Железный Аспид. Книга 1: Война
Они отправили сигнал бедствия в союзным войскам, и те откликнулись, но оказалось, что именно в их сектор могли добраться только через сутки. А жизни кораблю оставалось не больше трех часов. Надо было пересаживаться в шлюпки, запас кислорода в которых был рассчитан на три дня, и ожидать спасения в них.
Вот тут-то на команду и обрушилась вся катастрофа. На корабле было десять членов экипажа и дюжина спасенных с Гамаруса. А шлюпок всего три: две по пять мест и одна совсем маленькая, подсобная – с кислородом и единственным местом для пилота. Эйден решил поместить в шлюпки хвостатых и Джура, а самому с командой дотянуть до Золлара, подлататься, взлететь и ждать эвакуации на орбите. Никто из союзников в здравом уме не стал бы сажать корабль на планету. Ниже сотни миль над поверхностью гуляли бури и штормы убийственного масштаба. Это был ад в самой натуральной ипостаси, поэтому в глубине души Эйден разделял истерику герцога. Но выбора – так решил он, и в этом поддержала его команда, – у них не было.
– Ты погубишь в этой преисподней лучший экипаж флота, – Джур распалялся все больше от того, насколько безэмоционально держался адмирал. Одной рукой тот водил по бортовым сенсорам, другой настраивал свой мобильный комм, а слова друга пропускал мимо ушей.
– Коммандер, мы ведь солдаты и знали, на что шли… – запыхался взъерошенный лейтенант, пробегая мимо, в уже наполовину застегнутом скафандре и с ящиком провизии в руках.
– Еще один моралист на мою голову! Что за сраная команда у тебя? Ты отвратительно влияешь на людей! Дредноут мне в зад, Эйден, если хоть раз еще полечу с тобой на переговоры на одном корабле.
– Джур, если ты можешь предложить лучший план, я весь внимание. – в своей обычной ленивой манере, которая бесила суетливого герцога, произнес Эммерхейс. – Если нет – не сотрясай воздух, его здесь и так уже мало.
Он метнулся к шлюпке, чтобы помочь неуклюжему Гамарусцу пристегнуться. Вокруг мигали аварийные огни, нервируя хвостатых сверх меры, и те впадали в ступор от страха. Джур сплюнул на пол.
– Но…рррр!..эххх!..
– Вот. Ты и на переговорах звучал неубедительно.
В моменты крайней опасности поведение Эйдена становилось невыносимо железобетонным. Андроид пропустил вперед спешащих к верхней палубе офицеров и теперь со скоростью света программировал шлюпки на вылет. Герцог боролся с предсмертными воплями системы жизнеобеспечения:
– Я все понимаю, Эйден, но это просто очередная твоя попытка самоубийства. Это все Гервин…
– Не трогай Гервина.
– …старый дурак вечно тобой недоволен, вот ты и лезешь из кожи вон, чтоб он прозрел, наконец!
Мимо промчались еще люди, на ходу запрыгивая в скафандры. Кислород медленно, но верно утекал в космос.
– Разгерметизация сорок процентов, адмирал Эммерхейс! – бросил на ходу молоденький энсин. Андроид машинально кивнул и вернулся к разговору.
– Простая арифметика, Джур: если я сяду там с Гамарусцами, погибнут все двенадцать. Если со своей командой – не больше восьми.
– Шутишь?
– Не совсем, но суть ты уловил.
Оба уже дышали с трудом, и все же герцог не оставлял попыток вразумить друга.
– Я сяду с этими, я сяду с теми… – передразнил он и ткнул пальцем в андроида. – на кой [пииип] тебе самому-то туда лезть? Ты ведь и в открытом космосе можешь переждать эти сутки. Уйдешь в анабиоз и…
– На твоих способностях к рассуждению, видимо, сказывается гипоксия. Ты подумал, как они будут приземляться без сознания? У нас не работает ни одна биосистема и расплавились планетарные двигатели. Через полчаса мне придется сажать восемь овощей.
– Я пытаюсь донести до твоей дурной башки, что иногда просто необходимо кем-то жертвовать. Есть ситуации, когда невозможно спасти всех! – По напряженному лицу и спине герцога струился пот, глаза слезились. – Ты меня слушаешь вообще?!
Эйден окатил друга холодным взглядом, к которому тот так и не привык за два с лишним столетия.
– Я. Тебя. Слышу. Джур, у нас с тобой диаметрально противоположный взгляд на то, кого надо спасать. В первую очередь я забочусь гражданских. И уже потом – о тех восьмерых, кому повезет не хлебнуть сполна той судьбы, которую они выбрали себе. Сами выбрали.
Джур почувствовал, что сдается перед такими аргументами. В самом деле, куда ему до логики квантового мозга. За последние сто лет герцог и сам был под завязку напичкан синтетикой, но в душе остался человеком. С теми же страхами и прежними слабостями. И хотя ему не доставало той силы воли, что восхищала его в Эммерхейсе, он не мог не признать сейчас его правоту.
– Постой, а почему восьмерых, ты сказал? – уже совсем вяло спросил он. – А себя ты в расчет не берешь?
– Я не имею значения.
– Чего, мля?! Решил в робота поиграть?
– Тем более весь этот полет через зону боевых действий – полностью моя вина. Всё, Джур, ты уже синий весь, бегом в капсулу.
Герцог собирался лететь в шлюпке, предназначенной для кислорода. Лишний газ был не нужен тем, кто готовился ожидать корабля союзников в космосе, и команда Эйдена перенесла все запасы на флагман, чтобы использовать его на Золларе. Таким образом, в маленькой шлюпке хватило места еще для двух гамарусцев. Джур побрел к капсуле, но на середине пути вдруг схватился за скафандр.
– Тогда я остаюсь с вами.
Эйден спорить не стал. Он молча вернулся к коммандеру, проворно сдавил ему плечо в нужном месте и артерию чуть выше. После чего подхватил обмякшее тело герцога и забросил в капсулу, в компанию к двум ошарашенным соседям. Как только клинкет шлюпки закрылся, Джур пришел в себя и подскочил к иллюминатору. Эйден готовил капсулы к отстыковке, передвигаясь от одного компьютера к другому. Команда уже собралась на мостике: до отлета к Золлару оставалось меньше двух минут.
– Ты вообще в курсе, что это больно?! – из слабого динамика шлюпки голос Джура звучал глухо, но агрессивно.
– Так и задумано: от болевого шока мозг нормального здорового идиота отключается.
– Если не выпустишь, я тебе больше не друг!
– А если не перестанешь ломать клинкет, я скажу капитану Проци, что ты шпилишь его дочь на каждом рауте.
– А ты скажи, скажи! Только сначала вернись оттуда!
– Да только ради этого и стоит выжить. Пристегнись, [пииип], я запускаю!
– Мудак изумрудный… – забормотал Джур, обреченно падая в кресло. – Зачем я подписал тогда за Гервина твою аттестацию…
Спустя миг три спасательные капсулы вышли в открытый космос. Корабль взял курс на Золлар.
* * *Имперский звездолет, прибыв на помощь, вот уже сутки висел на орбите Золлара в ожидании чуда. Джур, едва сойдя с корабля союзников, миновал штаб, явился к капитану Проци и крайне ультимативно заявил, что летит с ним. На этот раз он не опасался грязного приемчика с защемлением артерий.
Наконец команда Эммерхейса колоссальным усилием двигателей вывела корабль на орбиту Золлара. Вурис Проци схватил комм:
– Звездолет ZAR-34 вызывает борт ZFR-03! Есть кто живой?
– Флагман ZFR-03 на связи, готовы к эвакуации. – ровный голос Эйдена был замогильнее обычного. – Только не вздумайте стыковаться, мы тут на одной матершине зависли.
– Мы пришлем две шлюпки, адмирал.
– Одну.
Вурис быстро замахал помощникам, отдавая приказ выпускать капсулу.
– Эйд… Сколько?.. – комм у капитана выхватил нетерпеливый Джур.
– Четверо.
– Эйд. Вы молодцы.
– Угу. Потери со стороны Гамаруса?
– Все в порядке, все живы. Забрали нас, как по часам.
– Ясно. Конец связи.
Через полчаса экипаж флагмана взошел на борт звездолета капитана Проци. Четверо едва живых людей отправились в медблок, а слегка потрепанный андроид – в душ. Перед этим ему пришлось отбиваться от друга, который вот уже несколько минут являл собой высокопрочный сплав восторга и сентиментальности.
– Это же невероятно, Эйд, что вы вернулись впятером!
– Просто счастливчики.
– Спасли Гамарусцев, вернули флагман, выбрались из преисподней! Эйден, да прояви же хоть каплю… чего угодно!
– Джур… Джур! Перестань меня трогать и, о боже, держи свой рот подальше от моего лица. Я же весь в радиоактивной пыли, в ракетном топливе и еще не пойми, в чем.
– Бесчувственная ты митохондрия, Эмми… – беззлобно пропустил его в каюту друг.
Минуту андроид просто стоял один, не смея пошевелиться, и впитывал спасительную тишину.
Приняв обычный ионный душ, Эйден переключил его в режим тропического дождя. Он подставил лицо и плечи под зеленоватые от подсветки, тяжелые капли и ощутил, как слабеют тиски самоконтроля, в которые он зажимал себя больше двухсот лет. Почему так долго? Наверное, потому что мог. Потому что ему это давалось куда легче, чем живым. Зачем? Но ведь это так эффективно: железная логика, холодный расчет, пугающая целеустремленность. Этого от него ждал Гервин. Вечно осторожный, вечно подозрительный к малейшим проявлениям «чего угодно», как выразился Джур. Профессор был для Эйдена непререкаемым авторитетом и даже отцом, а Эйден для него – темной лошадкой, бомбой замедленного действия. Все эти годы ученый просыпался среди ночи с мыслями, что же будет, если вдруг его андроид научится чувствовать, откроет ящик Пандоры, полный эмоций? Для Гервина ответ был очевиден: катастрофа.
Герцог не впервые назвал друга бесчувственным, и Эйдена это ничуть не задевало. Более того, его удовлетворяла такая характеристика. Андроиды не знали счастья и любви, но и не страдали от горя, тоски, разочарования. Так, по крайней мере, говорилось в учебниках. Не в силах выйти из-под дождя, адмирал провел рукой по волосам, с которых бежала хрустальная вода. Гервину не о чем беспокоиться. Он ведь сразу решил, что не будет даже пытаться стать человеком. И сейчас, прислонясь к стене и опустив голову под теплые струи, Эйден упорно избавлялся от ощутимой физической боли, которую приносили с собою воспоминания.
Четыре офицера погибли на Золларе. Вызывать в памяти их имена теперь было невыносимо, как если бы он касался острого лезвия израненным языком.
Ут Арукпоу, – энсин, для которого это был первый полет на флагмане, – не пережил жесткого приземления. Ремни безопасности и кресло с новейшими амортизаторами не спасли его от перелома шеи и кровоизлияния в мозг. Пока остальные еще были в отключке, Эйден рванул в медотсек, но оказалось, что тот блок безнадежно разбит. Он не смог помочь энсину.
Лейтенант Шай погиб в диком шторме, пытаясь снаружи прорваться к заклинившим турбинам в паре с Эйденом. Сумасшедшая буря, полная осколков кремния, нагнала их на обратном пути к шлюзу и не оставила шансов человеку. То, что товарищи смогли выскрести из остатков его скафандра, с трудом поддавалось идентификации. Андроида тоже потрепало, но он хотя бы мог задерживать дыхание в ядовитых вихрях, а его тело быстро себя излечивало.
На этот раз Шая действительно ждала домой девушка.
Затем потеряли механика Лога Оуча. Во мгле урагана он не успел вовремя отойти от внезапно ожившего двигателя. Огромная турбина отбросила его к краю скалистого обрыва. На глазах у команды Лог сорвался в ущелье, увлекая за собой пыльные глыбы. В течение мучительно долгих минут Эйден решал, стоит ли кому-то спускаться за телом Оуча в густой туман, и был вынужден признать идею гибельной даже для себя.
Последним был Хелия, бортинженер с Артареи. Он получил чудовищные ожоги ядерным топливом, когда латал систему запуска планетарных двигателей. Именно ему в итоге команда была обязана выходом на орбиту и спасением.
А теперь на выживших смотрели, как на героев. Они стали первым экипажем, сумевшим подняться с Золлара, потеряв всего четырех человек. Эйдена душил такой взгляд на трагедию. Какого дьявола, да он же разом угробил половину своей команды. Лучшую половину лучшей команды флота. Хуже всего было то, что никто из них, до самого конца, так и не признал вины адмирала за полет в зоне риска. И теперь он прятался в этом душе от восторженных офицеров, что ловили его взгляд на каждом углу.
Прежде, чем мысль, что хорошо бы вместо тропического дождя пустить серную кислоту, успела оформиться, Эйден отключил воду. Он тряхнул головой, посылая мириады брызг вокруг себя и внутренне собираясь. Из душа выходил уже почти правильный, почти нормальный андроид.
По пути на мостик его нагнал Джур.
– Вот, – торжественно вручил он Эйдену карточку из прозрачного кристаллита. – Это чтоб ты не заикался больше, что не имеешь значения.
Адмирал, помедлив, протянул руку и взял карточку. Так осторожно, будто это был скорпион.
– Это то, о чем я думаю?
– Я бы не решился поставить и разбитого нейтрино на то, о чем ты думаешь. Это твой новый статус. Лицензия синтетика, Эйд.
Андроид уставился на карту остекленевшим взглядом. Это было странно, потому как роботам было глубоко безразлично, если кто-то наверху приказывал отныне считать их людьми. Джур щелкнул пальцами у лица адмирала:
– Эй, парень, в упаковке из-под тебя была инструкция, где производитель клялся, что ты не будешь вот так зависать. Смотри-ка, Его Величество лично подписал бумаги о присвоении статуса. Как-никак, самый молодой андроид, признанный человеком.
– Самому молодому было двести два, а мне уже… – машинально поправил Эйден и вдруг осекся, широко распахивая глаза. – Джур риз Авир, дата на статусе верна? Эта карта была выписана тридцать лет назад?
Довольный первым в жизни друга внешним проявлением замешательства, герцог ухмыльнулся:
– Все ждал повода, чтобы отдать. Какой-нибудь настоящей передряги. Чтоб порадовать, когда выберешься.
– Ясно, – легко отозвался андроид, возвращаясь к своей привычной манере общения. – А Гервин знал?
– Эм-м… нет.
– Не говори ему.
«Вот оно что», – подумал Джур. – «Да нет… Да не может такого быть! Он боится статуса человека, потому что это напугает мрачного папашу?»
Тем временем они ступили на мостик, и Эйден обернулся к другу.
– Значит, теперь ты не можешь безнаказанно убить меня?
– Да уж, надо было раньше озаботиться… А это ты о чем? – в голове у Джура зашуршали подозрения.
– Капитан Проци, можно Вас на пару слов? – позвал Эйден.
Герцог ухватил его за рукав и зашипел:
– Эйден, ты ведь не посмеешь… Он же старше меня по званию!..
Андроид вдруг, ранее несвойственным для него жестом, положил руку на плечо Джура.
– Ну что ты, друг. Я не скажу, что его дочь спит с кутилой-старпомом – повесой и развратным забулдыгой. – с сардонической ухмылкой шепнул он и громко обратился к Вурису. – Капитан, я слышал, Ваша милая Ашвиль получила на днях предложение руки и сердца от самого герцога! Право же, Его Светлости надо было остепениться еще лет… тридцать назад. Но очевидно, только сейчас он получил то, что заслуживал. Правда, коммандер?
– Так точно, адмирал, – отозвался Джур, не разжимая челюстей.
Глава 9 – в которой мыши задаром съели научный грант, но их всё равно жаль
Мышей в лаборатории было чересчур много. Просто колоссальное количество: в белоснежном месиве тут и там мелькали подвижные розовые хвосты. Сугробы мышей – здоровых, больных и контрольных. Теперь Самина бродила посреди этого великолепия в растерянности. Клятва, данная на берегу в порыве поторговаться с судьбой, настойчиво билась в голове и требовала мышей освободить. А члены семьи Зури взяли за правило исполнять клятвы.
Абсурдностью эта ситуация могла потягаться только со вторым пунктом расплаты за сохраненную жизнь – поцеловать того капрала-андроида, что вызвал к ней помощь. Вывезти оставшихся в живых грызунов за город и выпустить в лесу, а после заказать себе новый экспериментальный материал казалось делом выполнимым. Но целовать прохладную синтетическую щеку андроида – святые плазмиды, ведь потом все узнают, все! – это ведь сущее наказание. Хотя может статься, они и не встретятся никогда лично. Было бы здорово.
А сейчас надо было срочно разобраться с мышами, которых она заразила уроборосом еще до полета.
Порывшись в карманах форменного медицинского комбинезона, Самина достала биоскоп и направилась к первому террариуму. В нем сидели зараженные звери, а на панели рядом светилась надпись «7 дней». Мыши нервничали и чесались. Девушка направила биоскоп на одно из животных, и на кончике инструмента вырос прозрачный шар, похожий на мыльный пузырь. Как только его внешняя оболочка коснулась мыши, та оказалась захваченной внутрь и поплыла к биологу вместе со сферой. Она попискивала от волнения. Самина вывела шар из террариума наружу и легонько подтолкнула к дневному свету. Пузырь завис в воздухе, мышь в последний раз взвизгнула и успокоилась. Только все так же почесывалась.
Самина переключила биоскоп и снова направила его на сферу. Та начала расширяться, создавая иллюзию увеличения мыши. Вскоре габариты в добрый десяток раз превзошли исходные, и изображение переключилось в режим объемного ультразвука. Картинка при этом стала цветной, а гигантская мышь – полупрозрачной. Вялые движения ее лап светились оттенками от белого – там, где были кости и хрящи, – до темно-розового: это были мышцы и потоки крови в тонких венах. Биолог сосредоточила взгляд на кончиках лап. Там, на порядок увеличенные, копошились веретенообразные тельца паразитов. Это были еще совсем юные черви, только-только вошедшие во вторую личиночную фазу. Но они уже беспокоили животное, цепляясь к нервным волокнам. Мышей терзали болезненный зуд в лапках, онемение и жжение. И для болезни под названием «уроборос» эти симптомы были только цветочками.
Следов лекарственного препарата не было, словно биолог и не вводила его три дня назад. Черви поглотили его вместе с другими питательными веществами из крови животного, разложили и вышвырнули вон из организма. Очередной эксперимент с воздействием на ДНК червя провалился. Уроборос так быстро перестраивал свои гены, нарываясь на опасные вещества, что погибала едва ли десятая часть особей. И свойством этим обладали все черви, начиная со стадии яйца. Лекарства, выведенные за все то время, пока человек знал болезнь, имели гораздо больше шансов убить пациента, чем паразита.
Самина отключила иллюзию, вернула животное на место и подошла к другому террариуму. «14 дней» – гласила надпись на нем. Здесь животные страдали действительно тяжело. Они крутились, пищали и валились на спинку. Самине потребовалось несколько лет таких вот экспериментов, чтобы научиться не покидать лабораторию в слезах. В конце концов она, как всякий биолог, уговорила себя, что эти эксперименты необходимы. Все жестоко, но по-честному: люди тоже болели и хотели жить. Мыши погибали не зря, ведь в последние десятилетия болезнь приняла статус пандемии.
Мышь из второго террариума так бешено крутилась, что пришлось усыпить ее, чтобы она не прорвала сферу биоскопа. При увеличении зверька девушка обнаружила длинные и гораздо более плотные ленты червей. Они кусали нервные волокна, как гусеница – лист смородины. На протяжении недели зараженный – будь то мышь или человек – сперва чувствовал непереносимую боль и жжение в руках или ногах, а затем, когда нервы были съедены до конца, терял в них чувствительность. Отклика на экспериментальные лекарства Самина не обнаружила и здесь. Их будто метлой вымели.
Взгляд на последний террариум отбил желание направлять туда биоскоп. Это были мыши, черви-паразиты в которых перебрались из конечностей в кишечник и отложили миллионы личинок. И тут становилось понятно, отчего болезнь носила имя легендарного змея, кусающего себя за хвост. На этой стадии зараженные испытывали непреодолимое желание поедать свою плоть. Они грызли собственные лапы, лишенные нервных окончаний, чтобы прокормить этим мясом личинки червя. Личинки уробороса питались телом зараженного, переваренного им самим. О, да – на деле это выглядело еще ужаснее, чем прозвучало у вас в голове.
Самина поборола себя, вытащила из последнего зараженного бокса мышь и, не увеличивая, ввела в комм запрос на анализ. Животное остервенело пожирало свой хвост. А в анализе на препарат был статистический шиш.
Чтобы избавиться от гнетущих видений, которые рисковали преследовать ее до самого вечера, Самина направилась к отсеку здоровых животных и выудила за хвост одну из мышей. Посадила к себе на ладонь и осторожно погладила крохотные прозрачные ушки. Нет, если утром она еще раздумывала над решением заменить их на тараканов, то сейчас мысль об этом приносила облегчение. Биолог достала из потайного кармашка шарик мясного корма и угостила грызуна. Строго говоря, на Бране не было ни грызунов, ни травоядных – абсолютно все животные давно стали хищниками. Но историческая классификация сохранилась, чтобы избежать путаницы.
Наблюдать за контрольным зверьком, спокойным и здоровым, с гладким мехом и отменным аппетитом к нормальной пище, было забавно. Но мелькнуло видение огромного, увеличенного с помощью биоскопа таракана. Фу. Биолог поняла, что с энтомофобией ей придется несладко, и застонала вслух.
– Это ты обо мне думаешь, Сэм? – раздалось над ухом, и знакомая рука в синем комбинезоне подкралась из-за ее спины, чтобы скользнуть под воротник – в попытке добраться до…
– Черт! – Самина подскочила, а мышь вывернулась из ее ладоней и дала деру в сторону открытой двери. – Бензер, какого… Ты опять не закрыл дверь!
Она вскочила и махнула роботу-ассистенту. Тот ринулся в погоню, и ученые остались наедине. Девушка смотрела куда угодно, только не в глаза мужчине. Она стыдилась того, что в эту минуту была не рада обществу… кого бы то ни было, кроме мышей.
– Бензер, ты знаешь правила! Здесь же кругом зараза! – Самина чувствовала себя ханжой, ведь держать мышь голыми руками тоже запрещалось. Но она слишком долго мечтала накричать на одного конкретного человека, и теперь сделала это с постыдным удовольствием маньяка-убийцы, всадившего нож в блудницу. В своем воображении она вкушала неловкие объяснения, и соусом к ним был виноватый взгляд. Но раз уж день задался с неоправданных ожиданий, логично, что и дальше все пошло вразрез с меню.
– Сэм, кажется, у нас уже был разговор по поводу того, чтоб ты не повышала на меня голос, – едкий укор подкрепил гарнир из поджатых губ. – Я скучал. Между прочим. Почему ты не заглянула ко мне утром, как всегда?
Биолог скрестила руки на груди. И тут ей начало казаться, что за последние полгода она с завидной регулярностью (примерно каждое третье свидание с этим красавчиком) находила свои руки скрещенными на груди, а рот исторгающим яд. Сегодня она решила быть краткой:
– Почему ты не пришел ко мне в больницу?
Бензер закатил глаза.
– Пф-ф, не будь ребенком, ты пробыла там всего четыре часа! Твой комм не отвечал. Я позвонил Сиби и узнал, что у тебя ерундовый перелом голени. И рассчитывал увидеться с тобой сегодня на работе. – мужчина взял Самину за руки и обвил ими свою шею в знак примирения. Бранианец с достатком и блестящим образованием, Бензер Бюрлен-Дукк был весьма привлекательным высоким блондином. Самина втайне гордилась тем, что он не следовал модным капризам и не красил пепельные волосы, – Знаешь, Сэм, вот ты ждешь от меня романтики. Но ты не понимаешь, что красивые жесты требуют средств? Это немалые деньги, которые мне приходится зарабатывать ежедневным трудом. И у многих он состоит не из возни с мышами, а…
– Ясно.
– …не перебивай меня. Так вот. Имперцы с прошлой ночи подтягивают силы к границам спорного сектора. И вчера, пока ты дулась на меня в больнице, мы всем отделом в бешеном ритме программировали андроидов на боевые вылеты. Если мы потеряем созвездие Кармин, мне – как главе кибернетического отдела – несдобровать. Это тебе, знаешь ли, не медицинские гранты попусту тратить.
– О, ясно.
Девушка сделала попытку оттолкнуть Бензера, но мужчина рассмеялся и снова привлек ее к себе.
– Ну, что опять? Ты лепишь проблему из пустого. Ну, хорошо же, прости меня, прости, прости! – он захватил ее лицо в ладони и поцеловал, но Самина ответила довольно вяло, намекая, что задета сильнее, чем предполагал кибернетик. Бензер мягко клюнул упрямицу в щеку и принялся теребить застежки ее комбинезона. – Конечно, твоя работа с этими… тоже очень важна, Сэм. Да что за кнопки на вашей униформе?
– По твоему, мне следует надевать в лабораторию пеньюар?
Кончики пальцев Бензера выводили замысловатые узоры на ключицах девушки, но кровь в ее висках стучала не от возбуждения. Уж не подхватила ли она бешенство от грызунов?
– Я бы надевал на тебя и намордник, милая, чтобы ты научилась уважать своего мужчину. Все-таки я втрое тебя старше.
– Ясно! И вдвое красивее. Ладно, господин глава отдела, возвращайся к работе, мне тут надо срочно пустить на ветер еще пару грантов.
– Глупышка моя, – Бензер смягчил тон. – Если ты рассчитывала выяснять отношения здесь, среди этих вот пожирающих себя грызунов, поспешу тебя огорчить. Эй, что такое?
Его отвлек ассистент Самины – андроид с беглой мышью в ладонях.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».