– Еще бы, – улыбнулась Ариадна.
Микея
Она действительно отчаянно нуждалась в нескольких часах сна. Впервые за несколько дней руки не болели, благодаря обезболивающей мази. Доктор отругал ее за позднее обращение и выдал официальную справку, позволяющую не работать три дня. Микея и рассчитывать не могла на такое счастье, хотя ее и тревожило, что она не получила до сих пор ни одного сообщения от Дивии.
Страшно было, что та придумала какую-то каверзу в отместку за утреннее. Впрочем, вряд ли: Дивия же не знала, что это она так подставила ее, размышляла Микея. С виду Цесин просто случайно вернулся и выказал недовольство вроде как им обеим. Какой же он все-таки милый… в доброту этого человека просто невозможно было поверить – удивительно, почему же его все-таки так боятся студенты?
С этими мыслями Микея заснула в гостиной, чтобы проснуться от тихого звука открывающейся двери. Как ни старался Цесин не шуметь, она мгновенно подняла голову и села на диване, держа плед у груди и позевывая.
– Как ты? – негромко спросил он, опускаясь напротив нее.
– Лучше, – улыбаясь, ответила она. – Спасибо, что разрешил поспать здесь.
– Я был только рад. Готова перекусить? Я зверски голоден.
– Еще бы, – снова улыбнулась она. – Я уж вообще не помню, когда ела последний раз.
Цесин с досадой цокнул языком:
– Я должен был предложить тебе еще утром.
– Не переживай об этом, – быстро сказала она, смущенно поправляя одежду и приглаживая растрепанные волосы. – Я выгляжу ужасно, да?
– Ты выглядишь выспавшейся. И мне это нравится, – сказал он и поднялся, чтобы заказать еду.
– Знаешь, когда я впервые попала в твою квартиру, думала, здесь живет какой-нибудь советник, – призналась она, наслаждаясь обедом с Цесином.
– Здесь живут парочка по соседству, – кивнул он. – Я купил эту квартиру на премию от правительства, когда получил «профессора».
– Твои исследования просто невероятные. Я тогда все взахлеб читала, без разбору, когда они вышли, – призналась Микея, ожидая, что ему это будет приятно, но внезапно лицо Цесина превратилось в застывшую маску, а губы искривились насмешливой улыбкой:
– Знаешь, чего я очень не люблю, Микея?
– Чего? – спросила она, не донеся ложку до рта. Ее лицо вытянулось. От его тона повеяло холодом, который не был оправдан, чем бы то ни было. Что она такого сказала?
– Я не люблю, когда врут, пользуясь тем, что эмоции заблокированы. Даже если врут для того, чтобы сделать собеседнику приятно, – резко бросил Цесин – в его глазах плескался искренний гнев.
– Это нелепо, – вырвалось у нее со смешком, и она решительно положила ложку, глядя ему в лицо, – с чего, скажи на милость, ты решил, что я лгу?
– Мои исследования вышли двенадцать лет назад. Тебе было тринадцать.
Он сверлил ее обвиняющим взглядом, который, возможно, и напугал бы ее, если бы она лгала, как он думал, вот только Микея не лгала.
– И что? – спокойно спросила она, наклонив голову.
Цесин снова сузил глаза и осекся. В его взгляде мелькнуло сомнение.
– Валяй, проверь. Я не могу снять блоки, но ты можешь просканировать, и тогда узнаешь наверняка. Я разрешаю, – с легким вызовом предложила она.
Ее собеседник изменился в лице, а потом на нем отразилось чувство вины. Наконец, Цесин опустил глаза:
– Прости меня. Я не должен был обвинять тебя во лжи. Просто…
– Просто ты не привык общаться с девушками, которым ты действительно интересен, – наугад выпалила она и попала. На его скулах резко обозначились желваки, и он отложил ложку, не доедая супа.
– Красивых девушек вроде тебя обычно мало интересуют мои исследования, – ровным голосом сказал Цесин, глядя в сторону, а потом внезапно глянул в глаза. – Ты и правда читала все?
– Все, что смогла найти. Ты был одним из моих любимых авторов. Возможно, благодаря тебе я решила стать переводчиком, – подтвердила Микея. За столом воцарилось молчание, и она решила доесть суп, поскольку все еще была голодна. Цесин последовал ее примеру, а потом тихо сказал:
– Мне никто никогда не говорил настолько приятных вещей.
Микея пожала плечами:
– Это правда, Цесин.
– А какие языки ты знаешь?
– Октианский. И шаггитеррианский – три наречия. Сейчас пытаюсь разобраться в четвертом. То есть пыталась…
Она опустила голову, и Цесин протянул руку, заправляя ей волосы за ухо. Этот интимный жест заставил ее вздрогнуть, и он моментально убрал руку:
– Прости.
– Нет! – почти одновременно сказала она. – Не извиняйся. Мне…
– Что? – совсем тихо спросил он севшим голосом, но Микея лишь покачала головой. Она чуть не сказала ему, что его прикосновения приятны ей. Это уж слишком. Это похоже на…
– Цесин, а откуда ты знаешь, сколько мне лет? – вдруг тихо спросила она.
* * *
– Это просто невероятно. Как ты мог… как ты мог так поступить и молчать все это время? – возмущенно разрывалась она пару минут спустя, вскочив со стула. Под ее испытующим взглядом Цесин признался, что читал ее дело, и вдруг начал говорить о совершенно невероятных вещах – вроде того, чтобы опротестовать приговор. И заплатить за ее адвоката.
– Я не могу позволить тебе. Это неприлично. Это…
– Это не будет неприлично. Если ты отдашь мне пре-сезариат.
– Но… на каком основании? – изумилась она, краснея от мыслей, которые не должны были стать ему известны.
Цесин, тоже почему-то смущаясь, размахивал руками, расхаживая по столовой.
– Да мало ли. Назовем тебя моей аспиранткой. Придумаем какое-нибудь исследование, которое ты делаешь со мной. Потом, ты фактически работаешь на меня сейчас. Допустим, я могу поручить тебе еще что-то сверх того, что ты обязана делать по приговору. Будешь сортировать мои документы, например. Поможешь мне с проверкой ученических работ.
Микея сглотнула, обхватив себя руками. Это было невероятно щедрое предложение, но внезапно ей стало грустно.
– Мике… ну соглашайся, пожалуйста. Мы оспорим этот приговор, мы вдвоем сможем.
– Как ты назвал меня? – слабо улыбнулась она.
