Третья

– Правда? – Богдасар прямо впился в Лиз взглядом.

Бабушка Лиз, лишь недовольно отмахнулась.

– А ну, бабуль, рассказывай! Не томи.

– Ну, сходила и сходила. – Теребила она платок в руках. – Ну, поговорила.

– И что? – Ахнули хором правнуки. Тут-то даже Ясмин была единодушна с Богдасаром.

– Объяснила… кое-что…

– Ну, что? – Не унимался брат. Даже Ясмин подсела поближе и впилась взглядом в бабушку. Мне показалось, но бабушка Лиз даже смутилась, хотя с ней такого не бывает.

– Что? Что? Объяснила им, если они протянут руки к моей правнучке, я им их вырву и вставлю в то место, откуда ноги растут, а потом весь их реестр на камни разберу! – Выпалила она эмоционально, ухмыльнувшись под конец фразы.

Мама ахнула, бабушка Марта хрипло рассмеялась, похлопав свою мать по руке кивая.

– Вот, это да! – Почти присвистнул брат, явно шокированный этим откровением.

– А ты думал в кого у тебя такой волевой характер? Весь дом переворачивал с ног на голову, – бабушка Марта указала на брата.

– Это ж вспомнить страшно. – Подхватила бабушка Лиз. – Я порой боялась, что у этой хибары стены рухнут. Помнишь, как ты решил стать первым чемпионам на играх с валуном? До сих пор дыру в стене, как кладовку используем.

Всё были довольны, когда она улыбалась, слишком уж редко она это делала, слишком мало для этого у неё повода.

– Я так была рада, что в реестре есть слово «Третья». Я аж выдохнула! Нам впервые без проблем занесли в реестр ребёнка. Но так как только у бабушки Лиз была одна дочь, то Третью приписали ей.

– Разве это важно? – Махнула Лиз рукой.

– Третья, принеси баллон. – Спохватилась мама, когда бабушка Марта совсем закашлялась.

Бабушка Марта, мать нашей мамы и дочь бабушки Лиз, но, несмотря на эту иерархию, выглядит она намного старше само́й Лиз, к тому же была куда слабее и всё чаще болела. Чистый кислород ей был необходим для нормального дыхания, запасов порой не хватало, тогда она кашляла с хрипотцой, и мы всё печально, содрогались от мысли, как же ей нестерпимо плохо.

Вот почему всё свободное пространство заполнено аквариумами с планктоном. Да, они плохо пахнут, требуют постоянного внимания, усилий и ухода, но именно это микроскопическое млекопитающее выделяет чистейший кислород, увы, который тут же заполняется осадком пыли, утяжеляя и делая губительным для человеческих лёгких.

Вот поэтому важным атрибутом любой семьи являются постоянно зеленовато-бурые аквариумы. Хотя это касается не только домов, где живут люди, но и всего нашего мира в целом. Академия, университет, центральная площадь, магазин, где это планктон и продают, вываливая в небольшие пластиковые контейнеры прозрачным ковшом. Единственные организмы, вдоволь наслаждающиеся освещением, которого почему-то им всегда не хватает.

«Каждому жителю современного мира нужно, как минимум содержать по два аквариума с планктоном!» – Один из тезисов, которые ежедневно высвечивается на экране плезнер. По частоте напоминаний его превосходит разве что: «Не забудьте полить цветы!»

В общем, не жизнь, а алгоритм действий, где ты всегда что-то должен. Даже не кому-то вроде мамы, а в целом просто этому миру, за то, что в нём живёшь. И ведь не утаишь, ничего не исключить, всё нужно зафиксировать. Израсходовал воду – запиши, получил энергию – запиши, почистил аквариум, сфотографируй…

Временами, так и хочется разрядить плезнер, без шанса возродить, но каждый человек обязан носить с собой своё портативное «я», нет его, нет тебя.

Ох, уж этот портативный компьютер, что является абсолютно необходимым каждому разумному существу. Помимо расписания и ежедневника, это ещё и средство связи, всё контакты, новости, напоминания, это и реестр получаемых оценок, заданий, наград, порицаний, начисление дотаций и удержаний, анализ экономии, что приносит награды без каких-либо поощрений. И самое главное он как документ на получение необходимых дотаций: вода, энергия, воздух, еда. Нет плезнера, нет дотации, нет воздуха, воды, еды, энергии? Ты умрёшь, задохнувшись в темноте. Чтобы не потерять, данные мы регулярно относим его в реестр механизации, где перезаписывают данные в общий сервер и высвобождают память личного устройства, а в случае поломки и плезнера, они могу всё восстановить.

Каждый субъект получает свою норму еды, воды, света и очищенного кислорода раз в месяц, а также на него нормируется общее содержание кислорода в мире. Был случай, который передавали в новостях и сейчас иногда упоминают о том, как МЮ-1371 возомнил необходимым творить какой-то научный очерк по механике, связанный с обработкой земли. Он почти не спал ночами и так перерасход электроэнергии и воды составил в три раза больше отведённой ему нормы, а всё, потому что пока он работал над своими исследованиями, то расходовал много энергии и чаще обычного пил воду. Только его труды не имели какой-то ценности, но, если так будет поступать каждый второй житель нашего мира, это приведёт к катастрофе. Это кажется абсурдным, ведь после десяти часов вся электроэнергия убавляется настолько, что можно лишь оставить освещение для аквариумов и отпугивающее крыс устройства.

Что-то сегодня думаю много о плохом… Как говорит мама: «Третья, ты опять взведённая, успокойся». И я принимаю таблетку. Обычную белую таблетку, названий много, но всё они в коробке – успокоительные. Даже если бы кто-нибудь по ошибке положил в другую коробку, то отличил бы её по цвету.

Отнеся баллон бабушке Марте, вернулась на кухню за таблетками. Успокоительные – белые, на пачке написано «афимиобутан», но главное, что сама таблетка белая, не ошибёшься. При болях в животе жёлтые, при сильных болях красные, при кашле зелёные.

– Третья? – От неожиданности выронила коробку, рассыпав многоцветные упаковки. – Ты что, там? Что случилось?

– Ясмин, сегодня я злюсь с самого утра, то на подруг, то на… – Я выглянула в проход. – То на маму, то просто на жизнь. Вот, – потрясла белой коробкой с крестом.

– У тебя давно были, ну… – И она многозначительно вскинула брови.

Поддёрнув плечами, оставалось лишь ответить, что не помню. В плезнере должно́ точно быть.

– Третья, в нашей семье с этим проблемы. Женские дни идут, когда хотят и сколько хотят. А тебе с твоим сбоем и вовсе будет нелегко. – Она кивнула и, порывшись в маминой коробке, вынула розовые пилюли. – Выпей одну, если утром легче не станет выпей ещё одну. Но больше двух никогда не пей.

Мы уселись на кухне и тут опять.

– Ничего себе, грунт в цветах такой сухой. – Сестра ощупала наполнение цветочных горшков. – Лучше бы использовали силиконовый грунт.

– Ты же знаешь, что мама не любит, что видно корни, да и растут в силиконе цветы хуже.

– А в сухом они и вовсе умрут. – Усмехнулась Ясмин, подливая в поддон воды.

Мне осталось лишь шумно выдохнуть и ждать, что таблетка подействует поскорее. А пока она поливала цветы, я опять задумалась над тем, что мы постоянно обязаны что-то делать. В том числе и поливать цветы. Цветы должны быть обязательно в каждом доме, к тому же в большом количестве. Есть определённые сорта, которые имею плотные зелёные стебли и широкие листья, никогда не цветут, могут расти, при минимальном свете и довольны подобной скудной жизнью, как и большинство людей.

После того как сестра, зарегистрировав свою семью, выехала в дом мужа, а Богдасар отправился на машиностроительный полигон, где проводит практически всё время, ответственность за цветы и аквариумы досталась полностью мне. Благо бабушка Лиз хоть и не любит цветы, обзывая их «пластиковая имитация», но всё же проявляет к ним интерес, осматривает, удобряет и рыхлит грунт, бубня о том, что:

– Если и эти сдохнут, мы тоже всё вымрем. Хоть бы цвели, а то торчат куски зелени словно пластмасса.

Голос бабушки Лиз звучит не только в моей голове, но и догоняет из коридора:

– Девочки, кому сегодня не повезло? – Её голос звучит так громогласно, что в дверных проёмах показались всё и не только девочки. – Аквариумы с планктоном кому сегодня достаются?

И не сговариваясь, пальцы домочадцев, устремились в мою сторону. Бабушка Марта хохочет, прикрыв рот прозрачной пластмассовой маской. Она так редко это делает, как, впрочем, и всё мы, что остаётся изобразить смешную гримасу обиженной, надув щёки и губы.

– Третья, я с тобой. – Маленькая Маргаритка обхватывает мою ногу своими ручками, и вся семейка разверзлась приторным улюлюканьем.

Закатав рукава, с самым что ни на есть серьёзным видом, сдвинув брови на переносицу, погружаем скребки и чистим стёкла. Буро-серая масса аквариума с надоедливым ароматом сырости меня точно не привлекает для того, чтобы с радостью выполнять свои обязанности. Хотя эти аквариумы не лучше наших цветов. В чём-то согласна с бабушкой Лиз, наши домашние цветы, просто атрибут для пополнения нашего мира кислородом и не более того. Вот цветы, растущие в теплице, два куста изредка цветущих бело-жёлтых роз хоть и без запаха, но прекрасней я ничего не видела, хотя кое-что задумала и уже почти четыре месяца тружусь над этим.

С мыслями об этой задумке я и засыпа́ла ужасно устав за этот долгий и насыщенный событиями день. Уступив свою комнату сестре и её семье, вместе с братом расположились на кухне, так что утром нас подняли катастрофически рано, даже мой плезис не успел до конца зарядиться. Богдасар ворчал, отмахиваясь руками, чуть не влепив увесистой ладонью мне в висок.

– Богдасарчик, но мне нужно готовить завтрак, – пыталась найти его пятку под одеялом мама, именно так она будила его в детстве.

– Сержант М-Л1748, подъём! – Звучно выкрикнула бабушка Лиз, и о чудо Богдасар подскочив, ошарашенно уставился на неё, приложив руку к виску. – А может мне устроиться к вам на полигон? – Ухмыльнулась бабушка.

Округлив глаза, брат осматривал кухню, осознав, всё же где он завалился обратно на подушку, закатив глаза:

– Нет, бабуль, тебе нельзя. Такой дисциплины никто не выдержит. – Но тут его плезис замигал зелёным, что означало «режим». – Вот же… – Чуть не выругался он.

Мама суетилась всё утро, на редкость, пребывая в отличном настроении. Всё же брат был её любимцем, не могла она вести себя с ним по-другому. То ли дело мы…

На завтрак были оставшиеся куски капустного пирога. Это ли не роскошь, есть в обычное утро пирог, а не синтетическое желе. Только эта мысль промелькнула в моей голове, и мама водрузила упаковку с тубами желе со вкусом моркови в центр стола. Аккуратно расфасовав контейнеры для каждого, она никак не унималась. Ясмин терпеливо смотрела, как упаковывается сумка Маргаритки. Но она молчаливо улыбалась, явно сдерживая себя от того, чтобы не начать всё переделывать. Богдасару достались тайные припасы, плотно завёрнутые в чёрную полиэфирную упаковку, так чтобы никто не мог увидеть содержимого. Наша кладовка, выложенная из обломков камня, практически опустела, обнажив серые покрытые привычной белой изморозью стены. Ну и пусть! Оценила она последствия вчерашнего пиршества. Я очень рада, что хотя бы вечер мы были всё вместе.

Богдасару пора было отправляться на полигон, мама томно вздыхала и даже украдкой вытирала уголки глаз. Отец по-мужски пожал руку, но окинув взглядом повзрослевшего сына, не сдержавшись, обхватил парня за плечи, похлопывая по спине.

– Пап, всё отлично. – Оторопел толи растрогавшийся, то ли смутившийся таким приливом чувств наш всё так же улыбчивый Богдасар.

– Знаю, сынок, знаю. – Смутился отец. – Ты хоть сообщения присылай почаще.

– Совсем большой стал, не знаю, увижу ли тебя ещё. – Протянула руки бабушка Марта. Мы были не удивлены этим словам, но всё же комок подступил к горлу, это действительно было так, слишком сильными становились её приступы астмы день ото дня.

Барт пытался что-то пролепетать, подбадривая, но бабушка Лиз быстро перехватила его.

– Ох, сорванец, знаю в кого твой буйный нрав, не слушай ты наших причитаний, будущее за вами. – Глаза бабушки Лиз сверкнули неугасающей синевой. – Только всегда думай дважды.

Брат кивнул и ещё немного напутствий от мамы губы, которой уже почти дрожали, в тот момент я думала, как же тяжело осознавать, что есть в этом мире близкий человек, но как невыносимо не знать, что с ним в этот момент. С этими меланхоличными мыслями брат почти волоком потащил меня в сторону электромобиля. Ему не только предоставили сутки увольнительной, но и дали электромобиль с эмблемой космодрома.

Почти всю дорогу я пыталась представить как там, на строительстве космического шаттла. Какой он из себя этот полигон, сам космодром, и, конечно же, шаттл. Стать аэро – инженером или тем более астронавтом мечтал любой и не только мальчишка, но отбор был настолько жёстким так, что, получив приглашение, на испытания Богдасар почти вопил от счастья, а всё вокруг были удивлены. В основном эта привилегия жителей купола и их детей, но бывают и исключения. Мой брат, один из них.

– Как это? Ну, быть там… на космодроме? – Выдавила я, садясь в машину.

– Третья, – подбирая слова, брат будто сменил лицо, замаскировав глубокие ямочки его извечной улыбки поволокой целеустремлённого и в то же время отрешённого уже совсем взрослого взгляда. – Бабушка Лиз права, за нами будущее. Судьба только в наших руках, если мы не построим шаттл, то не сможем улететь… Жизнь под поверхностью становится всё тяжелее. Здесь, у вас молчат, но…

– Ты веришь, что мы переселимся на другую планету?

– Я не верю, я знаю! – Отрезал жёстко, а уже спустя мгновение его ямочки вернулись на исходную позицию, украшая подёрнутое тёмной щетиной лицо.

– Шаттл большой? – Искренне улыбалась, представляла то, о чём мечтали мы, всё жители подземного мира.

– Громадный, – развёл руками Богдасар, выпустив руль. – Он шире этой дороги, он больше нашего четырёхэтажного дома.

Я заморгала, приоткрыв рот, казалось, это нереальным. Летающий дом.

– Он должен вместить много всего! Даже трудно представить, сколько всего необходимо для того, чтобы построить новый мир на абсолютно пустой планете. Дома, производства, теплицы, в общем, всё, что нужно для жизни. – Захлёбывался словами брат.

– Подожди, мне нужно было выйти здесь! – Опомнилась, озираясь оставшийся позади перекрёсток.

– Ты разве не в академию? – Подмигнув, подёрнул бровью Богдасар. – Или нет?

– Я дойду…

– Ты что-то скрываешь? – Его озорная улыбка проказника совсем смутила меня.

– Нет, но я… – Пожав плечами, пыталась сформулировать свои мысли в правильном ключе. – Я дойду, они увидят машину…

– Ты меня стесняешься? – Брат смеялся, зная мою застенчивость.

Оставалось только отрицательно покачать головой и смириться с атакой расспросов на несколько дней вперёд, словно это не он приехал домой на один вечер, а я целый день провела на полигоне, где строят космический шаттл.

Так и было! Он словно нарочно остановил машину у самого́ входа, и завидев синюю расцветку, оконные проёмы академии, стали заполняться лицами. Мальчишки стали посвистывать и аплодировать, Богдасар довольно улыбался своей выходкой, упиваясь моим смущением крепко обняв на прощание под пристальные взгляды. В этот момент было всё равно, мне так не хотелось с ним прощаться. Он действительно мой герой, тот, кто способен спасти весь наш серо-чёрный мир, наполненный пылью, крысами и астмой.

– Не грусти сестрёнка, скоро я вернусь, и мы всё вместе улетим на другую планету. Веришь мне? – Он теребил меня за плечи, а я, прикусив губу чтобы, не всхлипнуть кивала.

На этот раз дежурный преподаватель молча протянул мне карточку, оглядываясь на отъезжающую машину.

– Это твой брат? Он прямо с полигона? – Впился в меня Лето, стоило мне сесть за парту.

Почти весь остаток дня я молча кивала на расспросы.

Мне показалось будто, Река обиделась на то, что я практически ничего не рассказывала. Зато во время обеда, она сама рассказывала о том, как прошёл матч, и команда будущих астронавтов разгромила команду академии и в забрасывание каменного валуна на длинную дистанцию и метание камнем в корзину. Только лишь в отбивании камня наша команда немного отыгралась.

– Представляешь, – вдохнув, как, можно глубже, и вытаращив бледно-серые глаза, интриговала Река. – Одна девушка из группы поддержки астронавтов сказала, что кто-то из них даже в родстве в главного управителя. С самим принцем, верховным машиностроителем. Говорят, он родился ещё на земле, а его семья правит уже больше сотни лет. Ведь столько не живут!

– Может быть, – пожала я плечами размышляя о космодроме, шаттле, и новом мире.

– Тебе всё равно? – Хмыкнула подруга надув губы.

– Я не знаю…

– А твой брат видел главного управителя? – Снова начались те самые вопросы, ответить на которые я не могла при всём желании.

– Не знаю… Возможно.

– Конечно же, видел, – подхватила Октябрина, – кто же ещё руководит строительством.

– Представляешь! Вот это да! А может, твой брат даже будет жить под куполом, – не унималась она.

– А может, всё же построят шаттл, и мы всё улетим на другую планету.

– Его уже построили? Его испытывали? Твой брат летал на нём?

В эти моменты хотелось заклеить ей рот той самой липкой лентой, которые везде развешивали от насекомых.

Часть 2

Вот уже почти два года семья моей сестры живёт вместе с нами. Район, в котором, они когда-то, жили, признан, опасным из вероятности повторения оползней, новые районы не строят, всё силы направлены на полигон, вот так мы и ютимся восемь человек в менее чем пятидесяти метрах.

Сегодня день рождения моей племянницы. Милой Маргаритке исполняется шесть лет, она становится совершеннолетней. Моя, маленькая Маргаритка, сегодня закончится её беззаботная пора в жизни, и она должна пойти в академию.

Каждый из нас с момента своего рождения внесён в реестр и сразу же прикреплён к академии, институту или университету. Жизнь без выбора, всё зависит от семьи, в которой ты родился.

В подарок племяннице я вырастила цветок – маргаритка. У меня ушло на это почти полгода, но это того стоило. Скоплённые баллы за успешную работу и победа в двух конкурсах: на лучшее плодоносящее растение и лучший гибрид новой формы; списала на приобретение семян, а также лоток свободного грунта. Всё время боялась, что будет недостаточно освещения или температурного режима, но всё получилось.

Пересадив из тепличного грунта в пластиковый стаканчик, обклеив его высушенными травинками, получилось очень необычно. Она ещё ни разу не видела настоящего цветка. Надеюсь, ей будет приятно посмотреть и даже потрогать цветок с её именем.

Отчётливо помню своё совершеннолетие. Меня забрали из школы раньше остальных детей, и я уже знала, что сегодня мой день. Тогда я мечтала о разноцветном мяче, точно таком, который был у нас в школе, только своём личном. Это был предел моих мечтаний. Игрушки большая роскошь. Чтобы подарить своему ребёнку игрушку, необходимо выписывать её в отделе «Довольствия». Мои родители не могли позволить себе подобной роскоши, впрочем, как и родители моих друзей, поэтому в школе всегда шла борьба за яркие и необычные для нас игрушки. Эх, счастливое детство!

Укутав подарок в полиэфирную упаковку, спешу с работы домой. Друзья собрались сегодня, чтобы подготовиться к игре, совсем скоро пройдёт чемпионат между нашей академией и университетом из соседнего штаба. Событие почти вселенского масштаба, как утверждает Река. Она нисколько не изменилась с годами, хотя мы уже на финишном уровне академии и скоро вступим совсем во взрослую жизнь.

Как обычно, в такое время, улицы совсем безлюдны, пожалуй, только лампы освещения слегка покачиваются на пятиметровой высоте от земли. Окунувшись в воспоминания о своём некогда совершеннолетии, стремительно отдаляющемся уже чуть более десятка лет, но как сегодня помню тот день. Здесь ничего не изменилось. Всё те же покрытые витающей пылью серые туннели – улицы, выводящие к жилым районам. Где выложенные из серого камня однотипные частично обшарпанные, с кусками выщербленной извести и цемента дома. Обвитые проводами и поблескивающими шлангами вентиляции. Засаженные вечнозелёными и никогда не цветущими, да ещё и на вид пластмассовыми растениями. Бодро вышагивая, мысленно готовила свою торжественную речь, как вдруг…

Громкий рёв и стук железа оглушил, окатив потоком горячего воздуха. Так и замерла, словно парализованная прямо на краю проезжей части, ещё мгновение я была бы раздавлена этой махиной, разноцветным вездеходом, массой точно более тонны. От испуга адреналин выброшен в моём организме таким объёмом, что сердечная мышца чуть не лопнула от напряжения. С подобными формулировками, что мелькнули в сознании, могла бы сдать экзамен по анатомии на высший коэффициент.

Высунувшийся из окна машины водитель, озираясь, что-то прокричал, но от испуга не было сил даже пошевелиться. Так и замерла, наблюдая за оседающей пылью. Шум вездехода стих, и чьи-то руки теребили меня за плечи.

– Ты цела? – Чёрные глаза смотрели на меня в упор, настолько тёмных, что это казалось пропастью в скале. – Как ты? Я не зацепил тебя? Пошевелись же!

Его голос шумом звенел в голове, медленно сглотнув испуг, пожала плечами, представив себя раздавленной вездеходом, окатило холодной зябкостью. Слёзы подступили, норовив хлынуть потоком.

– Тихо! Всё нормально, ты цела! – Его голос такой мягкий, абсолютно не рассерженный моей безалаберностью, приглушённо звучал над моей головой.

Я жива! Да, я жива! Теперь уже туннели не казались такими мрачными и серыми, а жизнь не была пустой и безрадостной. Я жива.

– Только не плачь!

Обхватив руками моё лицо, он чуть вздрогнул, нахмурил лоб, его брови сдвинулись к переносице, чёрные глаза изучали меня, взгляд его глаз прямо пронизывал меня. Так, всегда происходит, когда мне смотрят в глаза. Зная свою особенность в виде яркого цвета глаз, смущаюсь, когда кто-то смотрит мне в глаза, и опасаюсь, когда это незнакомые люди. Но, он совладал со своим любопытством, а я вот не смогла и смотрела на его чёрные глаза, которые тоже являются аномалией в наше время. Мы оба обладатели необычно ярких глаз.

– Только не плачь! – Повторил он, отодвинув мои мысли о цвете глаз, страх и любопытство.

– Не буду! – И скопившиеся слёзы предательски потекли крупными каплями по щекам.

– Ну вот… – Разочарованно выдохнул он.

– Это из-за пыли. Я не плачу. – Торопливо размазала краем манжета слезы грязно-серыми разводами пыли по лицу.

– Точно? – Он улыбнулся широким ртом, обрамленным тёмной аккуратно подстриженной щетиной, мне улыбаться не хотелось.

– Точно! – Отступив на шаг отряхивая форму от осевшей пыли, проверила свою секретную ношу, пластиковый цилиндр в котором таился подарок, был цел и не вредим.

– У тебя необычные глаза. – Он настойчиво не отводил свой взор, разглядывая меня.

– У вас то же.

– Ты… – Он пытался подобрать слова. Уже понимая то, о чём он хочет спросить, опередила его:

– Нет, просто генетический сбой. – Владелец вездехода лишь улыбнулся, а я, осмотревшись по сторонам, перешла дорогу. Сердце всё продолжало бешено колотиться в груди от страха, я даже вспомнила урок анатомии про сердечную мышцу и ферменты организма, про выброс адреналина и остановившись попыталась успокоиться глубокими вдохами, но закашлялась из-за поднявшейся пыли. Мой баллон с воздухом? Судорожно перерывая тюбики, карты, мелкие пластиковые контейнеры, заливаясь кашлем, не могла его никак найти. Вот опять забыла баллон дома!

Я кашляла ещё сильнее, ещё громче. Наверное, так и начинается астма. Мне стало жутко и страшно, задержав дыхание, считала до тридцати. Затем нужно сильно выдохнуть и потом ещё несколько раз. Так, нас инструктировали в случае приступа удушья пылью. На втором выдохе голова закружилась, чтобы не упасть прижалась к холодной стене.

– Тебе плохо? – Мужской голос эхом отозвался за спиной. – Что с тобой?

– Пыль! – Я сбилась со счёта. Хотелось закричать, – отстань. – Из-за кашля едва могла говорить.

Он побежал обратно к машине, сейчас он заведёт вездеход, и пыль снова поднимется. Я зажала нос пальцами. Но водитель вернулся с серебристым баллоном в руках, наверное, подарочная упаковка, папе в его день на сорокалетия подарили подобный. Резко, почти настойчиво оттянул пальцы, которыми я зажимала нос, уткнув силиконовой маской. Я отсчитала три вздоха и вернула баллон с кислородом. Его воздух был как будто другим, мягче и во рту появился необычный сладковатый привкус.

– Простите меня! – Заговорила, когда кашель спал, и я смогла хоть что-то произнести, ужасно было неловко перед ним. – Простите.

Он снова улыбался, а я краснела. У меня полыхали щёки, а может, даже и уши, я отчётливо чувствовала это. Он настойчиво заставил выдохнуть меня ещё эдак два – три раза, затем припечатал силиконовую маску к носу.

– Теперь ещё выдохни! – Я так и сделала. – Сильней! Вот…

И последние три вдоха чистым кислородом из баллона выдали цветочный аромат. Так, вкусно никогда воздух не пах, даже в чайной.