск, он напомнил Марине, что у них так и не было «медового» месяца. И тогда молодожены отправились в Сочи (за границу лейтенант ФСБ, имевший допуск к гос. тайне, не мог отвезти свою жену). Последующие дни и недели, проведенные на курорте, были счастливыми, а вскоре после возвращения в Москву у Марины началась новая жизнь – она устроилась на работу в редакцию одной из известных газет, для которой стала писать статьи. И это помогло ей окончательно справиться с депрессией.
В последующие годы в жизни молодой семьи были взлеты и падения, горе и радость, любовь и отчуждение, согласие и ссоры, – в общем, всё как у всех…
Пятнадцать лет пролетели как один день!
Марина уже несколько месяцев испытывала странную усталость, которую объясняла плотным графиком и стрессовой работой. Приходя домой, она всякий раз валилась в бессилии на кровать, однако отдых не помогал ей, а ведь еще надо было готовить ужин для любимого мужа, который приезжал ближе к ночи.
Теперь Алексей все чаще заставал свою жену спящей, хотя в прежние годы она дожидалась его, и они вместе ужинали, а потом смотрели фильм или разговаривали. Оставалось у них время и для близости…
«Что изменилось?» – то и дело спрашивал себя Алексей, заходя в спальню и глядя на ту, которая теперь лежала на постели, повернувшись к стене. Он ложился рядом и гасил свет от лампы, стоящей рядом на тумбочке, почти сразу проваливаясь в сон.
Однажды Алексей проснулся посреди ночи и увидел, что его жена стоит перед зеркалом, при свете лампы осматривая свою обнаженную грудь.
– Что такое? – спросил он.
– Так… Ничего, – сказала она, не оборачиваясь. – Всё в порядке.
Алексей почувствовал, что Марина неискренна с ним, но ему не хотелось верить в это, и он отмахнулся от этой мысли, вновь забываясь сном.
На другой день во время завтрака он вспомнил о странном поведении жены и снова спросил об этом. Но и на этот раз не добился от нее вразумительного ответа. Потом он подвез ее до места работы, а сам отправился в свою контору. Между тем, когда автомобиль мужа скрылся за поворотом, Марина вместо того, чтобы пойти в редакцию, свернула к остановке, и через полчаса она вошла в двери онкологической клиники.
Женщина пожаловалась на боли в груди врачу, который осмотрел ее и направил на обследования.
Диагноз был неутешительный – рак молочной железы третьей стадии. Требовалась срочная операция по удалению опухоли, но Марина решилась открыться мужу только через неделю.
Однажды, вернувшись после работы, Алексей, вопреки обыкновению, застал свою жену сидящей на постели.
– Что такое? Почему не спишь? – спросил он, снимая с себя одежду.
– Мне кое-что надо сказать тебе… – начала она упавшим голосом. – Прости меня.
– За что? – насторожился Алексей. Он приблизился к ней и только теперь заметил мертвенную бледность на лице своей жены, которую та до сих пор умело скрывала под толстым слоем макияжа. – Что с тобой такое?
– Я больна… – сказала она, давая наконец волю слезам.
Для Алексея настали черные дни. Он и ранее чувствовал, что с Мариной что-то неладное творится, но только теперь, когда она во всем призналась, забил тревогу. И на следующий день вместе с ней отправился к онкологу.
– Есть ли альтернатива операции? – спросил он у врача.
– Вы неправильно поставили вопрос. Эту операцию надо было делать еще вчера, – заявил тот. И тогда Алексей понял всю опасность сложившегося положения.
Он посмотрел на Марину, и в его взгляде та прочла горькую укоризну: «Почему ты молчала?»
– Прости меня, я знаю, как виновата, – отвечала она на его невысказанный вопрос.
На другой день Марина легла на операционный стол и заснула под действием анестетика, а хирург вырезал ей опухоль, а вместе с ней и почти всю левую грудь.
Алексей, тем временем, отпросился со службы и дежурил у дверей операционной. Когда появился врач, делавший операцию, он тотчас бросился к нему с расспросами.
– Операция прошла успешно.
Этими словами доктор обнадежил его и удалился.
На другой день Алексея впустили в палату, где лежала его жена. Она была бледна и при виде его залилась горючими слезами.
– Что такое, родная? – осведомился Алексей, присаживаясь на стул возле ее постели. – Тебе больно?
– Теперь ты не будешь ничего испытывать ко мне как к женщине, – отвечала она, а он заметил: что-то изменилось с ее телом в области груди. И сразу всё понял, но отмахнулся от этой мысли.
– Не думай об этом. Главное, что ты поправишься.
Он взял ее за руку и некоторое время сидел рядом. Но когда уже собрался уходить, Марина, не отпуская его, проговорила с лихорадочным блеском в глазах:
– Это всё он виноват. Он даже с того света не отпускает меня!
– Что? – не понял Алексей. – О ком ты говоришь?
– Это он… мой отец. Это его проклятие висит надо мной: сначала тот выкидыш, и я не могу родить ребенка, теперь эта болезнь… Он не успокоится, пока я не уйду вслед за ним.
– Не надо, родная. Думай о хорошем. Всё будет в порядке, – говорил Алексей, покидая палату.
Потом он еще некоторое время сидел в коридоре у стены, вспоминая слова своей жены и безумие, сквозившее в ее глазах…
Две недели спустя Марину выписали из стационара. И она вернулась домой. За это время с ней произошла чудовищная перемена. От той веселой жизнерадостной женщины, которую знал Алексей, не осталось и следа. Потухший взор, круги под глазами, бледность лица, – она стала как тень, которая блуждала целыми днями по пустой квартире.
Алексей, помня, как Марина была счастлива во время их «медового» месяца, достал путевки в Крым, но и эта поездка не вернула его прежнюю жену. Уныние, переходящее в отчаяние, захлестнуло ее волнами, и к этому добавилось известие о рецидиве болезни, которая пустила метастазы в кровь и легкие. Алексей хотел поместить жену в частную клинику, но Марина отказалась и проходила курс химиотерапии дома, где ее навещал лечащий врач, делавший болезненные инъекции.
Теперь Алексей видел свою жену, потерявшую одну грудь, с лысиной вместо выпавших из-за действия ядовитых препаратов волос и ломающимися ногтями на руках и ногах. Теперь он старался как можно меньше встречаться с ней взглядом. И Марина чувствовала, что его отношение к ней изменилось…
Однажды, вернувшись с работы, Алексей кликнул свою жену, но она не отозвалась. Подумав, что она спит, он принял душ, поужинал в одиночестве и еще некоторое время смотрел телевизор в гостиной. Поздно ночью он вошел в свою спальню и замер на пороге. Из прихожей туда изливался поток света, и взору Алексея предстала сюрреалистическая картина: нечто, подвешенное к потолку на люстре. Не включая свет в спальне, он уцепился за мысль, что это какая-то шутка: «Но зачем она повесила мешок посреди комнаты?» И тотчас отчаянная догадка ворвалась в его сознание. Он сделал несколько шагов в темноту, а потом рухнул на колени и, зарыдав, обнял ставшие ледяными обнаженные ноги своей жены, висящей в петле…
***
– Наши сегодня стартуют со станции, – прервал воспоминания друга Андрей Громов.
– Что? – переспросил Алексей Золотарев, оборачиваясь к нему.
– Космонавты отправляются в путь к звездам, – пояснил Громов, включая плазменный телевизор, висящий на стене гостиной, где теперь они находились.
В этот самый миг велась прямая трансляция из главного зала подмосковного ЦУП; там, на большом экране появилось изображение с камеры, установленной в кабине космического корабля «Орел»: четверо космонавтов, облаченных в скафандры, сидели в креслах. Какой-то человек за кадром комментировал происходящее.
– К расстыковке готовы, – прозвучал голос с акцентом, принадлежащий командиру экипажа – китайцу Ван И.
– Приступить к расстыковке, – поступила команда из ЦУП.
Всё семейство Громовых собралось в гостиной перед экраном телевизора. Пришла из кухни жена Андрея, которая осталась стоять в дверях с ложкой в руке. Племянница Катерина опустилась на диван, чуть поодаль от того места, где сидел Алексей. Но особенно в восторге от происходящего был сынишка Андрея, который сел на пол, прильнув к экрану, где в это время уже шел обратный отсчет времени, оставшегося до старта миссии «Марс-2050».
Есть зажигание!
Включились двигатели ядерного буксира, который за считанные секунды разогнал корабль «Орел» до второй космической скорости.
Потом в зале ЦУП началось какое-то беспокойное движение, и голос комментатора внезапно умолк. Так продолжалось всего несколько мгновений.
«Какая-то внештатная ситуация?» – успел подумать Алексей Золотарев. Как вдруг командир экипажа Ван И бодро отрапортовал на русском языке:
– Все системы работают нормально. Полет проходит в штатном режиме. Самочувствие отличное.
Это известие в ЦУП было встречено всеобщим ликованием. А потом на большом экране появилось второе изображение – хорошо узнаваемого человека в деловом костюме, сидящего за столом, позади которого был трехцветный флаг России. Он с чувством произнес краткую речь, которая заканчивалась такими словами:
– Друзья, весь мир наблюдает за вашим полетом! Берегите себя. Счастливого пути!
Вечером того же дня Алексей Золотарев распрощался с семейством Громовых и вернулся в столицу.
Глава вторая. На грани
В понедельник утром начальник кадрового подразделения Константин Полетаев подъехал к административному зданию Центра подготовки космонавтов. Он выключил двигатель своего автомобиля и хотел было уже выйти из салона, когда внезапно дверца отворилась, и в переднее пассажирское кресло опустился какой-то человек с портфелем в руке.
– Что это значит? – возмущенно проговорил Полетаев. – Вы кто?
Незнакомец – лет сорока на вид, крепкого телосложения, с темными глазами и густыми русыми волосами – раскрыл перед ним служебное удостоверение. И оторопевший мужчина прочел: Золотарев Алексей Михайлович, подполковник ФСБ, Департамент контрразведывательных операций.
Осознав, кто перед ним, Константин Полетаев заметно побледнел – его гнев улетучился, а в его глазах мелькнул страх.
– Что вам нужно? – выдавил он из себя с усилием.
– Сотрудничество, – улыбнулся Алексей Золотарев.
– Не понимаю, – голос Полетаева дрогнул.
– Сейчас объясню. Нам известно, что вы продаете конфиденциальную информацию… – подполковник ФСБ остановился, наблюдая за реакцией своего «объекта».
Однако Константин Полетаев сумел совладать с первым испугом и проговорил спокойным тоном:
– Должно быть, здесь какая-то ошибка. Я юрист и соблюдаю закон.
– Разумеется, – усмехнулся Алексей Золотарев. Потом он раскрыл свой портфель и достал из его недр лист бумаги. – Это распечатка вашей тайной электронной переписки с заказчиком.
Дрожащими руками Константин Полетаев взял переданную ему подполковником ФСБ бумагу и пробежал ее глазами.
– Ничего не понимаю, – снова проговорил он, пытаясь выглядеть спокойным. – Какие-то птицы: Буревестник, Сапсан… Что это такое? Ерунда! И причем тут я?
И тогда, видя, что объект продолжает запираться, Алексей Золотарев решил надавить на него.
– Думаете, нам сложно связать вас с тем человеком, который вошел на закрытый чат игрового сайта под псевдонимом «Сапсан»? – резко повысив голос, сказал он. – Вы по уши вляпались! Сотрудничество с иностранной разведкой – это статья об измене Родине, за которую предусмотрена высшая мера наказания – расстрел. Ваше положение таково, что только чистосердечное признание способно облегчить вашу участь…
Алексей Золотарев красноречиво умолк, следя за изменением выражения лица своего «объекта». Тот нервно сглотнул, мертвецки побледнел и начал говорить, то и дело запинаясь и прерываясь:
– Я… я ничего не сделал. Я и подумать не мог, что тот человек может быть иностранцем или работать на разведку. Я никогда не видел его лица. Мы просто играли с ним в «самолеты», а потом он вдруг начал писать мне сообщения, говорил, что грезит космонавтикой и хочет больше узнать о жизни наших космонавтов, тех четверых, которые полетели на Марс. В их личных делах нет ничего секретного… То есть по большей части это общеизвестные сведения… Я правда, не думал, что это может быть связано с делами разведки… Я бы никогда! У меня… нет ни одного взыскания за всё время службы… Вы должны поверить, что я бы никогда не пошел на измену… Никогда!
Алексей Золотарев с удивлением увидел, как этот взрослый мужчина вдруг зарыдал как малое дитя.
Подполковник ФСБ помедлил с ответом, давая возможность своему «клиенту» дойти до «нужной кондиции» самостоятельно. Наконец, тот взмолился:
– Прошу – помогите мне, а я всё для вас сделаю!
– Я готов пойти вам навстречу, но только если вы готовы выполнить два моих условия…
– Какие?
– Во-первых, мы с вами подпишем договор о сотрудничестве, так что вы с этого дня станете внештатным работником ФСБ. А, во-вторых, те деньги, которые вам заплатил человек под псевдонимом «Буревестник», вы перечислите на счет, что я вам дам.
– Деньги? – переспросил удивленно Полетаев. – Вы хотите, что я вам перевел эти деньги?
Алексей Золотарев качнул головой (он понял, что его приняли за взяточника).
– Не мне, а человеку, дочь которого тяжело больна. Этой девочке требуется срочная операция, так что у вас есть возможность загладить свою вину перед Родиной, сделав одно небольшое, но доброе дело.
Он немного помолчал, а потом продолжил:
– А теперь скажите, какую информацию вы уже передали своему заказчику?
– Я еще ничего не передавал, – заявил Полетаев. – Он дал мне неделю, чтобы сделать фотоснимки, – этот срок истекает завтра утром.
– А что потом?
– Далее я должен был оставить упакованную в целлофан флешку с фотографиями под камнем у мостика через овраг Нескучного сада в парке им. Горького.
– Значит, закладка в тайнике, – подытожил Алексей Золотарев. – Что ж, это не ново! Стало быть, личная встреча между вами не была предусмотрена?
Он посмотрел на Полетаева: тот отрицательно качнул головой.
Алексей Золотарев задумался: «А что если попытаться пригласить этого таинственного «Буревестника» на встречу? Нет, это может его вспугнуть. Лучше не рисковать!»
Он раскрыл свой портфель, из которого достал стандартный договор о сотрудничестве, – его Константин Полетаев дрожащей рукой вскоре подписал. Потом Алексей Золотарев передал ему номер банковского счета, который принадлежал Егору Ивановичу (имя владельца счета Золотарев скрыл от Полетаева, чтобы не выдать своего информатора).
Когда эти дела были улажены, подполковник ФСБ проговорил:
– Значит, мы поступим так. Завтра вы, как и было условлено с «Буревестником», сделаете закладку в парке…
– А это не нанесет ущерба государству? – взволнованно осведомился Полетаев.
– Не беспокойтесь, – усмехнулся Золотарев. – Место, где вы оставите флешку, будет под нашим полным контролем.