Посредством серии законов 1888, 1903 и 1916 гг. с последующими поправками государство предоставило льготы при наделении земельными участками младшим офицерам запаса с большой выслугой лет в армии и ветеранам войны 1877–1878 гг., «не имевшим земли для пропитания». Дополнительные привилегии включали наделение более крупными участками (до 20 га) вдоль границы с Болгарией, отмену поземельных налогов и разнообразных сборов, а также прямые правительственные субсидии. Колонисты в свою очередь лишались права отчуждать эти участки и были обязаны проживать «в центрах колонизации». Жители подобных центров официально назывались «колонистами»[125].
Несмотря на значительные ресурсы, выделенные правительством под эту программу, многие современники считали, что она провалилась. Колонисты часто сетовали, что климат Добруджи слишком отличался от того, к которому они привыкли, государство не исполняло свои обещания насчет льгот, а обязательство жить в центрах колонизации было слишком обременительным. Во многих случаях колонисты продавали, вопреки запретам, свои земли либо просто-напросто покидали их. Вследствие этого в 1916 г. в Добрудже проживало лишь 4500 колонистов-ветеранов, на поддержку которых правительство затратило 2,5 млн леев, в то время как еще 3017 бывших колонистов были лишены своих земель государством в 1903 г., когда оно конфисковало у них 38 тыс. га заброшенной земли[126]. Как выразился Николае Йорга в 1930 г., «пример старой [т. е. северной] Добруджи показывает, как выглядит дурно проведенная колонизация»[127]
Если колонизация региона ветеранами оказалась неэффективной, то усилия по его развитию, включая строительство моста через Дунай у Чернаводэ (сдан в эксплуатацию в 1895 г.), порта в г. Констанца и железной дороги, связывающей его с остальной Румынией, как и выделение пахотных земель этническим румынам из других частей страны, привели к экспоненциальному росту населения провинции и изменению его этнического состава[128]. Население возросло до 261 490 человек в 1900 г. и 368 189 в 1912 г. Демографическая ситуация также драматически изменилась: в 1912 г. румыны составляли 56,9 % от общего числа населения, болгары 13,4 %, а турки и татары – 10,8 %[129]. В 1930 г. население северной части Добруджи насчитывало уже 437 131 человека, из которых румыны составляли почти 65 %. Характерно, что их доля в городах (67,3 %) была чуть выше, чем в сельской местности (64,3 %). Это указывает на то, что экономическое развитие само по себе было для этих демографических изменений важнее, чем программы распределения земельной собственности[130].
После Второй Балканской войны (1913 г.), в которой Сербия, Греция и Румыния воевали против Болгарии, Румыния аннексировала южную часть Добруджи, отторгнутую от Болгарии по Бухарестскому мирному договору. По своей форме на карте южная Добруджа получила также название Кадрилатер, или Четырехугольник. Площадь Кадрилатера составляла 7695 кв. км, а население насчитывало 281931 человека, из которых румын было всего лишь 2,3 %, а болгар, согласно болгарским данным, 47,6 %, по румынским же 43 % (оба источника указывают один и тот же процент румын). Многие болгары были колонистами, которых поселило там болгарское правительство[131]. Таким образом, у румын был повод утверждать, что сложившаяся там демографическая ситуация незаконна и подлежит изменению мерами законодательного и административного характера. 1 апреля 1914 г. был принят закон об организации Новой Добруджи, который предусматривал конфискацию части наделов, выделенных болгарским колонистам болгарским правительством, в период от образования независимого болгарского государства в 1878 г. и до 1913 г., когда область была аннексирована Румынией. Так как большая часть наделов, которыми владели эти болгарские колонисты, не принадлежала им на правах частной собственности, а была арендована у болгарского государства, закон 1914 г. предоставлял им право выкупить эти наделы у румынского государства по рыночной цене (румынское государство как правопреемник болгарского стало после аннексии собственником всех государственных угодий) или же уступить треть надела государству, получив остальное в частную собственность. Поскольку выкуп своих участков по рыночной цене могли себе позволить лишь немногие арендаторы, это положение закона открывало широкие перспективы для перераспределения земельной собственности в провинции. Важной особенностью новой провинции было то, что правом получения земельных участков в ней могли пользоваться не только этнические румыны, которые были гражданами Румынии, но и граждане других государств румынской национальности, которые желали переселиться в Румынию. В новой провинции этнические румыны могли стать колонистами, даже не будучи румынскими гражданами[132].
Но эти планы были сорваны вспыхнувшей Великой войной. Уже осенью 1916 г. Добруджа – как южная, так и северная – была оккупирована Болгарией; по Бухарестскому миру мая 1918 г. Румыния потеряла всю Добруджу, но вернула ее в ноябре 1918 г. после поражения Центральных держав. Права Румынии на всю Добруджу были закреплены Нёйиским договором Союзных держав с Болгарией, подписанным в ноябре 1919 г.
После войны в повестке дня румынского правительства стоял целый ряд неотложных вопросов, требующих напряжения всех его административных и финансовых ресурсов. Самой важной – с точки зрения долговременных социально-экономических и политических последствий – была аграрная реформа. Принятая законодательно летом 1917 г. как средство предотвращения социальной революции по российскому образцу, она стала осуществляться в декабре 1918 и продолжалась до конца 1920-х гг. Реформа осуществлялась путем экспроприации (за выкуп) крупных землевладений, принадлежавших по большей части румынским помещикам – боярам (официальный титул румынских дворян) и распределения экспроприированных таким образом земель – на довольно уравнительной основе – румынскому крестьянству. Крестьяне должны были заплатить за землю небольшие суммы денег, которые они могли взять в кредит на льготных основаниях у государства[133].
Реформа носила прежде всего социальный характер, однако одновременно имела целью создание привилегированных условий для землепашцев румынского этнического происхождения. Во-первых, при проведении так называемой «внутренней колонизации», т. е. расселении крестьян из малоземельных коммун в менее населенные регионы страны, представители национальных меньшинств подвергались систематической дискриминации. Ссылаясь на статью 3 конституции («Территория Румынии не может колонизироваться чужеродным населением»), закон исключил румынских граждан иного этнического происхождения из этих программ. Следует, однако, иметь в виду, что масштаб этих операций был незначительным: до 1930 г. лишь 33093 колониста получили 256095 га земли – ничтожное количество по сравнению с почти 1479 млн крестьянских хозяйств, которые получили землю во время реформы[134]. Во-вторых, румынское государство попыталось конфисковать земли у недавних колонистов нерумынского происхождения, поселенных во вновь присоединенных провинциях предшествующими государствами. Но эти попытки противоречили положениям договора о национальных меньшинствах, и когда в 1925 г. венгерские колонисты Трансильвании выиграли в Лиге наций дело против румынского государства, Румынии пришлось выплатить компенсации в сумме 709 тыс. леев. Вследствие этого от подобной практики пришлось отказаться[135]. После этого колонизация использовалась спорадически как средство укрепления новых границ путем расселения вдоль них землепашцев румынского этнического происхождения, как это было, например, вдоль границ с Болгарией, Венгрией и Советским Союзом. Например, неизвестное, но, видимо, небольшое количество румынских беженцев из западной части Баната и Венгрии были расселены вдоль соответствующих границ[136].
В 1924 г. румынское правительство вновь обратило внимание на Кадрилатер, решив ускорить румынизацию провинции более жесткими мерами. Принятием поправки к закону 1914 г. болгарские колонисты были лишены права выкупать свои наделы. Бюрократическая процедура признания их прав собственности была усложнена, а срок подачи всех необходимых документов был сокращен до 90 дней. В случае, если болгарские колонисты не успевали представить требуемые документы или их документы аннулировались специально созданной комиссией, их земля подлежала конфискации. Более того, в рамках аграрной реформы правительство экспроприировало пахотные земли сверх «неприкосновенного минимума», установленного для всей Румынии, даже в том случае, если болгарские колонисты владели ими после уступки государству трети своего земельного участка, как предусматривал закон от 1 апреля 1914 г.[137]
Как и следовало предвидеть, последовавшие масштабные конфискации вызвали враждебную реакцию болгарского населения региона. Болгарская пресса вела непрерывную кампанию по разоблачению румынской политики в Кадрилатере, а болгарское правительство обращалось с многочисленными жалобами в Лигу Наций. Банды комитаджей (comitadji), которые действовали с болгарской территории под командованием Военной Добруджской революционной организации (ВДРО) при поддержке местных болгар, нападали на представителей румынских властей в Кадрилатере и убивали их, а также терроризировали румынских колонистов[138].
Помимо непрекращающихся конфискаций земельной собственности у болгарских колонистов, земельные владения румынского государства в южной Добрудже возрастали вследствие интенсивной эмиграции турок и татар из этой провинции. Их эмиграция началась с момента создания Болгарского государства и усилилась после того, как вновь созданная Турецкая Республика стала активно стимулировать их «репатриацию», стремясь заселить ими территории Малой Азии, опустевшие после изгнания во время войны с Грецией 1919–1923 гг. христиан. Процесс ускорился после подписания 4 сентября 1936 г. конвенции между Турцией и Румынией о добровольной эмиграции мусульманского населения как из старой, так и из новой Добруджи[139]. Пользуясь преимущественным правом покупателя при продаже земельной собственности, правительство приобрело от покидавших провинции мусульман громадные площади пахотной земли, которые намеревалось колонизировать этническими румынами. Только за последние 9 месяцев 1936 г. правительство купило у мусульманских эмигрантов 3617,5 га земли и рассчитывало в итоге стать обладателем 120 тыс. га, бывших ранее в собственности турок и татар[140]. Согласно болгарским данным, румынское государство приобрело таким образом или экспроприировало не менее 48 % площадей, которыми ранее владело местное население[141].
В межвоенный период демографическая ситуация в Новой Добрудже постоянно менялась в пользу этнических румын. Если в 1912 г. их было 6 тыс. (2,3 % всего населения), то в 1930 г. уже 69 тыс. (19 %), а в 1940 г. 86 тыс. (21 %), в то время как численность болгар и их удельный вес в местном населении изменились следующим образом: 1912 г. – 122 тыс. (43 %); 1930 г. – 137 тыс. (37 %); 1940 г. – 152 тыс. (37,2 %). Еще более драматически изменилось демографическое положение турок и татар: с 1912 г., когда они составляли 136 тыс. (48 %), до 137 тыс. (40,6 %) в 1928 и до 96 тыс. (26 %) в 1938 г.[142] В массе переселенцев румынского происхождения были две группы колонистов с особым статусом. Рассмотрим эти группы более внимательно, поскольку именно на них чаще всего ссылались румынские националисты, когда говорили о колонизации Кадрилатера как примере для подражания.
Первой группой были военные колонисты. В июне 1922 г. полковник Георге Расовичяну, командир 9-го горнострелкового полка, воевавший в недолгой кампании 1916 г. в Добрудже, послал военному министру меморандум, в котором предложил превратить в колонистов своих демобилизованных солдат и поселить их вдоль границы с Болгарией, на юге Добруджи. В каждой колонии должно было проживать по 50 семей; колонисты должны были жить под руководством одного из бывших офицеров. Расовичяну подкрепил свой план милитаристской и националистической риторикой, выдавая его за прецедент для всей страны, границы которой должны быть укреплены подобными военно-аграрными поселениями[143].
Правительство одобрило это предложение и в том же году издало соответствующий указ, во исполнение которого были сформированы 13 колоний с 453 колонистами. Однако и этот эксперимент завершился провалом. Как установила комиссия военного министерства в 1928 г. (когда у власти было национал-царанистское правительство во главе с Юлиу Маниу), колонисты, чьи права собственности не были четко определены, жили в условиях «неокрепостничества» под контролем своих командиров, и большинство из них так и не закрепилось в военных колониях, разрываясь между селами, откуда они были родом, и военными колониями. На основании собранных комиссией сведений правительство распорядилось прекратить создание военных колоний, освободило колонистов от зависимости по отношению к руководителям колоний, а также лишило некоторых из них звания колониста и соответствующих привилегий. Подтверждение прав собственности получили лишь 55 % из первоначального числа колонистов[144].
С 1925 г. в провинции начался новый эксперимент. На этот раз толчок пришел из-за рубежа. Глубокие изменения, произошедшие на Балканах после Мировой и турецко-греческой войн, привели к резкому ухудшению положения арумын, которые известны также как куцовлахи, а в Греции еще и как влахи. Происхождение данной этнической группы спорно. Их язык весьма близок, но не идентичен румынскому языку. Нет сомнения в том, что они являются потомками древнего романизированного населения, однако неясно, жили ли они изначально на территории к северу от Дуная, и тем самым долгое время входили в то же сообщество, что и предки современных румын, а затем мигрировали в направлении к югу от Дуная, или же они были отдельной этнической группой на юге Балкан с момента ухода оттуда римлян. На протяжении веков арумыны вели полукочевой образ жизни, занимаясь скотоводством, караванной торговлей, ростовщичеством и различными ремеслами. Лишь малая часть арумын занималась земледелием, в отличие от большинства других балканских народов. На Парижской мирной конференции представители арумын оценивали численность своего народа приблизительно в 500 тыс. человек; большинство из них проживало в то время в Греции[145].
Своих «братьев» к югу от Дуная румыны открыли в середине XIX в., и с тех пор различные группы националистов периодически разворачивали кампании в прессе по вопросу о преследованиях, которым якобы подвергаются данные группы населения. Румынские правительства предпочитали занимать более осторожную позицию и воздерживаться от политической эксплуатации этой потенциально взрывоопасной темы. Правительства ограничивались предоставлением финансовой помощи арумынским школам и церквям, преследуя, помимо гуманитарной, цель обозначить свое присутствие на Балканах. В самом арумынском сообществе, однако, прорумынские активисты были в меньшинстве, большинство же арумын поддерживало национальные стремления греков (феномен, известный под названием эллинофилии)[146]
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
См.: Michael Mann, The Dark Side of Democracy Explaining Ethnic Cleansing (New York: Cambridge University Press, 2005). Литература по проблеме этнических чисток в современном мире весьма обширна, и подвергнуть ее здесь детальному анализу не представляется возможным. Из недавно изданных трудов по этой теме, помимо важного вклада М. Манна, следует назвать и другие работы: Norman M. Naimark, Fires of Hatred: Ethnic Cleansing in Twentieth-Century Europe (Cambridge MA: Harvard University Press, 2001); Benjamin Lieberman, Terrible Fate: Ethnic Cleansing in the Making of Modern Europe (Chicago: Ivan R. Dee, 2006); Mark Levene, Genocide in the Age of the Nation State: In 2 vols, vol. I: The Meaning of Genocide, vol. II The Rise of the West and the Coming of Genocide (New York: I.B. Tauris, 2005); Manus I. Midlarsky, The Killing Trap: Genocide in the Twentieth Century (New York: Cambridge University Press, 2005).
2
Понятие «внешняя родина» заимствовано у Роджерса Брубейкера (Rogers Brubaker): Nationalism Reframed: Nationhood and the National Question in the New Europe (New York: Cambridge University Press, 1996), ch. 4: „Nationalizing States in the Old «New Europe» and the New”, p. 79–103.
3
Важнейшие из недавно изданных работ: Radu Ioanid, The Holocaust in Romania: The Destruction of Jews and Gypsies under the Antonescu Regime, 1940-1944 (Chicago: Ivan R. Dee, 2000); Jean Ancel, Transnistria, 1941–1942: The Romanian Mass Murder Campaign, Goldstein-Goren Diaspora Research Center, vol. 1, transl. Rachel Garfinkel, Karen Gold (Tel Aviv: Tel Aviv University, 2003) (2-й и 3-й тома содержат первоисточники); idem, Contributii la istoria Romaniei. Problema evreiasca, vols. 1–2 (каждый том состоит из двух частей) (Bucuresti: Hasefer, 2001).
4
Matatias Carp, ed., Cartea neagră. Suferintele evreilor din Romania, 3 vols. (Bucuresti: Diogene, 1996 [Atelierele Grafice Socec, 1946]).
5
См.: Victor Eskenasy, „The Holocaust and Romanian Historiography: Communist and Neo-Communist Revisionism”, Randolph L. Braham, ed., The Tragedy of Romanian Jewry (New York: Rosenthal Institute for Holocaust Studies, 1994), pp. 79-194.
6
Для ознакомления с анализом дискурса тех, кто отрицает и преуменьшает Холокост см.: Comisia Internationala pentru Studierea Holocaustului in Romania, Documente. Ed. de Lya Benjamin (Iasi: Polirom, 2005), pp. 333–380. Некоторые из этих аспектов я исследовал в „From Silence to Justification? Moldovan Historians on the Holocaust of Bessarabian and Teansnistrian Jews”, Nationalities Papers, 30, nr. 3 (2002), pp. 436–457.
7
ICHR. Final Report.
8
Irina Livezeanu, „The Romanian Holocaust: Family Quarrels”, East European Politics and Societies., 16, nr. 3 (2002), pp. 934–947, особенно p. 941.
9
Timothy Snyder, The Reconstruction of Nations: Poland, Ukraine, Belarus, 1569–1999 (New Haven, CT: Yale University Press, 2003), p. 10.
10
Jean Ancel, ed., Documents Concerning the Romanian Jewry during the Holocaust. 10 vols. New York: Beate Klarsfeld Foundation, 1986; Evreii din Romania intre anii 1940–1944. Izvoare si marturisiri referitoare la evreii din Romania (serie speciala), включая: Lya Benjamin, Sergiu Stanciu, eds., vol. I, Legislatia antievreiasca (Bucuresti: Hasefer, 1993); Lya Benjamin, ed., vol. II, Problema evreiasca in stenogramele Consiliului de Ministri (Bucuresti: Hasefer, 1996); Ion Serbanescu, ed., vol. III, partile I–II, 1940–1942: Perioada unei mari retristi (Bucuresti: Hasefer, 1997); Ion Serbanescu, ed., vol. IV, 1943–1944: Bilantul tragediei – renasterea sperantei (Bucuresti: Hasefer, 1998).
11
CISHR. Documente, ed., de Lya Benjamin (Iasi: Polirom, 2005); Ottmar Trasca, Dennis Deletant, eds., Al III Reich si Holocaustul din Romania, 1940–1944. Documente din arhivelee germane (Bucuresti: Editura Institutuiui National pentru Studierea Holocaustului din Romania „Elie Wiesel”, 2007).
12
Lucian Nastasă, Andrea Varga, eds., Minoritati etnoculturale. Marturii documentare. Tiganii din Romania (1919–1944) (Cluj-Napoca: Centrul de resurse pentru diversitate etnoculturala, 2001); Viorel Achim, ed., Documente privind deportarea tiganilor in Transnistria, 2 vols. (Bucuresti: Editura Enciclopedica, 2004).
13
Viorel Achim, „Proiectul guvernului de la Bucuresti privind schimbul de populatie romano-ruso-ucrainean (1943)”, Revista istorica, 11, 9 (2000), pp. 395–421; „The Romanian Population Exchange Project elaborated by Sabin Manuila in October 1941”, Annali dell’ Instituto storico italo-germanico in Trento, 27 (2001), pp. 593–617; „Schimbul de populatie in viziunea lui Sabin Manuila”, Revista istorica, 13, 5–6 (2002), pp. 133–150.
14
Marcel-Dumitru Ciuca, Aurelian Teodorescu, Bogdan Florin Popovici, eds., Stenogramele sedintelor Consiliului de Ministri. Guvernarea Ion Antonescu, 9 vols. (București: Arhivele Nationale ale Romaniei, 1997–2006).
15
В своей недавней новаторской работе о румынской политике в провинции Буковина Мариана Хаусляйтнер (Mariana Hausleitner) cосредоточилась на отношении ко всем меньшинствам этой провинции в межвоенный и военный периоды. См.: Die Rumanisierung der Bukowina: Die Durchsetzung des Nationalstaatlichen Anspruchs Grossrumăniens 1918–1944 (Munchen: Oldenbourg, 2001).
16
Подход тот же, что и в работах, указанных в сноске 1.
17
Irina Livezeanu, Cultural Politics in Greater Romania: Regionalism, Nation Building and Ethnic Struggle, 1918–1930 (Ithaca, NY: Cornell University Press, 1995).
18
Zigu Ornea, Anii treizeci. Extrema dreapta romaneasca (București: Editura Fundației Culturale Romane, 1995); вариант на английском языке: The Romanian Extreme Right: The Nineteen Thirties, trad. de Maria Popescu (Boulder, CO: East European Monographs, 1999). Перевод, к сожалению, настолько несовершенен, что им практически невозможно пользоваться.
19
Maria Bucur, Eugenics and Modernization in Interwar Romania (Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 2002). См. также: Marius Turda, „The Nation as Object: Race, Blood, and Biopolitics in Interwar Romania”, Slavic Review, 66, nr. 3 (2007), pp. 413442.
20
Самые значительные труды по румынскому антисемитизму представлены следующими авторами: William O. Oldson, A Providential Anti-Semitism: Nationalism and Polity in Nineteenth Century Romania (Philadelphia, PA: American Philosophical Society, 1991); Leon Volovici, Nationalist Ideology and Anti-Semitism: The Case of Romanian Intellectuals in the 1930s, trad. de Charles Kormos (New York: Hebrew University of Jerusalem and Pergamon Press, 1991); Andrei Oisteanu, Imaginea evreului in cultura romana. Studiu de imagologie in context est-central-european, ed. IlI-a, revazuta, adaugata si ilustrata (Iasi: Polirom, 2012).
21
Румынская политика в Транснистрии стала предметом новых исследований на западноевропейских языках: Ancel, Transnistria; Ekkehard Volkl, Transnistrien und Odessa (1941–1944), Schriftenreihe des Osteuropainstituts Regensburg-Passau, Bd. 14 (Kalmunz: Lassleben, 1996); Mariana Hausleitner, Brigitte Mihok, Juliane Wetzel, eds., Rumanien und der Holocaust: zu den Massenverbrechen in Transnistrien 1941–1944, Nationalsozialistische Besatzungspolitik in Europa 1939–1945. Bd. 10. Berlin: Metropol, 2001.
22
Политическую эволюцию румынской внешней политики с конца 1930-х до августа 1944 г. исследовали также многие историки. Одна из опубликованных недавно на эту тему книг была написана Себастианом Балтой: Rumănien und die Grofimăchte in derĂra Antonescu (Stuttgart: Franz Steiner Verlag, 2005). Эта книга верно отражает как ранее накопленные знания, так и обилие архивных свидетельств, опубликованных после распада Советского Союза.
23
Более существенный обзор интенционалистских и функционалистских дебатов см.: Ian Kershaw, The Nazi Dictatorship: Problems and Perspectives of Interpretation, 4th ed. (London: Arnold, 2000), pp. 93-160.
24
Лучше всего исследован случай Венгрии. См. особенно: Randolph L. Braham, The Politics of Genocide: The Holocaust in Hungary, 2 vols. (New York: Columbia University Press, 1981); Judit Molnar, ed., The Holocaust in Hungary: A European Perspective (Budapest: Balassi Klado, 2005), особенно статью Кристиана Унгвари (Krisztian Ungvary), „Deportation, Population Exchange and Certain Aspects of the Holocaust”, pp. 86-102. О Словакии см.: Walter Brandmuller, Holocaust in der Slowakei und katolische Kirche (Neustadt an der Aisch: Ph. C. W Schmidt, 2003); и Holly Case, „Territorial Division and the Holocaust: Hungary and Slovakia during World War II”, Doris L. Bergen, ed., Lessons and Legacies, VIII from Generation to Generation (Chicago: Northwestern University Press, 2009), pp. 222–224. О Хорватии см.: Tomislav Dulie, „Mass Killing in the Independent State of Croatia, 1941–1945: A Case for Comparative Research”, Journal of Genocide Studies, 8, nr. 3 (2006), pp. 255–281. О Болгарии см.: Tzvetan Todorov, ed., The Fragility of Goodness: Why Bulgaria’s Jews Survived the Holocaust: A Collection of Texts with Commentary (Princeton, NJ: Princeton University Press, 2001).