Очарование лжи

– Я умру, и Настя останется одна совсем беспомощной. Кому она будет нужна? Игорь, конечно, дочь не бросит, оплатит сиделок, и на этом все. – Голос дрогнул, и Галина Адамовна, достав платок, промокнула влажные глаза.

Степанков неопределенно кивнул головой. Этот кивок Галина Адамовна расценила по-своему.

– Спасибо тебе, Юрочка. Я вдруг почувствовала, что ты сможешь помочь, поэтому тебе и позвонила.

– Хорошо, я что-то придумаю. У меня есть коллега, правда, у нее свои взгляды на болезни и на лечение, но попробовать можно, – неуверенно сказал Степанков.

– Юрочка, как подумаю, то я сама виновата. Если бы я раньше опомнилась, то все было по-другому. Все думала, что само образуется. Надеялась на Игоря. А оно видишь как все как обернулось…

Последнюю фразу Галина Адамовна произнесла еле слышно. Степанкову показалось, что Лунина разговаривает сама с собой.

– Пойдемте, посмотрю Настю.

Галина Адамовна с благодарностью посмотрела на Степанкова.

Девочка лежала на диване в гостевой комнате. Худенькое беспомощное тельце укрыто теплым пледом. Черты лица немного заострены, и от этого девочка издали была похожа на сморщенную старушку.

Юрий Николаевич присел на стул, стоящий возле кровати, и прощупал пульс – это все, что он мог сделать. На его прикосновение девочка открыла глаза и, как ему показалось, слегка улыбнулась.

В таком состоянии Юрий Николаевич Степанков впервые увидел Настю в отделении детской нейрохирургии. Состояние было средней тяжести. Ничего сверхсерьезного у девочки, кроме легкого сотрясения мозга и многочисленных ушибов, полученных в результате ДТП, не было. По всем законам природы, физиологии и медицины в целом, Настя должна была быстро идти на поправку. Но ничего подобного не случилось. Причину обездвиженности нижних конечностей врачи ничем не могли объяснить, как не могли объяснить и потерю речи.

Привычная и размеренная жизнь Галины Адамовны в один миг разделилась на две части – «до» и «после» аварии. Настю обследовали и пытались лечить в разных клиниках, но безрезультатно – девочка ходить так и не стала, как и говорить.

На чудо израильской медицины он, конечно, не надеялся. Но смена обстановки, новые лица, другая страна, такие же парализованные дети в клинике Шнайдер, по мнению Степанкова, все это и должно было благотворно сказаться на здоровье девочки. Никакого чуда израильская медицина не сотворила. Единственное, что его порадовало, – оптимизм Галины Адамовны.

– Я сделаю все, что в моих силах, – уже в который раз повторил Степанков, вернувшись обратно в столовую.

Безмолвный вопрос Галины Адамовны «когда» он оставил без ответа.

– Я знаю. Спасибо тебе, Юрочка. Беги. У тебя дел полно.

Галина Адамовна быстро упаковала остатки пирогов и направилась вслед за Степанковым в прихожую.

Тимофеева лежала на кушетке, прикрыв глаза. Напрасно она приехала в эту клинику. С таким диагнозом, как у нее, уже поздно ходить по врачам. Подруга настояла. Теперь та сидит в коридоре, а она лежит в кабинете на кушетке. И толку от этого? Все эти консультации – напрасная трата денег.

О деньгах она подумала мимоходом. Для приличия. Деньги были. «Как они будут жить без меня? Муж женится. Подождет немного и женится. Только Лешку жаль. Кто будет следить за правильным питанием? А ведь ему надо исключить холестерин. Стал набирать вес. Сколько раз говорила – не покупайте полуфабрикаты. Все без толку. Спорт забросил. Дел, говорит, много. Не до спорта. Юля на Кипр хочет. Вот он и пашет сутками. Какое питание, какой спорт? Когда о нем думать? Деньги на отдых мы дали бы. Разве это проблема? Не такие и большие деньги, только Юля не возьмет, – с раздражением подумала Тимофеева. – Мужчина должен сам содержать свою семью. Год после института. Да еще квартира съемная. Могли б спокойно жить с ними, тогда бы и деньги на отдых были. Так нет. Мужчина должен содержать свою семью сам. Вдолбила это, как дятел, в голову сына. Сколько девушек было на курсе, а он, кроме этой Юли, никого не видел. Было бы на что смотреть», – вздохнула Тимофеева.

Лежать на кушетке было неудобно. Места достаточно, а все равно неудобно. Врач молча сидела рядом. Светлана Игоревна слегка приоткрыла глаза. Она давно хотела посмотреть, чем та занята. Может, смотрит результаты обследования? Нет. Как сидела, так и сидит. «Шарлатанство. С таким успехом я и дома могла бы лежать. Притом – бесплатно». – Тимофеева снова закрыла глаза.

– Светлана Игоревна, вы очень боитесь смерти. А рака у вас нет. Вы ведь этот диагноз имели в виду, когда говорили, что вам жить осталось совсем мало? – Саша прикоснулась к руке пациентки.

– Я этого не говорила, – растерялась Тимофеева.

«Или все-таки говорила? Рака нет, тогда что у меня? Да и откуда ей-то знать, что есть, а чего – нет? Даже результаты обследований не посмотрела».

– Светлана Игоревна, назовите имена людей, которых вы очень любите.

Голос доктора звучал мягко и доверительно. Просьба несложная. Да и сколько тех людей, по-настоящему любимых и дорогих.

– Валера и Алексей. Сын и муж.

– А теперь назовите тех, кого не любите.

– Да и нет таких.

Тимофеева задумалась. Никто не приходил на ум.

«С соседкой по даче недавно поругалась. Так сама и виновата. Да и помирились уже. Новая директор библиотеки предупредила: при сокращении первыми уволит пенсионеров. Но за что мне ее не любить? Зачем мне теперь работа? Уволит пенсионеров – значит, уволит. Сколько жить осталось? Может, так даже лучше. Буду заниматься дачей. Внуков бы еще. Только уже не доживу до внуков», – печально подумала Тимофеева.

– Хорошо. Светлана Игоревна, тогда подумайте и скажите, какую женщину вы ненавидите? Кто она?

– При чем здесь нелюбовь и ненависть. Главное – есть люди, которых я люблю.

«Мужчина, если он мужчина, должен содержать свою семью сам». – Лицо невестки всплывало в памяти Светланы Игоревны.

– Подумайте хорошо. Не спешите.

Врач сидела напротив в удобном кресле, а она отлеживала бока, отвечая на пустые вопросы, тратя деньги. Вот так и слушай советы подруг.

– Да что там скрывать – невестку не люблю. Юлей зовут.

– Светлана Игоревна, – голос доктора звучал успокаивающе, – скажите, с кем вы ее обсуждаете? Кому из близких или знакомых говорите о своей нелюбви к ней?

– Да разве такое будешь обсуждать с посторонними? Мне сына жаль. Не повезло ему с женой.

– Хорошо. Тогда постарайтесь описать чувство нелюбви, которое вы испытываете к невестке.

Тимофеева задумалась. Просьба показалась ей совсем уж глупой.

– Не перевариваю ее. На дух ее не переношу. Прямо тошнит от одного ее вида. Не знаю, что бы сделала, если бы только вернуть время назад. Жениться сыну точно запретила бы. Институт надо было вначале окончить, на ноги стать, а потом – жениться. Только, видите ли, у него любовь с первого взгляда.

Высказавшись в свое удовольствие, а чего скрывать-то, Тимофеева ошарашенно посмотрела на Александру.

– Хорошо. Светлана Игоревна, а теперь опишите мне симптомы своей болезни.

– Ну, во-первых…. – Тимофеева, обрадовавшись, что врач наконец-то перешла к делу, начала подробно перечислять симптомы своей болезни.

– Вы заметили, как ваши симптомы болезни схожи с теми чувствами, которые вы испытываете к невестке?

– Доктор, неужели вы серьезно считаете, что моя болезнь – надуманность и виной всему моя нелюбовь к невестке?

– Светлана Игоревна, к сожалению, ваша болезнь не надуманность. Язва желудка у вас есть. Но это не приговор. Причину, почему у вас образовалась язва в желудке, вы сами нашли. А как уже дальше быть – зависит от вас самой. Вы можете продолжать обследование и лечение, а можете изменить свое отношение к невестке. Полюбить ее, как любите своего сына. Это значительно сложнее, чем принимать лекарство, но тогда болезнь сама уйдет и жить всей вашей семье станет легче.

Тимофеева давно ушла. Рабочий день уже час, как добежал до логического конца. Саша открыла ноутбук и стала просматривать записи пациентов на завтра. На прием зарегистрировалось три человека. Тимофеева записалась на четверг. «А ведь как сначала была настроена. Умирать собралась. Прочла в интернете все, что только можно, и сразу же нашла все симптомы у себя». Саша закрыла ноутбук и посмотрела в окно. Ей вдруг стало грустно.

Она любила свою работу, только не эту, а прежнюю – в неврологическом отделении городской больницы, с ежедневной суетой, приездом «Скорой» и беспокойными ночными дежурствами.

Она любила утреннюю суету и ежедневные пятиминутки в кабинете заведующего. У нее были сложные больные, и она возилась с ними: назначала им обследования и консультации смежных специалистов. И радовалась их успехам.

А еще там остался ее коллектив, с которым она была вместе с первого и до последнего своего рабочего дня в больнице. Здесь тоже был коллектив и тоже маленький, но кофе здесь, как и положено, варила кофемашина и никак не Елизавета. И говорить о пациентах здесь было не принято, и консилиумы собирать не приходилось. И еще – здесь не было никого, похожего на Дудника, с его научными регалиями и вечной торопливостью.

«Надо созвониться и обязательно заехать к ним в поликлинику», – подумала Саша. Затем она пересела за рабочий стол и открыла тумбу. На дне пустого ящика лежала фотография. Она уже неделю смотрела на нее каждый день. «Вот и я люблю своего мужа, – вздохнула Саша. – А любит ли меня Стрельников, я не знаю». Настроение, и без того не самое радужное, окончательно испортилось.

Степанков открыл без стука дверь и стоял на пороге кабинета, закрыв собой почти весь проем. Саша быстро закрыла тумбу и заставила себя улыбнуться.

– Ты чего так хитро улыбаешься работодателю?

– Я, Степанков, улыбаюсь своим мыслям. Притом очень грустным.

– Так улыбаются не мыслям, а только неприличным мыслишкам. Скажешь, я не прав?

– Смотрю на тебя, Юрочка, и думаю, что набираешь ты вес не только в научном мире. – Саша постаралась перевести разговор в беспечное русло.

– Нет. Все под контролем. Это дверь меньше стандарта. А ты от ответа не уходи.

Степанков оттолкнулся от двери, прошелся по кабинету и уселся в кресло напротив нее.

– У меня к тебе серьезный разговор. Хорошо, что не уехала, а то пришлось бы вечером напрашиваться в гости. Хотя идея попасть на ужин меня вполне устраивает.

– Ну, раз я здесь, начинай, радуй.

– Саша, надо, чтобы ты съездила к моим хорошим знакомым. Вот так надо.

Степанков провел рукой по горлу, что означало «позарез».

– То есть как – съездила? Мы же не консультируем на дому.

Холодок образовался между лопаток. На руках выступила «гусиная кожа».

– Это особый случай. У меня есть приятель Игорь Лунин. Наши родители дружили семьями. Потом у Игоря отец умер, а мои уехали в Германию. Но отношения мы поддерживаем до сих пор. У него проблема с дочкой. Насте восемь лет. Два года назад она вместе с матерью попала в аварию. Мать отделалась легким испугом, а девочка прикована к коляске и не разговаривает. Хотя изначально у Насти диагностировали только легкое сотрясение мозга, были еще ушибы мягких тканей, но ничего серьезного, что могло повлечь такие последствия.

– Почему проблема только у твоего друга? А где мать девочки?

– Представь, мать погибла через год в очередном ДТП. Хотя и говорят, что снаряд в одну воронку дважды не падает, но…

– Н-да. Юра, а я чем могу помочь?

– Ты – ничем. – Степанков поднял руки, предвидя Сашину реакцию. – Но как я мог ей отказать? Ты бы видела Галину Адамовну. Что мне было делать? Ты бы сама, случись что, отказала б в помощи своей Елизавете или Дуднику?

– Конечно, нет. Хорошо. Я посмотрю девочку. Когда и куда ехать?

Холодок образовался между лопаток и начал медленно сковывать позвоночник. Захотелось выпрямить спину. Саша постаралась немного расправить плечи и незаметно потянулась всем телом.

– Когда соберешься, тогда и поедешь, – успокоил ее Степанков. – Это не к спеху. Единственное неудобство – придется ехать за город, почти сто километров. Зато природа, тишина, отдохнешь от городской суеты и жары.

– Ты хочешь сказать, что я должна еще там и жить? – недоуменно спросила Саша.

– Саша, я тебя очень прошу. Хочешь, я поговорю с твоим Стрельниковым?

– При чем здесь Стрельников? Юра, я вообще тебя не понимаю, зачем эта поездка с проживанием?

– Я обещал. Понимаешь, если ты приедешь, как я сегодня, посмотришь Настю и уедешь обратно, то Галина Адамовна снова мне будет звонить и будет переживать.

– Юра, если б от этой поездки был хоть какой толк, а так…

– Я Галину Адамовну предупредил, что результата не будет. Прошло почти два года. Настя не восстановится. Но я обещал.

– Хорошо. На выходных я съезжу и посмотрю девочку.

– Саш, а вдруг ты поможешь? – оживился Степанков. – Вспомни своего адвоката. Разве кто мог тогда подумать, что Лагунов пойдет на поправку?[1] А?

– Еще неизвестно, кто ему больше помог – ты или я, – отмахнулась Саша.

– Здрасьте, приехали! Без тебя он вряд ли дожил бы до встречи со мной. Я, конечно, своих заслуг не умаляю, но и чужих себе не приписываю.

– Юр, прекращай меня уговаривать. Я же сказала – поеду.

Натянутая струна в позвоночнике ослабла. Дышать Саше сразу стало легче. Ощущение легкости к ней приходило всегда, когда она принимала правильные решения.

– Я знал, что ты не откажешься. Слушай, а ты, случайно, не заболела?

Саша мотнула головой. Степанков должен попрощаться и уйти. Не хватало еще расплакаться при нем. Только Юра Степанков, вместо того чтобы покинуть кабинет, только удобнее уселся в кресле.

– Ну? Что у тебя стряслось? Проблемы со Стрельниковым?

Вместо ответа Саша расплакалась.

Последний раз она так плакала, когда осталась без работы – полгода назад. Плакала она тогда молча, уткнувшись в подушку, чтобы Стрельников не видел слез. И плакала она вовсе не от того, что осталась без хлеба. Было до слез обидно, что после ухода Владимира Ивановича на пенсию в отделении, к которому она приросла всей душой, работать стало невозможно.

Светлана Валерьевна Быстрицкая, красавица модельной внешности, до этого работавшая невропатологом в их же поликлинике, коллективу не понравилась с первого дня. И дело было вовсе не в модельной внешности нового руководителя.

К своим тридцати годам Светлана Валерьевна развелась со вторым мужем, защитила кандидатскую диссертацию, успешно окончила курсы вождения и самостоятельно села за руль новенькой машины, которую ей подарил очередной кандидат в мужья.

Новая заведующая отделением к своим обязанностям приступила резво. Маленький врачебный коллектив, состоящий из Дудника, Елизаветы и Саши Андреевой, привыкший к интеллигентному Владимиру Ивановичу, с трудом понимал и не всегда выполнял часто противоречивые распоряжения Быстрицкой.

– Понимаете, Светлана Валерьевна, – Саша пыталась внести ясность, – у нас раньше пациенты, если поступали вторично, то к тем докторам, у кого они прежде лечились. Мы за годы работы уже выучили своих пациентов, особенно тех, кто постоянно лечится. Так всем лучше.

– Кому это – всем? Всем лучше не может быть по той простой причине, что так не бывает в принципе. Просто раньше, Александра Ивановна, у вас был полный бардак. А я хочу всего лишь навести порядок в отделении. Так что свое мнение оставьте при себе. Это касается всех. – Светлана Валерьевна обвела взглядом ординаторов и вышла из кабинета.

– Ну и что это было? – задала риторический вопрос Елизавета.

– Это, Елизавета, новая метла. А она, знаешь, метет по-новому. Возьмет и выметет нас всех скопом. – Дудник аккуратно сложил истории болезни в папку и посмотрел на притихших женщин.

Примечания