– Кто поднял тревогу?
– Гребцы, господин Гармах.
– Караульным по 10 плетей, гребцам по куску мяса, заслужили.
Потом был тяжёлый переход вдоль берегов Румынии и Болгарии. Вот он Босфор – длинный пролив, забитый лодками и кораблями всех мастей. Мы входим в устье и гребём километров пять по этому проливу. Нас встречает город-крепость Иерус, как он называется в наше время, являясь закрытым для посещения памятником прошлого. А в давние времена он назывался полным названием «Иерусалим».
Прошли мы крепость под парусами, а затем снова прошла команда гребцам взяться за весла. И погребли мы к славному городу Константинополю. Красивые купола церквей с мозаичным орнаментом, построенные в византийском стиле, огромный собор Ийя София, дворец базилевса – комплекс Топкапы, выходящий своим двором и окнами на залив Золотой рог, виллы богатых сановников и мощные крепостные стены города. Как тут не вспомнить, как в исторических книгах описывается город Иерусалим эпохи царя Соломона – его знаменитые постройки один в один совпадают с вышеперечисленными сооружениями. Проплывающие мимо нас яхты богатых византийских матрон вызывали острое желание сбежать из плена. Периодически с этих судёнышек нас окрикивали дамы.
– Красавчики, куда плывёте? Эй, хозяин, продай белокурых мальчиков.
– Не продаются, госпожа, самому нужны.
Наш же путь лежал к греческому городу Солунь или Фессалоники, который в России почему-то называется Салониками. Здесь, где в будущем будут курорты Эгейского моря, на богатой вилле, окружённой полями с пшеницей, садами с оливками и мандаринами, жил и работал почтеннейший, а иначе он себя и не называл, купец Гармах Камарас. Километрах в пяти от поместья располагалась вилла его брата Афиногена.
Глава 3. Новая жизнь путешественника во времени
Прибыв в гавань Солуни, галера пришвартовалась к указанному лоцманом пирсу. Дальше были бизнес-дела Гармаха и портовых властей, после чего купец поехал домой на колеснице с возницей, а мы под присмотром нескольких наёмников потопали пешком вслед за «почтенным».
Вилла мне понравилась, а вот сарай, куда нас определили жить, не очень. Во двор вывалила челядь, свободная от работ в полях, посмотреть на новых жителей усадьбы. Здесь были девушки, дети, взрослые женщины и старики.
Гармах по каким-то своим соображениям сделал паузу и никуда не снаряжал свои корабли. Все экипажи гребцов, прибывая на других кораблях "Гармах и Афиноген компани", как я её про себя назвал, размещались на своих местах в сараях для рабов. Вечером по территории бегали злые здоровые псы, которые нас пока не знали и злобно рычали на новичков. «Надо будет прикармливать эту шайку-лейку, вот только чем, если они жрут мясо, а мы кашу?» – подумал я про себя.
Другая часть рабов была местной элитой. Они проживали в доме и прислуживали непосредственно хозяевам. Ещё часть народа была вольнонаёмной, приходящей на виллу днём на работу. На территории поместья были обустроены склады, где хранился товар на продажу и запасы для личного пользования.
Что сказать о своей новой жизни. Я снова оказался на полном обеспечении, то есть денег мне не платили, а если я нашёл деньгу, то обязан был её сдать управляющему Папасу. В личном пользовании я имел переданную мне по наследству от погибших рабов деревянные ложку, плошку и кружку. Ещё у меня теперь была ежедневная рабочая одежда и парадно-выходная. Естественно, все это было самым простым льняным одеянием, без вышивок и других изысков. Свою нарядную воинскую одежду у меня отобрали ещё в плену, оставив лишь домотканые штаны. Но все равно, их я снял, ибо они у меня для гребли предназначалась, а по территории ходил, как все.
Из молодёжи мне приглянулась одна черноволосая девушка, к которой обращались по имени Рада. Также обратил внимание на двух молодых людей: один толстяк пришёл нами сразу командовать, а второй парень годков восемнадцати был высокий, кряжистый, очень узколобый с шириной лба в один палец, и угрюмый, на которого многие тётки в возрасте орали, что он тупой.
Я не знал, тупой он или нет, но то, что он был очень спокойным, раз позволял на себя орать всяким недомеркам, было неоспоримым фактом. Однако, когда он без особых усилий приподнял за колесо телегу, вытаскивая её из расщелины в земле, с лежащим на ней зерном весом килограммов в 500, я присвистнул. Звали местного Геркулеса очень эротично – Мамон.
Нас покормили гораздо хуже, чем когда мы плыли, а дальше, чтобы не расслаблялись, отправили на поля поливать растительность. Полив был делом нужным, но напряжным. Черпать воду мы были должны глиняными амфорами, точнее говоря, их разновидностью: большими, литров на 10-15, горшками для воды под названием динос и поменьше кратер. Мне было непривычно оперировать древними единицами измерений типа локтя, сажени, фунта, парсанга, ритла, литрона, зиры, манны, мискаля, араша или гезы, поэтому я всё переводил в привычные мне метрические значения веса, объёма или длины.
Перед нами, стоящими в подобии строя, разорялся местный пахан-надсмотрщик, с довольно понятным «погонялом» Папас Руфус.
– Не приведи бог, если вы разобьёте динос. Это будет последний день в вашей никчёмной жизни. Все вы, убогие, вместе взятые стоите меньше, чем этот динос. Вы, дебилы, стоите дешевле любого скота почтенного Гармаха, так что за любую провинность я с вас семь шкур спущу. Ко мне обращаться только по очень важным делам. А разве у вас, дикари волосатые, есть важные дела? Вы тут никто и звать вас никак. Поэтому все заткнулись и пошли работать. Солнце ещё высоко!
Слушая его пламенную речь, никто из нас итак не болтал, а после такого напутствия говорить совсем расхотелось. Мы брели, позванивая нашими погремушками на ногах, тащили эти диносы с кратерами и думали о весёлом прошлом. Ещё нам дали какие-то колышки. Проводить к месту работы нас взялся местный босс из рабов, которому что-то буркнул Папас.
– Слушайте сюда, тупые варвары, зовут меня Амброс. Я старший помощник господина Папаса, поэтому слушаться меня вы будете беспрекословно. Вам ясно?
Молчание было ему ответом. Всю дорогу, а это было километра четыре, этот старший помощник не затыкался, рассказывая, какие тут царят порядки и что он тут самый главный из рабов.
Я подошёл поближе, чтобы лучше разглядел его физию. Есть поговорка, что у некоторых людей такая масляная морда, что на ней можно поскользнуться. Вот у него и была именно такая рожа. Весь какой-то гладенький, сытенький, со слащавой халдейской улыбкой, но, в тоже время, как только он чувствовал власть, сразу становился наглым и хамовитым. Я не знал порядков, которые действуют на этой вилле, поэтому молча слушал его разглагольствования, особо не обращая на него внимания.
Мы пришли на поле с высаженной цветной капустой. Наша задача была её полить, вырвать сорняки и окучить. На другой стороне поля копошились девушки и дети, занимаясь тем же самым. Амброс стал раздавать указания.
– Вон река, кратеры вы принесли с собой, одни таскают воду и поливают, другие окучивают политую капусту.
Я поглядел на капусту, на Солнце, находящееся в зените, взял этот глиняный горшок и попёрся за водой. Разбившись на пары, вчетвером мы таскали воду в двух диносах, а остальной десяток принялся дёргать траву и колышками рыхлить землю. Все с детства были привычные к такому труду, так что все было ясно и понятно, как и что делать.
Мимо нас важно прохаживался Амброс, периодически спотыкаясь о земляные комья и поскальзываясь на траве. Вскоре ему это надоело, и он улёгся под оливу, растущую на краю поля.
К нам подошёл один из надсмотрщиков, у которого вдоль тела неестественно висела рука.
– Амброс, ленивый потрох, ты чего тут разлёгся? Иди к бабам, помогай им таскать воду – тут ты только мешаешься под ногами.
Амброс подорвался и быстро заковылял к женскому коллективу, а надсмотрщик стал разглядывать нас.
– Слаженно работаете, как это вас, таких добрых молодцев, угораздило в плен попасть-то?
– Напились, вот и повязали нас.
– Хе, да уж, вояки.
«Чего с рукой?» – обратился я к мужику.
– Раньше воевал, был катафрактом базилевса, потом контракт закончился, ушёл на вольные хлеба, был в охране галеры господина Гармаха. А рука – в одном бою неудачно схватился с врагом, который и вывернул мне её. Это месяца четыре назад было. Выжил я тогда, защитившись щитом в другой руке, да только после того боя боец из меня стал никакой, вот и перевели в надсмотрщики.
За годы службы в вооружённых силах СССР и России я, конечно, проходил медподготовку по оказанию себе и товарищам первичной помощи, ибо без общих знаний о своём организме и методах его восстановления в боевых походах нельзя. И товарищей подведёшь, и сам пропадёшь, если не знаешь, как устранять вывихи и другие аналогичные травмы. А такие моменты в походах бывают сплошь и рядом – неудачно на камень наступил или спрыгнул и, ага, растяжение или вывих.
На первый взгляд у мужика был классический вывих плеча – висящая плетью рука и торчащая вперёд головка плечевого сустава. Я думаю, что врачи местной современности также умели вправлять такие вещи, все-таки войны велись постоянно и эскулапы волей-неволей получают богатую практику. Однако, по какой-то причине этому товарищу такой врач не встретился.
– А если к эскулапу обратиться?
– К кому обращался, не знают, что делать, а других тут нет.
– Если потерпишь, что могу попробовать вставить руку на место?
– Правда, сможешь?
– Попробую. Мышцы за четыре месяца растянулись, рука будет «болтаться», но ничего, стянем бинтом, походишь и восстановишь конечность. Рискнёшь?
– Давай, хуже не будет уже.
– Ну, терпи, дядя.
Мужики с интересом обступили нас, надсмотрщик сел на вставшего на колени на землю Горыню, Елизара я усадил под руку Георгиса, создав опору для руки, сам встал рядом и, пощупав кости и мышцы, аккуратно вправил ему плечевой сустав. Мужик вздрогнул, но промолчал, а затем стал щупать руку.
– Надо же, я снова управляю рукой! Ты великий мастер. Как зовут тебя, воин?
– Святозар, Свят.
– Благодарю тебя, Свят, помог ты мне сильно.
Вдалеке раздался шум – девицы кого-то костерили.
– Что там такое? Так-с, Амброс опять мешает работать Раде. Сейчас пойду, отоварю его по заднице плёточкой.
– Георгис, а что это за перец такой, Амброс? Важный с виду, все свои права качал перед нами.
– Это рождённый рабом местный поганец, мелкий пакостник и наушник. Будьте с ним осторожны, за спиной нашепчет тому же Папасу и будет вам порка.
Георгис быстро потопал на другой конец поля, я мы продолжили таскать воду. Если рядом с речкой было ещё нормально это делать, то таскать десятилитровый горшок за 100 метров, а дальше шло следующее поле тоже метров в 100 длинной, стало довольно-таки утомительно.
К концу смены, когда мы все прилично запарились, а Солнце ещё не закатилось за вершины оливковых деревьев, я стоял и смотрел на поля. Естественный уклон земной поверхности от реки давал повод для некоторых размышлений. Подошедший охранник спросил: "О чем задумался, Свят?"
– О гидроирригационном сооружении, Георгис.
Однако, увидев его вытянувшееся от удивления лицо, пояснил.
– Хорошо бы канал обводной с запрудами сделать, чтобы к дальним полям проще воду носить было.
Георгис удивлённо посмотрел на меня: «Интересные у тебя мысли, сможешь такое сделать? Такие вещи только очень дорогие специалисты делают».
– Отчего же не попробовать, это вполне решаемо.
Тут мимо нас прошли уставшие, но весёлые девушки, о чем-то щебечущие между собой. Георгис, постоянно трогающий свою восстановленную руку, скомандовал: «Все, работа закончилась, топайте в казарму!»
Так мы и пошли вместе с девушками, с удовольствием перекидываясь шутками. Все говорили на смеси из греческих и славянских слов, так что, в общем, все понимали смысл того, кто чего лопочет. Я тоже не изображал из себя великого и очень гордого вождя, совершенно случайно оказавшемся в ошейнике, а также шутил, рассказывая коротенькие весёлые истории из своей длинной жизни, адаптируя их к месту и времени. Иногда я ловил на себе искристые взгляды девушки. Возле неё плелся Амброс, все время стараясь прилипнуть к ней.
Вечером я собрал своих товарищей и начал объяснять, что я хочу сделать по поводу полива.
– Парни, вот такая моя задумка. Может и вам есть чего добавить? Высказывайте любые мысли, даже те, которые кажутся вам глупыми, толкайте их, не стесняйтесь. Может, что даже неправильная мысль наведёт на нужное решение.
И мы приступили к процедуре, которая называется мозговой штурм, обсуждая, как лучше реализовать задуманное. Однако, никто из хозяев не заинтересовался моим предложением.
Новость о новых рабах была свежей пару дней, когда посмотреть на нас приходили другие жильцы поместья. Вышла осмотреть нас и жена хозяина, сказавшая, что обращаться к ней можно только словами «прекрасная госпожа Диодора». Подойдя и осмотрев нас, новичков, сообщила, чтобы её приказания исполнялись быстро и беспрекословно, а кто её рассердит, тот об этом очень сильно пожалеет.
Я же осклабился про себя.
– Хрен с тобой, принцесса Ди, буду стараться держаться от твоего всевидящего взора подальше.
Вечером я, усталый и немного потерянный от осознания того, куда я попал, сидел на ещё тёплой земле после простенького ужина из каши, рыбы и воды и смотрел, как в пыли возятся дети от 6 до 10 лет. Это дети рабов и днём они тоже работают, выполняя порученные родителями дела, и никаких летних каникул у них нет. Лишь вечером они могут поиграть. Вот и играли они в какие-то догонялки и тот, кто догонял товарища, старался больно его ударить по голой спине или руке – хлопки так и звучали в вечерней тишине. Я поковылял, позвякивая своими ножными "бусами" к кухне, где копошились тётки-повара, чтобы попросить одну вещь.
– Дайте тряпку небольшую.
– Зачем?
– Увидите сами. Видно, им стало любопытно, что я там задумал, и они выдали мне маленькую тряпку, служащую полотенцем. Я потелепал к поросшей травой лужайке и, надёргав её столько, сколько мне было надо, связал небольшой, плотный мяч типа гандбольного. Затем, подозвав мелкотню, выбрал наиболее взрослого и объяснил им, как играть в игру "выбивала", с выбранным напарником лично показав правила. Ребятам она понравилась – было много детского смеха и визга.
– Смотрите, новый раб с детьми возится.
Одна маленькая девочка, которую не взяли в игру, а мячей больше не было, стояла и смотрела то на меня, то на игроков. Мне пришлось снова идти на кухню и просить нож и колотую дровину. Их мне тоже выдали, и я вернулся на место.
– Свят, чего задумал?
– Вырежу ей игрушку, Вьюн.
И принялся я со всем усердием туповатым ножом вырезать "Ваньку-встаньку". Дерево было мягкое, ещё не усушенное, так что за полчаса одолел я эту игрушку, выковорив внизу шара полость и положив туда голыш, закрыв отверстие кусочком дерева и обмазав глиной. Когда она подсохла, я повалял её по земле, проверив, и она каждый раз поднималась. Вдруг я услышал сзади детский голосок.
– Дядя, а что ты делаешь?
– Игрушку тебе. Её зовут "Неваляшка", играй с ней и не обижай. Девчушка поваляла игрушку, которая поднималась в единственное устойчивое положение и, радостно засмеявшись, убежала показывать игрушку маме. На следующий вечер ко мне подошли двое ребят и спросили:
– А ещё есть игры?
– Есть, конечно.
– А покажи!
И я показал доступную в наших условиях игру на ловкость рук, когда ты подбрасываешь камень вверх и пока он в воздухе, собираешь большее количество игровых камней из рассыпанных на земле, стараясь не коснуться пальцами оставшихся. У ребят ничего не получилось, зато я быстренько насобирал все их, показав "высший пилотаж".
– Тренируйтесь и все получится.
– Дядя, а как тебя зовут?
– Зовите меня дядя Свят.
Мы отдыхали по вечерам, беседуя о жизни, вокруг меня толпились маленькие дети, которым тоже нужна была неваляшка. Так прошло несколько вечером, никто мне ничего не поручал и мы каждый день, словно папы Карло, таскали эти долбанные кратосы с водой и поливали капусту, баклажаны и другие овощи, растущие на полях.
Судачили пожилые рабыни.
– Необычный северянин к нам попал, смотри, как дети к нему тянуться. А может он сам ещё ребёнок, как наш Мамон, раз играется в игры?
Этим вечером я ничего не делал, а просто валялся на лужайке. Скоро станет совсем темно, и надо будет идти спать. Вокруг меня так же отдыхали усталые за день парни.
– Свят, а расскажи ещё, что ты видел в будущем?
Я подумал опасным рассказывать о будущем в такой обстановке, поэтому с глубокомысленным видом, то есть, почесав затылок, темечко, наморщив лоб, который тоже почесал, изрёк: «Открылись мне сказания о великих делах и героях, действия которых являются примером для нас. Так что давайте я расскажу эти былины вам». Вспомнил я книги товарища Кона «Мифы и легенды древней Греции» и стал «заливать» о Геракле. Вначале меня слушали лишь наши парни, затем стала прибегать детвора из рабов и свободных людей – работников хозяйства, а также другие рабы и рабыни. Так и повелось, что вечерами раздавался детский крик.
– Дядя Свят сказку рассказывает!
И подтягивался к нашему кружку народ, послушать вечерком «аудиокниги».
Я рассказывал истории о Синдбаде-мореходе, пересказывая виденные мной в детстве фильмы «Золотое, Пятое и Седьмое путешествия Синдбада, Синдбад и Глаз Тигра» и так далее, повествуя в лицах о самом Синдбаде, заколдованных принцессах, колдунах Магриба и Лемурии, птице Рух, драконах и циклопах.
– А про любовь есть рассказы?
– Есть.
Затем я перешёл на легенды о Тесее и Ариадне с Минотавром, Персее и Андромеде, вспомнил «Рабыню Изауру», смешав все, что когда-то попадалось: «Поющие в терновнике», «Даков», «Атиллу», «Трою» с прекрасной Еленой, «Анжеликой – маркизой ангелов», «Александра Македонского», «Трёх мушкетёров» и так далее. Так что слушатели вместе со мной представляли монстров, джинов, приключения красавиц и рыцарей. Хотел рассказать что-нибудь космическое, типа «Звёздные войны», но не поймут.
Вскоре на такие вечера стала приходить и сама Диодора со служанками. Рядом со мной часто садился Боян. Он буквально заслушивался рассказами писателей и сценаристов будущего, проговаривая их про себя, чтобы лучше запомнить.
– Слушай-слушай, Боян, будешь рассказывать людям эти придуманные истории, а там, глядишь, и с нами что-нибудь сказочное произойдёт.
А ещё часто я видел, как смотрит на меня Рада. Ей радовались все наши парни, когда она заглядывала проведать нас, но воспринимали её как товарища. Получалось, что все наши понимали, что она приходит к Святу.
Диодора смотрела на меня и разговаривала с Амбросом.
– Что ещё нового случилось в поместье?
– Северяне сидят молча, покорно, не буянят, с другими рабами не задираются.
– Ещё?
– Северянин Свят показал детям несколько игр, а ещё сделал игрушку – забавная такая, неваляшка называется.
– Ещё?
– Северянин хвастался, что сделает полив полей лёгким и удобным.
– Хорошая идея. Надо разрешить ему это.
– Он хвастун.
– Если хвастун, выпорем.
– Прекрасная госпожа Диодора, а могу я жениться?
– Можешь, а кому такое добро, как ты нужно?
– Раде.
– Не смеши меня, Амброс. Это она тебе нужна, но справишься ли ты вообще с ней ночью-то?
Амброс гордо распрямил свои сутулые жирные плечи и заявил: «Справлюсь, госпожа Диодора!»
Но Диодора уже не слушала его, а смотрела на новых рабов. Сейчас Свят будет рассказывать очередную любовную историю и надо пойти узнать, о чем она будет сегодня.
Глава 4. Ударник рабовладельческого труда
С утра я стоял навытяжку перед Гармахом.
– Мне сказали, что ты, северянин, сможешь сделать полив полей более лёгким?
– Смогу, с помощниками сделаем. Только для работы нужен шанцевый инструмент и кое-какие приспособления.
– Что нужно, нормально скажи?
– Кирки, лом, лопаты, нивелир или инструмент по дереву, чтобы его сделать, доступ к кузне нужен.
Строительство в эти века было на очень высоком уровне, такие высокие, красивые и мощные дворцы и крепости строили, так что инструмент и материал был известен и сделан. Другое дело, что у Гармаха в поместье много чего не было в наличии, зато была своя кузня.
Получив добро на производство работ, мы приступили к этому самому производству. Митрий вырезал из деревянных палок мне черенки для треноги нивелира, сам я изобразил на прямой палке что-то вроде мушки и целика от ружья, чтобы как-то выдержать "горизонт", заготовил себе глиняных пластин, на которых мелом буду записывать замеры.
Посмотрев на лопаты, я внутренне всплакнул и нарисовал лопату «гробарку» из будущего, затем дорисовал и нормальных размеров, а не расплющенную в коровью лепёшку, форму штыковой лопаты. Сделать их я поручил Твердыне, нашему кузнецу, который должен был договориться с местным кузнецом. Чтобы качать мехи я отрядил ему в помощь наших здоровяков Добрыню и Горыню, крупных и физически очень здоровых парней. Всё время рядом с нами и планируемым мной ноу-хау вился Амброс.
– Так, Амброс, для тебя будет дело, достойное такого человека.
– Что ты хочешь, северянин?
– Всё равно вертишься под ногами, поэтому лучше пойди к кузнецу и договорись с ним, чтобы он выделил железо на мои нужды.
– Я не могу туда пойти. Я не в ладах с кузнецом.
– Хорошо, тогда иди к девушкам и помоги им.
– Вот это другое дело, я пошёл.
– Иди, иди «Казанова».
Правда оттуда он скоро пришёл злой и весь раскрасневшийся – точно обсмеяли его девицы.
Мужики копали траншеи вдоль полей, «корыто» в земле под запруду между двумя полями. Я ходил со своим нивелиром, Митяй с импровизированной линейкой из палки тростника, вымеряя уровни, за ним болтался Амброс.
На все это дело смотрел Георгис.
– Свят, чем занят?
– Определяю высотные отметки, чтобы определиться, где сколько срыть придётся.
– Митяй тебе нужен?
– Да, у него ж метки.
– А почему эта «ошибка природы» просто так ходит. Пять плетей, иди сюда, слизняк!
Амброс приблизился и Георгис стал хлестать того кнутом. Мы с Митяем посмотрели на экзекуцию, которую получал Амброс, а я проговорил.
– Да, а все потому, что ходил просто так. Возьми какой-нибудь инструмент в руки, и ты уже при деле. Взял бы он, например, тот же молоток и мог бы сказать, что «уровень забиваю».
– Так его не надо забивать!
– Ну, так, Георгис же этого не знает. А так сразу видно, что бездельничает человек.
Когда были прокопаны канавы вдоль полей, сделаны небольшие запруды, мы запустили в них воду. По мере рождения оросительной системы мне в голову пришла очередная гениальная мысль – капельный полив, который используется в Израиле, Египте и других жарких странах. Шлангов у меня не было, но был тростник. Вот его то мы, предварительно выбив внутренние перегородки, укладывали вдоль рядов капусты, обмазывали стыки глиной, образуя из них длинные кабель-каналы. Затем возле каждого из растений дырявили дырочки, через которые под их корень начинала капать вода. А чтобы вода не утекала через открытый конец получившейся трубы, его забивали глиной. Девушки были сражены гениальностью решения и перспективой, что теперь не надо будет таскать ведра с водой через все поле, оно само поливается. Мы же были усталые, но довольные.
За эти несколько дней, что мы работали в поле, ребята познакомились с девчатами и женщинами и всегда возвращались с поля домой вместе. Мы болтали с ребятами, в шутку посмеиваясь над казусами, которые с нами случились в жизни или обсуждали местных жителей, а девушки были и участницами разговора, и слушательницами.
Рада, действительно красивая девушка горячей, южной красотой, вначале немного свысока общалась со мной, но видя, что я на её чары не поддаюсь, а на подколки спокойно отвечаю, без смущения и ответных наездов, как будто не замечаю их, изменила свою манеру общения, став меньше выделываться.
А слушая по вечерам рассказы, получая ответы на свои вопросы о непонятном, так вообще стали относиться ко мне, как к учителю, а я стал для народа «ходячей энциклопедией».
Рада ощущала то, что в знаниях между нами огромная пропасть. Она, обычная девчушка, которая ничего не видела в жизни, и северянин, который знал всё и почти на любой вопрос мог дать полноценный ответ. Это и манило, и пугало её.
В ходе моего бытия в качестве рабочей силы в этом поместье образовалась ещё одна проблемка. К сожалению, почтеннейший господин Гармах на супружеском ложе был гость редкий и крайне застенчивый, и как мне доложил Амброс, там он вообще не появлялся уже несколько месяцев. В какой-то великой сексуальной битве на очередном симпозиуме в агоре, его мужской жезл упал и подниматься на новые подвиги не желал.
Насколько я знал древнегреческие традиции, греки и их последователи – византийцы, умели наслаждаться жизнью. Весьма популярным увеселительным мероприятием у них были так называемые «симпосии» или «симпозиумы». После основной части пиршества наряду с винными возлияниями начиналась беседа, иногда интеллектуальная, иногда не очень. Беседовать могли на любую тему – о политике, о войнах, о литературе, на философские темы и темы морали, или обсуждать насущные вопросы – цены на урожай и заморские товары. Чтобы народ не слишком погружался в заумные речи, для них периодически выступали танцоры, акробаты, певцы, а заканчивалось все очень культурно – групповым единением с гетерами, пиршественный зал-то один был.