Жестокость и воля
Местные, конечно, пошли узнать, что же это он там такое выбросил. В картонных коробках оказалась колбаса. Тоненькая такая, длинная, высохшая совсем, позеленевшая, в покрытой плесенью оболочке.
Кто побрезгливей, конечно, трогать не стал, а иные по десять палок нагрузили, домой потащили.
Баба Нюра к этой дряни даже не притронулась, а вот соседские ели и нахваливали. Еще приходили, набирали. Но за пару дней всю эту колбасу собаки растащили. А по ночам, наверное, и зверь лесной приходил.
Может, и сейчас какую заразу вроде той колбасы выкинули? Чтоб никому не досталось – бензином облили и сожгли. А то отчего ж так воняет-то?
Баба Нюра вышла наконец на широкую лужайку между деревьями и в нерешительности замерла.
Дорога проходила мимо лужайки, сворачивая налево, дальше в лес. На этом месте раньше находилось болотце.
Баба Нюра еще девчонкой бегала сюда за брусникой. Потом болотце высохло и остался кочковатый луг, поросший густой травой. Размерами он был невелик, и с трех сторон его окружал лес.
– Господи Иисусе, пресвятые угодники и Богородица, – перекрестилась старуха.
Такого она не видела даже во времена войны.
Фронт, слава богу, не дошел до этих мест, хотя какая-то воинская часть стояла неподалеку от деревни. А однажды даже перед домами прогрохотали танки.
На лужайке, в черном кольце выгоревшей земли и травы, стоял остов огромного грузовика с прицепом.
Что это был за грузовик, баба Нюра не знала и при всем желании узнать уже не могла, потому что грузовик сгорел дотла вместе с прицепом.
Жар от огня был, наверное, таким сильным, что ветки ближайших елей, расположенных метрах в двадцати пяти от машины, пожухли и скрючились.
Одному богу известно, почему огонь не распространился дальше. Возможно, почва после дождей еще сохраняла влагу, или болотце высохло не до конца, и под верхним слоем почвы стояла вода.
Во всяком случае, сгорела только трава, хоть и на большом расстоянии вокруг машины.
– Это что ж тут стряслось-то, – пробормотала баба Нюра, не решаясь сдвинуться с места.
Впрочем, однажды, еще в пятидесятые годы, тогда еще тетка Нюра видела, как на колхозном поле горел трактор.
Тракторист пахал землю на стареньком гусеничном «сталинце». Неподалеку на окраине леса женская бригада корчевала пни.
День стоял ясный, но внезапно небо затянуло черными тучами, загремел гром, и одна за другой стали полыхать ослепительно яркие молнии. Женская бригада укрылась в лесу, а тракторист остановился, выскочил из кабины и побежал по полю.
И тут в расколовшемся пополам небе сверкнуло что-то ослепительно белое и опустилось прямо на трактор.
«Сталинец» вспыхнул, как свечка. Дождь скоро прекратился, а трактор горел до тех пор, пока от него остались одни гусеницы.
Вот тогда баба Нюра и узнала, что железо может гореть не хуже бумаги.
Потом, конечно, разразился шум, приезжала комиссия из района, проверяла, был ли акт вредительства. Чудом уцелевшего тракториста люди в серой форме с малиновыми погонами увезли в райцентр.
Но работницы колхоза из женской бригады рассказали все, что увидели, и тракториста выпустили.
Может, в тридцать седьмом он и сел бы лет на пятнадцать без права переписки – за то, что бросил в поле народное добро, тем самым допустив преступную халатность.
А тогда, после войны, люди в колхозах ценились на вес золота, особенно мужики. С фронта ведь мало кто вернулся живым и здоровым.
Но там, на поле, был маленький трактор, а тут громадная махина с прицепом.
Баба Нюра, зачем-то оглядываясь по сторонам, обошла под деревьями полянку и остановилась напротив кабины.
Крыша у грузовика отсутствовала. Полосы наполовину расплавившегося металла свисали вниз, закрутившись, как бигуди на голове жены агронома Настасьи.
Из кабины, вернее, ее остатков, торчал оплавившийся двигатель, похожий на комок застывшего теста.
Кажется, там находилось что-то еще, но баба Нюра, как ни присматривалась, не могла разглядеть. Зрение-то ведь уже не то.
Вот раньше она с другого конца поля могла разобрать, кто едет – бригадир или председатель.
Обгоревшие и оплавившиеся обода колес въехали в землю. Над кабиной возвышался остов согнутого рулевого колеса, похожего на увядшую, клонящуюся к земле ромашку.
Длинный фургон-полуприцеп тоже сильно пострадал. Видно, его тонкие стенки сразу не выдержали пламени и сложились, как карточный домик. Так они и спеклись грудой, будто пирог у неумехи Натальи, живущей на другом конце деревни.
Чем ближе к машине, тем вонь и гарь становились невыносимее. Баба Нюра, закрыв уголком платочка рот и нос, несмело двинулась вперед. Очень уж ее разбирало старушечье любопытство – что это там в кабине грудой лежит?
Ее не пугали ни вонь, ни то, что сгоревшая машина еще местами дымилась, ни просевший грунт.
«Неужто такая гроза вчера была? – думала она. – Что-то я не припоминаю… Ан нет, погоди-ка… А вечерочком-то… Совсем память потеряла, старая. Видно, была гроза-то. Я Маньку доить вела, а за лесом два раза гром грохотнул. Только вот молнию я не видела, да и небо вроде ясное оставалось… Так то над избой моей, а что там, за лесом, творилось, кто знает. Может, и гроза».
Баба Нюра подошла поближе, опираясь на палку, и остановилась на краю обгоревшей травы.
Поясницу после долгого хождения по лесу начинало потихоньку ломить, и старуха стояла, склонившись больше обычного.
Взгляд ее упал на какие-то темные пятна, которые вели от машины в лес.
Не веря своим глазам, баба Нюра наклонилась и пальцем притронулась к пятну. Солидол, что ли, али масло какое?
Нет, не похоже на масло. Подслеповато щурясь, старуха поднесла к глазам испачканный чем-то темным палец и обмерла. Да это же кровь!
В страхе она снова начала оглядываться по сторонам. Неужто зарезали кого?
– Ох ты, батюшки.
Старуха отступила в сторону и, наклонившись еще раз, вытерла палец о чистую траву. Надо бы поскорее вернуться в деревню, рассказать людям, что видела. Но прежде…
Любопытство все-таки пересилило, и баба Нюра двинулась ближе к машине.
В нескольких метрах от обгорелого остова кабины она остановилась и стала приглядываться.
Чуть дальше, под просевшими обугленными колесами, она увидела что-то круглое и закопченное.
Эта штуковина напоминала бидон вроде тех, в которые доярки на колхозной ферме молоко разливают, а потом возчик Федот на своей хромой кобыле возит.
Но не бидон привлек внимание бабы Нюры. Разобрав наконец, что находится в кабине, она охнула и снова перекрестилась.
Повернувшись набок, словно глядя в глаза старухи, на нее скалился череп с пустыми глазницами, такой же обгорелый и закопченный, как то, что раньше называлось автомобилем.
Рядом с черепом лежала груда костей, сильно обгоревших, но еще сохранявших форму человеческого скелета. Рука была вытянута в сторону, тонкие косточки сжимали монтировку.
Подхватив свое лукошко, баба Нюра кинулась назад.
– Ой, батюшки-светы, что ж это творится? Надо бы в деревню поскорей вернуться, бригадира найти.
Глава 8
Константин проснулся оттого, что яркие лучи солнца били прямо в лицо. С трудом продрав глаза, он приподнялся на кровати и огляделся. В квартире стояла непривычная тишина.
Обычно из комнаты Игната доносился шум работающего телевизора. Сейчас лишь откуда-то издалека доносились детские крики.
– Витька, пасуй мне, пасуй!
На спортивной площадке за домом пацаны играли в футбол.
«Эх, – подумал Константин, – сейчас бы встряхнуться, сбросить годков десять и погонять мячик».
Подумав о пользе спорта для здоровья, Константин тут же потянулся к небольшому журнальному столику, стоявшему возле кровати, сгреб с него пачку «Кэмела», зажигалку и закурил.
Шлепая босыми ногами по паркетному полу, он прошел на кухню и принялся варить себе кофе. «Надо сделать покрепче, чтобы мозги прочистить, – думал он. – По-моему, я так и не проспался».
Состояние и на самом деле было мутное, словно с похмелья.
Нет, пожалуй, полегче. Затягиваясь крепким «Кэмелом» и отхлебывая черный, как ночное небо, кофе, Константин уселся за стол. Надо собраться с мыслями.
«Итак, – думал Константин, – подведем итог вчерашнего дня. Нет, суток. С самого утра влип в какую-то идиотскую историю. Труп на дороге. Гаишник этот ненормальный. Бешеный грузовик… Зачем мне все это надо? Ну ладно бы еще кому-нибудь нормальному помогал, или, как выражались на зоне, порядочному человеку, а то ведь ментяра обыкновенный, да к тому же псих. Ну да, – он скривил губы в скептической усмешке, – а сам-то я нормальный после всего этого? „Волгарь“ разбил. Ладно, черт с ними, с деньгами. Как говорил Карлсон, который живет на крыше, дело житейское. Машину новую купим. Хотя… Интересно, куда ее утащили?»
Сделав из чашки несколько глотков, он рассеянно помешивал ложечкой густой черный напиток.
«Будете свидетелем по делу об убийстве сотрудника милиции, – вспомнил он слова, услышанные накануне, и снова усмехнулся. – Хорошо хоть не обвиняемым».
Константин потрогал царапину на лбу. Уже начинает пощипывать, значит, заживает.
Неожиданно раздался длинный настойчивый звонок в дверь.
– Кого там черти несут, – пробурчал Константин, поднимаясь из-за стола.
Звонок повторился еще и еще раз.
– Иду! – крикнул он еще раз и вполголоса добавил: – Хватит звонить, голова болит.
На пороге стоял, глупо улыбаясь, Олег Терентьев, его давний приятель, еще по секции карате.
– Конечно, – фыркнул Панфилов, – кого же еще можно было ожидать. Это ты, чудак с тринадцатой буквы?
Улыбка тут же сползла с лица Терентьева.
– Ты че ругаешься, Жиган? Я к тебе как к дружбану, а ты меня на порог не пускаешь.
– Проходи.
Константин пропустил вперед Терентия, запер за ним дверь.
– Здороваться надо для начала…
– Здорово, здорово, корова, – приходя в свое обычное состояние, весело произнес Терентий. – Ты куда запропал? Меня за тобой из конторы прислали.
– Что, беспокоятся?
– Ага, как же без шефа. Кто у нас начальник в кооперативе, ты или я?
– Я тебе предлагал, становись моим замом.
На лице Терентия появилось такое кислое выражение, как будто он только что надкусил незрелую сливу.
– Слушай, Жиган, что ты как этот? Я этой фени гнилой не рассекаю – зам, х…ям. Я не для этого создан.
– Что, так и останешься охранником на всю жизнь?
– А че? – вызывающе заявил Терентий. – Мне и в охранниках клево. Сутки дежуpишь, двое дома. Каждый должен быть на своем месте.
– Ладно, не кипятись, – успокаивающе сказал Константин. – Кофе хочешь или чаю?
– Да ну их на хрен, и чай твой, и кофе, – развязно сказал Терентий. – Вот ежели б ты мне хавла стакашку плеснул.
Константин хмуро глянул на приятеля.
– Ты же сегодня на дежурстве.
– Ты, Жиган, че? Это я вчера был на дежурстве. Сегодня все, кончилась моя смена. Я уже домой собирался, да вот Жанка прилипла, как банный лист к жопе. Съезди, мол, проведай.
– Вон оно что, – понимающе кивнул Константин, – я так и думал, что это ее штучки. Ладно, у меня все равно водки нет.
– Че, выхлестал всю или на «конину» перешел? Так я «конину» тоже пью.
– Ладно, сейчас посмотрю. Оставалась где-то бутылка на антресолях.
Через минуту Константин вернулся на кухню, где за столом, протирая стаканы, сидел Терентий.
– Тебе повезло как покойнику, – сказал Панфилов, ставя на стол полбутылки «Столичной». – Не помню, откуда она взялась.
– Какая разница! – радостно потирая ладони, воскликнул Терентий.
Он взял бутылку, приложился к ней щекой, потом чмокнул губами этикетку.
– Нежно ты к ней относишься, – мельком бросил Константин, вытаскивая из холодильника колбасу, шпроты, сыр.
– А как же. Водка – это витамин, сказал Хо Ши Мин. Пить надо в меру, сказал Неру. Ребята, пей досыта, сказал Хрущев Никита, – продекламировал Терентий. – А что еще русскому человеку надо?
– Русскому человеку еще надо хоть иногда о душе думать.
– Когда ж о ней думать, как не за столом? Вот сейчас посидим, подумаем.
Терентий разлил водку по стаканам, абсолютно точно разделив ее на две равные порции.
– Миллиметраж, – самодовольно сказал он.
– Если бы не вчерашнее, я б с тобой, конечно, не прохлаждался, – сказал Константин, усаживаясь за стол.
– А что вчерашнее? – откликнулся Терентий.
Панфилов в двух словах рассказал ему о том, что случилось с братом, – без уточняющих подробностей. Просто случайно повредил позвоночник – и все.
Терентий сочувственно покачал головой и тут же залпом выпил.
– Это за брата твоего, – произнес он чуть запоздалый тост, набивая рот колбасой. – Чтоб выздоравливал.
– Да, – тихо добавил Константин, задержав свой взгляд на стакане.
Он еще раз добавил «да» и наконец выпил. Глядя на то, как он сморщился, Терентий укоризненно покачал головой и продекламировал:
– Жиган, водка – сила, спорт – могила. Нельзя так кривиться, когда белую употребляешь. Это же самый главный продукт.
– Кто сказал? – поинтересовался Жиган, закусывая.
– Я. Слушай, Жиган, хорошо сидим.
– Ну и что? – Константин сделал вид, что не понял такого прозрачного намека.
– Как что? – возбужденно воскликнул Терентий. – Продолжить надо. С каких это пор ты стал трезвенником, Жиган? – чуть заметно заикаясь, проговорил Терентий. – Бери пример с меня, в натуре.
– Это ты загнул, какой же я трезвенник? Когда надо – принимаю. Просто без дела не люблю.
– Так ведь сегодня же п-по делу.
– По какому делу?
Терентий развел руками.
– Так ведь брата…
Наверное, он хотел сказать что-то вроде «поминаем», но успел вовремя сообразить и поправиться.
– За брата пьем, за его здоровье. Чтоб поправлялся. Жиган, д-давай я еще сбегаю.
– Вообще-то на работу надо бы сгонять, – сомневающимся голосом сказал Константин.
– Д-да ну ее к херам собачьим, эт-ту работу! – жестикулируя, воскликнул Терентий. – Пускай работает железная пила. Что ты все как проклятый в этой конторе сидишь?
Перехватив укоризненный взгляд Панфилова, Терентий поменял тональность.
– Нет, я серьезно, там все нормалек. Только Жанна на стуле ерзает. Обойдутся без тебя.
Константин понял, что так просто ему от Терентия не отвязаться.
– Держи.
Он сунул в ладонь приятелю несколько денежных купюр, и обрадованный Терентий тут же бросился к выходу.
– Я щас! – крикнул он на ходу. – Одна нога тут, другая там!
Константин знал, куда направляется его подельник. В соседнем подъезде в расположенной на первом этаже малюсенькой однокомнатной квартире торговали водкой.
Об этом знали все, даже участковый милиционер, который и сам регулярно отоваривался, – конечно, бесплатно. Что ж, время было такое.
Константин едва успел привести себя в порядок, когда в дверь снова позвонили. На пороге стоял с сияющим видом Терентий.
– Во, два пузыря взял. Пятерик пришлось сверху переплатить, зато быстро.
– Зачем две?
– А вдруг одной не хватит? Мы же с тобой не алконавты какие-нибудь. Надо посидеть, за жизнь побазланить.
На сей раз Константин достал из холодильника все, что там оставалось. Тем временем Терентий разливал водку по стаканам.
– Садись ты, – нетерпеливо сказал он Константину, возившемуся с закуской. – Жеванины нам хватит. Давай вздрогнем.
Они сдвинули стаканы, выпили. Терентий закусил водку колбасой и, прожевав, сказал:
– Чернявый предлагает стрелку забить.
Под погонялой «Чернявый» в определенных кругах города Запрудного знали Сергея Николаевича Чернова. Несколько месяцев назад он вернулся из мест не столь отдаленных, где провел довольно продолжительное время.
За плечами Чернявого были два срока – за кражу и ограбление.
Чернявый был невысок ростом, не отличался атлетическим телосложением – многие даже считали его тщедушным.
Но несмотря на это, ему довольно быстро удалось сколотить группу крепких ребят, взявших под свой контроль едва ли не половину города.
Константин хорошо знал, что Чернявому платят не только «наперсточники» и «каталы», но также базарные перекупщики и кооператоры.
Как-то раз, еще весной, Чернявый сам навестил Константина. С первого же взгляда Жиган понял, в чем сила этого человека.
У Чернявого был тяжелый, порой даже страшный взгляд, не лишенный определенной доли гипнотизма. Так смотрят на мир лишь те, кто провел за решеткой долгие годы.
Но Жигана трудно испугать взглядом. Разговор, состоявшийся у них с Чернявым, поначалу проходил напряженно.
Но Чернявый быстро понял, с кем имеет дело, и сбавил тон.
Представившись почитателем старых воровских традиций, он прозрачно намекнул на то, что Жигану неплохо бы отстегивать определенную, для начала небольшую, сумму в общак, чтобы греть тех, кто находится на зонах и откидывается после отсидки без гроша в кармане.
Взамен он обещал покровительство со стороны «синих» и спокойную жизнь для кооператива.
Поразмыслив, Жиган решил, что ссориться не стоит, но ограничился единовременным взносом и взял на себя обязательства принимать на работу в свой кооператив бывших зэков – по мере возможности, конечно.
Судя по некоторым репликам Чернявого, он был наслышан о прошлом Жигана, и такой результат его в некоторой степени удовлетворял.
За время, прошедшее после этого разговора, Чернявый больше не напоминал о себе. Лишь несколько человек от его имени приходили с просьбой устроиться на работу в кооператив «Радуга».
Никому из них Жиган не отказал. Он дал всем бывшим зэкам хорошую работу, положил неплохие оклады, строго придерживаясь взятых на себя обязательств.
Услышав о том, что Чернявый хочет назначить ему встречу, Жиган на некоторое время задумался.
Без сомнения, Чернявому нужны деньги. К тому же, как слышал Жиган, в последнее время «синие» испытывали большие трудности в связи с «наездами» азербайджанцев.
Чернявый попытался вытеснить «азеров», или «обезьян», как он их называл, из города. Поначалу ему удалось установить свой контроль над городским рынком.
Азербайджанцы были вынуждены платить людям Чернявого за право торговать. Но после событий в Нагорном Карабахе, когда с юга в Подмосковье хлынула волна беженцев, азербайджанская община в Запрудном значительно пополнила свои ряды.
Тем же путем к «азерам» прибывало оружие. Они осмелели и стали переходить к активному сопротивлению.
Вначале людей Чернявого, явившихся за очередным сбором дани, «азеры» избили и вышвырнули с рынка.
Чернявый, конечно, не остался в долгу, и его братва, отловив обидчиков, основательно намяла им бока. Несколько азербайджанцев в тяжелом состоянии попали в реанимацию.
Затем прогремели и первые выстрелы. Правда, обошлось без трупов, но раненые были.
И вот теперь Чернявый ищет встречи.
– А что, ты к нему в курьеры нанялся? – чуть отстраненным голосом сказал Жиган.
– Так ведь, – замялся Терентий, – меня попросили, я и передал. Мне-то чего? Чернявый – пацан нормальный. Мы же с ним через одну пересылку прошли.
– Что ему надо?
– Я п-почем знаю, – Терентий снова начал заикаться. – Он мне своих п-планов не докладывал. Сказал, мол, надо стрелку забить с Жиганом. И все. Т-ты же, говорит, его кореш. Передай.
– И все? Больше ничего не говорил?
– Н-ну так, – Терентий пожал плечами, – сказал, что «обезьяны» достали.
– Где ты с ним виделся?
– В «Олимпе».
Кафе «Олимп» открылось недавно на одной из центральных улиц города. По вечерам там работала дискотека.
Кафе принадлежало одному из кооперативов, который контролировал Чернявый. Он же избрал «Олимп» своей базой, штабом, если можно так выразиться.
Жиган глянул на часы, висевшие на стенке. Было начало седьмого.
Значит, кафе уже открылось после дневного перерыва и посетителей там немного. Обычно публика в таких заведениях начинает собираться часам к восьми-девяти.
– Он сейчас там? – спросил Жиган.
– Н-не знаю. А что? Т-ты к нему собираешься? – Терентий недоуменно уставился на Панфилова.
– Не люблю тянуть резину. Тачка твоя на ходу?
Жиган решительно встал из-за стола.
– Погоди, погоди, – торопливо воскликнул Терентий, – мы же пузырь не добили!
– Ничего, в кабаке добьешь. – Жиган уже шагал в прихожую.
– Так ешь твою вошь, – ругнулся Терентий, быстро наливая себе в стакан и выпивая водку с таким видом, будто это была его последняя в жизни доза. – Может, его там нет.
– Если нет, назад вернемся. Давай ключи.
* * *Жиган припарковал машину напротив кафе «Олимп». Одноэтажное здание из красного кирпича с плоской, недавно залитой гудроном крышей располагалось между двумя девятиэтажными жилыми зданиями.
На стоянке у кафе, кроме «Жигулей», на которых приехали Терентий и Жиган, располагалась лишь одна машина – темно-синий «Опель-Рекорд» с разбитым левым подфарником.
Иномарок в городе было еще совсем немного, и владельца каждой из них знали в лицо.
На этом темно-синем «Рекорде» ездил Чернявый.
Но сам он за руль не садился. Чернявого возил личный шофер по прозвищу Бычок – маленький низколобый крепыш с короткой стрижкой и угрюмым подозрительным взглядом.
Бычок был не только личным шофером Чернявого, но и его охранником. Сейчас он сидел в салоне машины, рядом с ним находился еще один коротко стриженный парнишка в кожаной куртке.
«Похоже, дела у Чернявого идут хреновато, – подумал Жиган. – Двое отбойщиков в машине, а сколько в кабаке?»
Дверца «Опеля» была открыта, охранники, флегматично дымя сигаретами, слушали магнитолу. Из салона доносился хриплый голос тюремного барда.
Когда на стоянке остановилась машина Жигана, охранники обратили на нее немигающие взгляды.
Терентий помахал им рукой как старым знакомым. После этого Бычок и его подельник едва заметно кивнули и с равнодушным видом отвернулись.
– Твои друзья? – спросил Жиган, уже зная ответ.
– Братва, – весело улыбнулся Терентий.
– Бычка я знаю. А кто второй?
– Рэмбо, – не скрывая уважения, произнес Терентий. – По серьезной статье сидел, за мокруху.
– Семьдесят седьмая?
– Точно. Неслабый пацан.
– Похоже, не из наших краев.
– То ли из Рязани, то ли из Калуги. Я и сам не знаю.
– Как он здесь оказался?
– С Чернявым на зоне познакомился. А ему такие люди нужны.
– Ясно.
Они вышли из машины и направились к входу в кафе. У двери путь им преградил высоченный амбал с рублеными чертами лица в неизменной кожаной куртке.
– Сандень, – глухим, словно замогильным голосом сказал он.
Действительно, на двери кафе висела табличка с кривой, от руки выведенной надписью карандашом.
– Т-ты чего? – воскликнул Терентий. – Это же я. Нам к Чернявому надо.
Амбал равнодушно сплюнул, потом уставился на Жигана.
– А это кто?
Константин вдруг испытал острое, почти непреодолимое желание врезать этому жлобу по яйцам.
Он встречал подобных мордоворотов не впервые и всякий раз удивлялся – почему же бог награждает их силой и обижает мозгами?
– Это Жиган, – сказал Терентий, – у нас стрелка с Чернявым. Понял, Шварценеггер?
Немного поколебавшись, амбал отступил.
– Вот так-то, – нравоучительно сказал Терентий, открывая дверь.
Они оказались в довольно просторном вестибюле, половину которого занимал гардероб с пустыми металлическими вешалками.
Несмотря на так называемый сандень, из зала доносилась негромкая музыка.
– Его что, на самом деле Шварценеггером зовут? – спросил Жиган. – Или ты пошутил?
– Не, в натуре, – серьезно сказал Терентий. – Ты же сам видел, какой шкаф.
– Бля, – не удержавшись, ругнулся Жиган, – не Подмосковье, а Голливуд какой-то. Рэмбо, Шварценеггер – видаков насмотрелись…
Жиган не был в кафе «Олимп» после pемонта, и потому огромный полупустой зал произвел на него должное впечатление.
Столики располагались вдоль боковых стен. У противоположной стены на небольшом подиуме стояла мощная звукоусилительная аппаратура.
Из колонок, установленных в углах зала, доносилась музыка вышедшей из моды группы «Модерн Токинг». Мигала цветомузыкальная установка. С потолка свисал большой серебристый шар.
За столиком, расположенным у левой стены заведения, сидели трое.
Сбоку на стене висело включенное бра в форме цветка ромашки.
Чернявый сидел спиной к входу, неторопливо потягивая из стакана минералку.
Его спутники прикладывались к горлышкам маленьких, в серебристой фольге бутылочек, судя по всему, пивных.
Пристрастие Чернявого к минеральной воде могло удивить непосвященного, но Жиган знал, что Чернявый в рот не берет спиртного. Он сидел на кайфе, отдавая предпочтение «колесам». Таблетки ему привозили из Москвы, где с этим делом обстояло проще.
Чернявый вопреки своему прозвищу был русоволос, лицо его обрамляла небольшая аккуратно подстриженная бородка.