Руда. Искушение. Скрижали о Четырех

Император верил, что тёмный маг отыщет проход к тайной крепости, укрывшей мерзавца Линара, и сумеет выкурить того из убежища.

«Не смей убивать! – шептал он Эрею, когда оставался один. – Слышишь, советник, не смей, помни, что я приказал. Он мой родич, мой брат. Я сам это сделаю!»

– Государь, – проворчал богатырь Паст Заверша, ольчинский пехотный глава, – но ведь селты ныне – что твои варвары, жгут почём зря деревни. Кмети ропщут, проклятьями сыплют. Дозволь хоть зерно брать в обоз, просо с пшеницей из закромов!

– Да кому тут зерно молотить? – усомнился Грегори О’Сторм, но по лицу было видно, что полковник солидарен с Завершей.

Паст Заверша упёрся, как умеет лишь пехота крестьянская:

– Тут люд хозяйственный, не то что в Сельте. Рогоносцы брезгуют землю пахать, а ольты кормятся с любого клочка. И репа зреет, и буряки – что ботва, что корни одно загляденье. И пшеничные поля в стогах, солома сохнет, а зерно схоронено. Опять же, я с беженцами слово молвил. Из Межгорья притопали рыбари, спасения от Мельт гневливых искать. Спомогли с урожаем за долю малую, детушек прокормить. А перья павлиньи жгут и крушат! Не по-людски, государь. Ведь твои здесь земли, не сельтские.

Император поморщился и кивнул: и впрямь пора напомнить героям, что Олета входит в состав Империи!

Вызванный в шатёр старый Варт склонил повинную голову:

– Не знаю, что с рыцарями творится. У самого аж руки зудят, хочется землю кровью залить. И тянет к Пустотным горам, до чесотки, до жилок красных в глазах. Утром просыпаюсь, гляжусь в ручей и отражения в нём пугаюсь. Наши мечи и клевцы будто сами на головы вражьи падают. Мы ведь недругов не добиваем! На этом стоит сельтское рыцарство. А теперь замарались по локти и остановиться не можем!

– У вас те же проблемы, полковник? – обратился Рад к Томасу Вас-Тьену.

– Никак нет, государь! – вытянулся граф, преданно сверкая глазами, само послушание и смирение. Но потом прищурился на Даго-и-Нора: – Прикажете – будем жечь-убивать. Подвинем сельтское воинство и скинем ольтов в юциньское море. Или продолжим скучать с обозами, собирать урожай на голодную зиму. Только грех это, уж простите, – не дозволить ратникам жить со звоном!

Барон де Грег, собравший под баннер остатки саррчан и торрцев после гибели Ратьена де Борга, тоже не одобрял действий Сельты:

– Все мы видели, что сделалось с Альтавиной. Урожай загублен, затоптан. Уничтожать запасы провизии – затея, недостойная рыцарей. Дозвольте нам пресекать поджоги и карать за самоуправство.

– Местное крестьянство падает в ноги и молит о заступничестве Императора! – поддержал барона Энтен Жалви. – Да простит меня государь, но несколько раз мы отгоняли одуревших лучников Сельты. Сиволапые доставали льняные тряпки, рисовали клюквенным соком корону и привязывали к длинным жердям, подавая знак, что они свои. Но селты едино готовили луки.

Император нахмурился.

– Нет-нет, государь, – поспешил внести ясность Жалви, – до драки не доходило, одного вмешательства моих конников хватало, чтоб образумить селтов. Они даже благодарили марёвцев, точно мы их от морока освобождали.

– Морок! – зашептал обессиленный Варт. – По-иному не скажешь, полковник. Нутро пламенем горит, а пальцы крючит, притягивает к рукояти. Сельте нельзя идти дальше, умом-то я понимаю, а отдать приказ не могу. Тянет к Пустотам проклятым, словно аркан вокруг шеи обвился.

Рад обеспокоенно огладил бороду. Сельтское рыцарство с давних времён славилось благородством! И хвалилось длинным списком традиций, вызывающих оторопь и удивление. А теперь бесподобные витязи – длинноволосые латники, с плюмажами из павлиньих перьев, со знаменитыми боевыми рожками – обращались в толпу убийц! На глазах Императора гибла эпоха честных поединков один на один, служения прекрасным дамам и протяжных баллад о любви и верности.

– Дозволишь войти, государь? – спросил из-за полога Ральт Рваный Щит.

– Дозволю! – крикнул вождю Император.

Вот же! Есть в войске варвары, потомки Эттиввы-Завоевателя, а их не тянет жечь земли в Хвиро и разбойничать на пепелище!

Ральт словно прочёл его мысли:

– Так не единой рудой воюем. Доверяем больше рукам и ногам. А Сельта молится на оружие. Вот её ратники и рвутся к Руде. Вспомни, государь, что сказал советник: в мир упало Кольцо Некованое. Лежит на Свету и пьёт кровушку, дабы вовсе не сгинуть. А прочие руды служат ему, направляют ратников на убийство.

Все молчали, смотрели на Ральта и не знали, верить ли слову вождя.

– Государь, – попросил бледный Варт, и слова дались ему нелегко. – Прикажи навести переправу. Пока есть люди в окрестных селищах, пока целы деревья в лесах. Пусть построят мост, и хотя бы Алер станет защитой селтам!

Рад задумчиво взглянул на старого маршала: не хотелось так скоро разделять войска. Но тут в шатёр Императора с поклоном проник коротышка Сэт. Мракоборец басовито откашлялся:

– Весточка от Эрея Тёмного. Дозволишь доложить, государь?

Император кивнул, сделал знак рукой. Полковники заспешили на воздух.

– Говори! – приказал Радислав.

– Слово в слово, – склонил голову Сэт. – Линар ищет Руду и сзывает войска для защиты Тёмного замка. Бойся селтов: если Руда прикажет, меч станет превыше держащей руки, жди предательства и погибели.

– Кто принёс эту весть?

– Пустельга, – с поклоном ответил Сэт. И, как показалось Радиславу, стрельнул раздвоенным языком.

Эрей скользил по сколу сознания. Он помнил, как оглушенный, раненый, с переломанной левой рукой, по которой успел ударить грифон, упал в воду и сразу пошёл ко дну. Помнил, как отчаянно тратил Силу, пытаясь вскрыть припасённый агат, чтобы вдохнуть хоть немного воздуха…

Но кто достал его с мутного дна? Память не давала ответа.

Слышал гулкие голоса, видел лица, расплывчатые, серо-зелёные, будто смазанные рекой. Различил жестокий приказ:

– Отрубите косу под корень!

– Может, всего обрить для надёжности? По лесам слонялся, вдруг вши одолели? Ну или блохи замучили?

– Не дерзи, Лир-де-Стэг, делай, что велят!

Кто-то склонился так низко, что почти коснулся уха губами:

– Ты извиняй, Темнейший, не взыщи, коли что не так!

Он помнил краткий издевательский свист и непривычную лёгкость, охватившую голову. Словно сбросил добрую сотню лет ненавистной мажеской жизни! А потом Эрея скрутила боль: Сила вытекала, уходила прочь, будто вынули из тела затычку. Волосы остричь – магию забрать, на такое только в Аргоссе решались, чтоб не таскать многомильные косы, средоточие мажьей мудрости. Срез полагалось окунуть в Источник, закрывая путь Каменной Силой. А в свободном мире да чужим ножом, без заклятий и ритуалов…

– Вкусссно, сладко! – ликовал кто-то, шипел, растягивал гласные. – Отнеси его косу в хранилище, Лир, это сокровище интересней иных драгоценностей мира. Но сначала запри гостя в клетке. Мы вас ждали, советник, так ждали, вот и сейчас: вечерять пора, а мы ещё за стол не садились!

Кто-то вновь придвинулся, перекрыл свет факелов, посмотрел в упор змеиными глазами. Ноздри раздувались от жадности, от нетерпения, предвкушения, будто славную игрушку добыл, и хочется потянуть за руки-ноги, открутить голову. Смять, сломать!

– Снова носишь золото, Лин? – укорил неразумного принца Эрей. – Зря не слушаешь добрых советов.

Его голос был спокоен и холоден, а сердце билось ровно, привычно. Полумёртвое сердце мёртвого мага. Принц перестал дрожать в лихорадке, отступил на шаг, призадумался.

– Надо же, – наконец усмехнулся Линар. – Он и в темнице советует! Как говорил твой наглый варвар? Ай, хорошо, ай, славно! У нас будет время пообщаться, советник, у меня скопилась куча вопросов. Даже свитком обзавёлся, чтоб не забыть.

– Запиши в свой свиток, – подмигнул ему маг, – что к обеду я люблю оленину. И полынь, настоянную на меду.

Линар рассмеялся, радуясь шутке.

– Ну дела! – отдувался Семиус Лир-де-Стэг, красуясь перед жрицей и Милиной И-Дель Фабро. – Лично, вот этим ножом отрубил косу Эрею Тёмному! Самому Эрею! Боже Ушедший, рассказать кому, за безумца примут.

– Или за гада последнего, – промурлыкала Лайна, скрывая ярость.

– Или за воителя древности! – не упустила шанса Милина, подцепила на крючок красивого воина. – И что за коса у мага? Стоит ли о ней говорить?

– Так себе косица, – хмыкнул Семиус, вмиг распознав кокетство. Лайна видела: бретёр темнит, играет в собственную игру, мнит себя крутым интриганом. – Ваши косы, девушки, мне милее: шёлковые, густые, пахнут розами да фиалками. В таких и запутаться можно!

Милина благосклонно кивнула. Лайна выставила вперёд плечо, украшенное шкурой рыси. Лир-де-Стэг отозвался привычным рыком и полностью переметнулся к Милине, взял под локоток, повёл в сторонку.

«Глупо! – укорила себя Лайна Фе. – Верни бретёра, узнай про косу!»

Но Милина с щебетом висла на Лире, опутывала чарами голоса, приманивала каждым движением тела. Полагала, что мстит Лайне Фе, уводя навязчивого кавалера? Жрица изобразила обиду, потом наспех прикрылась безразличной маской. Игра незатейливая, привычная. Знаки, читаемые всеми дамами, хоть раз бывавшими при дворе.

Милина всё поняла, как должно, улыбнулась победно сопернице и поманила бретёра прочь, ближе к своим покоям.

Славно сыграно. Будет повод, чтобы спуститься в подземелье к Лиру. Мол, забыл её, променял на другую. Не понял коварной женской натуры. Соперничество двух прекрасных дам должно польстить Лиру-де-Стэгу, знаменитому при дворе сердцееду. Но с этим она разберётся позже.

Ей хотелось побыть одной. Всё обдумать, принять решение.

Ей хотелось увидеть Роша и услышать подробный рассказ о последних минутах свободы Эрея.

Обжиться в камере магу не дали.

Впрочем, не было там ничего интересного, так, холодные влажные стены, гнилая солома вместо кровати. Мёртвые камни для мёртвого мага. Запечатанный путь в Океан.

Эрей ощущал себя странно. Голове было слишком легко. И непривычно пусто рукам. То и дело он шарил вокруг себя, пытаясь нащупать посох. То и дело касался пояса, разыскивая заветный мешочек. Не было при нем атрибутов магика, хорошо хоть меч и флягу Жатто он припрятал в тайник, на остатках Силы дотянувшись до замка в Аргоссе. В голове зудело, как в осином гнезде, жалило глупую память, и она попрекала упрямые руки. Ведь там, на скользких камнях, остановивших воды Алера, он мог открыть чаропорт в Аргоссу, уйти от позора и муки, как приказывал грозный учитель.

«Скверный маг! – наслаждался Эрей проблеском заботы наставника. – Когда-то ты мной гордился, Сильнейший. А теперь позволяешь нелепым чудищам рубить косу Последышу, магу Камней! Не ты ли твердил: нам законы не писаны? И лишь магам дано осуждать друг друга?»

Нет ответа. Не слышит наставник. Порождения воли его и неспокойного разума верховодят теперь в Тёмном замке, древнем пристанище магов Аргоссы.