Евангелие от Локи
Когда глаза немного привыкли к полумраку, царившему в пещере, я увидел, что все стены в ней увешаны и уставлены чудными вещами, созданными этими великими мастерами. Там было очень много изделий из золота – всевозможные украшения, мечи, щиты и другое оружие; все было украшено тонкой чеканкой, все сверкало мягким блеском драгоценных камней, все хранилось в почти полной темноте.
Некоторые изделия носили чисто декоративный характер: браслеты, кольца, венцы, причем некоторые были до такой степени изысканными и хитроумными, что просто с ума сойдешь, а некоторые наоборот, были, я бы сказал, поэтически просты. Находились там и предметы, из которых прямо-таки сочилось заключенное в них волшебство; их поверхность покрывала прихотливая и филигранная руническая вязь, и я мог лишь догадываться об их истинном предназначении.
Я никогда не испытывал особой любви к золоту, но в мрачных чертогах Подземного народа во мне вдруг проснулась странная жадность, даже алчность; я смотрел на все эти прекрасные сверкающие вещи и думал об одном: как бы их присвоить. Должно быть, это отчасти было связано с заключенной в них магией, с той магией, которая пронизывает весь Нижний мир подобно жиле драгоценного металла. Эта магия делает мужчин алчными, а женщин бесчестными; и тех, и других она ослепляет ярким блеском порочных страстей. Длительное пребывание в этих местах способно свести человека с ума – он не выдержит золотого сияния этих вещей и их коварной магии, не выдержит просачивающихся в трещины ядовитых испарений. Да и мне надо было поскорее выбираться оттуда. Но прежде я должен был раздобыть для жены Тора золотые волосы. А если мне удастся убедить этих карликов прибавить к подарку Сив и еще кое-что…
Я на шаг приблизился к цвергам и сказал:
– Вам также шлет привет ваша сестра – Идунн Целительница, Идунн Прекрасная, Хранительница Золотых Яблок!
Сыновья Ивалди дружно уставились на меня; их глаза, посверкивая, так и бегали в глубоких глазницах, точно жуки. Наконец Двалин шагнул вперед. Я немало о нем слышал и знал, что он хромает, потому что правая его ступня искалечена – это следствие неудачного стечения обстоятельств, о которых я, возможно, расскажу позднее (не то чтобы я сам был в этом замешан… ну, по крайней мере, если и замешан, то не так уж сильно). Я надеялся, что он не точит на меня зуб; впрочем, было бы еще лучше, если бы он вообще меня не узнал в новом-то обличье.
– Приветствую тебя, Двалин, – сказал я, – а также всех твоих близких. Я принес вам из Асгарда замечательную весть. Ты и твои братья были признаны лучшими из всех мастеров Нижнего мира, и боги решили поручить вам некое весьма деликатное дело; если вы сумеете выполнить это задание, ваши имена будут прославлены в веках и станут известны во всех мирах. Всего лишь небольшое усилие с вашей стороны – и вы, сыновья Ивалди, разделите славу и великолепие с самим Асгардом, с Асгардом Золотым, с Асгардом Прекрасным, с Асгардом Вечным…
– Ну, а нам-то какая от этого выгода? – прервал меня Двалин.
– Вы же обретете всемирную славу, – широко улыбаясь, повторил я, – и сознание того, что вы самые-самые лучшие! Ведь именно поэтому Один из всех кузнецов Нижнего мира выбрал именно вас!
Вот так их и ловят. Я это знал еще по старым временам. Подземных Червей ничем обычным подкупить нельзя; у них и так полно золота и всевозможных сокровищ. У них нет иных страстей, кроме собственного ремесла, но они очень честолюбивы. Я знал, что они будут не в силах противостоять брошенному им вызову и постараются доказать, что именно они – мастера наивысшего класса.
– Что именно тебе нужно? – спросил Двалин.
– А что у тебя есть? – в тон ему спросил я и улыбнулся.
Подземному народу понадобилось не так уж много времени, чтобы подготовится к выполнению той задачи, которую я перед ними поставил. Я подробно разъяснил все насчет волос Сив – опустив, разумеется, причину их утраты, – и кузнецы дружно рассмеялись; надо сказать, смех этот звучал весьма мрачно.
– И это все? – спросил Двалин. – Да такую ерунду любой ребенок сделает! Разве ж это вызов?
– Мне также нужно, чтобы вы изготовили два особых подарка – для моего брата Одина, предводителя асов, и для Фрейра, предводителя ванов, – сказал я.
Это с моей стороны был чисто политический шаг; Фрейр на самом деле был всего лишь одним из предводителей ванов, но весьма влиятельным. Оказывая ему особую любезность и предпочитая его другим могущественным богам – Хеймдаллю, например, – я определенным образом возвышал его в глазах почитателей. Если повезет, он это вспомнит, когда придет черед награждать меня; кроме того, он был братом Фрейи, которую мне необходимо было снова перетянуть на свою сторону.
Двалин кивнул и вместе с братьями принялся за работу. Они работали слаженной командой, действуя четко и не без изящества. Один готовил к выплавке руду, второй чертил в воздухе руны, третий раздувал пламя в горне. Затем они стали ковать раскаленный металл, и один из них завершал работу, полируя каждый волос с помощью мягкой тряпицы.
В дар Одину предназначалось волшебное копье; прямое, легкое, оно было поистине прекрасно, а его древко украшала резьба в виде целой цепочки рун. Это было действительно царское оружие, и я внутренне усмехнулся, когда представил себе, как будет удивлен и доволен Старик, получив его.
– Это Гунгнир, – сказал Двалин. – Он не дает промаха в бою и всегда летит точно в цель. Благодаря ему твой брат станет неуязвимым, но он должен постоянно держать это копье при себе.
Второй дар, предназначенный Фрейру, был больше похож на игрушку; это был крошечный хрупкий кораблик – я даже удивился, как это Двалин своими огромными загрубелыми ручищами сумел сотворить такое. Когда кораблик был готов, он с гордостью заявил:
– Это Скидбладнир[43], величайший из кораблей. Он всегда имеет попутный ветер, никогда не собьется с курса и не утонет. А когда плавание завершено, его можно сделать совсем маленьким, сложить и сунуть в карман. – Двалин пропел какое-то заклинание, и кораблик сам собой свернулся, как лист бумаги, в несколько раз и стал размером с серебряный компас. Цверг сунул его мне в руку, и я искренне восхитился:
– Прекрасно! – Я понимал, что такому подарку сын Ньёрда обрадуется больше всего. – А теперь все-таки сделай волосы для Сив, если тебе не трудно.
И тогда сыновья Ивалди притащили золотой самородок, и один из них плавил золото в огне горна, второй мгновенно с помощью колесика превращал его в тончайшую нить, третий колдовал с помощью рун, а четвертый поистине соловьиным голосом выпевал заклинания, способные вдохнуть жизнь в золотые нити. Наконец, с волосами для Сив было покончено; они блестели, как редкостное украшение, и были тонкими и мягкими на ощупь, как шелк.
– Но будут ли они расти? – с некоторым недоверием спросил я у Двалина.
– Конечно, будут. Как только она приложит эти волосы к голове, они станут ее неотъемлемой частью. Ее золотые кудри станут еще прекрасней, чем прежде, и красотой она легко сможет соперничать даже с Фрейей.
– Правда? – Я снова усмехнулся про себя: Фрейя весьма ревниво относилась к своему положению первой красавицы. Я решил, что эта мысль мне вполне может пригодиться впоследствии. В конце концов, у каждого есть слабости, а я поставил себе целью узнать их все. Слабость Двалина заключалась в том, что он чрезвычайно гордился собственной работой, и я, принимая три бесценных дара, не поскупился на похвалы, вознося его до небес.
– Должен признаться, что я немного сомневался в тебе, – сказал я, собираясь уходить. – Я знал, что ты отличный мастер, но и предположить не мог, на что ты действительно способен. Ты и твои братья – поистине великие мастера, самые лучшие из всех мастеров Нижнего мира! Именно так я и скажу в Асгарде.
Ну, немного лести никогда не повредит, решил я, а теперь, пожалуй, пора и домой, ведь добыча уже у меня в руках. Я повернулся, намереваясь начать подъем в Верхний мир. Я устал, как собака, и весь взмок из-за мерзких испарений и жарко горящего пламени; мне страшно хотелось как следует вымыться, но душа прямо-таки пела благодаря одержанной мною маленькой победе. Уж это-то послужит Одину отличным доказательством моей преданности и полезности! А самодовольный ублюдок Хеймдалль пусть прова…
И вдруг путь мне преградила чья-то темная фигура. Оказалось, что это еще один подземный мастер по имени Брокк, который считался главным соперником Двалина. Больше всего он походил на коротконогого коренастого бульдога с выпученными глазами цвета черной смородины и ручищами толщиной с бревно.
– Я слышал, ты просил Двалина кое-что для тебя сделать, – сказал он, глядя на меня из-под тяжелых бровей.
Я согласно кивнул.
– И ты остался доволен выполненной работой?
– Более чем, – подтвердил я. – Двалин и его братья – превосходные мастера.
Брокк оскалил зубы в неприятной усмешке.
– Ты считаешь их «превосходными мастерами»? Тебе и твоим приятелям следовало бы сперва к нам заглянуть. Всем известно, что истинные короли Нижнего мира – это мы с братом.
– Ну, сказать-то легче, чем сделать, – пожал я плечами. – Если ты хочешь доказать справедливость собственных слов, то сделай нечто лучшее, чем сумели сделать сыновья Ивалди. Иначе для Асгарда ты так и останешься просто любителем, а не профессионалом.
Я понимаю: зря я поймал его на этот крючок. Но уж больно он действовал мне на нервы, и потом, я очень хотел поскорее оттуда выбраться.
– Любителем? – переспросил он. – Я тебе покажу, кто здесь любитель! Заключим пари, Трикстер. Я сделаю для тебя три подарка и вместе с тобой отправлюсь в Асгард, вот там мы и посмотрим, чья работа лучше. Пусть решает ваш Генерал.
В свою защиту я могу сказать лишь, что испарения Нижнего мира, должно быть, заставили мой разум помутиться. К тому же все это золото, вся эта магия… а теперь еще и возможность кое-что прихватить дополнительно, да еще даром… И потом, дети Хаоса никогда не могут устоять, если им предложено пари.
– А почему бы и нет? Я готов, – сказал я, полагая, что принесу асам еще три подарка при минимальном риске со своей стороны. Да я был бы полным дураком, упустив такой шанс! – Итак, на что мы ставим?
Брокк хмуро на меня посмотрел и буркнул:
– Ты опорочил мое доброе имя. Теперь весь Нижний мир считает, что Двалин работает лучше, чем я. Я должен восстановить справедливость.
– Каким образом?
– Я ставлю свою работу против твоей головы. – И он крайне неприятно улыбнулся.
– Вот как? И всего-то? – съязвил я, чувствуя себя неуютно. Эти художественные натуры могут порой проявлять чрезмерную настойчивость. И потом, хотелось бы знать, для чего ему моя голова?
– Я прибью ее к полу, чтобы она не давала дверям закрываться, – сказал Брокк, словно прочитав мои мысли. – И тогда все, кто будет приходить ко мне в мастерскую, сразу поймут, что ждет того, кто осмеливается принижать мое мастерство.
«Прелестно!» – подумал я. Но пари есть пари.
– Согласен, – сказал я Брокку. – Но в таком случае тебе самому придется ее отрезать.
Он снова улыбнулся – если этот жуткий оскал можно было назвать улыбкой. Зубы у него были желтые и острые, как обломки янтаря.
– Уж я отрежу! – пообещал он. – Если тебе повезет, я буду орудовать ножом. А если нет…
– Ладно, приступай к работе, – произнес я.
Не самая удачная шутка, если честно. Но я был совершенно в себе уверен. У меня в рукаве было спрятано еще немало разных трюков, и потом, как только я попаду в Асгард и раздам принесенные подарки, глядя на всех невинными глазами, мне будет совершенно нечего бояться.
Увы, эти рассуждения лишь доказывают, как сильно мы порой способны заблуждаться.
Урок девятый. Молот и щипцы
Никогда не доверяйте насекомым.
ЛокабреннаМастерская Брокка была совсем не похожа на мастерскую Двалина и его братьев. Во-первых, у него был самый обычный горн, и он пользовался обычным топливом, а не жаром преисподней, как сыновья Ивалди. Во-вторых, в помощниках у Брокка был его брат Синдри, который выглядел разве что чуть лучше полоумного, хотя я все же надеялся, что кое-какие мозги у него все-таки есть. Никаких готовых вещей в этой мастерской выставлено напоказ не было – ни оружия, ни украшений; на полу лежала только груда исходного материала: руда, пустые мешки, звериные шкуры, куски дерева и какой-то мусор, пригодный скорее для тележки старьевщика, чем для студии тонкого мастера. А уж вонь там стояла просто жуткая: пахло застарелым потом, козлом, дымом, горелым маслом, серой… Трудно было представить, что в таком бедламе можно создать нечто путное.
Однако в душе моей шевелились невнятные подозрения, которые только усилились, когда я немного понаблюдал за работой братьев. С первого взгляда они казались неловкими и медлительными, но вскоре я понял, что у Синдри весьма умелые руки, а Брокк еще и настоящий силач; особенно это было заметно, когда он работал с гигантскими мехами, раздувая огонь в горне.
Пока я глядел на них, в голову мне пришла неожиданная идея.
– Пожалуй, я выйду наружу, подышу воздухом, – сказал я. – Позовите, когда закончите.
Я вышел в туннель и быстренько превратился в муху. Точнее, в овода. Быстрого, ловкого, надоедливого и очень больно кусающегося овода. Затем я незаметно влетел в кузню и, устроившись в темном уголке, стал смотреть, как Брокк выбирает золотой самородок и кидает его в раскаленную пасть горна.
Синдри тем временем колдовал над огнем с помощью рун. Его манера показалась мне несколько эксцентричной, но действовал он быстро и эффективно, и я с любопытством смотрел, как этот кусок золота, вращаясь над горящими углями, начинает приобретать форму.
– Давай, давай, Брокк! – подгонял брата Синдри. – Качай быстрей! Если золото раньше времени остынет…
Брокк изо всех сил принялся раздувать гигантские мехи, а Синдри тонким и длинным пальцем с невероятной скоростью рисовал в воздухе руны.
Я слегка занервничал. Кусок золота, словно висевший в воздухе между братьями-цвергами, быстро превращался в нечто прекрасное. Это выглядело впечатляюще. Я не стал больше ждать: с жужжанием подлетел к Брокку, по-прежнему качавшему мехи, и больно укусил его в руку. Он чертыхнулся, но даже не вздрогнул, и через несколько секунд изделие было завершено: это был чудесный золотой браслет, на поверхности которого виднелись сотни выгравированных рун.
А я быстренько нырнул в туннель, вернул себе человеческий облик и оделся.
Я успел вовремя: через минуту в туннель вышел Брокк и, увидев меня, показал мне золотой браслет.
– Это Драупнир, – с усмешкой молвил он. – Мой подарок вашему Генералу. Каждую девятую ночь он будет рождать восемь точно таких же браслетов. Посчитай сам, Трикстер. Я только что создал для вашего народа источник бесконечного обогащения. Вполне царский подарок, тебе не кажется?
– Неплохой, – пожал я плечами. – Но это копье делает Одина неуязвимым. Какой из даров он предпочтет, как ты думаешь?
Брокк что-то сердито пробормотал себе под нос и снова исчез в мастерской. А я через некоторое время опять превратился в овода и последовал за ним.
На этот раз из груды материалов Брокк выбрал свиную шкуру и самородок золота величиной с кулак; то и другое он бросил в огонь и вновь принялся раздувать мехи, пока его братец произносил названия рун, чертя их в воздухе, и руководил процессом. Вскоре из горна, из самого его золотистого нутра, стало вылезать нечто очень большое, злобно рычавшее, скалившее зубы и яростно сверкавшее глазами янтарного цвета.
Я поспешно подлетел к Брокку и сильно ужалил его в шею. Он вскрикнул, но качать мехи не перестал. И через несколько мгновений Синдри извлек из очага гигантского золотого кабана, а я полетел обратно в туннель, превратился в человека и оделся.
– Это Гуллинбурсти[44], – проговорил Брокк, демонстрируя результат их совместных трудов. – Он будет во-зить на спине Фрейра из одного конца небосвода в другой, освещая собою путь.
Он произнес это с какой-то странной интонацией, которая мне совсем не понравилась, но я как ни в чем не бывало снова пожал плечами и сказал:
– Неплохо. Но сыновья Ивалди уже подарили Фрейру господство над океаном. Кстати, вы не забыли о нашем Громовержце? Чтобы угодить Тору, вам придется приложить немало усилий. Сыновья Ивалди подарили ему жену, красота которой будет предметом зависти для всех женщин и источником страсти для всех мужчин. Можете вы с братом предложить нечто большее?
Брокк гневно на меня глянул и, не сказав ни слова, ушел в мастерскую. Я же в обличье овода последовал за ним и стал смотреть, как он, все еще сердито сверкая глазами, выбирает в груде материалов кусок железной руды размером с собственную голову и бросает его в пылающий горн. Затем Синдри, как всегда, принялся с помощью рун придавать изделию форму, а Брокк стал качать мехи так усердно, что лицо его побагровело.
Я уже догадался, что третий артефакт – это нечто совершенно уникальное. Интересно, что же это все-таки такое? Оружие? Похоже на то. Рождающийся на свет предмет имел форму руны Тхурис, и от него прямо-таки во все стороны разлетались искры магической энергии. Мне непременно нужно было сделать так, чтобы на этот раз изделие получилось с брачком. Я ринулся на Брокка и ужалил его в лицо, прямо между глазами, причем ужалил очень сильно, до крови. Брокк гневно взревел и взмахнул рукой, желая меня отогнать; в результате он на мгновение, на какую-то секунду, не больше, приостановил свою нелегкую работу, и Синдри тут же испуганно вскрикнул:
– Нет! Нет! Не останавливайся!
Брокк сразу удвоил усилия, но было поздно: оружие, уже начавшее обретать форму в горне, стало терять свою сущность. Синдри выругался и принялся с невероятной скоростью чертить в воздухе магические знаки, но мог ли он этим спасти столь тонкую работу? Вряд ли. Даже если ему и удастся что-то сделать, думал я, идеальным предмет уже не будет.
Я улетел в туннель, вернул себе человеческое обличье (и одежду) и стал ждать, когда из мастерской появится Брокк. Он появился не сразу; из проделанной мною дырки у него во лбу все еще струилась кровь; в руках он держал нечто, завернутое в тряпицу.
– Ну что? – спросил я.
– Вот. – И Брокк развернул тряпицу.
Это был боевой молот, очень тяжелый и страшный; от острия до кончика рукояти он был весь покрыт магическими рунами; рукоять, впрочем, была несколько коротковата, но это, на мой взгляд, было его единственным недостатком. Поистине великолепное оружие! И, безусловно, совершенно уникальное. Оно, конечно же, станет желанным для Громовержца.
– Это Мьёлльнир, – прорычал Брокк и оскалился. – Величайший молот из всех, когда-либо выкованных. В руках Громовника он будет отлично защищать Асгард. Он всегда будет оставаться при Торе и станет служить ему верой и правдой; а если потребуется проявить скромность, молот сам сложится, как карманный нож, и…
– Прошу прощения, – прервал его я. – Что значит «проявить скромность»? Мы ведь, кажется, о молоте говорим?
Брокк снова оскалился, продемонстрировав ужасные зубы, и пояснил:
– Тор, разумеется, любит свою жену, но на друзей впечатление лучше производить, неожиданно вытащив из кармана маленькую штучку, которая превратится в гигантский молот. И больше Тору уже ничего не потребуется.
Я поморщился. Подземные Черви редко шутят, и шутки у них всегда какие-то грубые, неуклюжие.
– Мы подумаем, на кого и как лучше производить впечатление, – сказал я. – Но, по-моему, у этого молота рукоять… э-э-э… немного коротковата.
– Это не так уж важно, – недовольно проворчал Брокк. – Гораздо важнее то, что этим молотом можно сделать. Ну что, двинемся в путь? Мы с братом еще пари должны выиграть.
И я повел их в Асгард.
Урок десятый. Иголка и нитка
Вообще-то, не доверяйте никому и никогда!
ЛокабреннаКогда мы прибыли во дворец Одина, я чувствовал себя спокойно и уверенно. Сив с нетерпением ждала меня (на голове у нее по-прежнему красовался тюрбан); Тор стоял с нею рядом и был мрачен, как грозовая туча. Один наблюдал за происходящим, сидя на троне, и его зрячий глаз поблескивал в предвкушении очередного спектакля. Хеймдалль выглядел несколько разочарованным – наверное, он никак не ожидал, что я выполню обещание – да еще с таким успехом! – и вернусь назад. А богини – особенно Сигюн, которая строила мне глазки с тех пор, как я впервые появился в Асгарде, – смотрели на меня выжидающе и явно думали, смогу ли я еще раз уделить каждой хотя бы один денек.
Брокк, при свете дня выглядевший (и пахнувший) еще более отвратительно, стоял рядом со мной со своими дарами – молот он засунул за пояс, а рычавшего золотого вепря Гуллинбурсти держал на цепи.
– Это еще кто такой? – спросил Старик.
Брокк объяснил, кто он, и сообщил о заключенном пари.
Один удивленно поднял бровь и сказал:
– Ну что ж, покажите нам эти дары, а уж мы постараемся оценить их по заслугам.
Я пожал плечами.
– Мне кажется, ты сочтешь… – но Один тут же меня прервал:
– Погоди, Трикстер. Давай сначала посмотрим.
Ладно. Я выложил свои дары, а Брокк – свои. После длительной паузы, показавшейся мне бесконечной, Один выдал свое суждение.
– Сыновья Ивалди поработали на славу, – сказал он. – Их работа поистине замечательна.
– Не правда ли? – Я подмигнул Сив, которая уже нацепила новые волосы. Двалин не обманул, пообещав, что искусственные волосы будут в точности совпадать по цвету с собственными волосами Сив, а заключенная в них магия полностью восстановит ее божественный облик.
Она сердито на меня глянула, но была вынуждена признать, что все нормально.
– А как насчет копья? – спросил я. – И этого серебряного компаса, который превращается в огромный корабль?
Один кивнул и сказал:
– Они хороши. Но ведь и у Брокка дары тоже замечательные. Особенно этот молот Мьёлльнир.
– Как? Этот неуклюжий молот со слишком короткой рукоятью?
Один холодно улыбнулся.
– Верно, рукоять немного коротковата. Но все же молот просто восхитителен. Он производит куда более сильное впечатление, чем мое копье или магический меч Фрейра Потрошителя. А в руках Тора он и вовсе будет означать для нас конец оборонительных действий и переход к решительному наступлению.
Тор, бережно положив Мьёлльнир на сгиб руки, поддержал Одина:
– Совершенно с тобой согласен. Выигрывает Брокк.
Один повернулся к другим богам:
– А вы что думаете?
Фрейр кивнул:
– Я за Брокка.
– Хеймдалль?
– Выиграл Брокк.
– Ньёрд?
– Брокк.
– Бальдр?
Наш Золотой Мальчик печально вздохнул и промолвил:
– О боги! Но если честно, то выиграл, боюсь, все-таки Брокк.
Короче, все они, и асы, и ваны, один за другим заявили, что дары Брокка лучше. За исключением Сив, которая уже заплетала свои новые волосы в косы, Идунн, которая вообще оружие терпеть не могла, Браги, который уже трудился над моим посмертным гимном, и Сигюн, которая тревожно посматривала на меня, как мать на сына, и была готова в любую минуту в знак утешения ласково коснуться моего лба.
Я был возмущен до глубины души.
– Вы это серьезно?
Один пожал плечами:
– Извини. Но ты проиграл.
В темных глазах Брокка вспыхнул нехороший огонек.
– Я выиграл!
– Верно, – согласился я. – Ты у нас самый лучший. А насчет того дурацкого пари…
– Твоя голова принадлежит мне, – мгновенно прервал меня Брокк, вытаскивая из ножен здоровенный нож.
– Давай я лучше отдам тебе долг золотом, а? Сколько моя голова весит, столько и отдам, – попытался предложить я, отступая на пару шагов. Но Брокк отказался.
– Нет, не пойдет. Мне нужна твоя голова, чтобы любому, кто войдет в мою мастерскую, сразу стало ясно, как высоко я ценю собственную репутацию.
– Но я готов удвоить цену или еще как-нибудь с тобой расплатиться, – неуверенно произнес я, отступая еще на шаг.
Брокк усмехнулся, снова показав свои омерзительные зубы.
– Соблазн велик… но нет. Я возьму только голову.
– Ну, тогда попробуй меня поймать! – крикнул я и, превратившись в греческий огонь, мгновенно вылетел в окно, оставляя за собой дымный след. Но Тор оказался быстрее меня, и на нем, как всегда, были его огнеупорные перчатки.
– Э нет, не уйдешь! Превращайся обратно, – приговаривал он, схватив меня огромной ручищей.
Я вырывался, ругался, но, поняв, что мне не вырваться, все же вернул себе прежний облик. Только теперь я предстал перед высоким собранием абсолютно голый и весь покрытый сажей. Не самый лучший момент в жизни Вашего Покорного Слуги, если честно.
Я снова воззвал к Старику:
– Один, прошу тебя…
– Нет, дорогой, пари есть пари. Ты проиграл, и я ничего не могу поделать, – ответил он.
– Фрейр? Ньёрд? Ну, хоть кто-нибудь?..
Но, похоже, никто не собирался за меня заступаться. Мало того, мне показалось, что многие из этих бессердечных тварей тихо веселятся, видя мое отчаяние, а некоторые ублюдки и вовсе наслаждались в открытую! У Хеймдалля, например, глаза так и сияли, а Тюр уже и закуски притащил.