Адепт
– В какие «наши», ради бога?!
– Такие, которые касаются гарнизона Варшавы и не имеют ничего общего с алхимией или аптекарством! И какого черта мне нужны еще проблемы? Сами ловите своих ворюг!
На лице Самарина промелькнул секундный гнев, и офицер сжал кулаки.
– Вы намекаете…
– Я ни на что не намекаю! – закричал выведенный из равновесия Рудницкий. – Только любезно сообщаю, что полковник Круглов – чертов вор!
– А Круглов – это…
– Интендант гарнизона, – ответил поляк с удивлением в голосе. – Вы не знали?
Офицер скривился, словно съел лимон. Исключительно кислый лимон.
– Я получил перевод из Петербурга, – объяснил он. – Еще не успел сориентироваться в ситуации. Откуда вы знаете, что Круглов вор?
– Только что из Петербурга и сразу вас отправили в патруль? Это же идиотизм!
– Я не буду это комментировать, – с каменным лицом ответил Самарин. – Вернемся к Круглову… У вас есть доказательства?
– Кроме того, что я регулярно даю ему взятки, чтобы получить разрешение на вход в анклав? Тогда, пожалуйста, вытащите пулю, а лучше несколько.
Офицер молча потянулся к патронташу, что висел у него на груди, и кинул на стол горсть пуль.
– А это одна из моих. Вы видите разницу?
– Ваши светлей.
– Конечно, серебро смешивают с медью, и чем светлее цвет, тем больше содержание металла в сплаве. У меня нет при себе пробирного камня или химикатов, но, судя по цвету, содержание серебра в ваших боеприпасах не больше тридцати двух золотников.
Лоб Самарина покрылся горизонтальными морщинами, кто-то из солдат выругался.
– Когда-то по рассеянности я купил невесте сережки семьдесят четвертой пробы и получил по морде, – сказал Батурин.
– Вы это заслужили, – ответил алхимик. – Это самая низкая разрешенная законом проба.
Жандармы засмеялись, напряжение спало. Ненадолго.
– Как бы это выглядело в промилле? – спросил лейтенант. – Для ясности…
Рудницкий удивленно посмотрел на него: на территории всей Империи содержание благородных металлов измерялось в золотниках. И очень сомнительно, чтобы офицер такого низкого уровня делал покупки в Париже.
– Наивысшая проба – это девяносто шесть золотников, практически чистый химический металл. Тридцать два золотника – это триста тридцать три промилле. К сожалению, на фауну анклава действует только выше сорока восьми золотников.
– То есть серебро должно быть пробы выше пятисот? – уточнил Ершов.
Алхимик кивнул.
– Пришибу эту сволочь, – сказал низким, удивительно спокойным голосом Батурин. – Столько ребят погибло. Я…
Он замолчал, остановленный жестом, означающим: «Не сейчас». Видимо, Самарин не собирался стирать армейское белье в присутствии не только гражданского, а еще и поляка.
– Я думаю, сабли вы забрали с собой из Петербурга, а боеприпасы вам выдали на месте, – нарушил Рудницкий неловкое молчание.
– Разумеется, – мрачно бросил офицер. – Благодарю за разъяснение. И заверяю, что у вас не будет никаких проблем. Как только поселюсь в гарнизоне, улажу дело раз и навсегда. А сейчас в путь!
* * *Они остановились у входа на площадь Железных Врат. Россияне без приказа потянулись за оружием, Рудницкий вытащил большую бутылку из матового стекла. Он попытался сглотнуть слюну. Не получилось. Глубоко вздохнул, стараясь справиться с дрожанием рук.
– Это самая короткая дорога к стене, – сказал, закусив губу, Самарин. – Уже видно сторожевые башни. Если отступим… – Он не закончил.
Уже пару часов они кружили по улицам анклава, все время натыкаясь на ненанесенные на карту закоулки и ведущие в никуда аллеи.
– Олаф Арнольдович, удастся как-то его обойти?
– Сомневаюсь, – ответил поляк.
Чудище даже издалека казалось огромным. Мускулистое, безволосое тело было полностью лишено гениталий, его голову венчали бычьи рога. В руках он держал короткий черный меч.
– Эта скотина высотой с три аршина, – хрипло прошептал Батурин.
– И оружие, – добавил Матушкин. – Это демон? Псевдодемон? – исправился он под суровым взглядом офицера.
Алхимик смиренно кивнул.
– Ну же, Олаф Арнольдович? – настаивал Самарин.
– Мы должны рискнуть.
– Отлично. Батурин…
– Нет! Я первый. Вы подключитесь, когда я дам знак.
Не дожидаясь ответа, Рудницкий вышел на площадь. Вытащил пробку, что-то тихо прошептал и швырнул бутылку. Звук битого стекла привлек внимание монстра, и он побежал, гремя по мостовой раздвоенными копытами. Против него вышла размытая, нечеткая фигура, напоминающая сгусток тьмы. Лезвие промелькнуло, словно черная молния, но, по-видимому, промазало, однако по площади разнесся рык, полный боли и разочарования, и на животе бесполого существа появилась рана, из которой хлынули кровь и внутренности.
– Сейчас! – закричал Рудницкий.
Солдаты кинулись вперед, стреляя на бегу из револьверов. Серебряные пули рвали тело чудища – алхимик разделил между солдатами свои боеприпасы – однако оно продолжало бороться, сплетая вокруг себя стальную паутину, продолжая сеять смерть.
Сабля Ершова встретилась с черным лезвием, и в ту самую секунду жандарм упал с отрубленной рукой. Шашка Батурина вонзилась в бедро монстра, но ее владелец заплатил за это высокую цену: кулак демона лишил его сознания, а звук, напоминающий треск ломающихся веток, говорил о том, что удар переломал жандарму ребра.
Самарин ударил из широкого замаха, стараясь отрубить монстру голову, однако, несмотря на фонтан светлой жидкости, что брызнул из раны, сабля не перерубила позвоночник до конца, словно шея монстра проросла задеревеневшими побегами.
– Матушкин! – отчаянно закричал офицер.
Матушкин отвлек рогатого фальшивой атакой, после чего ловко уклонился от острия черного меча. Воспользовавшись случаем, Самарин перерубил сухожилия на ногах демона, на волосок уклонившись от смертельного лезвия.
– Стреляй! – закричал офицер Рудницкому.
Алхимик послушно вытащил оружие и выстрелил, чуть не попав в Матушкина.
– Ближе! – заорал лейтенант.
Тем временем демон атаковал солдата: огромный рост и длинные руки помогли ему дотянуться даже на коленях. Удивленный Матушкин пытался блокировать удар, но черный клинок разрубил стальную саблю, словно она была из бумаги, и жандарм упал на спину. Он попытался сделать переворот через спину, но не успел: короткое острие рассекло его лицо и застряло в ключице.
Самарин рубил бестию по спине, однако нечеловеческая живучесть монстра не имела никаких границ. Удар когтистой лапы откинул офицера на мостовую. Под кожей демона вздулись синие вены и его раны начали медленно затягиваться, хотя продолжали кровоточить. Стиснув зубы, Рудницкий выстрелил монстру в голову. Мягкая серебряная пуля разорвала морду чудища. Алхимик сунул дуло в глазницу, напоминающую сейчас кровавый кратер, и несколько раз выстрелил. На минуту все замерло, словно насекомое в янтаре, и наконец демон с грохотом рухнул на землю.
Не обращая внимания на погибших россиян, Рудницкий перерезал артерию на шее чудища и подставил флягу.
– Что вы, к дьяволу, делаете? – процедил со злостью Самарин. Офицер уже поднимался с земли, порванный в клочья рукав мундира и гримаса боли на лице говорили, что он не вышел из боя невредимым. Покрытые кровью руки офицера приобретали сине-серый цвет.
– У меня есть раны на лице? – ответил вопросом алхимик.
– Легкие царапины и синяки.
– Это не синяки, это что-то типа гангрены. Молниеносно развивающейся гангрены. Так, как и на ваших руках.
– Сколько у нас времени? – спокойно спросил Самарин.
– Секунды, – так же равнодушно ответил алхимик. – У этой скотины под когтями какие-то токсины. Или что-то подобное. Псевдодемон и псевдотоксины, – невесело фыркнул он.
– Что де…
Самарин замолчал, словно пораженный громом: поляк сделал большой глоток из фляги и теперь протягивал ему.
– Ну, чего вы ждете? – гаркнул Рудницкий. – Это наш единственный шанс. И их. – Он кивнул в сторону солдат.
– Я…
– Пей, к чертовой матери!
Русский послушно сделал глоток, потом второй. Алхимик бесцеремонно отобрал у него флягу.
– Без преувеличения, это самое паршивое питье на свете.
– Не понял…
– И не надо. Помоги мне их поднять, не хочу, чтобы подавились.
Через минуту Матушкин открыл глаза. Батурин и дальше лежал беспомощный, но казалось, что дышит уже легче.
– Ну а этому уже ничто не поможет. – Рудницкий посмотрел на Ершова.
Жандарм был мертв. Его лицо приобрело синь неба.
– И на мече что-то было, – хмуро констатировал поляк.
– Это нас… вылечит? Эта кровь? – спросил Самарин.
– Без понятия. Теоретически… – Алхимик пожал плечами.
Офицер посмотрел на руку: кожа стала почти нормального цвета. Заражение отступило. Он сжал руку в кулак.
– Это работает! Ничего не болит.
– Понятно. Посмотрим, какие будут побочные эффекты. Кто знает, не пожалеем ли мы о том, что выжили…
– Идем?
– Секундочку, нам нужно тут еще кое-что сделать.
– Ну, конечно, – бросил Самарин. – Надеюсь, что сердце у этой скотины там же, где у всех, – добавил он, вытаскивая саблю.
Глава II
Рудницкий неспешно шел по чисто выметенному тротуару. Липовая – это не центр города, но достаточно близко к Краковскому предместью, чтобы дворники старались, махая метлой в такт его трости. Не было повода беспокоиться: ценные ингредиенты отдыхали в сейфе, а лицензию можно и выкупить. Даже если и переплатить. Но! Если бы только лицензия! Успех последней вылазки превзошел все ожидания. Однако это вызывало беспокойство. И этот лейтенант…
По приказу Самарина патруль проводил его до самого дома, хотя Рудницкий по собственному опыту знал, что русские не только не беспокоились о стервятниках, подстерегающих возвращающихся из анклава алхимиков, но даже наблюдали за этим действом с ироничным удовлетворением. Не раз и не два в канаве обнаруживали труп адепта «королевского искусства». Ну, – говорили власти, – Варшава – это небезопасный город… А тут гляди: охрана для Олафа Арнольдовича. Благодарность? Возможно, однако Рудницкий не мог избавиться от ощущения, что тут что-то большее.
Он остановился перед вмонтированным в витрину зеркалом, нервным жестом дотронулся до щеки: под левым глазом, там, где прошлись когти демона, было заметно меняющееся пятно. Вчера оно напоминало дракона, сегодня – розу. В оттенках старого серебра. Безумие…
Он бросил мрачный взгляд в зеркало, делая вид, что поправляет шляпу. Нечем было восхищаться: обычный тридцатилетний мужчина, с худым, волчьим лицом и редкой сединой на висках.
Небольшой, шустрый, словно искра, парень с проникновенным дискантом оглашал последние сенсации в прессе, поддерживая сумку с газетами, что висела на плече. Рудницкий кинул ему пять копеек и взял еще пахнущий печатной краской экземпляр «Варшавского курьера». Посреди анонсированных на первой странице статей выделялась одна, информирующая про несчастный случай в комендатуре. Полковник Круглов застрелился во время чистки своего оружия. Значит, можно будет сэкономить на взятках…
С соседней улочки неслись литургийные песнопения, переплетающиеся с зазывающими криками торговца «единственными эффективными амулетами». С начала проникновения много людей вспомнили про религиозные обязанности, костелы и церкви трещали по швам. Не то чтобы это помогало. В свое время, еще до возведения стены, экзарх Тихон возглавил торжественную процессию к центру анклава. Со стягами, иконами, кадилами и святой водой. Не вернулся ни один из нескольких сотен участников шествия.
Стоящая на углу улицы проститутка распахнула дорогое, скорее всего ворованное пальто, демонстрируя белые бедра и поношенное, но чудо, чистое белье. Рудницкий энергично отогнал ее тростью, пытаясь игнорировать импульс, приказывающий присмотреться к девушке повнимательней. «Самое время найти какую-нибудь милую панночку, – подумал он с грустью. – Ваша жизнь утекает между пальцев, Олаф Арнольдович, вот так-то!»
Его размышления прервал стук дрожек, нет, не дрожек, а украшенной гербом кареты, которая остановилась рядом с ним, заехав на тротуар. Рудницкий с проклятиями отскочил.
– Нехорошо начинать день с брани, – заметил Самарин, открыв двери. – Прошу. Надо поговорить.
Алхимик подозрительно прищурился: офицер был без жандармского плаща, а сияющие от золота эполеты идентифицировали его как полковника. Сейчас понятно, почему солдаты называли его высокоблагородие…
– Откуда карета? – спросил поляк.
– У тетки одолжил, а честно говоря, у теткиной бабки. Старушка отдала ее в мое распоряжение, поскольку у нее несколько таких.
– Но это не ястшембец, – заметил Рудницкий, показывая на герб.
– Садись давай, – нетерпеливо произнес Самарин. – Тетка из рода Квашинина-Самарина, это другая ветвь. От ястшембца тут осталась только подкова на груди орла. Тетка вышла за генерала Волконского, но после его смерти использует свой герб.
Алхимик влез в карету и, ободренный жестом офицера, уселся на мягкую, оббитую кожей кушетку.
– Слушаюсь, господин полковник, – сказал равнодушным тоном алхимик.
Самарин вытащил из переносного бара бутылку коньяка и, разложив дорожный столик, разлил алкоголь в хрустальные бокалы.
– Выпьем, – предложил он. – И без церемоний… кузен. Этикет меня утомляет.
Рудницкий расхохотался, но не запротестовал, хотя идея о родственных связях с русским была полным абсурдом. Самарин оказался не только благородным, а еще и аристократом.
– Кем вы… кто ты? – исправился он, пробуя выпивку.
Запахло ягодами и ванилью, а в нёбо ударила волна огня со вкусом шоколада.
– Офицер Личного Конвоя Его Императорского Величества.
Рудницкий нервно сглотнул слюну: солдаты элитной царской гвардии последний раз посещали Варшаву вместе с императором в тысяча восемьсот девяносто седьмом году. Только сейчас алхимик увидел на груди Самарина медаль с инициалами Николая II.
– Нет, нет, о приезде Его Величества речь не идет, – ответил русский на незаданный вопрос. – Проблема – это анклав.
– Куда мы едем?
– К тебе, нам надо спокойно поговорить.
– Я, собственно, шел в канцелярию генерал-губернатора. Как ты знаешь, моя лицензия закончилась, и я хотел бы…
– Без проблем, – оборвал его на полуслове Самарин. – Вот твоя лицензия.
Рудницкий молча изучал официальный документ, с недоверием качая головой.
– Действительна год, – сказал он наконец. – В то время как в законе говорится, что такого типа сертификаты можно выдавать на срок не больше недели. И подпись! Вместо генерала Скалона тут подписал какой-то… граф Самарин, – закончил он тихо.
– Это важно? – буркнул россиянин. – Так или иначе, лицензия была выдана согласно с законом.
– И что ты хочешь взамен? – открыто спросил алхимик.
– За лицензию? Ничего. Она твоя без каких-либо условий. Скажем, что это компенсация за все те взятки, что ты вынужден был платить Круглову. Тем не менее есть несколько вопросов, которые мы должны обсудить. Важных вопросов.
– Важных для кого? – с раздражением буркнул Рудницкий. – Знаешь, до этого времени я не вмешивался в политику и не хочу это менять. Я не из тех, кто кидает бомбу в полицмейстера, но и с лоялистами мне не по пути.
– Важных для всех, – с нажимом ответил Самарин. – Для меня, для тебя, для русских и поляков. И если речь о тех же политических разногласиях, то я подозреваю, что скоро они утратят какое-либо значение.
– С чего бы?
Карета дернулась и остановилась, полковник выругался, вытирая с рукава алкоголь.
– Держу пари, он сделал это специально, – пробубнил он.
– Кто?
– Кучер. Никогда меня не любил. Когда я был маленький, он постоянно дергал меня за уши.
– Может, ты был непослушным? – предположил Рудницкий, пытаясь сдержать улыбку.
– Очень смешно, – сухо бросил офицер. – Давно бы вышвырнул его на улицу, но тетка не позволяет. Создается впечатление, что это ее забавляет.
Они вышли на улицу, Самарин держал бутылку коньяка. Карета остановилась точно напротив аптеки Рудницкого.
– Возвращайся к княгине, – велел кучеру офицер. – Холодно сегодня.
В его голосе не было гнева, только осторожная просьба.
– Как прикажете, барин, – рявкнул кучер, резко трогая.
Самарин беспомощно покачал головой: отъезжая, кучер обляпал его грязью.
– Я не негостеприимен, но должен зайти первым, – заявил Рудницкий.
– Естественно, мне отвернуться?
– Не нужно, – ответил алхимик.
Рудницкий открыл двери, вместе с поворотом ключа выполняя левой рукой какие-то сложные пасы.
– Voilà!
Самарин зашел следом и внимательно огляделся: помещение было заставлено стеллажами под самый потолок, за аптечным прилавком располагались застекленные шкафчики, заполненные таинственными препаратами. Стоял аромат трав, карболки и влажной земли.
– Идем наверх, – пригласил алхимик. – Что правда, мое жилище не напоминает комнаты, к которым вы привыкли, господин граф, однако…
– Тут есть еще какая-то защита? – прервал его Самарин. – Знаешь, магические ловушки и тому подобное?
– Зачем тебе знать? – осторожно спросил Рудницкий.
– Не хотелось бы поджариться, когда пну тебя под зад, – объяснил офицер. – У меня был тяжелый день, утро провел в комендатуре, имея дело с дураками типа почившего Круглова, потом меня терроризировал восьмидесятилетний кучер моей тетки, а сейчас пытается оскорбить польский алхимик. Лицензированный, – с сарказмом добавил он. – Самое время что-то с этим сделать…
Рудницкий пытался удержать серьезное выражение лица, но расхохотался.
– Я покажу дорогу пану графу, – сказал он, поднимаясь по ступеням.
Самарин выругался и последовал за ним.
* * *Алхимик посмотрел на свет бутылку из темного стекла и, не обнаружив там алкоголя, со вздохом потянулся за следующей. Принесенный Самариным коньяк давно уже закончился.
– Что ты обо всем этом думаешь? – спросил россиянин.
Офицер говорил слегка невнятно, однако четкие движения говорили о том, что он все еще себя контролировал.
– То, что у нас будет похмелье, хотя все мои продукты многократно дистиллировались и…
– Я про анклав, придурок! Думаешь, вся эта теория мультивселенной чего-то стоит?
– А я знаю? Многие религии утверждают, что рядом с нами есть и другие вселенные. Индуизм, буддизм… Наверное, их больше, я не очень в этом разбираюсь.
– Ну, хорошо, пусть будут, но что с анклавами? Почему они появились именно сейчас?
– Черт знает, только ли сейчас. Мир полон мифов и легенд о магах, чудотворцах, контактах с потусторонним. Многие из них рассказывают о временах, когда по миру ходили боги и демоны. Может, это не первое проникновение?
– Сбрендил? Магия ведь не работает! Не работает, – возмутился офицер.
Рудницкий скривился, покатал стакан: они уже несколько часов как отказались от бокалов.
– Возможно, все те явления имеют такой же характер, как приливы и отливы. Понимаешь, наступает проникновение, и появляются у нас существа из других вселенных, вместе с магией, алхимией и черт еще знает чем. Вместе с ними появляются гримуары, алхимические трактаты, возможно, новые религии… Потом проникновение заканчивается, исчезает коридор, что соединяет нас с другими вселенными, и ученые констатируют, что никакой магии нет, а алхимия – это обман.
– Это можно использовать для нападения? Все эти алхимические ингредиенты и магию? По отношению к людям, ведь в фауне, что живет в анклаве, у меня нет ни малейших сомнений.
– Откуда мне знать? Анклав появился только в прошлом году, не проводилось никаких исследований, а я всего лишь аптекарь.
– Олаф, ради бога! Я спрашиваю тебя как друг, а не как царский чиновник! Как ты думаешь, почему я позволил тебе оставить все те твои… трофеи? Не говоря уже про меч. Тебе показалось, что я не заметил, как ты его прятал? Я хочу только…
– Я тоже хочу получить ответ на несколько вопросов, – бесцеремонно прервал его Рудницкий. – До того, как отвечу на твои.
Лицо Самарина побагровело, было видно, что он не привык, что ему выдвигают условия, но в конце концов он гигантским усилием воли взял себя в руки.
– Спрашивай, – процедил он.
– Круглов – твоя работа?
– Моя.
Алхимик кивнул, как человек, подозрения которого подтвердились.
– Что происходит? Откуда такая паника? Ты же не случайно тут оказался…
– Тебе о чем-то говорит фамилия Блиох?
– Ты про Ивана Блиоха[3], того банкира и предпринимателя? Короля железных дорог? – Рудницкий поморщился.
– Именно.
– Так он же умер, кажется, в тысяча девятьсот втором.
– Конечно, однако перед смертью он издал книжку «Будущая война», – сухо проинформировал офицер. – В нескольких томах.
– Не слышал.
– Не ты один, – буркнул Самарин. – Хотя в свое время она наделала шума. Ваша Академия наук выдвинула его на Нобелевскую премию.
– Ну хорошо, и в чем дело?
– Приближается война, – устало произнес офицер. – Не какая-то банальная авантюра, а большой мировой конфликт. Не хватает только одного: предлога. Учитывая международную ситуацию, это вопрос месяцев, самое большее – года.
– Но…
Самарин остановил его, поднимая руку.
– Позволь мне закончить, – попросил он. – Все высшие чины, все эти старые пердуны верят в блицкриг, прирожденное превосходство собственной нации и не сомневаются, что Бог на их стороне. Книга Блиоха – это единственный разумный анализ проблем будущей войны. К сожалению, малооптимистический. Массовые, насчитывающие миллионы солдат армии, огромные потери, возникающие в результате неспособности устаревшей военной доктрины адаптироваться к условиям современного поля боя, экономический упадок вследствие ведения длительных, изнурительных битв и возникающие из-за этого волнения в низших слоях общества… Волнения, угрожающие революцией. Это только некоторые проблемы, ожидающие нас. И если бы только это!
– Я не особенно интересуюсь политикой, но думаю, что проникновение уменьшило споры между мировыми державами, – отозвался с беспокойством в голосе Рудницкий. – Анклав – это проблема для всех…
Самарин выпил одним махом полстакана, вытер губы нетерпеливым жестом.
– Так это выглядело, – признал он. – Вначале… Некоторое время назад немцы и японцы начали эксперименты в своих анклавах. Это секретные проекты, хотя известно одно: они связаны с будущей войной. К тому же некоторые существа оказались на свободе, а в Москве убит начальник охраны. Не от пули или бомбы, а предположительно… – Офицер стиснул зубы, не закончив предложение.
Рудницкий проинформировал собеседника, что думает на тему смерти московского сановника, используя термины, обычно считающиеся оскорбительными. Спокойно и не повышая голоса, но с вызывающим блеском в глазах.
– А сейчас спроси меня, зачем тебе об этом волноваться? – произнес с каменным лицом Самарин.
Алхимик бросил на него гневный взгляд и вместо того чтобы продолжать дискуссию, занялся разливанием водки.
– Ну? – буркнул он через минуту. – Зачем?
– Потому что, если можно таким образом убить человека, у которого действительно хорошая охрана, тогда можно убить любого, – процедил россиянин. – И никто не может гарантировать, что магию будут использовать только террористы, нет, пардон, борцы за свободу. А что, если ее попробуют обычные преступники? Может, и на тебя когда-нибудь… – Самарин замолчал, заметив выражение лица поляка. – Они уже пробовали, правда?
– Месяц назад, – признался Рудницкий. – Вскоре после смерти дяди. Только это не бандиты.
– Как это не бандиты? Ты говорил, что не лезешь в политику. И что случилось с твоим дядей? Поскольку, я так понимаю, он не умер естественной смертью?
– Нет. Что случилось? Полковник Круглов, вот что случилось! Дядя наткнулся в анклаве на что-то, за что убил бы каждый алхимик. Он хотел оставить его как депозит в сторожевой башне, но Круглов отказался. Потребовал взятку. Проблема в том, что дядя не имел при себе такой суммы, а тот из чистой вредности захотел оплату наперед. Ну и убили его «не идентифицированные преступники». По дороге домой.
– Олаф Арнольдович… – Самарин поднялся. – Мне очень…
Рудницкий остановил его вялым жестом.
– Успокойся, ты ни в чем не виноват, тебя тут не было. Вернемся к делу: я не знаю, кто конкретно пытался меня убить, однако это должен быть кто-то из моей сферы.
– Алхимик?
– Или маг.
– Почему?
– Дядя был библиофилом, владел несколькими редкими гримуарами. Тогда, перед проникновением, это не имело большого значения, сейчас совсем наоборот. Понимаешь, эти все магические учебники и алхимические трактаты содержат много ерунды. Лишь в немногих что-то существенное. Те, кто убил его, не только забрали… трофей, но и поняли, что дядя располагал некоторыми подсказками. Информацией, не доступной для других. Они хотели меня убрать, чтобы наложить лапу на собрания дяди.
– Каким образом?