Обойму монетами не набьешь
– А! Понял! Денщик, видимо, имеется в виду, – сказал он вслух. – Ну, правильно, у офицеров же были денщики. Иногда, особенно в тяжелые времена, становились им почти друзьями и в эмиграцию, бывало, вместе отправлялись.
– Да, – кивнул Энрике. – Прадедушка был господину Тимохину скорее другом, чем слугой. И они оба очень тосковали по России. Дети учили два языка, и испанский, и русский. Это стало традицией в наших семьях.
– Интересно, – протянул Тимохин. – А у вас в России родственники есть?
– Да, разумеется, – кивнул Энрике. – Я даже с ними знаком – специально ради встречи с ними я ездил в Россию.
– А как вы сумели их найти? – спросил Степан. – Ведь с Гражданской войны уже почти сто лет прошло.
– Это было нелегко, – ответил Энрике. – Пришлось потратить немало сил и денег, чтобы отыскать их. К счастью, существуют специальные фирмы, которые занимаются составлением родословных и другими делами такого рода. К одной из таких я и обратился. Правда, к сожалению, мои родственники оказались... – Он запнулся, явно подбирая нужное слово.
– В общем, вам они не очень понравились, – помог ему Тимохин.
– Да, – кивнул Энрике. – Но все равно, хорошо, что знаю о них.
– А сама Россия вам понравилась? – с интересом спросил Степан, который до сих пор почти не принимал участия в разговоре. Объяснялось это, видимо, тем, что он был не слишком разговорчив – положение зама по безопасности позволяло ему участвовать на равных с остальными.
– Да, – сказал Энрике. – Сама Россия очень понравилась. Конечно, она не такая богатая, как европейские страны, но все равно. В ней есть сила, есть дух – а это важно, и это хорошо понимаем именно мы. Нортеамерикано этого не поймут никогда. Россия – хорошая страна.
– Странно, что в вашей семье через столько лет сохранились чувства к России, – задумчиво сказал Тимохин. – Вы кажетесь скорее русским, чем... – Он запнулся.
– Чем коронадо, вы хотели сказать? – спросил Энрике. И, видя, что его не поняли, он пояснил: – Так называем себя мы, местные жители. И я сам, конечно же, именно коронадо, а не русский. А то, что мои предки из России... Это не слишком важно. У большей части коронадо предки когда-то приехали сюда из Европы. В основном – из Испании и Португалии, хотя и выходцев из других стран немало. И то, что я интересуюсь страной своих предков – не исключение, напротив, это бывает весьма часто.
– Пабло тоже был таким? – Этот вопрос Мангуст задал словно бы невзначай. Но на самом деле ответ интересовал его очень серьезно. От мотивов, которыми руководствовался покойный, многое зависело.
– О да, – кивнул Энрике. – И в очень большой степени. Он буквально болел Россией, грезил ею. Книг по русской истории у него было несколько сотен. А еще художественная литература российских писателей, справочники, фильмы... Особенно сильно это стало проявляться в последние лет десять. Сами понимаете – старость, к старости такие капризы у многих обостряются. Тем более что у вас сменилась власть. При всем своем интересе к России дон Пабло совершенно не переносил коммунизм. Так его воспитали отец и дед.
«Ну, неудивительно, – подумал Мангуст. – Чего еще ждать от белоэмигранта».
Сам он к Советской власти относился весьма неоднозначно. Многое в том, как была устроена родная страна до девяносто первого года, его раздражало. А многое, наоборот, очень нравилось. И вот ведь парадокс – превосходно пережили распад СССР и торжество демократии именно те черты страны, которые были неприятны. А вот все хорошее накрылось практически мгновенно.
– Правда, когда коммунистов отстранили от власти, дону Пабло было уже почти семьдесят лет, – продолжал Энрике. – Он хотел побывать у вас в стране, но здоровье не позволило.
«Оно и к лучшему, – подумал Мангуст. – А то как бы дедушка не разочаровался. В девяностых у нас такое творилось, что Латинская Америка просто отдыхает».
– Интересно, не поэтому ли он решил завещать свое состояние именно мне? – негромко спросил у Энрике Тимохин.
– Точно я не знаю, но думаю, что эта причина была основной, – отозвался тот.
– А скажите, что это за особое условие в завещании? Вы знаете что-нибудь о нем?
– Об этом вам лучше поговорить с сеньором Агиларре, – уклончиво ответил Энрике.
– Кто это? – наморщил брови Тимохин.
– Нотариус, – с легким удивлением в голосе объяснил Энрике. – Мы же как раз его и ждем!
– А, начальник Родригеса! Я просто сразу не понял.
– Кстати, вот и он. – Энрике смотрел куда-то за плечо Тимохину.
Русские обернулись.
Сеньор Агиларре, душеприказчик покойного, оказался пожилым мужчиной высокого роста. Волосы у него были черные с проседью, лицо узкое, осанка – словно шпагу проглотил. В общем, когда Энрике поименовал его доном, никакого внутреннего дискомфорта не возникло – это действительно был самый настоящий дон.
После взаимных приветствий все снова расселись за столом. Мангуст слегка напрягся – сейчас наконец должна быть внесена какая-то ясность. Быстро выяснилось, что все заинтересованные лица говорят по-английски, а значит, можно обойтись без переводчика. Увидев, как на лице Степана промелькнуло растерянное выражение, Мангуст мысленно хихикнул – знание языков это такая вещь, которую никакая снайперская стрельба и рукопашный бой не заменят. Хотя, кстати сказать, он Степану и в бою бы не уступил, надо полагать.
– Итак, господин Тимохин, в первую очередь хочу вам сказать, что вы – абсолютно законный наследник всего имущества покойного, кроме некоторых мелочей, которые он завещал слугам, – начал Агиларре. – Все документы составлены безупречно, ручаюсь вам. Впрочем, вы можете проверить все сами или поручить это любому вашему доверенному лицу, – Агиларре с достоинством кивнул Мангусту. Нотариус тоже пока считал его российским юристом.
– Вам виднее, сеньор Агиларре, – ответил Тимохин. – Вы знаете все тонкости местного законодательства, а мои специалисты нет. К тому же я отправлял текст завещания на экспертизу в одну из известных международных компаний, и меня уверили, что все в полном порядке. Но там говорится о некоторых дополнительных условиях, о которых ничего не сказано открытым текстом. Я так понимаю, что из соображений секретности.
– Именно так, – кивнул нотариус. – К тому же такова была воля дона Пабло. Я должен сообщить вам об этих условиях в личной беседе. Что сейчас и сделаю. Но сначала я хотел бы вас предупредить...
– О чем?
– Видите ли, последняя воля умершего человека часто кажется странной. Поверьте, за время своей работы я повидал такое количество условий, которые показались бы вам просто дикими, что уже отучился удивляться. Но вы...
– Не тяните, – несколько грубовато перебил нотариуса Тимохин. – Чего там пожелал мой драгоценный родственничек? Надеюсь, он не требует, чтобы я восстановил в России монархию?
– Нет, – улыбнулся Агиларре. – Так далеко его желания не заходили... Впрочем – поправлюсь. Именно желания, пожалуй, как раз заходили. Но он был далек от мысли возлагать такого рода предприятие на вас.
– И на том спасибо, – проворчал Тимохин. – Так что нужно-то?
– Чтобы объяснить, мне необходимо будет сделать небольшое вступление.
– Ну так делайте.
Мангуст заметил интересную вещь – похоже, Тимохин сознательно старался показаться глупее и грубее, чем он был на самом деле. Что ж, пожалуй, это разумно. Кто знает, на чьей стороне этот нотариус на самом деле. Разумеется, он не может впрямую пойти против последней воли покойного, но на чьей стороне его симпатии – это еще вопрос. Не помешает создать у него не вполне точное представление о наследнике.
«До чего приятно работать не с обычным денежным мешком, а с человеком, работавшим в серьезной конторе», – в очередной раз подумал Андрей.
– Благодарю вас, – с легкой иронией в голосе сказал нотариус. – Вам, я полагаю, известно, что дон Пабло был внуком русского офицера, приехавшего в нашу страну в начале двадцатого века.
– Известно, – кивнул Тимохин. – Родригес объяснил. Это брат моего прадеда, его звали Иван.
– Да, только у нас его имя переиначили – его называли Хуаном Тимольярресом. Первый Тимольяррес в нашей стране. Так вот. У Хуана, – позвольте я буду называть его так, – было два ребенка, Мигель – это отец Пабло и Анхелиты. В шестьдесят девятом году Мигель отправился в экспедицию к верховьям реки Топахос. Это дикие джунгли. Не могу сказать, что там совсем никогда не ступала нога белого человека, – но случалось такое не больше десятка раз, это точно. Из этой экспедиции Мигель не вернулся, он умер от лихорадки там, в предгорьях. Там его и похоронили.
– А зачем его туда понесло? – снова довольно грубо спросил Тимохин.
– Золото, – веско произнес нотариус. – Насколько мне известно, Мигель получил информацию, что именно там индейцы во время конкисты спрятали часть своего золота. В том числе и облачение Солнца-Дарителя, а если судить по сохранившимся описаниям этой статуи, золота там не одна тонна. А ведь пропало не только это. Так вот, ему вроде бы удалось узнать, где именно. А ведь эта земля принадлежала именно ему – еще Хуан выкупил ее у правительства. Так что, в случае обнаружения клада, Мигель имел право на восемьдесят процентов его стоимости.
Тимохин насмешливо улыбнулся.
– Индейские клады... Старые карты, древние рукописи, признания на смертном одре, облачение статуи. Мне что-то сразу вспоминается Индиана Джонс. М-да. Я был лучшего мнения о своих здешних родственниках. Ведь они были бизнесменами, землевладельцами, серьезными людьми, насколько я понимаю. И этот Мигель, мой двоюродный дедушка, получается, поверил в такую чушь?
– Ну, не такую уж и чушь, – совершенно спокойно ответил Агиларре. – Я не говорю конкретно о том случае, я не знаю, что именно, как и от кого удалось узнать Мигелю. Жуликов и дураков, в самом деле, хватает. Но, тем не менее, индейское золото существует. Это не выдумка и не миф. Есть исторические документы – в шестнадцатом веке наши предки вывозили отсюда драгоценности галеонами.
– Ваши предки?
– Испанцы. В том числе и мои предки – фамилия одного из них несколько раз упоминается в документах того времени, – это Агиларре сказал с заметной гордостью. – Так вот, они разграбили, – увы, но иные слова здесь не подойдут, именно разграбили, десятки храмов. Но все же далеко не все. Часть своих драгоценностей индейцам удалось спасти. Правда, сами они золото драгоценным не считали, это для них были просто священные предметы. Но тем не менее – в руки конкистадоров попало далеко не все. До сих пор время от времени удается найти что-то. Например, года три назад в Перу обнаружили клад килограммов в двести золота и серебра.
– Ну, не в несколько же тонн, – уже не столь уверенно отозвался Тимохин.
– Находили и тоннами. Да и не в этом дело – важно, что индейские клады есть. Конечно, заниматься их поиском – авантюра. Но ведь случается, что и авантюры удаются.
– Пожалуй, – кивнул Тимохин.
Мангуст тихонько усмехнулся. Да кому как не российскому бизнесмену, сколотившему основной капитал в начале девяностых годов, знать, что авантюры бывают и удачными. Правда, в этом случае их, как правило, называют иначе.
– Только я не совсем понимаю, какое отношение смерть этого Мигеля имеет ко мне, – сказал Тимохин. – Ведь он умер очень давно – уже почти полвека прошло.
– Сейчас объясню. Видите ли, господин Тимохин, Мигель родился еще в России, он уехал оттуда ребенком, вместе с отцом. Но воспоминания о родине у него были. Он, как и его отец, на всю жизнь сохранил в душе тягу к вашей стране. Чем-то Россия завораживает – у нас живет не так уж мало эмигрантов и их потомков и, поверьте, – ни один к своей исторической родине не равнодушен. Многие любят, кто-то ненавидит, но равнодушных нет ни одного. Во всяком случае, я таких не знаю. Так вот, и Мигель, и Хуан не один раз говорили, что хотят быть похоронены в России. Я так понял, что для русских это очень важно – лежать в своей земле.
В последней фразе чувствовался завуалированный вопрос. Но ни один из присутствовавших русских ничего не ответил. В эмиграции никто из них не был, проблему похорон в родной земле не обдумывал. Хотя что-то такое Мангуст уже слышал.
Видя, что комментировать его слова никто не собирается, нотариус продолжил:
– Но они хотели, чтобы это случилось не раньше, чем власти коммунистов наступит конец. Оба они верили, что когда-нибудь это случится. Поэтому до девяносто первого года никаких шагов к перезахоронению Пабло не предпринимал. А потом, когда у вас сменилась власть, возникла другая проблема. Ведь Мигеля похоронили прямо в джунглях, прежде чем куда бы то ни было перевозить его тело, его нужно найти. А сам Пабло был уже слишком стар, чтобы этим заниматься. Он, правда, пытался посылать каких-то наемников, но ничего из этого не вышло.
У Мангуста засосало под ложечкой. Он понял, что сейчас скажет нотариус. И понял, на чью голову эта проблема ляжет – будто ему других мало.
И как в воду глядел.
– Так вот, последняя воля дона Пабло Тимольярреса, которую вам необходимо выполнить, чтобы вступить в наследство, – это отыскать прах его отца и перевезти его в Россию. И прах деда тоже – но с этим проблем не будет, Хуан похоронен на городском кладбище. А вот за останками отца придется организовывать экспедицию в джунгли. Иначе вам наследства не получить.
Глава 4
Первым делом, оказавшись в отведенной ему комнате, Мангуст проверил, хорошо ли запирается дверь и легко ли открываются окна. Результаты оказались неутешительными. На ключ дверь не запиралась вовсе. Изнутри, правда, был засов, но хлипкий настолько, что удержать смог бы разве что не слишком решительного ребенка младше десяти лет. А под окном росло высокое дерево – несколько довольно толстых веток располагались под самым карнизом. Это тоже не радовало – забраться внутрь было проще простого.
Конечно, пока незваных гостей Мангуст не ожидал. Но всегда надо быть готовым к худшему. Тем более, что кое-какие основания для этого имеются. Во время разговора в большом зале, после рассказа об особом условии в завещании, нотариус поведал о тех, кому прибытие из России наследника пришлось поперек души. А таковых оказалось немало. Разумеется, в первую очередь – родственники покойного. Его тетка Анхелита и ее семейство. Судя по тому, что рассказал Агиларре, имя этой даме совершенно не подходило – ангельского в ней не было решительно ничего. И, что особенно плохо, была она неудачницей, а именно такие становятся особенно опасными, когда мимо рта у них проходит жирный кусок. Конечно, в основном это головная боль для Степана и его хлопцев, его дело – не охрана Тимохина. Но все же – как «боевик широкого профиля» – он должен прокачивать все возможные варианты силовых взаимодействий.
По словам Агиларре, у Анхелиты есть три взрослых сына и одна дочь. Конечно, вряд ли они станут предпринимать что-то серьезное сами, но нанять пару босяков здесь наверняка не труднее и не дороже, чем в России. А в России это можно за две пол-литры и десять баксов оформить. Сегодняшний грузовик, чуть не припечатавший их по дороге сюда... Нет, слишком сложно. Акции с участием тяжелого автотранспорта так легко не планируют. Может быть, простая случайность? Местные гоняют, как сумасшедшие, тут и без злого умысла авария на аварии сидеть должна и аварией же погонять. Но, с другой стороны, откуда тогда слежка? Или и слежка померещилась? Нет, здесь он уверен на все сто – их пасли. Впрочем, возможно, это проявление рутинной бдительности местного аналога ФСБ. Положено просто пасти всех подозрительных иностранцев, вот люди и стараются.
Впрочем, не об этом сейчас нужно думать, пожалуй. Насчет всех этих дел пусть, опять же, у Степана голова болит. А ему нужно начинать готовиться к экспедиции в джунгли. Веселенькая перспектива, нечего сказать!
В дверь постучали.
– Входите! – отозвался Мангуст по-английски.
Вошел Тимохин. Он был мрачен. Видимо, ничего особенно утешительного узнать не удалось – а он должен был выяснить, есть ли хоть какая-то информация о месте, куда в шестьдесят девятом году отправился его двоюродный дедушка.
– В общем, пока мне тебя толком порадовать нечем, – с порога заявил коммерсант. – Никаких карт, бумаг и так далее не осталось. Тайна, понимаешь ли! Как же, золото ведь искать собирались, придурки недоделанные! Правда, вроде бы кто-то из тех, кто туда вместе с этим Мигелем ходил, до сих пор живой, может, удастся его отыскать.
– Хорошо бы, – кивнул Андрей. – А то даже с картой, если живого человека не будет, который в этой их экспедиции участвовал, могилу можно искать до морковкина заговенья. Особенно в тех местах.
– Ну тебе никто легкой жизни и не обещал.
– А нельзя ли так сделать – отправиться в джунгли, пару недель там послоняться, а потом притащить чьи угодно кости и сказать, что это те самые и есть. Нечестно, конечно, но мне почему-то кажется, что большой разницы нет.
– Нельзя, – решительно ответил Тимохин. – Не думай, что ты один такой умный. Не исключено, что родственнички только такого финта от меня и дожидаются. Анализ ДНК сейчас в два счета делается и не слишком-то дорого стоит. Уличат в обмане и привет. После такого уже любой суд на их стороне будет. Они тут к последней воле человека очень серьезно относятся. Так что и выполнять ее придется всерьез. Больше ничего ценного сказать не хочешь?
Мангуст вкратце поделился своими наблюдениями – насчет грузовика и слежки.
– Насчет грузовика ничего сказать не могу, на дорогу я не смотрел, а гоняют они тут все как бешеные, – сказал Тимохин. – А вот слежка точно была. Степан тоже заметил.
– А вы сами что скажете? Чай, тоже не шеф-поваром работали, опыт есть.
Тимохин поморщился.
– Я был не оперативником, а аналитиком. Кабинетная работа, понимаешь ли. Засекать слежку не умею. Вернее, умею только теоретически, а реального опыта нет. Ну что, будешь теперь презрительные гримасы корчить?
– Нет, зачем же, – пожал плечами Мангуст. – Я прекрасно понимаю, что кабинетная работа тоже бывает важной, и даже очень.
– Ну, просто камень с души, – ехидно сказал Тимохин. – Кстати, как раз с точки зрения опыта аналитика хочу сказать – больше похожа на истину твоя вторая версия. То есть та, которая насчет рутинного интереса спецслужб к иностранцам.
– Вот и мне так кажется. Значит, пока никаких контрмер не предпринимать?
– А какие контрмеры ты хотел предложить?
– Ну, к примеру, выяснить, что это были за машины, кому принадлежат. Номера-то я запомнил.
– И не ты один. Хм... Что ж, пока тебе больше делать все равно особенно нечего. Займись этим. Только деликатно, как можно деликатнее.
– Понял. А что насчет суда и так далее?
– Пока никакого суда не будет. Будет официальное публичное оглашение завещания. И после этого мне нужно будет выполнять последнюю волю покойного. И только после того, как я ее выполню, наследство может быть окончательно передано мне.
– И когда будет это оглашение?
– Завтра утром.
Тут в кармане Тимохина запищал мобильник.
– Да? – раздраженно сказал он в трубку. – Кто? Ну что ж делать, впускайте, мы гостям всегда рады.
– Кто там заявился?
– Какой-то дон Себастьян, – пожал плечами Тимохин. – Не знаю такого. Что ж, вот и узнаю.
Он шагнул к двери и вдруг приостановился, задумавшись.
– Так, а иди-ка ты со мной. На всякий случай. Мало ли, что это за дон. А со мной сейчас всего один человек.
Дон Себастьян, ожидавший Тимохина на обширной веранде, оказался человеком пожилым и на вид неопасным. Зато куда более серьезное впечатление производили три крепких мужика, маячившие у него за спиной. А с Тимохиным, не считая Мангуста, оказался всего один охранник – находясь, можно сказать, у себя дома, бизнесмен ничего не боялся. Сейчас, видя грозно сдвинутые брови и прикушенную губу незнакомого дона, Мангуст пожалел о такой расстановке сил. Впрочем, он и сам многих стоит. Но не хотелось бы раскрывать свое инкогнито так быстро. Чем дольше окружающие будут считать его обычным юристом, тем лучше.
– Что вам угодно? – спросил по-английски Тимохин, широким жестом указывая незваному гостю на стол – расторопная горничная уже успела принести мороженое и охлажденный манговый сок.
– Так вы и есть тот самый русский? – спросил визитер, сверкнув глазами.
– В каком смысле «тот самый»? – поинтересовался Тимохин, уже куда менее любезно.
– В смысле наследничек. – Пришелец упер руки в бока, набычился. Эта поза, в сочетании с хрупкой комплекцией, производила комичное впечатление. Но мрачные громилы за спиной старика настраивали на более серьезный лад.
– Да, я это он и есть, – кивнул Тимохин. – А с кем имею...
– Ну, хорошо хоть на одном человеческом языке разговариваешь. А то я думал, кроме своего обезьянского и не знаешь никаких.
– Я, значит, обезьяна, – протянул Тимохин. – А вы, как я посмотрю, образец истинного кабальеро.
Его английский был, кстати сказать, заметно лучше.
– Именно так! – Пришелец набычился еще сильнее. – И заруби на носу, я о таких, как ты, и рук пачкать не буду! Велю слугам, они тебя в самолет и запихнут, если сам не пошевелишься! И не думай, что хоть кто-то тебе...
– Достаточно! – В голосе Тимохина явственно зазвенела сталь. – Кажется, я понял, что вы имеете в виду. Вы местный, а я пришлый. Здесь все за вас и все против меня. Поэтому вы предлагаете мне убраться восвояси, а с наследством тут и без меня разберутся. Я правильно вас понял?
– Именно так! – тряхнул головой старик. – А если...
– Не трудитесь! – снова перебил его Тимохин. – Все ваши угрозы я и так представляю. А теперь потрудитесь развернуться и выйти вон!
– Что?!! – Старикан аж побагровел. – Себастьяна Карралоче еще никто ниоткуда не выгонял!! Сейчас...
– Значит, я буду первым, – по-прежнему не повышая голоса, сказал Тимохин. Мангуст почувствовал, что этот человек нравится ему все больше – суметь в такой ситуации не опуститься до примитивной склоки – это надо суметь. – Поскольку я вас именно выгоняю. Имею полное право – здесь мой дом.
– Твой?!! Это дом Пабло! Брата моей жены!!
«Ах вот ты кто такой, – подумал Мангуст. – Муж сеньоры Анхелиты. Ну что ж, этого следовало ожидать».
– Пабло Тимольяррес завещал этот дом вместе с остальной своей собственностью именно мне, – сказал Тимохин. – Что подтверждается соответствующими документами. Так что я вынужден повторить свою просьбу. Если вы не уйдете сами, вас выведут силой.
– Меня?! Интересно, кто во всем этом городе решится вывести меня силой хоть откуда угодно! Нет. – Старик шагнул вперед, потряс пальцем перед лицом русского. – Это тебя сейчас мои слуги...
«Кстати, что-то местных охранников правда не видать, – как-то отстраненно подумал Мангуст. – Странно, ведь должны быть где-то поблизости. А все парни Степана, кроме того, что с нами, сейчас спят. Похоже, придется все-таки самому...»
– Эй, ребята, вышвырните этого типа за ворота, – скомандовал дон Карралоче своим людям. Говорил по-испански, так что никто из русских, кроме Мангуста, его не понял. Правда, когда все трое громил слаженно ринулись вперед, неясностей не осталось. Охранник Тимохина, – Валера, кажется, его звали, – рванулся им наперерез. Мангуст медлил – до последнего надеялся, что высовываться не придется. Вдруг подготовки Валеры хватит? Ведь не лохи же таких людей, как Тимохин, охраняют!
Да, не лохи. Но и не суперпрофи. За десятые доли секунды, буквально по нескольким движениям, Мангуст определил прошлое парня. Он наверняка служил срочную в десантуре – видно по кое-каким деталям, по особенностям движений. Потом, после возвращения на гражданку, угодил в какую-то охранную фирму, прошел курсы телохранителей. И все. Много, по сравнению с обычным человеком, который вообще никакой подготовки не имеет. Но для настоящего профессионала – мало до смешного. А те трое, которым сейчас противостоял парень, были примерно такого же замеса. Ну, не российский десант, а какой-нибудь местный спецназ – велика ли разница? В схватке один на один Валера, пожалуй, победил бы любого из троих – хоть и не без труда. Но если при примерно равной подготовке соотношение сил один против троих, то что получится?
Правильно. Вот это и получилось.
Первого противника Валера сумел достать – кулаком в челюсть. Но латинос успел среагировать, уклонился, и удар пришелся вскользь. А один из его товарищей тут же ткнул русского двумя согнутыми пальцами в солнечное сплетение. Валера тоже сумел уклониться, и удар пришелся по ребрам. Но вот от навалившегося с другой стороны третьего противника он уклониться уже не смог. Тот ударил ногой по лодыжке – простой, но весьма эффективный удар, особенно, когда противник отвлечен. Валера рухнул как подкошенный, хлопнулся об пол всей спиной, аж пыль поднялась – хоть и не было вроде бы пыли на чисто выметенной веранде. После такого падения, как правило, быстро не встают. Но Валера оказался исключением, проявив те самые черты русского национального характера, из-за которых все соседи терпеть не могут с Россией воевать, – упрямство и стремление драться до конца. Он перекатился на бок, вскочил и сумел точным ударом вдребезги расхлестать нос тому самому латиносу, который его свалил, – тот уже было вперед шагнул, считая противника обезвреженным. Целился-то Валера явно не в нос, а в подбородок, но не дотянулся. Но на этом его успехи на сегодня закончились. Зверски ощерившись, второй холуй дона Себастьяна врезал ему кулаком в шею, под челюсть. И, разумеется, вырубил. Тройка громил ринулась на Тимохина и Мангуста.