Повесть о граффах
С набережной они вышли на Робеспьеровскую. Шагая по витиеватой улице, каждый про себя прикидывал, откуда мог выскочить упомянутый сутулый господин, но так как в распоряжении граффов не было ровно никаких зацепок, а лавок на Робеспьеровской было порядком, им оставалось только идти и бесцельно озираться.
Красный кирпич дома номер 15/2 как и прежде ярко выделялся среди окружающей его россыпи приглушенного камня. Черный фонарь опасно покачивался в упорном сопротивлении ветру, а тяжелый молоток в форме грифона бронзовыми глазами наблюдал за стараниями фонаря и приветствовал граффов в своей обыкновенной надменной почтительности. На площадке второго этажа, где малиновый ковер был настолько обшарпан, что практически утратил свое законное право называться малиновым, Ирвелин и Август попрощались друг с другом. К удивлению Ирвелин, разговаривать с Августом ей было легко. Намного легче, чем с другими граффами, с которыми она успела пересечься в Граффеории с сентября.
Загремели связки ключей, заскрипели несмазанные замочные скважины. Не успела Ирвелин зайти за порог, как за ее спиной раздался встревоженный голос Августа:
– А это уже интересно.
Она обернулась. С протянутой рукой Август замер перед дверью с серебристой цифрой шесть.
– Что-то случилось? – спросила она.
– Допускаю, что да.
– Что-то с дверью?
Август обернулся:
– Я всегда закрываю дверь на один замок. Нижний.
– Твоя дверь была открыта?
– Нет, закрыта, – сказал он. – Но на два замка.
Ирвелин в замешательстве свела брови.
– Значит, дверь закрыта и все в порядке?
– Я всегда закрываю дверь на один замок! – выходя из себя повторил Август. – И сегодня утром я тоже закрыл только нижний замок. А сейчас закрыты оба!
До Ирвелин наконец дошел весь корень проблемы. Она обошла лестницу и, остановившись рядом с Августом, предположила, что он мог отвлечься и случайно закрыть дверь на оба замка.
– Исключено, – отрезал Август. – Я уже и не помню, какой ключ на моей связке от верхнего замка. – Он помахал перед Ирвелин связкой из разномастных ключей, некоторые из которых были глубоко ржавыми.
– Думаешь, кто-то чужой проникал в твою квартиру?
– Я не думаю, я утверждаю, – сказал он и принялся в спешке подбирать ключ к верхнему замку. Спустя пять попыток замок одобрительно щелкнул, и Август, обернувшись на Ирвелин, осторожно приоткрыл дверь.
Внутри было тихо. Ирвелин вошла вслед за Августом, крепко сжав в руке свое единственное средство защиты – ключи. К счастью для обоих, сражаться оказалось не с кем: Август оббежал все комнаты и громко уведомил Ирвелин из ванной, что квартира пуста.
– Если здесь кто-то и был, то он уже ушел, – сказала Ирвелин, ослабив хватку с ключами.
– Здесь точно кто-то был, – отозвался Август тоном, который дал ясно понять – переубеждать левитанта было бесполезно.
Из прихожей, где стояла Ирвелин, была видна только часть полупустой гостиной. Высокий потолок и выбеленные стены создавали ощущение пространства будто бы нежилого. На полу лежал одинокий матрас, а за ним – пара стульев с небрежно скинутой на них одеждой. Голые окна выходили во внутренний дворик, где росла старая черемуха.
– Все на месте? – спросила Ирвелин, когда Август вышел к ней.
– Вроде на месте, – ответил Август, напряженно осматриваясь. Когда его взгляд дошел до Ирвелин, он скривил губы в попытке усмехнуться. – Считаешь меня сумасшедшим?
– Нет, не считаю, – серьезно ответила Ирвелин. – Три недели назад кто-то неизвестный проник к Мире, а теперь – к тебе. Может, если мы сейчас все тщательно здесь проверим, – и Белый аурум найдем.
Ирвелин хотела пошутить, чтобы немного расслабить накаленное состояние Августа, однако, встретившись взглядами, оба граффа резко сдвинулись с места и принялись за поиски.
Глава 8
Ключ, которого нет
Вопреки всем переживаниям, Белого аурума в квартире Августа не было. Именно в тот день и в тот самый момент, когда Ирвелин Баулин и Август Ческоль бегали по полупустой квартире номер шесть, желтые плащи привезли настоящий Белый аурум обратно в Мартовский дворец. Стеклянный куб с обновленным замком уже стоял в галерейном зале. В числе лиц, участвующих в транспортировке артефакта, присутствовал и детектив Ид Харш. Этот угрюмый графф стоял посреди галереи, следил за возвращением Белого аурума в куб и по своему обыкновению держал кустистые брови на переносице.
– Детектив?
К нему обратился его младший помощник по имени Чват, щуплый юноша с копной кучерявых волос.
– Слушаю, – отозвался Харш.
– Странное дело, детектив, – начал юноша, переминаясь с ноги на ногу. Его разрывало от любопытства, но будучи человеком застенчивым, для удовлетворения этого любопытства он нуждался в приличной толике смелости. – Я сегодня читал… знакомился с отчетом, детектив.
– Поздравляю тебя с этим, Чват.
– Да… да, благодарю, господин Харш. Так вот, – продолжал он, сильнее смущаясь. – В отчете указано, что Белый аурум был обнаружен в доме номер 15/2 по Робеспьеровской, и что в участок камень доставила группа детектива Парсо.
– В отчете все указано правильно, – не дрогнув ни одной мышцей, сказал Харш.
– Но ведь… как я знаю… как вы сами мне рассказывали, детектив, там была ваша группа, в этом самом доме. Утром того же дня, то есть раньше прибытия группы детектива Парсо. С целью отыскать нужного человека вы заходили к госпоже Мирамис Шаас, у которой впоследствии и был найден Белый аурум.
– Ты поразительно наблюдателен, Чват.
Молодой прислужник покраснел, упустив из внимания жестокую язвительность своего начальника.
– Выходит, Мирамис Шаас ничего не сказала про Белый аурум… вам? Что он… что он был у нее, когда вы приходили к ней.
– Госпожа Шаас мне ничего не сказала, – ответил Ид Харш, после чего едва заметно поморщился, увидев, как Чват достал из своего кармана длинный блокнот со связкой карандашей и начал в него что-то быстро записывать. – И как Мирамис Шаас впоследствии объяснила сей скользкий нюанс детективу Парсо, мне пока не докладывали. По моим подозрениям, которые я склонен считать за истину, госпожа Шаас сказала ей, что к приходу моей группы камень она еще не обнаружила.
Слушая начальника, Чват строчил и строчил, а закончив, ткнул в бумагу точку и обратился в задумчивое молчание. Харш было обрадовался окончанию допроса от своего назойливого помощника, но спустя пару минут Чват оживился вновь:
– А вы, детектив, проводили в том доме на Робеспьеровской обыск, но проводили его у другого граффа, правильно?
– Верно, у другого. У меня был ордер на обыск квартиры госпожи Ирвелин Баулин.
Отдых, о котором посмел мечтать Харш, был отложен. Мало того что в День Ола, в свой заслуженный выходной, ему пришлось работать в две смены, так еще и расследовать дело о похищении Белого аурума поручили именно ему.
– А в чем провинилась Ирвелин Баулин? – спросил Чват.
Ответил Ид Харш с заминкой. Он прикрыл глаза, несколько раз глубоко вздохнул; его младший помощник выжидающе смотрел куда-то сквозь него и крутил в руке карандаш. Так и не раскрыв глаз, монотонным голосом Харш проговорил:
– В День Ола госпожа Ирвелин Баулин была гостем на ковровом приеме здесь, в Мартовском дворце. Гостем со случайным билетом, как выяснилось позже. Однако главной причиной нашего обыска выступил факт, что госпожа Ирвелин Баулин является родной дочерью господина Емельяна Баулин, чьи помыслы тринадцать лет назад привели Граффеорию к первому случаю кражи Белого аурума в истории.
Чват оторопел. Шапка его темных курчавых волос встала дыбом.
– Впервые слышу об этой краже.
Тринадцать лет назад Харшу было примерно столько же лет, сколько сейчас Чвату. Моложавый штурвал только-только заступил на службу и помышлял о головокружительной карьере в сфере обеспечения правопорядка. Это первое громкое дело, с которым столкнулся Харш. Кража сердца королевства, вероломство которой не подлежало сомнению, и поимка с поличным сразу троих виновных – все как в его любимых книгах! Он хорошо помнил бурлящую в участке панику. Как! Сейф Белого аурума, до сих пор неприступный, оказался вскрыт! Он хорошо помнил и суд, и выражение лица Емельяна Баулин на этом суде. Столь спокойного, преисполненного благородством выражения Харш не встречал ни до, ни после этого суда. Способа, которым он смог открыть стеклянный куб, Емельян так и не выдал, и в связи с этим ему предоставили выбор: тотальное сканирование или безотлагательная депортация. Выбор он сделал в пользу последнего.
Столько лет прошло, а мнение Ида осталось прежним. Емельяна Баулин выгнали из королевства вовсе не из-за его преступления. Первопричиной выступил страх граффов перед человеком, способным совершить невозможное.
– И хорошо, что впервые слышишь, – сказал Харш. – Власти Граффеории тогда все силы кинули на то, чтобы ограничить круг лиц, знающих эту историю. К тому же воры даже не успели вынести Белый аурум из дворца. Зря баламутить народ не было причин.
Новость буквально вскружила пытливому Чвату голову. Его любопытство разгорелось с новой силой, словно в почти остывшую печь подкинули дров.
– Получается, дочь того самого вора живет в том же доме, где три недели назад нашли похищенный Белый аурум?
– Да, – подтвердил Харш.
– И та самая дочь общалась с госпожой Мирамис Шаас?
– Да.
Чват задумчиво обратил свой рассеянный взгляд вперед, на столпотворение граффов в экспозиционной части зала.
– Посмею предположить, господин Харш, что именно она, Ирвелин Баулин, украла Белый аурум по наставлению своего отца, а потом спрятала камень у своей подруги.
Соблаговолив повернуться к своему помощнику, сыщик сказал:
– Я думал точно так же, Чват. Но тогда зачем ее подруга сдала похищенный камень полиции?
– Ирвелин Баулин не раскрыла своего замысла Мирамис Шаас, – с готовностью дал ответ юноша. – И та, обнаружив Белый аурум у себя, обратилась к нам.
Харш пренебрежительно вскинул бровями.
– Не самая крепкая теория, но допустим. Видишь вон тот стеклянный куб?
– Вижу, – ответил юноша.
– Знаешь, каким образом можно открыть этот куб?
Щеки Чвата снова покрылись румянцем. Как же стыдно, когда на вопрос начальника приходится отвечать невежеством.
– Не знаю, детектив.
Ид Харш с прищуром оглядел Чвата с ног до головы.
– Сколько ты уже работаешь у меня, Чват?
– Вчера был ровно месяц.
– Хм. – Харш скрестил руки на груди. – Ладно. Тогда запоминай, раз желаешь участвовать в расследовании. Существует только один способ открыть куб и вытащить из него Белый аурум.
Низкорослый графф, стоявший у куба, взмахнул рукой, и стеклянная дверца начала медленно закрываться. Чват, взволновавшись, не мог решить, что ему следовало сейчас делать – наблюдать за граффом у куба или записывать назидания начальника. Тем временем Харш продолжал:
– Способ этот придумали еще во времена Великого Ола. Открыть стеклянный куб можно только с помощью ключа, которого нет.
Чват, сделавший выбор в пользу конспекта, в смущении остановил карандаш.
– Это как, детектив?
Уповая только на силу своего терпения, Харш пояснил:
– Ключ, которым прямо сейчас наш коллега запирает дверцу куба, будет уничтожен в течение часа после процедуры. Это ключ, которого нет.
Позабыв о блокноте и конспекте, Чват уставился на руки низкорослого граффа. В них поблескивал ключ, которым графф защелкивал на кубе железный замок.
– А дубликат? – спросил юноша.
– Дубликата не существует.
– Значит, Белый аурум никак не достать?
– Достать.
Ох, бедный Чват. Было видно, как он мучился, переводя растерянный взгляд от Харша к Белому ауруму.
– Но как же?.. Вы же только что сказали…
– Чват, ты ведь вроде как материализатор? – перебил его Харш. Юноша кивнул и отвел глаза, словно стыдился своей ипостаси куда больше, чем своего невежества. – Тогда это я, штурвал, должен спросить у тебя, материализатора, – каким же образом можно открыть стеклянный куб?
– Если прототипа нет… Нужно воссоздать этот ключ из небытия без прототипа? – догадался Чват.
– Именно! – возликовал Харш, как умел ликовать только он – с выпученными глазами и угрюмым голосом. – Нужно умудриться создать ключ из небытия без прототипа. А ключ от стеклянного куба отчеканен так, что воссоздать его может только материализатор с двадцать пятой степенью ипостаси.
– Но ведь это…
– Невозможно, верно. Однако за последние тринадцать лет граффы смогли открыть стеклянный куб дважды. Значит, существует и иной способ создать ключ, о котором мы не догадываемся.
– А если им все же удалось как-то добыть подлинник ключа…
– Исключено, Чват.
Юноша сделал короткую запись в блокнот.
– Получается, мы ищем материализатора?
– Именно его.
– А Ирвелин Баулин…
– Госпожа Ирвелин Баулин – отражатель. Но этот нюанс не мешает ей иметь сообщника.
– Правильно… кхм… правильно ли я понял вас, детектив: вы склоняетесь к версии, что Ирвелин Баулин и есть наш… наш сентябрьский вор?
Перед внутренним взором Харша вдруг всплыли строки из отчета тринадцатилетней давности: «Ни одному граффу-материализатору на протяжении долгих пяти столетий не удавалось воссоздать ключ, которого нет, и лишь Емельян Баулин, графф, рожденный в семье клекотских рыбаков, смог поставить доселе надежный способ защиты белого камня под сомнение». Вместе с тем он вспомнил нелюдимость его дочери и ее самонадеянный ответ на его главный вопрос: поступок своего отца Ирвелин Баулин не осуждала.
– Да, Чват, именно к этой версии я и склоняюсь, но пока в моей версии мало доказательств, – сказал Харш. – Я обращался к королевскому телепату, госпоже Фанку, которая сканировала гостей в День Ола. Как и все телепаты, она графф не из болтливых, однако я смог добиться от нее кое-какой информации.
– И что же она вам рассказала? – Чват в нетерпении заморгал.
– Ничего она мне не сказала, Чват, ты что, не слышал меня? – сквозь зубы рявкнул Харш, на этот раз не сдержавшись.
– Но вы только что…
– Я сказал, что смог добиться кое-какой информации. В словаре желтого плаща это два разных понятия!
Поблизости стоявшие граффы обернулись на шум. Ид Харш выдохнул и протер лоб платком, который всегда лежал в нагрудном кармане его шинели, и, жестом попросив у коллег прощения, продолжил:
– Услышав имя «Ирвелин Баулин», госпожа Фанку изменилась в лице – чуть побледнела и нахмурилась. Знаешь, что означает нахмуренный телепат?
– Я еще не успел поработать с телепатами…
– Это означает, что телепат узнала имя, и что-то в этом имени ей не понравилось. Записывай, Чват, записывай!
Малодушие Чвата раздражало Харша. И его вездесущий блокнот раздражал. И как капитан Миль мог допустить этого неопытного юнца на должность помощника именитого детектива столицы? В течение всей их беседы Харшу понадобилась вся его звериная воля, чтобы не нагрубить и не отойти от Чвата на другой конец галереи. Увы, служебный долг наполнял его башмаки цементом, не позволяя и шагу ступить от беспрерывной докучливости юнца.
– Ирвелин Баулин есть что скрывать, – выговорил Харш. – И я намерен доказать это и получить у капитана Миля разрешение на ее тотальное сканирование.
Чват кивнул, добавив в этот краткий жест весь спектр своей неуклюжести. Между тем к ним подошел один из старших офицеров и протянул Харшу длинный бланк:
– Процедура окончена, детектив. Прошу вас поставить подпись свидетеля в правом нижнем углу.
У стеклянного куба низкорослый графф-штурвал пожимал руки обступившим его желтым плащам. Среди них Харш заметил и медную стрижку Доди Парсо, и бакенбарды самого капитана.
– Ключ уже унесли на уничтожение? – подписав документ, поинтересовался Харш.
– Да, унесли, – подтвердил старший офицер, взял бланк и удалился к остальным свидетелям.
– Замечательно, – скорее себе, чем кому-либо другому, сказал Харш.
Первое дело было улажено – Белый аурум вновь был под замком. Осталось найти виновника его похищения, и Ид Харш знал, за кем из граффов ему предстоит установить наблюдение.
Глава 9
Семья Кроунроул
Каждое утро Люсия Флициа приходила в кофейню «Вилья-Марципана» ровно в семь. Никакие мирские хлопоты не могли изменить ее расписания – ни головная боль, ни приезд дальних родственников из Префьювурга, коих у Тетушки было меньше, чем задетых сединой волос на ее голове, ни тем более выходные, которые Тетушка Люсия еще в юности занесла в список бесполезных мероприятий. Кофейня ее матери – смысл жизни, ее оплот в этом мире, единственный настоящий дом, и ежедневное возвращение сюда в компании первых лучей солнца воспринималось женщиной-граффом как привычный ритуал.
Тетушка Люсия проявляла к кофейне заботу, подобно курице-наседке. Большую часть утренних приготовлений она исполняла исключительно своими силами. Этим утром она подняла деревянные жалюзи, впустив мягкий свет на облупленные стены, включила кофемашину на обогрев и опустила все стулья на их хлипкие ножки. Смахнув пыль с бочек, в которых томились старинные вина и крепкий граффеорский пунш, хозяйка достала из мойки чистые стаканы и аккуратно развесила их на металлические крючки над барной стойкой; следом она протерла витрину влажным полотенцем, а после проверила холодильник на предмет свободного места для свежего молока. Открыла кухню, включила печь; доставка муки, яиц и овощей приезжала не раньше семи, а повариха госпожа Лооза – не раньше второй четверти восьмого. Под грузом многолетнего опыта все движения Тетушки Люсии были стремительными и до крайней степени четкими. Она не тратила время на пустую ходьбу и следовала лишь одному-единственному правилу: если идти – то с целью, нет цели – не стоит и идти.
За окном начинали мелькать редкие граффы; кто-то останавливался, чтобы опустить в приветствии шляпу, кто-то пробегал в спешке, а кто-то еле волочил ноги, с грустью вспоминая свою укромную постель. Первый раз колокольчик прозвенел при появлении Клима, рыжего официанта и главного помощника Тетушки Люсии. Кивнув хозяйке, он молча направился в подсобное помещение за фартуком. Второй раз колокольчик оповестил о появлении госпожи Лоозы – тучной женщины с румяным лицом. Перекинувшись парой слов с Тетушкой Люсией, повариха скрылась в кухне.
Следующей побеспокоить колокольчик предстояло Ирвелин. Девушка вошла в «Вилья-Марципана» в половине восьмого, как они и условились накануне. К ней навстречу вышла Тетушка Люсия. Она сухо поздоровалась и сразу же пригласила девушку за рояль. Ирвелин повесила пальто на вешалку и прошла вглубь помещения. Пока она шла, Тетушка Люсия провожала ее взглядом со скупым предубеждением. Заметив это, Ирвелин постаралась сделать уверенный в себе вид, после чего дважды споткнулась о ножки стульев и еле удержалась, чтобы не упасть.
Скамья пианиста была мягкой. Присев, Ирвелин с благоговением осмотрела тихий инструмент и положила на пыльную крышку руки. «Здравствуй, меня зовут Ирвелин. Ничего, если я немного побеспокою тебя?» Подняв тяжелую крышку, Ирвелин улыбнулась, увидев излюбленную очередь из черно-белых клавиш.
– Уже можно начинать, – бросила ей Тетушка Люсия от барной стойки.
Прикрыв на мгновение веки, Ирвелин расслабила плечи и сделала пару глубоких вдохов, и только после этого опустила руки на холодные клавиши. Для прослушивания она выбрала трудный в исполнении этюд «Околоозерные пляски», композитор которого был родом из Клекота. С первых же аккордов рояль начал излучать звук глубокий и чистый, и Ирвелин стало очевидно, что инструмент совсем недавно настраивали.
Играя, Ирвелин знала, что Тетушка Люсия не отводила от нее своего придирчивого взгляда, но ей вдруг стало все равно. Длинные пальцы бегали по клавишам, педали врастали в бетонный пол; все вокруг отошло на второй план, а впереди была лишь ее любимая музыка.
Ближе к концу произведения где-то на задворках сознания Ирвелин почувствовала давно забытое ощущение. Ее окружило плотное кольцо защиты. Казалось, эта защита была одушевленной и стояла рядом с ней, бережно опустив руку на хрупкое девичье плечо. Так бывало и раньше. Будучи ребенком застенчивым, Ирвелин создавала бессознательные отражательные барьеры при малейшей угрозе. Вот и сейчас ее дар вышел на волю без какого-либо контроля со стороны Ирвелин. Действуя по своему разумению, дар самолично принял меры, чтобы даже взгляд чужого человека не смог помешать успешному исполнению. Не повезет тому, кто сейчас решит пройти рядом со столь неопытным отражателем, как Ирвелин. Местный официант Клим не отличался особым везением, и, ступая с тяжелым подносом по узкому проходу между столами и роялем, никакой преграды он, разумеется, не увидел. Столкновения было не миновать. Его поднос был нагружен фарфоровой посудой и бокалами. Мгновение – и вся посуда съехала в пустоту и со страшным треском разбилась, а потерявший равновесие Клим распластался рядом.
– Клим! Недотепа! – крикнула Тетушка Люсия, выскакивая из-за стойки. – Заплатишь мне за каждый разбитый бокал! Слышишь?
В попытке понять, что же произошло, Клим поднялся на четвереньки и посмотрел на Ирвелин. Девушка же сразу прервала игру и, сообразив, что виновницей была она, поторопилась убрать невидимые стены. Масштаб бедствия внушал ужас – осколки отлетели до самого выхода. Закончив со стеной, Ирвелин осторожно опустилась на колени и принялась складывать крупные осколки обратно на поднос.
– Это моя вина, – сообщила она.
– Ваша? – фыркнула Тетушка Люсия, приблизившись к ним. Несмотря на свое светлое платье, она без промедления опустилась на пол рядом с Ирвелин и начала ей помогать.
– Я отражатель, – объяснила Ирвелин.
Тетушка Люсия на миг замерла.
– Тогда все ясно, – сказала она и повернула голову к неподвижному Климу. – А ты чего расселся? Отдыхать вздумал? Вставай! Скорей тащи совок с веником! Первые посетители вот-вот придут, а у нас тут стекло вместо ковров. Ну же, Клим, пошевеливайся!
Упразднить беспорядок им удалось за четверть часа. Кинув последний осколок на поднос, Ирвелин поднялась и отнесла мусор в подсобку. Тетушка Люсия и молчаливый Клим продолжили подготавливать кофейню к открытию в ускоренном темпе – на задний двор приехала доставка, и Клим ринулся ее принимать. Между тем за входной дверью успела столпиться небольшая горстка завсегдатаев.
В образовавшейся суматохе Тетушка Люсия напрочь позабыла об Ирвелин и ее прослушивании. Хозяйка кофейни приступила к обслуживанию гостей, а за кофемашину встал взмокший Клим. Решив дождаться более удобного момента, Ирвелин присела на барный стул и уставилась на витрину, теперь наполненную свежими кренделями.
Кофейня ожила. Утреннее время было самым прибыльным для Тетушки Люсии: желающих начать свой день с кофе было с лихвой. Вот и госпожа Корнелия появилась в сопровождении без конца мяукающих кошек. Клим сновал по залу туда-сюда, и Ирвелин ненароком заметила, что каждый раз, когда Клим проходил мимо ее стула, он награждал ее недовольным взглядом. Конечно, он злился, ведь из-за ее неопытности парню предстояло выплачивать приличный штраф.
– Ирвелин? – услышала она сквозь мысли. – А вы будете что-то заказывать?
Вопрос, как ни странно, исходил от Тетушки Люсии, которая только что расправилась с первой волной посетителей.
– Нет, не буду, – ответила Ирвелин и, чуть помявшись, продолжила: – Я хотела бы извиниться. Я совсем недавно вернулась в Граффеорию, и владение ипостасью у меня пока на уровне иностранца…
– Всему виной бесконтрольный барьер. Знаю об этой дряни не понаслышке.
Ирвелин в удивлении приподняла брови.
– Да, я тоже отражатель, – сказала Тетушка Люсия и даже чуть-чуть улыбнулась, но после тут же вернула уголки губ на прежнее место. Ирвелин улыбнулась в ответ, пусть и довольно скованно. В Граффеории между граффами с одинаковыми ипостасями существовала своя уникальная связь. В безликой массе людей ты встречаешь человека, ранее тебе незнакомого, – другого возраста, другого роста и положения, с другими взглядами на жизнь и другой верой, но этот человек помечен тем же даром, что и ты, а значит, вы не такие уж и разные.
– Госпожа Флициа, я хотела бы…
– Госпожа? Духа-истины ради, душечка! Ко мне так уже двадцать лет никто не обращается. Зовите меня Тетушкой Люсией.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.