Джайв с манекеном

Нет, это не я…

Машина Кристофа остановилась рядом. Сквозь тонированные стекла было невозможно определить, кто сидит внутри. Когда стекло поползло вниз, я шарахнулась в сторону, опасаясь выстрела.

– Садись, – буркнул Кристоф. Я бросила взгляд в салон и, обнаружив, что внутри, кроме него, никого нет, быстро забралась внутрь. Машина тронулась с места. Кристоф сосредоточенно смотрел вперед и молчал.

– Тебя полиция ищет, – сказал он, наконец. – Они даже мне задавали вопросы.

– Знаю, – сказала я.

– Кто была эта женщина в доме?

– Моя мачеха.

Кристоф помолчал, а потом, остановившись на красный свет, спросил тусклым, невыразительным голосом:

– Это ты убила ее?

– Нет.

– А кто?

Я пожала плечами.

– Предполагаю, что Оливье. Но могу ошибаться. Меня в этот момент уже не было в доме.

Неподалеку от моста Согласия мы застряли в пробке. Вынужденная остановка позволила рассказать Кристофу о моих злоключениях. Он слушал, не перебивая, не задавая вопросов, и только пальцы, барабанившие по рулю, выдавали его нетерпение. Не могу сказать, какое впечатление произвела на него моя биография. Когда я закончила, голос Кристофа звучал по-прежнему ровно, без четко выраженных интонаций, и так же уныло, как осенний дождь.

– Что ты будешь делать теперь? Опять в бега?

– Видимо, да, – вздохнула я. – Оставаться в Париже слишком опасно. Я не знаю, куда могла позвонить Лариса, но если на мой след выйдут, то просто убьют.

– Куда поедешь?

– Я вернусь в Россию, – твердо сказала я. – За все время я так и не привыкла к жизни во Франции. Не могу я жить одна, устала. Здесь все чужое.

– Разве Россия для тебя не более опасна?

– Я ведь не собираюсь возвращаться в родной город. Это большая страна. Чем она хороша, так это бардаком. Потеряться там куда проще, чем во Франции. Да и жизнь по фальшивым документам не кажется безоблачной, особенно теперь, когда меня разыскивают по подозрению в убийстве.

– Ладно, – сказал Кристоф, помолчав несколько минут. – Дай мне пару дней и я все организую. Собака будет тебя стеснять. Ты же не собираешься бросать Бакса?

– Нет, конечно.

– Но он будет привлекать к себе внимание. Это же не болонка. Сделаем так: собаку я заберу. Где-то через два месяца я собирался в Москву на выставку. После того как Анна… словом, я хотел отменить поездку, но теперь все равно поеду и привезу Бакса. Ты улетишь раньше, налегке. Поживешь у моих друзей.

– Я в состоянии снять себе квартиру и никого не напрягать.

– Не спорь. Я за тебя беспокоюсь. Они богатые люди, так что никого ты не стеснишь. А я буду знать, что с тобой все в порядке. Телефон выброси. Из отеля тебе тоже лучше выехать.

– И куда мне пойти?

– Я тебя спрячу.

– Вы с ума сошли? Не хватало еще, чтобы полиция признала вас… соучастником.

Я долго подбирала нужное слово, выуживая его из памяти, но так и не вспомнила, оттого произнесла его на родном языке. Кристоф горько ухмыльнулся.

– Что? – огрызнулась я.

– Я давно подозревал, что ты не полячка. Я ведь лингвист, и по определенным интонациям понимал, что ты жила где-то куда восточнее Варшавы…

– Лодзи.

– Ну, пусть Лодзи. Было даже интересно, куда заведет тебя эта дорожка. Мы с Анной долго гадали, кто ты такая. Подозревали даже, что ты специально с нами познакомилась, там, на выставке. Но быстро поняли, что ошиблись. Ты неохотно шла на контакт, Алиса. Это было подозрительно.

– Ты ведь сам ко мне подошел, помнишь? Я контактов с тобой не искала.

– Да понимаю я. Но, знаешь, как хитры бывают мошенники. Все знают, что собаки – моя слабость, так же как хорошенькие девушки, а тут такой комплект.

– Почему же тогда ты мне помогаешь сейчас? – полюбопытствовала я. – Ведь я могу лгать.

– Можешь. Но не будешь. Не может человек, так искренне любящий собак, быть подлым. Мы давно поняли, что в твоей жизни случилось что-то страшное, отчего ты постаралась забиться в самую узкую щель и не высовываться. Я обязан тебе за Анну.

– Я ничего не сделала для Анны, – возразила я.

Кристоф замолчал, и молчал долго. Уютно устроившись на кожаном сидении, я разглядывала его, постаревшего за эту неделю на несколько лет. С жалостью и внутренним содроганиям, я отметила, как посерели и обвисли его щеки, а от уголков глаз протянулась сеть новых морщин. Выражение глубокой скорби, казалось, навеки, застыло на этом лице. Повинуясь внезапно вспыхнувшему чувству, я потянулась к Кристофу и поцеловала его в щеку. Он слабо улыбнулся и смахнул покатившуюся из глаз слезинку.

– Ты очень много сделала для Анны, – сказал он. – Она нуждалась в заботе и понимании, и ты скрасила ее последние дни. Я этого никогда не забуду.

Кристоф поселил меня в маленькой съемной квартире-студии на Рю Клери. Квартира была хороша тем, что имела два выхода. Кроме того, неподалеку находилась станция метро. Я порадовалась факту, что если придется давать деру, ускользнуть будет проще простого. Если, конечно, драпать придется не от полиции.

Кристоф забрал Бакса с собой. Пес упирался и смотрел с мольбой. Когда за ними захлопнулась дверь, я почувствовала себя предательницей и разревелась.

План бегства из Франции обрисовался довольно четко. Проволочкой было лишь время. Я должна была вылететь сопровождая важного дипломата по зеленому коридору, практически без досмотра. Дипломат вылетал в Москву через неделю. Нас представили друг другу в ресторане, я старалась быть милой, хотя быстроглазый вертлявый французик со сложной фамилией Лефебвр мне решительно не понравился. После получаса неторопливой томной беседы он уже сжимал мою коленку, а еще через четверть часа намекнул, что за помощь я должна его отблагодарить.

– Непременно, месье Лефебвр, – блудливо улыбнулась я, тщательно выговаривая согласные. – Как только окажусь в Москве, я выражу вам признательность самым горячим способом.

– Вы очень красивая женщина, Алиса, – промурлыкал он в ответ писклявым дискантом. – Вряд ли я смогу держаться так долго.

– Утром деньги, вечером стулья, – меланхолично ответила я. Лефебвр моего намека не понял, пришлось цитировать ему классиков в подробностях. Француз долго смеялся, но ушел разочарованным. Дважды он звонил и порывался назначить встречу, но я мягко отказывала, ссылаясь на занятость. Кристоф несколько раз навещал меня, рассказывая, что Бакс ведет себя хорошо, единственная проблема – совершенно не подчиняется командам. Я хотела поехать, навестить пса, но потом передумала: быстрее привыкнет.

За день до вылета, я отправилась по магазинам, чтобы не обращать на себя внимания отсутствием багажа. Возможно, полиция и разыскивала пропавшую полячку, но меня это совершенно не волновало. И если поначалу вихрь покупок, льющий бальзам на рану каждой женщины, еще как-то увлекал, то под конец дня я загрустила, бродила по улицам совершенно бесцельно, тупо глядя на витрины. В одной из них взгляд упал на антикварных кукол, красивых, в роскошных платьях и шляпках. Я толкнула дверь и вошла внутрь, вздрогнув от металлического перезвона колокольчиков над головой.

Внутри, рядом со стеклянным прилавком, торчала парочка покупателей: экстравагантная дама в диковинном плаще, разрезанном на полосы, и коренастый мужчина с лихо подкрученными кверху усами, что придавало его лицу комичный вид. Дама разглядывала шкатулку, мужчина с мученическим выражением лица ждал, когда совершится сделка. Я отвернулась и посмотрела на витрину с куклами.

Внутри фарфоровые красотки показались мне зловещими. Лишь несколько кукол, очень красивых, выгодно отличавшихся от своих подруг, стояли или сидели отдельно, украшенные ценниками с несколькими нулями. Куклы попроще сидели на полке рядком и смотрели на меня одинаковыми мертвыми глазами. Чем дольше я вглядывалась в эти пустые, хитрые лица, тем более мне становилось не по себе.

– Вам помочь, мадемуазель? – спросил голос у меня за спиной. Я шарахнулась в сторону и обернулась. Позади стоял невысокий мужчина лет сорока, в синем свитере с кожаными заплатками на локтях. От него пахло кофе, и чем-то химическим, вроде нафталина. В голубых, как аквамарины, глазах отражался свет ламп.

– Простите, – сконфуженно сказал он. – Не хотел вас напугать. Вы хотите что-то посмотреть поближе?

– Не знаю, – честно призналась я. – Хотела купить куклу, но…

– Они вам не понравились? – всполошился он. – У нас очень большой выбор, мадемуазель.

– Не спорю. Потому я и вошла. Но внутри куклы выглядят несколько…

– Зловеще? – спросил мужчина и рассмеялся. – О, не спрашивайте, откуда я это знаю. Я видел выражение вашего лица. Заинтересованность в нем сменилась на тревогу и отвращение.

– Ну, отвращение – это сильно сказано, – возразила я. Но… они так смотрят…

– Вы знаете, что раньше кукол делали без лиц? То есть без глаз, рта и так далее? Считалось, что если «очеловечить» куклу, то зло войдет в нее, оживит и заставит делать страшные вещи. В Японии же куклам приписывались другие магические свойства: они якобы могли излечить от болезней. Японские жрецы делали кукол – мальчика и девочку, с помощью обряда переносили на них все беды, а затем сжигали или бросали в реку. Или, к примеру, куклы Вуду…

– Мне бы хотелось приобрести что-то более позитивное, – прервала я. Настроение стремительно испортилось, и я уже пожалела, что вошла в магазин.

– Думаю, что могу вам помочь, – улыбнулся мужчина и направился за стойку. Покопавшись в куче кукол, он вытащил небольшую коробку и открыл ее. Я ахнула от восторга.

Внутри была не одна кукла, как я предполагала, а две. Изящная красотка в пестром платье, и поддерживающий ее франт в черном костюме и широкополой шляпе.

– Это куклы, танцующие джайв, – оповестил продавец. – Честно говоря, это не антиквариат. Работа современного мастера, пока малоизвестного, но невероятно талантливого. Мы взяли его работы на пробу. Как только я увидел вас, то понял, что вы оказались тут не случайно.

– Сколько они стоят? – шепотом спросила я.

Сумма впечатлила, но не напугала. Я сунула продавцу кредитку и через пару минут вышла из магазина с покупкой, сопровождаемая вежливой улыбкой и пожеланием приходить еще. Реакция продавца была понятна, как и то, что он предложил мне именно этих кукол. Дело в том, что у красавицы-танцовщицы было мое лицо.

Возвращаться в пустую, холодную квартиру не хотелось. Я побродила по городу, вдыхая аромат его улочек, и на какой-то момент, покупая в лавочке недорогие безделушки, вдруг почувствовала себя туристкой, которая весело провела время и ждет не дождется самолета обратно на родину. Образы Франции уже сейчас мне казались слегка гротескными и ненастоящими. Сердце торопливо колотилось в груди: то ли от смутной тревоги, то ли от радости. Домой, домой…

Я не хотела признаваться, что все время жила в состоянии постоянного нервного напряжения, но сейчас обманываться было глупо. Около двух лет притворства, лжи, паники при виде русских туристов, вынужденного затворничества, отказа от общения с людьми… Я смертельно устала и хотела домой. Пусть я не смогу вернуться в родной город – это слишком опасно, но ведь страна большая. Одна Москва превышает населением Швецию. Куплю квартирку в спальном районе, устроюсь на работу, если получится. Хотя с теми деньгами, что лежали у меня в банке, можно вообще ничего не делать всю жизнь…