Принцесса в Академии

Сердечко вспыхнуло густо пунцовым. Эмилия снова повернулась ко мне:

– Поскольку мы теперь подруги, предлагаю перейти на «ты». – Она сделала паузу, и, дождавшись моего кивка, продолжила: – Тогда постой тут, я сообщу о тебе мадам Гортензии.

– Мадам…кто?

Нет, таких совпадений просто не бывает! Уверена, в этом королевстве полно жительниц с именем Гортензия, при этом необязательно гномок, и…

Тут наверху хлопнула дверь, послышался цокот каблучков, и на площадку вышла хозяйка лавки. Глаза заплаканные, ридикюль с киркой где-то оставила.

Подружка любвеобильного Рудольфо – а это, разумеется, была именно она – тоже меня узнала, я поняла это по прищуренному взгляду и собравшимся в гузку губам.

Эмилия подняла голову:

– О, мадам Гортензия, я как раз хотела идти к вам. Эта девушка откликнулась на объявление и…

Та жестом остановила её, не отрывая от меня пристального взгляда:

– Я всё слышала, Эмилия, можешь не утруждаться пересказом. Я с огромной охотой побеседую с этой барышней.

Морковные губы раздвинулись в широкой улыбке. Она сделала мне знак подниматься:

– Прошу в мой кабинет.

Не то чтобы я невезучая принцесса, но результат почему-то всё время получается не тот, на который я рассчитывала.

Эмилия ободряюще мне кивнула и я, вздохнув, поплелась на второй этаж.

* * *

Стоило мне зайти, позади раздалось какое-то шуршание. Я обернулась и увидела, что вьюнки оплетают дверь прочной сетью, отрезая обратный путь.

– Садись.

Голос мадам Гортензии сделался холодным, как вода для закаливания.

Стул с визгом отодвинулся, заехал сбоку, поднырнул под меня и придвинул к столу. Я даже ойкнуть не успела. Опустив глаза, я обнаружила, что им управляют другие цветы, похожие на те, что оплели дверь, только с гораздо более толстыми стеблями. Они стелились по полу змеевидными лианами. Магнус тут же оказался отсоединен от моего запястья и помещен на крупный желтый цветок, как на креслице, рядышком. На рот ему опустился лепесток-кляп. Паук возмущенно вытаращился, но мог только мычать.

– Итак, где и при каких обстоятельствах ты познакомилась с Рудольфо?

Низенький силуэт мадам Гортензии четко выделялся на фоне окна с цветными ромбовидными стеклышками. Свет бил мне прямо в глаза, и её рыжие волосы вихрились огненным ореолом. Рядом на стене висел под стеклом засушенный букет ирисов. Отчего-то он мне хорошо запомнился.

– Мы не знакомы! Я только сегодня прибыла в Затерянное королевство и…

Договорить я не успела, потому что с боков выбросились две лианы и пригвоздили мои руки к подлокотникам стула. На каждом запястье пристроилось по одному молочно-перламутровому цветку, похожему на кувшинку. Они обернулись к хозяйке в ожидании дальнейших распоряжений.

– Эй, вы не имеете права!

– Спокойно, детка, если ты говоришь правду, волноваться не о чем. Это всего-навсего правдоцвет. Ты ведь хорошая девочка, и тебе нечего скрывать?

Я сглотнула и кивнула.

– Чудно! А теперь ещё раз: откуда ты знаешь Рудольфо?

– Никогда его прежде не видела! – выпалила я.

Цветы на моих запястьях мягко колыхнулись, мигнув нежным перламутром.

Складка между бровей гномки разгладилась, она приметно успокоилась и кивнула. Правдоцвет слегка ослабил хватку, но не отпустил.

– Как тебя зовут? – задала она новый вопрос.

– Ливи.

Тот цветок, что был справа, не изменился, а вот лепестки левого начали активно пропитываться предупреждающим багрянцем. По прожилкам забегали искорки, запястье защипало.

– Ай!

Мадам Гортензия подошла ближе и удивленно нахмурилась:

– Это правда лишь наполовину.

– Ну, это сокращенное имя.

Тут какой-то небольшой бутончик, похожий на синий тюльпан, только с длинными колышущимися тычинками, взобрался к ней на плечо и что-то зашелестел лепестками на ухо. Мадам внимательно его выслушала и кивнула:

– Лизоблюдка прав: назови-ка полное имя.

Я в досаде уставилась на коварного Лизоблюдку: терпеть не могу проныр и стукачей!

– Имею полное право не называть, – отрезала я. – Друзья зовут меня Ливи.

Юркий цветок опять что-то зашептал ей на ухо. Она только кивала, изредка роняя: «ага» и «ты прав-ты прав».

Я сверлила советника взглядом: погоди, вот устроюсь на работу, и не видать тебе прохладной водички и щедрой подкормки!

– Хорошо, – неожиданно легко согласилась гномка, – тогда скажи вот что: ты действительно пришла сюда в поисках работы, ничего не замышляешь против меня лично и не подослана конкурентами, чтобы выведать секреты моего бизнеса?

– Я действительно всего лишь хочу устроиться на работу! – взвыла я.

Никогда бы не подумала, что цветочницы проходят такой жесткий отбор.

Мои слова были тут же подтверждены жемчужно-серебристыми переливами, но хозяйка «Эксклюзив-нюх» явно не намеревалась так просто сдаваться:

– Тогда ты, без сомнения, собираешься постоянно отвлекаться от службы на дела сердечные, потому что, подобно множеству других девиц, прибыла в Затерянное королевство в поисках мужа?

Я стиснула зубы:

– Нет.

Цветы тут же красноречиво засигнализировали об обмане, от оков начал подниматься дымок. Мне отчаянно захотелось почесать запястья.

В лице экзаменаторши проступило торжество:

– Девицы слетаются на Принсфорд, как бабочки на огонь. Глупенькие создания. В мире нет никого легкомысленнее принцев!

– Хорошо, это неправда, – выдавила я, борясь с желанием вскочить вместе со стулом и выдрать лианы из пола. – Но где гарантия, что одинокая девушка, которую вы наймёте, не встретит на следующий день любовь всей своей жизни? Что вы тогда сделаете, уволите её?

Гномка неожиданно смутилась.

– Нет, конечно, нет, – забормотала она, но тут же приняла прежний надменный вид. – Кто я такая, чтобы вставать между девушкой и её разочарованием? Ладно, последнее: есть что-то, о чем ты намеренно умолчала?

Я уже поняла, что лгать правдоцвету бессмысленно, поэтому обреченно выдохнула:

– Да. – И тут же добавила: – Но это касается только меня, и не имеет отношения ни к вам, ни к вашей лавке, ни к Рудольфо.

Глядя на сложенные на груди руки, я уже смирилась с приговором, но тут скользкий советник шепнул ей на ухо своё веское слово, и мадам Гортензия кивнула:

– Добро пожаловать в «Эксклюзив-нюх». Начнёшь с завтрашнего дня. Эмилия введёт тебя в курс дела.

Травяные оковы мгновенно спали, снова сделавшись обычными цветами.

Из кабинета я вышла под неустанное ворчание Магнуса, потирая распухшие запястья и продолжая удивляться, что меня всё-таки приняли.

* * *

Вопрос с жильём был решен на месте. Узнав, что я пока ни с кем не договорилась, мадам предложила мне занять свободную комнату на втором этаже. Может, я всё-таки в ней ошиблась?

Провожая меня туда, Эмилия (сама она жила над лавкой волшебных книг), неустанно щебетала, радуясь новой напарнице и время от времени стукаясь о потолочные балки, когда забывала пригибать голову.

– Тебе повезло: мадам далеко не каждой предлагает остановиться у неё. И до работы недалеко – всего-то на этаж ниже спуститься. – Она распахнула дверь, и мы замешкались на пороге какой-то прихожей. – Здесь чудесно, правда?

– Чудесно, – согласилась я, – но ты не могла бы поскорее показать мне комнату, я очень устала с дороги.

Мысленно я уже принимала ванную и задергивала шторки балдахина.

Эмилия повернула ко мне удивленное лицо:

– Так это она и есть.

Я снова оглядела «прихожую»: узенькая, как дощечка, кровать под пестрым лоскутным одеялом, гномик-ночник на тумбочке, красный шерстяной коврик и стеснительно задвинутый в угол ночной горшок в виде утки. Здесь было всего одно окно, которое выходило прямо на крышу. Ветер колыхал легкую тюлевую занавеску, отчего вышитые на ней серебристые феи танцевали.

Комната? Да мой шкаф для перчаток и то больше был! Воскресных перчаток.

Я повернулась к Эмилии и выдавила:

– А гвоздики на стене зачем?

– Как зачем? А платья ты куда вешать будешь?

* * *

Остаток дня я посвятила привыканию к мысли о том, что буду здесь жить (тем больше причин поскорее найти Суженого), и домашней работе Озриэля. Стола в комнате не оказалось, поэтому я расположилась прямо на коврике, в окружении свитков. Самопишущее перо выводило ответы под мою диктовку почерком будущего принца. Первыми на очереди были задания с изумрудной печатью. Их я щелкала, как орешки. Пока я занималась поэтикой, Магнус брезгливо обходил свои владения. Местом приюта он избрал подоконник и теперь бегал из угла в угол, примеряясь, где бы лучше повесить паутинку. Из окна доносился приглушенный гомон голосов.

Когда лучи заходящего солнца покрыли тюлевых фей золотистой пыльцой, а в открытую форточку потянуло ароматом пирожков с ежевикой, я велела перу остановиться и устало потёрла глаза:

– Не хочешь немного проветриться, Магнус?

Паук, который в этот момент в сотый раз перевешивал гамак из паутины, одарил меня мрачным взглядом.

Бронзовые свитки я отложила на потом – сделаю, когда вернусь.

К вечеру народа в переулке поубавилось лишь самую малость, но дышать и перемещаться стало значительно легче. Таким он мне почти понравился. Я зашла в ломбард магических вещей и с болью в сердце рассталась с гребешком с ароматом орхидей. Мне нужны были хоть какие-то наличные – пока не получу первое жалование.

– Вы уверены, что на эти кружочки мне что-то продадут? – Я с сомнением пошевелила золотую горсточку, которую гоблин средних лет ссыпал мне в ладонь.

Хозяин ломбарда стрельнул в меня прищуренным взглядом, и я сочла за лучшее поскорее убраться оттуда (напоследок погладив гребешок и пообещав обязательно за ним вернуться). Мои опасения подтвердились: чтобы купить пирожок, мне пришлось сперва разменивать золотые монеты на серебряные, их в свою очередь – на медные, а последние – делить пополам (раскусыванием занимался специальный тролль). К лотку я вернулась, когда торговец уже сворачивался, но ухватила-таки последний пирожок. Магнусу я купила кулёк сушеных кузнечиков.

Пока я жевала свой ужин, пожилой фонарщик прислонил к соседнему столбу лестницу, кряхтя, вскарабкался наверх и зажёг газовый рожок. Потом спустился и повторил процедуру ещё с полдюжины раз, переходя от столба к столбу. Зеленоватые ореолы и шипение лопающихся пузырьков придали переулку слегка мистический вид.

Когда с едой было покончено, я потянулась, чтобы выкинуть пустой кулек, но случайно скользнув по нему взглядом, узнала газетную страницу – наверняка, из тех самых «Затерянных ведомостей». Половина текста досталась какому-то другому покупателю, но и оставшегося хватило, чтобы понять: статья обо мне. Я поспешно скомкала бумагу и выбросила её, невольно оглянувшись по сторонам, но никто, казалось, не обращал на меня внимания. В отдалении пробило десять часов, напомнив о несделанных бронзовых свитках.

Когда я вбежала в комнату, голосовое заклятие уже начало выветриваться: потренировавшись вслух, я обнаружила, что мой прежний голос просачивается сквозь интонации Озриэля, как джинн из неплотно закрытого сосуда. Хорошо, что свитков было всего три – я успела управиться со всеми. Но над последним пришлось попотеть: перечитала трижды, прежде чем его приняли. И лишь увидев одобрительную закорючку, облегченно выдохнула.

Потом поднялась с пола и убрала свитки в тумбочку. Немного подумав, я решила, что рубин всё-таки не стоит носить с собой. После недолгих поисков, организовала тайник в ночнике, отодвинув нижнюю крышку. Покончив со всем этим, стала готовиться ко тайник сну: завтрашний день обещал быть насыщенным.

Глава 4

в которой сначала маскируюсь я, а потом маскируют меня

Поскольку мой рабочий день начинался только после обеда, с утра я могла спокойно встретиться с Озриэлем. Магнус устроился в кармане и просил разбудить, когда будем на месте. Спустившись, я застала Эмилию за поливкой каких-то цветов, похожих на розовые воронки на толстых трубчатых стеблях. Они шипели и отталкивали друг друга, стремясь прорваться к струйке живительной влаги. Девушка уговаривала их не ссориться, заверяя, что воды хватит на всех. Услышав мои шаги, она подняла голову:

– Привет, как спалось?

Как принцессе на горошине. Только без стопки матрасов.

– Как принцессе.

– Я знала, что тебе здесь понравится! А…ты куда-то собралась?

– Да, пройдусь немного по городу, я ведь только вчера приехала, ещё ничего толком не видела. К обеду вернусь.

Эмилия кивнула:

– Тогда и проведем полный инструктаж. Но погоди минутку.

Она отложила лейку, подошла к кустику, усыпанному мелкими белыми цветочками (розовые воронки так возмутились, что едва не опрокинули кадку в попытке её догнать), задержала дыхание и осторожно потрясла веточку. В подставленный лист ссыпалась густая пыльца, похожая на золу с мелкими желтыми вкраплениями. Эмилия аккуратно сложила лист желобком, пересыпала порошок в кисет, затянула тесемки и протянула его мне:

– Вот, держи. Не то чтобы у нас в королевстве самый высокий уровень преступности, но одинокой девушке лучше иметь при себе какое-нибудь средство самозащиты.

– Что это? – я попыталась сунуть нос в мешочек, но Эмилия меня остановила:

– Осторожнее! Достаточно одной щепотки, и будешь чихать до самого вечера.

Я потуже стянула тесемки и закрепила кисет на поясе:

– Спасибо, надеюсь, мне это не пригодится.

– Увидимся в обед, – улыбнулась напарница и направилась к стрекочущим от нетерпения бутонам («Ну, всё-всё, уже иду»). В дверях я оглянулась и увидела, что она сидит возле них на корточках и успокаивающе гладит лепестки. Голос журчал не хуже водички. Кажется, Эмилия просто рождена для этой работы – все растения в лавке тянулись к ней. Хотя лично я бы предпочла, чтобы ко мне не тянулся вот тот бордовый кактус с липкими пузырями на конце колючек.

Мой взгляд упал на стоящую у порога корзинку:

– Возьму с собой лютики – по дороге буду всем рассказывать про нашу лавку и привлекать новых клиентов.

Эмилия, не оборачиваясь, махнула рукой:

– Отличная идея!

***

Лютики я, естественно, прихватила для прикрытия: так было проще объяснить присутствие цветочницы на территории мужской академии.

Когда я подошла к центральной площади, там, как и накануне, царило оживление. Будущие принцы спешили на занятия небольшими группками и поодиночке. Я в общей толчее проникла в ворота и направилась к зданию. По пути не раз ловила на себе удивленные взгляды и в ответ радостно трясла корзинкой:

– Не желаете ли купить букетик для своей девушки, господин?

Будущие принцы оказались все как один жлобами. Или, может, я делала что-то не так?

Магнус сам проснулся от шума, позевывая, вылез из кармана и перебрался в корзинку – оттуда было лучше видно.

Я прикрыла его лепестками:

– Только не высовывайся и не вздумай ни с кем говорить.

– Совсем меня за личинку держишь? – обиделся паук.

Облюбовав местечко неподалеку от центрального крыльца, я принялась наблюдать за воротами, не забывая при этом про роль.

– О, Ливи, за прошедшие сутки ты стала ещё прелестнее!

Я обернулась и увидела Озриэля. Он приближался не со стороны ворот, а вышел откуда-то из-за здания.

– Прелестнее?

– Ну, нам задали отработать навыки преподнесения комплиментов по «Этикету ухаживаний», не возражаешь?

– Ничуть, в этом практикуйся сколько угодно.

– Отлично, а то чувствую себя ужасно глупо, воспевая румянец подушки.

– А ты откуда?

Озриэль махнул через плечо:

– Жилая башня там, за главным зданием. Я живу с Индриком и ещё одним студентом с нашего факультета.

Тут из-за поворота вынырнул сам Индрик, такой же бодрый и сияющий, как вчера. Он помахал мне и приблизился энергичным шагом:

– Ливи, в эту корзинку стоило посадить тебя.

Мои щеки запылали.

– Везунчик! – шепотом напомнил Магнус, и румянец из смущенного стал раздосадованным.

Я сдвинула брови:

– Хватит отрабатывать на мне домашнее задание!

– Какое домашнее задание? – удивился Индрик.

Тут все отвлеклись на цокот: мимо семенила крошечная старушка, звонко переставляя палочку с медным наконечником. Седые струны волос были стянуты на затылке в пучок, суровый, как северные ледники, на груди на серебряной цепочке висели очки с острыми кончиками. Идеально очерченные губы запечатал толстый слой сиреневой помады. Даже наш придворный зубодер не вселял в меня такой трепет. За ней по пятам следовала гора свитков, из-под которой торчали чьи-то ноги. Мои спутники тут же рассыпались в приветствиях:

– Доброе утро, профессор Марбис, – учтиво поздоровался Индрик.

– Один ваш вид вдохновляет на весь день! – промямлил Озриэль.

– Свежие лютики! Вкусно пахнущие лютики! – закричала я, снова входя в образ.

Профессор поэтики остановилась, тепло кивнула Индрику, на пару градусов ниже – Озриэлю и, повернувшись ко мне, поднесла очки к глазам:

– Ваш голос кажется мне знакомым, юная леди.

Озриэль побледнел.

Увеличенные диоптриями серые глаза ощупали меня с головы до ног, породив желание прикрыться корзинкой. Она пожевала губами, покачала головой и вернула очки на грудь.

– Нет, видимо, показалось.

– Профессор Марбис, должен признаться, я не успел выполнить домашнее задание.

Я взглянула на Индрика: наверняка, блудный сын по возвращении и то меньше каялся.

Железная леди кивнула сухо, но не сурово:

– Я заметила, когда не получила вчера ваших работ. Уверена, у вас на то была очень веская причина, молодой человек.

– О! Более веской невозможно себе вообразить!

Профессор Марбис двинулась дальше, за ней, как на веревочке, поплелся носильщик свитков, а рядом вился Индрик, во всех красках расписывая уважительную причину.

Мы с Озриэлем поглядели им вслед.

– А у вас случайно нет факультета сказочников? – поинтересовалась я. – Индрика бы сразу сделали деканом.

В этот момент юноша отделился от профессора и бегом вернулся к нам:

– Вот, держи! – Он сунул мне восьмигранную золотую монету, схватил корзинку с лютиками и бросился догонять профессора.

– Хотел бы я так уметь, – вздохнул Озриэль.

В голосе звучало восхищение, напрочь лишенное зависти.

Тут гаркнули медные трубы, и студенты заторопились на занятия.

Я потянулась к карману:

– Тебе отдать красные свитки прямо здесь?

Признаться, дома я пыталась спрятать их на груди, чтобы в нужный момент достать эффектным жестом. Но пергаментные трубочки, все как одна, с обидным свистом пролетали, долго не задерживаясь в области декольте.

– Потом отдашь, идём. – Быстро оглядевшись, Озриэль потянул меня в тень фигуристых кустов.

– Куда мы?

Но тут он затащил меня в закуток между фасадом и подстриженными в виде шахматных фигур деревцами и придвинул к стене.

– Ты что, собираешься меня поцеловать?

Озриэль, который в этот момент осторожно отодвигал ветку, чтобы взглянуть на оставшихся во дворе, от неожиданности наскочил щекой на сук.

– Что?

– Ну, я подумала, это опять может быть какое-то домашнее задание.

Ещё чуть-чуть, и соседний куст задымился бы. Юноша потёр поцарапанную щеку, потом потёр вторую, чтобы скрыть румянец, и покачал головой:

– Нет, просто надо подождать, пока все разойдутся на занятия, чтобы нас не заметили. Он выглянул из укрытия. – Всё, теперь главное побыстрее добраться до жилой башни.

Мы двинулись вдоль стены, держась тени и пригибая головы. Из открытых окон над нами хор голосов пел приветствие профессору музицирования. Пока мы шли, Озриэль искоса поглядывал на меня.

– Что? У меня листики в волосах застряли?

– Нет, всё в порядке… Ливи, а если бы я тебя поцеловал, так, чисто по-дружески, как бы ты отреагировала?

– Отвесила бы затрещину – тоже чисто по-дружески.

– Думаешь, я настолько плохо целуюсь? – расстроился он.

– Магнус! – ахнула я и остановилась, как вкопанная.

– Хочешь сказать, даже хуже пауков?! – взвыл Озриэль.

– Да нет же: Магнус остался в корзинке с лютиками! Индрик подарил его профессору Марбис!

Я развернулась и хотела бежать обратно к главному крыльцу, но Озриэль удержал меня:

– Тебя всё равно не пустят внутрь. К тому же, аудитории запирают после третьего звонка. – Он поднял палец, и трубы, словно повинуясь этому сигналу, взвизгнули в третий раз, после чего последовала серия хлопков. Озриэль кивнул: – Всё, двери закрыли до перерыва.

– Тогда попробуй ты! Ты ведь знаешь, где проходит поэтика.

– Что ты, её бы я ни за что не пропустил! Сейчас по расписанию «История волшебного народа». Сегодня про подземных духов будут рассказывать, а этот материал я лучше профессора знаю. Да и опоздавших всё равно не пускают. За Магнуса не волнуйся: все в курсе, что причинить вред пауку – к несчастью. Мы отыщем его во время перерыва.

Эти слова меня мало успокоили, но делать нечего. Я вздохнула и последовала за ним.

* * *

Жилой корпус напоминал бобовый стебель, уходящий в небо. Его облепляли плотные ячейки окон. На самой верхушке трепетали жестяные листочки, вокруг которых паслось небесное стадо облачков. Озриэль указал на ослепительно блестевшие листья и шепнул:

– Обрати внимание: это новшество – особая гордость академии. Энергия солнца магически преобразуется, так что у нас в комнатах всегда есть свет. Правда, я всё равно по старинке пользуюсь свечами.

Все студенты уже разошлись по аудиториям, поэтому мы беспрепятственно проникли внутрь. Охранник за стеклом храпел так, что усы подпрыгивали.

Мы поднялись по винтовой лестнице на третий этаж и оказались в начале идущего по кругу коридора. С правой стороны тянулись закрытые двери. Они были самых разных размеров и форм: скучные прямоугольные, стрельчато-готические, в виде перевернутых треугольников и даже стилизованные под врата подземелий. На каждой имелась табличка с именами жильцов, написанных на их родном языке. Я немного знала огрский (в их лексиконе всего триста с небольшим слов), а в детстве довольно бегло говорила на наречии лесных эльфов, но потом папа запретил с ними играть, и вскоре я его забыла. Принцессам положено пользоваться услугами толмачей. Взглянув на круглую дверь, я хихикнула:

– Здесь что, хоббит живёт?

Озриэль повернул ко мне удивленное лицо:

– Ну да…

Я резко перестала хихикать, но тут улыбнулся он:

– Как будто не знаешь, что хоббитов не существует.

Я пихнула его в бок и прикрыла рот ладошкой в притворном изумлении:

– Так мы умеем шутить?

– Лучше, чем сочинять комплименты, – ухмыльнулся он и объявил:

– Всё, пришли, главное на коврик не наступай.

– А поче…

Но тут Озриэль с обреченным видом встал на полосатый лоскут, напоминающий распятого кота, и я поняла, почему. Дверь, до этого мирно деревянная, мгновенно ожила: ручка превратилась в нос, доски поморщились, поморгали, и на нас уставились два янтарных глаза из застывшей смолы, а особо крупная щель открылась, зевнула и громогласно произнесла:

– Приветствую тебя, Озриэль Ирканийский, почетный легионер воинства ифритов, седьмой сын седьмого сына, восемьдесят третий в очереди наследник на престол, – тут дерево задумалось и поправилось, – восемьдесят второй: твой дядя Лавиний только что убил твоего троюродного брата Электико и…

Озриэль поспешно распахнул дверь, затолкал меня внутрь и снова её захлопнул. А привратник всё ещё продолжал бубнить что-то снаружи, изредка позевывая.

Мы оказались в небольшой гостиной – с диваном, столом и арочным окном в нише. Плиточный пол был застелен шкурой, в стене имелся камин в виде разинутой пасти льва, и три двери вели в следующие комнаты.

– Жаль Электико, – пробормотал Озриэль, – в детстве мы с ним часто играли.

Я попыталась перестать открывать и закрывать рот.

– Ты что, ифрит?! Нет, ты серьезно джинн??

– Ну вот, началось, – досадливо поморщился он и направился к ближайшей двери. – Кто тебя учил истории?

– Лучший из лучших! – выпалила я, подбоченясь.

Именно в таких выражениях мне когда-то представили учителя базовых наук. Перед глазами тут же пронеслась вереница пакостей, которыми я впоследствии разнообразила жизнь этого милейшего и добрейшего старичка. Над таким просто грех не подшутить. Заменила его парик на другой, на два размера меньше, добавила в чай три капли книжной микстуры, после которой он весь день говорил цитатами, подарила перо-щекотуна… Нет, были и приятные вещи, например, когда глашатаи объявили его верховным главнокомандующим. Правда тут же добавили, что его вызывают на границу для подавления мятежа великанов. К вечеру его всё-таки нашли в ящике из-под картошки в самом дальнем погребе.

Папа в тот день лишил меня ужина.

Озриэль распахнул дверь своей комнаты и пропустил меня вперед.