Книга Псоглавцы - читать онлайн бесплатно, автор Алексей Викторович Иванов. Cтраница 5
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Псоглавцы
Псоглавцы
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Псоглавцы

Вот эта разница в степени сложности и напрягает. Пугает. Кирилл понял, что он боится этой деревни, как умный дрессированный сеттер, живущий в особняке лорда, боится гадюки из придорожной лужи. А все привидения – лишь овеществление его страха. Давно же известно, что лучшие романы ужасов сделаны из массовых фобий. Европа боялась наследия своего Средневековья, и родился готический роман с Дракулой. Америка мегаполисов боится маленьких городков, где чёрт знает что происходит, и Стивен Кинг становится королём. Русская провинция боится осатаневшей Москвы, и в бреду провинциалов рождается вампирская Москва «Дозоров».

А он боится деревни Калитино, затерянной в дыму торфяных пожаров. Здесь, в Калитино, для страха нет никакой «точки сборки», как сказал бы Кастанеда, кроме дикого здешнего Псоглавца. Который выжил, потому что очень прост: человек с башкой собаки, и всё. Ведь никто здесь наверняка не знает про святого Христофора, про тотемы язычников, про староверов и скиты. Но Кирилл-то знает. Пусть он и не крещёный, но он понимает: христианский святой не может повелевать демоническими собаками, которые разрывают беглых зэков.

Эти привидения – в его голове. Их нет. Они обусловлены тем, что он, человек урбанизированный, боится деградантской деревни. А отформатированы привидения еретической фреской. Был бы святой Христофор не с собачьей головой, а с кенгуриной, то ночью по коридору школы скакали бы кенгуру. Ему, Кириллу, на ночь нужен вовсе не пистолет с серебряными пулями, а хорошая девушка.

– Ты будешь чего-нибудь брать или нет? – страдальчески спросил у Кирилла Мурыгин.

– Мне замок нужен… – тупо повторил Кирилл.

– Сказал же, нету.

Кирилл молчал, не зная, что сказать.

– Иди нахер отсюда, – посоветовал Мурыгин.

8

Кирилл с улицы поверх забора изучающе разглядывал соседний дом. Наверное, это было жильё под дачу, принадлежавшее местным «городским». Крышу дома перекрыли профильным железным листом, стены отделали сайдингом, концы брёвен забрали в короба, поставили евроокна. Недешёвый тюнинг. Кирилл вспомнил, как на экскурсии в Коломенском экскурсовод объяснял им, туристам, как важно для деревянного строения «дышать». А в этой упаковке дом сопреет за пять лет. Ну да и ладно, не его дело. Сто пудов, что в этом доме есть электричество, может, даже генератор. Но есть ли хозяева?

Хозяев не было. Звонок у ворот не работал, на стук никто не отозвался. Значит, придётся подключаться к другому соседу, справа.

Кирилл прошёл мимо фасада школы, «базы», и по пути начал считать шаги. Школу и другой дом разделял огород, где на бурых грядках густо зеленела лохматая картофельная ботва. Среди ботвы, согнувшись, возилась пожилая женщина. От дома и двора огород был отделён кривым штакетником. Кирилл насчитал восемьдесят восемь шагов. Нормально. Ему в распоряжение Гугер оставил две бобины провода, каждая длиной по пятьдесят метров, должно хватить с изрядным запасом. Да и шаг ведь у него не метровый.

Ворота стояли не запертые. Кирилл толкнул чуть приоткрытую створку и вошёл во двор. Домик у правых соседей оказался не ахти. Небольшой и явно ветшающий. Когда-то он был добротным, крылечко тесовое, фундамент покрыт жестяным козырьком, наличники – или как там называются эти доски вокруг окна – выпилены фигурно. Сейчас крыльцо скосилось, жесть поржавела, краска наличников облупилась.

Во дворе между крыльцом и дровяным сараем колола чурбаки на поленья та самая полунемая девушка Лиза, которую они подвезли по пути в деревню. Кирилл сразу воспрянул духом.

На Лизе была прежняя клетчатая рубаха, теперь навыпуск, но уже не пенсионерские треники, а старые мужские штаны, обрезанные ниже колен на манер бриджей. На ногах – расшлёпанные ботинки без шнурков и с вываленными по-собачьи языками. Густые русые волосы Лиза собрала в узел на затылке, но несколько прядей выбились и смешно торчали в разные стороны. От работы загорелая Лиза жарко раскраснелась, пухлые сочные губы казались влажными.

– Привет, – сказал Кирилл и смущённо кашлянул в кулак.

Лиза опустила топор и настороженно посмотрела на гостя. Кирилл ничего не мог с собой поделать – он опять взглядом зацепился за грудь Лизы, и отвёл глаза в сторону.

– Мне бы, э-э… кто хозяин у вас, поговорить, – путано объяснил он. Если эта Лиза здесь живёт, конечно, и она – тоже хозяйка, но как разговаривать с немой?

Лиза, не отвечая, легко показала топором за штакетник на старуху, что торчала в огороде.

– Спасибо, – сказал Кирилл.

Он отыскал в штакетнике калитку, зашёл на огород и через грядки стал пробираться к старухе. Старуха тяпкой окучивала картошку. Только вблизи Кирилл увидел, что старуха передвигается с помощью табуретки. Одна нога у старухи то ли не сгибалась, искалеченная артритом, то ли не держала, парализованная, и старуха переставляла перед собой табуретку, опиралась на неё обеими руками и вместо шага совершала какое-то странное телодвижение, подволакивая себя вперёд. В этом было что-то от насекомого. Похоже ползает жук с оторванной конечностью, припадает на бок. Но у наблюдателя нет ощущения, что жук страдает. Повреждённый робот, не более.

– Здравствуйте, – сказал Кирилл погромче.

Старуха медленно распрямилась, разглядывая Кирилла.

– Здравствуйте, – по-деревенски певуче ответила она.

На старухе был синий сатиновый халат школьной уборщицы и какие-то белые, больничные, бязевые штаны, для которых Кирилл нашёл только определение «исподнее». На ногах – галоши, на голове – платок, завязанный под подбородком.

– Я ваш новый сосед, – внятно и громко начал объяснять Кирилл. – Нас трое товарищей. Мы на неделю поселились в том здании, – Кирилл махнул рукой, – где школа была. У нас командировка в вашу деревню.

– То-то я и вижу, машина-то большая заворачивала. Кто такие, думаю? Городские, не иначе. Заповедниковские-то по-другому, всех здесь знают, им чего в брошенном доме-то сидеть…

Старуха говорила свободно и складно, как сказительница.

– Нам в тот дом электричество нужно. Я хочу попросить вас, чтобы разрешили наш провод в вашу розетку подключить. Мы заплатим. За каждый день – пятьсот рублей.

– В день по пятьсот? – переспросила старуха.

– Да. Пятьсот в день. Дней на пять-семь. Это будет где-то две с половиной – три с половиной тысячи.

– Три-то пятьсот много…

– Ничего, для нас нормально.

– Три-то пятьсот за всё лето нагорает. Дорогой нынче ток стал. Раньше-то жги – не хочу, а сейчас за всё дерут. Тысячу сюда, тысячу туда, вот и пенсии нету, а ведь жить надо, есть-пить… Картошка-то своя, овощи там, лук, яйца, но ведь хлеб нужен, без хлеба что за еда, и прикупить чего, хоть лампочки, хоть одёжу какую…

Кириллу сначала показалось, что старуха пожалела его расходы, а сейчас он понял, что старуха, не думая о нём, сразу приложила деньги за электричество к своему бюджету. Складность и певучесть речи была не от мудрости, а от глупости и равнодушия к тому, как сказано.

– Тогда я пойду схожу за проводом – и к вам в дом. Как вас зовут?

– Раиса Петровна я. Токарева. Да просто Рая Токарева, меня тут все знают, мы же у своих-то все на виду. А ты иди вон к дочери, Лиза она. Лизка-то и розетку покажет в доме…

Дочь? – удивился Кирилл. По старухе – так внучка… Хотя сколько этой Раисе Петровне? Лет шестьдесят. Как тётке, у которой он снимал квартиру. А тётка любовника имеет, ездит на Кипр…

– Только Лиза у меня, ну, это, говорит плохо, ты не пугайся, – всё журчала старуха. – Так-то она нормальная, заикается сильно. Я бы сама подошла, дак нога отказала, цельный час буду ковылять…

– Хорошо-хорошо, – торопливо заверил Кирилл.

Через забор он перелез с огорода во двор школы, достал обе бобины с проводом и улицей пошёл снова к воротам Токаревых.

Лиза всё ещё колола дрова. Она вогнала топор в чурбан и никак не могла развалить чурбан надвое или достать лезвие. Она нелепо стукала чурбаном на топоре о плаху, на которую ставила поленья. Кирилл шёл к Лизе, смотрел на её терзания, но видел лишь то, что груди Лизы от движений и наклонов увесисто качаются под рубашкой.

– Это снова я, – весело сказал Кирилл, бросая в траву бобины.

Он деловито забрал у Лизы топор с чурбаном на лезвии. Колоть дрова он не умел, но знал по кино, как справляются, если заклинило топор. Он закинул топор с чурбаном за спину, с натугой размахнулся через плечо и ударил обухом топора о плаху. Чурбан лопнул.

Кирилл отложил топор.

– Ты Лиза, – сказал он. – А я Кирилл. Я из Москвы. Я с друзьями тут, мы вчера тебя на автобусе подвезли немножко, помнишь?

Лиза настороженно кивнула.

Кирилл поймал себя на том, что ему Лиза нравится. У неё был чуть вздёрнутый нос и серые глаза. Обветренные скулы, рыжая летняя конопатость и густой загар, не курортный, а деревенский, делали её простушкой, однако сквозь крестьянку просвечивала барышня с египетским разрезом глаз, нежным овалом лица и таким изгибом губ, потрескавшихся от жары, словно эти губы знали о жизни всё.

– Мы с друзьями вон в том доме остановились, получается, соседи ваши, – пояснил Кирилл. – А электричества нет. Твоя мама разрешила мне к вам в розетку подцепиться. Я платить буду, по пятьсот в день. Это дней на пять, на неделю. Покажешь мне, куда воткнуться можно?

С разгона Кирилл не сразу осознал двусмысленность просьбы.

Лиза помолчала и кивнула. Они стояли и смотрели друг на друга.

– Ну так веди меня, – осторожно произнёс Кирилл.

Это указание прозвучало совсем странно, будто он попросил Лизу провести его сразу в постель. Лиза покраснела, повернулась и пошла к крыльцу. Кирилл задумчиво подобрал бобины и пошагал за ней.

Крыльцо вело на дощатую веранду с маленьким окошком. Веранду использовали как кладовку – здесь вдоль стен стояли какие-то мешки, похоже, с кусками торфа, а на полках блестели трёхлитровые пыльные банки. Дверь в дом была утеплена и обита дерматином.

Центр дома занимала большая белёная печь. Устье её находилось на кухне. Шершавый белый бок вылезал в большую комнату, где на полу были половики, а на окнах шторки. Стол застилала скатерть, в шкафу-серванте стоял телевизор, подушку на кровати украшала кружевная салфетка. Кирилл почему-то думал, что кровать должна быть высокой, двуспальной, с металлическими шариками на спинке, но кровать оказалась обычной панцирной койкой. Другую такую же койку Кирилл успел увидеть в узкой комнатушке сбоку, проём в эту комнату Лиза сразу задёрнула занавеской. Кирилл догадался, что комнатка – спальня Лизы. Две односпальные койки в доме означали, что здесь живут только Лиза и её мать, и у Лизы нет ни мужа, ни отца. Хотя, конечно, и на односпальную кровать можно лечь вдвоём.

– Где розетка? – озираясь, спросил Кирилл.

Лиза указала под стол.

Кирилл залез под стол и увидел у плинтуса допотопную розетку. Он потрогал её – розетка шаталась. Кирилл выглянул из-под стола.

– Она болтается. Можно, я прикручу её покрепче?

Лиза молчала.

– Отвёртка имеется?

Лиза подумала и отрицательно покачала головой. Точно, мужчины в доме нет, понял Кирилл.

– Тогда принеси ножик.

Лиза ушла и вскоре вернулась, присела и протянула тупой нож. Кирилл подкрутил шурупы и воткнул в розетку вилку одной своей бобины. Этот жест показался ему откровенным намёком на секс. Он вылез из-под стола, разматывая провод. В душе всё ходило ходуном.

– Готово, – сказал он, не двигаясь с места.

Лиза смотрела в сторону, избегая глянуть ему в лицо. Кирилл ясно видел её смущение, которое не соответствовало мелочному поводу.

– Лиза, ты ведь можешь говорить? – тихонько спросил он.

Лиза наконец взглянула ему в глаза – недоверчиво и робко. Потом зажмурилась, затаила дыхание и произнесла:

– Не… много…

Глаза Лиза не открывала, точно ждала поцелуя.

Она не смотрит, почти не говорит, и он с ней наедине, подумал Кирилл. Всё вокруг будто зазвенело. Он ощутил, что вдруг очутился за той границей, за которой он волен сделать всё, что захочет. Ведь Лиза ничего не увидит, не скажет и не сделает. Расплаты не последует.

Конечно-конечно, он Лизу не обидит. Сейчас не будет ничего. Но ведь могло быть всё. Похоже, она сразу и не поняла, что допустила, но теперь Кирилл вот как-то легко и сразу получил доступ к ней. Это было уже очень лично, и тайно сближало помимо воли. Сложно, когда это впервые, но то, что случилось один раз, повторить уже не трудно. Кириллу показалось, что он с Лизой как бы обо всём уже условился, только ночь главной встречи наступит ещё не сегодня. Кирилл молча рассматривал Лизу и думал: а какая она в любви? Если в постели она закричит, это станет словно бы возвращением дара речи.

Кирилл отвернулся, чтобы не смущать Лизу и не травить себя. В простенках между окнами висели фотографии и какие-то грамоты. Кирилл положил бобины на стол и направился к фотографиям.

На самом большом цветном портрете Лиза с букетом стояла с распущенными волосами, в косметике, в светлом полупрозрачном платье, смеющаяся. Наверное, это был выпускной вечер в школе.

– Ты красивая, – сказал Кирилл, не оборачиваясь, чтобы не видеть Лизу. Так она не могла возразить ни голосом, ни жестом, а потому не могла установить дистанцию и этим будто подтверждала их близость.

Кирилл рассматривал другие фотографии. Незнакомые лица, непонятные события. Дети, деревенские тинейджеры, женщины, мужчины, старики. Чужая жизнь. Это остужало. На снимке ярких, крикливо-химических тонов провинциальной студии Fujifilm Кирилл увидел Лизу-ребёнка на руках затрёпанного дядьки.

– Отец?

– Да, – сзади тихо ответила Лиза.

Кирилл почувствовал, что она волнуется и стесняется, как на медосмотре, хотя чего такого-то – семейные снимки? Или ею, немой, никто никогда не интересовался, и потому ей всё кажется интимным?

– Он жив? – Лиза сзади молчала. – Понятно…

Кирилл увидел фотку с «мыльницы», где Лизу-подростка обнимал за плечи рослый беловолосый парень. Кирилл вспомнил этого парня, хотя сейчас он стал куда старее, жилистее, ублюдистее. Это был Лёха Годовалов, который показывал им с Гугером и Валерием пустые дома в деревне. Ну, конечно. Куда здесь деться друг от друга?.. Хоть Лиза и немая, но ведь всё при ней, и ей не шестнадцать лет, кто-то это всё уже посмотрел и попробовал… Кирилл понял, что заревновал.

Кирилл оглянулся. Лиза смотрела на него с испугом, виновато и с надеждой. Кирилл отвёл глаза. Можно подумать, Вероника легла с ним девочкой… Но этот Лёха Год овалов, вор в сланцах, «ДМБ-2008»…

По снимку было видно, что Лиза не хотела фотографироваться. И всё же была рада и горда, что сильный парень обнимает её, готовый защитить и сделать счастливой. Лёха-то?.. Что он может в этом мире?

Кирилл вспомнил тот мир, который Лёхам был недоступен, но не из-за денег, а потому, что Годоваловым там нечего было делать, только бухать, а бухать дешевле и вольготнее дома. Кирилл любил кафешки у Нескучного и Пушкинскую набережную с трогательно-могучим космическим самолётом «Буран». Вспомнил пляжи Хургады и англичанина, инструктора по дайвингу, который, ухмыляясь, обучал Веронику, как брать в рот загубник акваланга. Вспомнил ледяные, мелко огранённые пики Домбая и страшную высоту под качающейся кабиной фуникулёра. Вспомнил Озёрку под Рузой, храмик Волынщино над водой, большой катер, который они всегда арендовали компанией, и всегда девчонки загорали топлес… Разве это сравнится с Лёхиной крутизной в деревне Калитино? Лиза хочет этого, да?

И тут Кириллу стало стыдно. Чего он понтуется? Лиза – полунемая бедная девушка из дремучей деревни. Ей не из чего выбирать. Она никогда не увидит «Бурана», Домбая, Хургады. Она не попробует мохито, не испытает шкодливого девчачьего удовольствия загорать топлес, она даже радости секса не узнает. В её судьбе ничего этого не будет. А жизнь у неё одна, как и у Кирилла, и другой никто не даст. Её жизнь безжалостно прогорит здесь вместе с торфяными болотами.

– Ты бы хотела уехать отсюда? – хрипло спросил Кирилл.

А Вероника? – подумал он и оглянулся.

Лиза закрыла лицо ладонями.

– Не… пустят, – с трудом сказала она.

– Кто не пустит?

– Они… Они не пустят.

– Кто они?

– Они.

9

Первым делом Кирилл набрал пустых пластиковых бутылок, сходил на колодец и принёс воды. Потом достал из своего рюкзака электрочайник, залил и включил в сеть. Потом приготовил кружку, ложку, упаковку сахара и банку растворимого кофе Nescafe. И только после всего торжественно водрузил на парту ноутбук.

Ноутбук симфонично вздохнул, просыпаясь, и на экране появился такой забытый и такой привычный флажок, разделённый на четыре квадрата: красный, зелёный, синий, жёлтый. И рядом, как «слава тебе, господи», – «Microsoft Windows ХР». Кирилл впервые почувствовал не умом, а шкурой, насколько справедливо это название – «Окно».

Исчезла деревня Калитино, торфяные пожары, немая девчонка – Кирилл купался и парил в большом мире, чья сложность была ему так понятна и так желанна. Он проверил почту, поглядел новости, пробежался по любимым сайтам, упиваясь обновлениями. Очень-очень хотелось нырнуть в ЖЖ, но Кирилл не рискнул. Это слишком надолго. И тут, словно поддерживая его решение, заклокотал чайник.

С кружкой кофе Кирилл вышел на крыльцо. Вот это и есть кайф, подумал он. Неужели здесь ему могло быть так тягостно и страшно?

Кирилл посмотрел на сарай с приоткрытыми воротами и вспомнил, как хотел спрятать там автобус, чтобы не ночевать в доме в одиночку. Все кошмары только в моей голове, подумал он. Горе от ума. Но со своей головой, когда есть кофе, он как-нибудь уж справится.

Хотя внутренний скептик резонно возразил, что слишком уж он самонадеян. Собачьи шаги в ночном коридоре, запах псины – да, это Кирилл сам себе внушил. Но ведь предание о беглых зэках, которых разрывали псоглавцы, выдумал не он. Смятение Лизы – тоже реально. И Лурия предупреждал, что здесь может случиться нечто странное…

Кирилл вздохнул, допил кофе, вернулся к ноутбуку и сел за парту. Он вывел на экран Google и вколотил запрос: «псоглавцы». Он ожидал штук пятьдесят ссылок и пару картинок. И душа дрогнула, когда поисковик выдал 15 тысяч результатов и 360 изображений.

Раньше Кирилл никогда не слышал о псоглавцах. Вообще-то, он считал себя в культуре человеком вполне осведомлённым. А сейчас вдруг почувствовал себя так, словно в своей двушке на Кутузовском обнаружил третью комнату, в которой к тому же кто-то живёт.

Оказывается, существовал даже знаменитый роман «Псоглавцы» чешского писателя Алоиса Йирасека. По нему в 1955 году сняли кино. Роман входил в золотой фонд исторической литературы. Оп-па. Ничего такого Кирилл не знал и кинулся искать пересказ содержания.

Действие происходило, разумеется, в Чехии где-то во времена Стеньки Разина. В Чехии существовало некое крестьянское сообщество – «ходы», они прежде были пограничниками, потом типа как егерями в барских лесах. Император установил у них крепостное право, а они забунтовали. To-сё, злые вельможи, благородные и свободолюбивые холопы, императорские войска и плахи. У этих «ходов» на флаге была изображена собачья голова, потому их и звали псоглавцами. Кирилл понял, что с этим романом он промахнулся мимо темы.

Но ссылок на псоглавцев с избытком хватало и без чешских бунтарей. Кирилл погрузился в бездны Сети.

В общем, чаще всего о псоглавцах говорилось, что они высокого роста, под два метра. Голова у них была собачья, а тело человеческое, только на пальцах когти. Про хвост писали что-то невразумительное: то ли есть, то ли нету, то ли лохматый, то ли гладкий. А башка сплошь заросла шерстью, рыжей или бурой. На затылке могла быть мощная грива. Конечно, клыки. Уши круглые, как у гиены, и не на макушке, а по бокам. Псоглавцы ходили на ногах, но сильно сутулились и опускали голову. В описаниях этих чудищ Кирилл сразу узнал бегло-серьёзный тон сетевых специалистов по всем вопросам – раскованный псевдонаучный стиль самозваных авторитетов.

Псоглавцы носили одежду из выделанных кож и шкур. Ношение одежды предполагало наличие стыда, а наличие стыда предполагало обладание душой. Псоглавцам остаётся лишь покреститься и вступить в партию, подумал Кирилл. Речь псоглавцев напоминала лай. Понять её люди не могли, зато псоглавцы отлично понимали речь людей, хотя и не могли говорить по-человечески.

Жили псоглавцы племенами. Во главе племени стоял альфа-самец – вожак, у которого была гвардия из бета-самцов. Вожак был женат на альфа-самке, у которой имелась своя гвардия из бета-самок. Впрочем, супружеской верностью псоглавцы не отличались. Детей растили всех вместе. Охотились и воевали. Врагов съедали, в голодные годы жрали и своих слабаков, а если уж прижимало, могли отобедать ребёнком. Всё как у нас, подумал Кирилл.

Война с другими племенами и с людьми была главным делом псоглавцев. Сетевые интеллектуалы детально анализировали оружие псоглавцев: мечи, копья, дротики, секиры, луки. Псоглавцы сражались сначала в пешем строю, потом врассыпную. В племенах имелись свои кузнецы и музыканты, которые печально играли на свирелях. А всё племя, наверное, при этом хором выло на луну, подумал Кирилл.

Происхождение псоглавцев объяснялось в основном греческими мифами. Их было два. Первый утверждал, что псоглавцев рожали свирепые амазонки, которые не подпускали к себе мужчин, а совокуплялись с собаками. А чего ждать иного, подумал Кирилл, если сексуальная жизнь ограничена такими безобразными правилами?

По другой версии, псоглавцы были потомством древнегреческого царя Ликаона. Однажды в гости к этому царю пришёл странник, а царь решил посмеяться над ним. Слуги зарезали ребёнка, пожарили и подали гостю. Но странник оказался Зевсом. Он взбесился, перевернул стол, молниями убил сорок девять сыновей Ликаона, а самого царя превратил в волка. Хорошо, что я уже не ребёнок, с облегчением подумал Кирилл. Кстати, убитого младенца звали Аркад, и страну Ликаона прозвали Аркадией – той самой, благословенной и счастливой. Но в ней волк-Ликаон наплодил псоглавцев.

От имени Ликаона людей-псов и людей-волков стали называть ликантропами. Вроде бы, врачи даже выделили болезнь ликантропию. От мифической ликантропии головы больных изменялись, обрастали шерстью и становились похожи на собачьи, как проказа превращает лицо человека в львиное. А при обычной, клинической ликантропии, психи воображают себя собаками, волками или оборотнями. От психа до пса один шаг, подумал Кирилл.

Псоглавцами, оказывается, были некоторые боги. У армян, к примеру, боги-аралезы, псоглавцы, после сражений спускались с неба на поле боя и зализывали раны воинов. Кирилл подумал, не связано ли это предание с рестораном «Ильдаруни», где назначал встречу Лурия, но решил, что случилось совпадение.

Голову шакала имел знаменитый древнеегипетский бог Анубис, которого Кирилл помнил по фильму «Мумия». Анубис был владыкой стран Запада, охранителем некрополей и погребальных обрядов. Он повелевал миром мёртвых, сопровождал умерших и вершил загробный суд, взвешивая сердца. Сердце покойника он клал на одну чашу весов, а на другую – перо богини Маат, которое весило столько же, сколько весит истина. Между прочим, в гробницах города Гермополя учёные нашли мумии псоглавцев. Не хило.

Русские, вернее, славяне, тоже имели бога-псоглавца – Полкана. Правда, его потом стали изображать в виде кентавра, потому что, как всегда, было туго с грамотой: имя Полкан прочитали как Полуконь.

Полкан происходил родом от иранского бога, крылатого змеепса Сэнмурва. Сэнмурв жил на острове в океане, на великом Древе Всех Семян. Когда он взмахивал крыльями, семена сыпались в море, и с водою их выпивал конь Тиштар. Потом конь орошал землю дождём, засевая, и Кирилл не решился уточнить способ орошения. Но от Сэнмурва отпочковался и древнеславянский бог Симаргл, и волшебная птица Симург, сестра Сирина и Гамаюна, и крылатый пёс Паскудж.

Библия тоже не забыла псоглавцев. Согласно Священному Писанию, псоглавцы являются «яфетическими солдатами», из которых будут состоять полчища Гога и Магога. Эти полчища незадолго до второго пришествия Христа вторгнутся на земли Израиля с севера, будут жечь, грабить и убивать, и господь спалит их огнём с небес.

В общем, конечно, шанс быть чем-то порядочным у псоглавцев имелся, но не очень надёжный. Можно было простить и пёсьи бошки, и лай, и грабежи, но сильно смущало людоедство. Хотя адвокаты псоглавцев исхитрились доказать, что их подзащитные людоедства не допускали. Всему виной латинское слово «канис» – «собака». От этого слова происходит, к примеру, приятный термин «каникулы» – время звезды Сириус, чьё латинское название Каникула, то есть, «маленькая собачка». Но в случае с псоглавцами вместо «каникул» от «каниса» произвели «каннибалов».

Псоглавцев встречали во все времена по всей земле, кроме Австралии и Антарктиды. Мудрые и любопытные древние греки слышали, что эти чудища живут в Тунисе. Потом прошёл слух, что и в Индии тоже. Но индийские псоглавцы, в отличие от африканских, рождаются седыми и производят потомство раз в жизни. Сразиться с этими существами возжелал Александр Македонский, по-азиатски – Искандер Двурогий, но он так и не отыскал врагов, хотя потом многие летописи украсили миниатюры о битвах эллинов с псоглавцами. А римляне считали, что бородатые люди-псы кочуют по Эфиопии.