Кто для всего этого захочет применить слово «наказание», будет в определенном смысле прав. Различие с понятием человеческого наказания будет состоять только в том, что целью здесь будет не причинение виноватому чего-то дурного, а лишь создание необходимых предпосылок для очищения. Так что становится понятным, что существующие традиционные представления в большинстве религий об аде, чистилище огнем и т. д. должны быть частично исправлены. Очищающиеся души должны будут в период очищения научиться языку, на котором говорит сам Бог, так называемому «основному языку», несколько старомодному, но всегда мощному родному, немецкому языку, который столь богат на эвфемизмы (например, награда вместо наказания, яд вместо пищи, сок вместо яда, нечистый вместо святой и т. д. Самого Бога называют «предупредительным к тем, кто есть и будет» – иное название вечности – , а обращаются к нему «навечно преданный Вашему Высочеству».) Очищение является чем-то вроде «экзамена»; души, не прошедшие испытаний методом очищения, называют не «неиспытанными душами», как следовало бы ожидать, а совершенно обратно, в полном соответствии со склонностью древнего немецкого зыка к эвфемизмам – «испытанные души». Находящиеся пока в процессе очищения души называются по-разному: «сатана», «черт», «старший черт» и «земной черт»; последнее выражение, по-видимому, и является указанием на подземное пребывание. «Черти» и т. д., когда они появляются в виде мимолетно являющихся людей, имеют специфическую окраску (напоминая красную морковку) и своеобразный отвратительный запах, который я ощущал в огромном количестве случаев, находясь в так называемой Пирсонской больнице в Косвиге (не могу представлять ее иначе как чертову кухню). Я, например, узнал в господах фон В. и фон О., с которыми познакомился в Остзеебад Варнемюнде, чертей со специфическим красным лицом и красными руками, а в тайном советнике В. – старшего черта.
Об Иуде Искариоте я узнал, что из-за совершенного им предательства Иисуса Христа он стал земным чертом. Но нельзя этих чертей, в соответствии с понятиями христианской религии, представлять себе как силы враждебные Богу, наоборот, эти черти почти всегда отличаются больной богобоязненностью, им осталось только завершить прохождение очищения. Приведенную мной выше идею, что Бог говорит на немецком зыке в форме так называемого «основного языка», естественно, нельзя понимать как то, что блаженство предназначено только для немцев. Хотя немцы в новое время (вероятно, начиная с эпохи реформации, а возможно и начиная с переселения народов) всегда были избранным народом Бога, на языке которых, прежде всего Он и говорил; если смотреть последовательно на историю в этом смысле, то вначале таким избранным народом Бога – как наиболее нравственным народом – были древние евреи, древние персы (причем, они-то в особенно большой степени оказались избранными, о чем смотри более подробно дальше), «греко-романцы» (возможно, во времена расцвета древних греческих и римских цивилизаций, а может быть и «франки» во времена крестовых походов) и под конец немцы. Для Бога в результате вхождения в сообщество с нервами людей легко понятными стали языки всех народов.
Именно таким способом все души, находящиеся со мной в процессе вхождения в сообщество, так как они обмениваются со мной мыслями, сейчас понимают меня, например, все знакомые мне языки, понимают греческий, когда я читаю греческую книгу и т. д.
Цели очищения нечистых человеческих душ, по-видимому, служит и метаморфоза души, которая осуществилась достаточно сильно, о чем мне говорят различные переживания. Соответствующие человеческие души тут призываются к новой человеческой жизни, воплощаясь в другое тело, возможно под воздействием какого-либо смутного воспоминания о своем прошлом существовании, а внешне это проявляется путем нового рождения, как обычно это и бывает с людьми. Я не отваживаюсь выставлять об этом более смелые догадки, скажем о том, предназначена ли метаморфоза душ для очищения или же она служит для иных целей (заселению других планет?). Мне стало известно от говорящих мне голосов, а возможно и другими путями, несколько случаев, когда люди в следующей земной жизни получали намного более низкое положение, чем имели в прежней жизни. Возможно, здесь сказался определенный вид наказания.
Особенно замечательный случай произошел с господином фон В., чья душа какое-то время, как сейчас это делает душа Флексига, оказывала очень глубокое влияние на мои отношения к Богу, а потому и на мою личную судьбу. То, что здесь, как и раньше, я называю имена людей, которые находятся сейчас среди живущих и в то же время веду речь о метаморфозах, которые души этих людей переживают, на первый взгляд, естественно, кажется явным противоречием. В действительности же здесь перед нами загадка, которую и мне не удается разрешить до конца. Скорее всего, ее вообще невозможно разрешить чисто человеческому рассудку. И, тем не менее, соответствующие факты в нескольких случаях, а именно в отношении душ В. и Флексига, являются для меня абсолютно достоверными, так как в течение многих лет я ощущал непосредственные воздействия этих душ на свое тело. А то, что соответствует душе Флексига или части души Флексига, так это я еще и сейчас ощущаю ежедневно и ежечасно. Приблизительное объяснение закономерностей подобного рода я попытаюсь привести попозже, когда поведу речь о так называемых людских забавах. Предварительно будет вполне достаточно указания на возможность лечения души, что позволяет предположить, что определенные нервы разума еще живущего человека (которые сохраняют в соответствии с уже приведенными мной замечаниями полную идентичность сознания этого человека, хотя и длится это возможно лишь в течение короткого времени) могут играть какую-либо иную роль для его тела.
Воплотившийся в господина фон В. занимал в то время, когда я был в Пирсонской больнице («чертовой кухне»), место старшего надзирателя этого учреждения. По моим тогдашним представлениям, – которые я еще и сегодня не могу опровергнуть – это был не реальный человек, а «мимолетно являющийся человек», то есть посредством чуда, сотворенного Богом, душа, временно превращенная в образ человека. За прошедшее время фон В. на пути метаморфозы души должен уже начать вести свою вторую жизнь в каком-нибудь другом теле.
Полностью очищенные души под воздействием процесса очищения поднимаются в небеса, получая там вечное блаженство. Блаженство это заключается в ни на минуту не прекращающемся наслаждении, и все это в присутствии Бога. Для людей представление о вечном ничегонеделании является чем-то невыносимым, так как человек уже настолько привык к работе, что как говорит пословица, только работа и делает жизнь сладкой. Только не стоит забывать, что душа это не совсем то, что человек, а потому будет недостаточным сказать, что измерять человека стоит по его ощущениям. Рихард Вагнер, как бы догадываясь о таких закономерностях, заставляет своего Тангейзера, испытывающего наибольшие наслаждения любви, сказать: «Ах, я так и остался смертным и для меня слишком велика твоя любовь; если только Бог может наслаждаться любовью бесконечно, то я согласен на любые метаморфозы». Да и вообще у наших писателей по самым разным поводам можно найти пророческие догадки, которые еще больше убеждают меня в том, что божественные послания путем вхождения в сообщество (в состоянии сна) стали частью их души. Для души как раз непрерывные роскошь и наслаждение, как и воспоминания о своем человеческом прошлом, являются наивысшим счастьем. При этом души способны обмениваться друг с другом своими воспоминаниями и посредством божественной (так сказать, специально для этого предназначенной) транспортации в форме лучей следить за жизнью тех, еще живущих на Земле людей, которыми они интересуются, своими родственниками, друзьями и т. д. А после смерти близких людей души, скорее всего, смогут помогать им возвыситься до состояния блаженства. Совершенно неверно представление, что, например, счастье души, будет поколеблено из-за того, что она увидит своих родственников, живущих на Земле в несчастливых условия. На самом же деле души, хотя и обладают способностью сохранять воспоминания о своей прошлой человеческой жизни, это не относится к новым впечатлениям, воспринимаемым их душой, во всяком случае, это невозможно на какое-либо длительное время. Это естественная забывчивость души, которая все новые, неприятные впечатления мгновенно устраняет. Внутри блаженства существуют градации в зависимости от силы, которой добились нервы в прежней человеческой жизни, а возможно еще и от количества нервов, которые необходимы для принятия в небеса.
Мужское блаженство считается более высоким, чем женское блаженство, последнее, по-видимому, заключается, прежде всего, в непрерывном ощущении наслаждения. Далее, существуют души, например, души Гете, Бисмарка и т. д., которые могут в течение столетий сохранять свое самосознание (идентичность сознания), в то врем как душа рано умершего ребенка, возможно, будет жить только столько лет, сколько она прожила человеческой жизнью. Вечная жизнь сознания, которым был тот или иной человек, не отпущена ни одной человеческой душе. Скорее всего, конечное предназначение всех душ – это слияние с другими душами, чтобы объединиться в высшее единство, чувствуя себя при этом составной частью Бога («преддверием небес»). Это, следовательно, не означает реальной гибели конкретной души – а потому душе и предназначена, вечная жизнь – , просто душа окажется живущей в другом сознании. Только ограниченный способ рассмотрения действительного положения вещей сможет усматривать в этом несовершенство блаженства по сравнению с личным бессмертием в смысле например христианских религиозных представлений. Но какой же еще интерес должна иметь душа, чтобы еще раз вспомнить свое имя, которое у нее было, когда она жила среди людей, и свои тогдашние отношения с близкими, если только не то, что ее дети и дети детей скоро приобретут вечный покой, как и многочисленные другие поколения, предназначенные к земной смерти, а возможно к этому придет и вся нация, вычеркивающая себя из рядов живущих народов, нация, считать которую родной привыкла душа. Вот таким способом – еще пребывая в флексигской больнице – я и познакомился с транспортацией, которая оказалась транспортацией структур блаженных человеческих душ, достигших высшего единства – это было и в Древнем иудаизме («транспортация Иеговы»), в Древней Персии («транспортация Зороастры») и в Древней Германии («транспортация Тора и Одина»). Среди них я не нашел ни одной души, которая бы помнила, какое имя было у нее тысячи лет назад, когда она жила земной жизнью того или другого народа.
Только что приведенное изложение относительно «преддверья небес» одновременно позволяет учитывать вечное возвращение вещей и явлений, лежащее в основе мирового порядка. Создавая что-нибудь, Бог в определенном смысле экстериоризует часть самого себя или наделяет часть своих нервов новым образом. Возникающая в результате этого кажущая потеря вновь возмещается, когда спустя столетия и тысячелетия, ставшие блаженными нервы умерших людей, которым во время их земной жизни созданные Богом вещи служили для сохранения физической жизни, возвращаются ему в качестве «преддверия небес».
Над «преддверием небес» и парит Бог, которому в отличие от этого «переднего божьего царства» предназначено «заднее Божье царство». Заднее Божье царство было вынуждено разделиться на две своеобразных части: нижнего Бога (Аримана) и верхнего Бога (Ормуцда). Я ничего не могу сказать определенного о значении такого разделения (далее читатель встретит заметки о «кастрировании», которые немного пояснят мои мысли) как только то, что низший Бог (Ариман) по-видимому, предпочитает народы, которые первоначально отличались явным преобладанием брюнетов (семиты), а верхний Бог – отличался особым предпочтением блондинов (арийские народы). Интересно, что догадки о таком разделении встречаются в религиозных представлениях многих народов. Бальдер германцев, Белобог (белый Бог) или Свентовит славян, Посейдон греков и Нептун римлян идентичны с Ормуцдом и Воданом (Одином) германцев, Чернобогом (черный Бог) славян, Зевс греков и Юпитер римлян – с Ариманом. Низшие и высшие Боги под именами Аримана и Ормуцда были названы мне говорившими со мной голосами вначале июля 1894 года (примерно в конце первой недели моего пребывания в здешнем учреждении). С тех пор эти имена я слышу повседневно. То, что для низшего и высшего Богов я хочу сохранить названия соответствующих персидских божеств, связано главным образом с тем, что древние персы (естественно, до последующего упадка их цивилизации) в совершенно особом смысле являются «избранным народом Бога», говоря другими словами, это – народ, наделенный особенно большой нравственностью. Эта гипотеза подтверждается и необычайной мощью транспортации, которую я воспринимал в случае «транспортации Зороастры». Имя Ариман впрочем, встречается и в «Манфреде» лорда Байрона, когда говорится о самоубийстве. Этот временной пункт совпадает с ослаблением переднего Божьего царства, с которым до того я находился в связи (примерно с середины марта 1894 года).
Представленная мной картина о природе Бога и жизни человеческой души после смерти в некоторых отношениях серьезно отличается от христианских религиозных представлений на эту тему. И, тем не менее, сравнение как мне кажется, может идти только на пользу. Это никак не связано с всеведением и вездесущностью Бога в том смысле, что Бог постоянно смотрит внутрь души каждого живущего человека, воспринимая любое чувственное побуждение его нервов, то есть, в каждый данный временной пункт «испытывает сердце и думы». Только этого будет явно недостаточно, так как после смерти нервы людей вместе со всеми имеющимися в них впечатлениями, которые они накопили за время своей жизни, открыто лежат перед глазами Бога; Бог с успехом, абсолютно без ошибок может сделать вывод об их достойности к принятию в царство небес. А в остальном будет вполне достаточно способности, как только на то будет повод, путем вхождения в сообщество увидеть то, что творится в душе конкретного человека. С другой стороны в набросанной мной картине полностью отсутствуют черты строгости или нецелесообразной жестокости, которыми наделены некоторые представления христианской религии и еще в большей степени представления других религий. Весь мировой порядок в соответствии с этим представляет из себя «чудесную конструкцию» (и опять же это выражение изобретено не мной. Сам бы я – естественно на далее упоминаемом языке мыслей и нервов – говорил о чудесной организации, но как только я подумал об этом, извне мне было дано выражение «чудесная конструкция»), и против ее величия все другие представления, которые создали люди и народы за время их отношений к Богу, на мой взгляд, мало что значат.
Психоаналитические заметки о паранойе
Зигмунд Фрейд
Психоаналитические заметки об автобиографическом описании случая паранойи (dementia paranoides). Случай Шребера
Введение
Аналитическое изучение паранойи связано с особого рода трудностями для врачей, которые, как я сам, не занимают должности в каком-либо медицинском учреждении. Мы не можем принимать на лечение пациентов, страдающих от этого недуга, или, во всяком случае, не можем содержать их в течение долгого времени, если не предвидится успешное завершение терапии. Поэтому, лишь в исключительных ситуациях, мне предоставлялась возможность составить нечто более глубокое, чем поверхностное представление о структуре паранойи – когда, например диагноз (постановка которого тоже нередко проблематична) достаточно не определен, чтобы оправдать попытки влиять на пациента, или когда, несмотря на точный диагноз, я уступаю мольбам родственников пациента и берусь лечить его в течение некоторого времени. Кроме того, я, разумеется, часто сталкиваюсь со случаями паранойи и dementia praecox и изучаю их с не меньшим тщанием, чем то, с каким другие психиатры изучают истории своих пациентов; однако всего этого как правило недостаточно для того, чтобы прийти к каким-либо аналитическим выводам.
Психоаналитическое изучение паранойи было бы совершенно невозможно, если бы сами пациенты не обладали странной склонностью выдавать (бесспорно, лишь в искаженной форме) как раз то, что остальные невротики держат в секрете. Так как страдающих паранойей невозможно заставить превозмочь их внутреннее сопротивление, и, так как в любом случае они говорят лишь то, что им хочется сказать, паранойя является как раз тем видом расстройства, при котором письменное описание или опубликованная история болезни могут заменить личное общение с пациентом. Поэтому я считаю правомерной попытку строить аналитическую интерпретацию на материале истории болезни пациента, страдающего паранойей (или, точнее, расстройством dementia paranoides), с которым я лично не знаком, но который описал историю собственного недуга и предложил ее вниманию публики.
Я имею ввиду доктора юриспруденции Даниэля Пауля Шребера, некогда Сенатспрезидента в Дрездене, автора «Мемуаров душевнобольного», которые были опубликованы в 1903 году, и, если верить моим источникам, вызвали интерес многих психиатров. Возможно, доктор Шребер и ныне здравствует и даже настолько разуверился в фантазийной системе, в которую он верил в 1903 году, что эта интерпретация его книги может причинить ему боль1.
Тем не менее, так как он все еще сохраняет свойственные ему прежде черты, я могу положиться на те доводы, которыми он сам, «человек высоких умственных способностей и равно наделенный необыкновенными остротой ума и наблюдательностью5», отклонил попытки помешать ему опубликовать мемуары: «Я позволял себе», пишет он, «закрывать глаза на сложности, которые непременно возникнут на пути к публикации и, в особенности, на сложности, связанные с соблюдением надлежащей деликатности по отношению к чувствам некоторых ныне здравствующих лиц. Но с другой стороны, я придерживаюсь того мнения, что было бы в равной степени в интересах науки и соблюдения религиозных норм, если бы еще при моей жизни специалисты получили возможность обследовать мое тело и расспросить о некоторых личных подробностях. Перед этими соображениями все чувства личного характера должны отступить». В другом абзаце он заявляет, что решил не изменить намерению напечатать книгу, даже если это грозит ему иском от его врача, тайного советника доктора Флехсига из Лейпцига2. Таким образом, доктор Флехсиг выступал для него тогда в той же роли, в какой он сам теперь выступает для меня. «Надеюсь», говорит он, «что даже если у профессора Флехсига могут возникнуть какие-то личные обиды, они будут перевешены научным интересом к моим мемуарам.»
Хотя все пассажи из мемуаров, на которых базируется моя интерпретация, будут приведены дословно на нижеследующих страницах, смею просить моих читателей самостоятельно ознакомиться с этой книгой, прочитав ее, по крайней мере, раз перед прочтением моей интерпретации.
История болезни
«Я дважды пережил нервное расстройство,» пишет д-р Шребер, «и каждый раз оно было результатом умственного перенапряжения». В первый раз это произошло из-за того, что я баллотировался кандидатом на выборах в Рейхстаг, будучи ландсгерихьтдиректором в Шемнице, а во второй раз из-за чрезмерной нагрузки, легшей на мои плечи, когда я выступил в роли сенатора президента в Оберландсгерихьт Дрездена.»
Первая болезнь доктора Шребера началась осенью 1884 г., и к концу 1885 г. он полностью выздоровел3. В этот период он провел шесть месяцев в клинике Флехсига, и тот в официальном отчете, составленном некоторое время спустя, описал данное расстройство как приступ острой ипохондрии. Д-р Шребер уверяет нас, что в ходе болезни не было никаких «инцидентов, граничащих со сферой сверхъестественного».
Ни сам пациент. ни отчеты врачей, которые приведены в конце его книги4, не дают нам достаточной информации о его предыдущей биографии и личностных особенностях. Я даже не могу установить точный возраст пациента в момент его болезни, хотя высокий судейский пост, полученный им перед вторым заболеванием, устанавливает определенную нижнюю границу. Мы знаем, что д-р Шребер был женат задолго до приступа «ипохондрии». «Благодарность моей жены» пишет он, «была, возможно, даже более искренней, т. к. она боготворила профессора Флехсига как человека, который вернул ей мужа, и поэтому его фотография годами стояла на ее письменном столе». И здесь же: «Выздоровев после первой болезни, я провел восемь лет со своей женой – годы, в целом, исполненные огромного счастья, богатые официальными почестями, и лишь время от времени омраченные неудачами наших попыток завести детей».
В июне 1893 г. его уведомили о грядущем назначении на пост президента сената, и 1 октября того же года он вступил в должность. Между этими двумя событиями ему случалось видеть сны, важность которых он начал понимать лишь много позже. Два или три раза ему снилось, что его прежнее нервное расстройство вернулось, и это открытие во сне угнетало его столь же глубоко, сколь радовало после пробуждения сознание, что это был всего лишь сон. Однажды, очень рано утром, находясь на грани между сном и явью, он поймал себя на мысли, что, «должно быть, очень приятно быть женщиной, отдающейся в акте копуляции». Это была одна из тех мыслей, которые бы он с величайшим негодованием отверг, находясь в полном сознании.
Вторая болезнь началась в конце октября 1893 г. мучительным приступом бессонницы. Это заставило его вернуться в клинику Флехсига, где, однако же, его состояние резко ухудшилось. Дальнейший ход болезни описан в отчете, который в то время составлял (в 1899) директор Зонненштайнской лечебницы: «В начале его пребывания там он вновь выражал ипохондрические идеи, жаловался, что у него размягчение мозга, что он скоро умрет и т. д. Но мысли о преследовании уже тогда стали встречаться в его клинической картине, базируясь на сенсорных иллюзиях, которые, однако, вначале появлялись лишь спорадически; в то же время можно было наблюдать высокую степень гиперэстезии – большую чувствительность к свету и шуму. Позднее зрительные и слуховые иллюзии становились более частыми, и, в сочетании с дисморфоманическими расстройствами, стали доминировать над всеми его мыслями и чувствами. Он считал, что уже умер и разлагается, что у него чума; он утверждал, что с его телом происходят всевозможные отвратительные процессы; как он утверждает и по сей день, он прошел через самые чудовищные ужасы, которые только можно вообразить – и все во имя святой цели. Пациент был настолько погружен в эти патологические переживания, что оказывался недоступен для каких-либо других впечатлений, и он часами мог сидеть абсолютно прямо и неподвижно (галлюцинаторный ступор). С другой стороны, все это мучило его настолько, что он жаждал смерти. Он несколько раз пытался утопиться в ванне, и просил дать ему «предназначенный для него цианид». Его бредовые мысли постепенно приобрели мистико-религиозный характер; он напрямую общался с Богом, был игрушкой дьяволов, видел «чудесные явления» и слышал «священную музыку», и в конце концов даже поверил, что живет в мире ином».
Можно добавить, что было несколько человек, которые, по его мнению, преследовали его и причиняли ему боль, и которых он отчаянно проклинал. Главный преследователь был его предыдущий врач, Флехсиг, которого он называл «убийцей душ»; он часто снова и снова кричал: «Маленький Флехсиг!», делая сильное ударение на первом слове. Его перевели из Лейпцига и спустя некоторое время, проведенное в другой клинике, он прибыл, в июне 1894 г. в Зонненштайнскую лечебницу, близ Пирны, где и оставался, пока его болезнь не приобрела свою заключительную форму. В ходе нескольких лет его клиническая картина изменилась, причем характер изменения лучше всего описал доктор Вебер, директор лечебницы: (см. в его отчете от июля, 1899)
«Мне нет необходимости далее вникать в детали развития болезни. Я должен, однако, обратить внимание читателя на то, каким образом, с ходом времени, изначально достаточно острый психоз, непосредственно охвативший всю мыслительную деятельность пациента и заслуживающий отнесения к «галлюциногенным помешательствам», постепенно переходил (можно сказать выкристаллизовывался) во все более и более ясную клиническую картину паранойи, которую можно наблюдать и сегодня.» (385) Факты свидетельствовали, что, с одной стороны, у него выработалась сложная иллюзорная структура, интересоваться которой у нас есть веские причины, в то время как, с другой стороны, его личность была воссоздана, и теперь казалось, что за исключением отдельных случаев расстройств, он способен соответствовать требованиям повседневной жизни.
Д-р Вебер в отчете от 1899 г. отмечает следующее: «В последнее время складывается ощущение, что, исключая некоторые очевидные психомоторные симптомы, которые даже при поверхностном наблюдении не могут не показаться патологическими, господин сенатспрезидент д-р Шребер не кажется неуверенным или физически неблагополучным; равным образом нельзя заметить никакого ослабления умственных способностей. Его разум воссоздан, память прекрасна, в его распоряжении внушительный запас знаний (не только в отношении вопросов юриспруденции, но и во многих других областях), которые он способен воспроизводить в виде цепочки связных мыслей. Он с интересом следит за событиями в мире политики, науки, искусства и т. д., и постоянно занят размышлениями на эти темы… так что наблюдатель, не имеющий особой заинтересованности в общем состоянии пациента, едва ли заметит что-либо необычное в этих его проявлениях. Однако, несмотря на все это пациент полон идей патологического происхождения, которые сформировались в законченную систему; они более или менее неподвижны, и, по-видимому, недосягаемы для коррекции путем какого-либо объективного убеждения или рассуждений об окружающей действительности.