Ударная волна

Глава 1

Атомный ледокол «Дмитрий Суряпин» содрогнулся – его нос врезался в очередную полосу льда. Лед был толстый, не меньше метра, но от удара этого творения рук человека он проиграл. Раздался громкий треск, корабль продвинулся вперед на несколько метров, потом еще и еще. А за кормой вместо сплошной серо-белой льдины теперь была мешанина воды, пены и осколков. Края рассеченной надвое льдины быстро расходились в стороны, и вот уже брешь раздалась достаточно широко, чтобы за ледоколом могли последовать другие корабли – полтора десятка сухогрузов и нефтеналивных судов. Все они сидели в воде низко, сразу видно, что нагружены под завязку.

Это и есть северный завоз – а точнее сказать, его часть, поскольку далеко не один подобный караван идет каждую осень вдоль северной береговой линии России. С запада на восток везут в основном топливо и пищу. Без солярки, мазута, бензина русские люди на огромных территориях Чукотки, Камчатки и других северных регионов просто не выживут. Своего углеводородного сырья там нет. То же самое и с едой – выращивать овощи и фрукты в тех местах практически невозможно – слишком холодно. Так что выбор прост – или возить сюда все необходимое, или убраться восвояси, оставив Север его исконным жителям – чукчам, эвенкам и другим народам Севера, которые без хлеба и без бензина вполне могут обойтись. Хотя теперь уже вряд ли. К цивилизации очень легко привыкнуть, а вот отвыкать сложно. Прадеды нынешних эвенков возможно и сумели бы вернуться к образу жизни предков, если бы русские вдруг с Севера ушли. Нынешние – не сумеют. Впрочем, проверить это вряд ли удастся, поскольку уходить отсюда русские, разумеется, и не думают. Еще бы – ведь несмотря на огромные затраты на этот самый северный завоз, прибыль эти земли приносят колоссальную. Мало где на планете старый принцип «чем меньше над землей, тем больше под землей» проявился так четко, как на русском северо-востоке. Поверхность земли здесь навевает исключительно уныние. Мороз почти круглый год, серо-белые безжизненные просторы. Жизнь сосредоточена лишь на узкой полоске вдоль побережья. А там, дальше, даже если на сотню километров в глубь материка углубиться – там до сих пор множество мест, где не ступала нога человека. А что ему, человеку, спрашивается, в тундре делать? Но, словно в компенсацию за эту серую убогость поверхности земли, недра здесь таят настоящие богатства. Золото, алмазы, платина, медь, никель, серебро, марганец, хром... Можно наугад в любой элемент таблицы Менделеева ткнуть пальцем – и не ошибешься, окажется на Севере этот элемент и в очень изрядных количествах. Именно это и оправдывает затраты.

Поэтому и идут на Север караваны с нефтью и хлебом. Хоть и трудно это, и дорого, и опасно – все равно идут. Ведь обратно они поплывут уже с добытыми ископаемыми, которые многократно окупят затраты. Впрочем, разные затраты бывают. В том числе и такие, которые полностью окупить невозможно – жизни людей в первую очередь.

Именно об этом сейчас думал Павел Сергеевич Бессонов, капитан корабля. Он был уже немолод, ему месяц назад исполнилось пятьдесят три года. И из этих пятидесяти трех тридцать лет было отдано морю, флоту. Именно поэтому он лучше всех осознавал, что нынешний рейс опасен. Атомоход уже старый, что ни день, то какая-нибудь поломка. Конечно, пока ничего серьезного не случалось, но ведь все когда-то бывает в первый раз. Шансы, что этот первый раз придется именно в этот рейс, были большие. И не только Бессонов это понимал. Его начальники, те, от которых зависело, отправлять корабль в рейс или нет, тоже прекрасно об этом знали. Но все же отправили – видимо, понадеялись, что пронесет. Конечно, скорее всего, и правда все пройдет нормально. И это только добавит самоуверенности всем этим дуракам, которые сами в море последний раз еще при Брежневе выходили. И они будут продолжать посылать в море корабли, которые уже выработали свой ресурс. Как же, ведь на новые суда деньги нужны!

– Прошли полосу. – Голос старшего помощника Ивана Андреевича Скурихина отвлек капитана от мрачных мыслей. – Кажется, эта последняя была.

Бессонов посмотрел вперед. Действительно, та полоса льда, которую только что взломал корабль, похоже, была последней на их пути. Дальше в пределах видимости полос нет. А раз так, то, как показывает опыт, и не будет, они ведь уже давно к югу повернули, мыс Дежнева позади еще вчера остался. Значит, самый опасный участок пути позади остался, теперь только дрейфующие льды будут время от времени попадаться. С одной стороны – хорошо, а с другой – хоть это и совершенно нелепо, – обидно, что эти засранцы из управления правы оказались.

– Фу... От сердца отлегло, – продолжал старпом. – Я здорово боялся, что сломаемся и застрянем где-нибудь во льдах. Скорлупка-то старая...

– Ну, не такая уж и старая! – Капитану неожиданно стало обидно за ледокол, так что вслух он сказал прямо противоположное тому, что думал.

– Да как не старая, – хмыкнул Скурихин. – Я вчера со старшим механиком говорил, он мне после доклада неофициально заявил, что если бы этот корабль был лошадью, то он бы посоветовал ее пристрелить.

– Умный больно, – пробурчал Бессонов. В компетентности своего стармеха он нисколько не сомневался, но все же тот мог и как-нибудь помягче выразиться. С другой стороны, понять его можно – ведь в итоге все поломки на его плечи ложатся, он за все отвечает. А ведь еще и профилактикой занимается.

– Теперь, когда лед кончился, ему полегче станет, – сказал Скурихин.

– Зато нам тяжелее.

Старпом помрачнел. Он не стал спрашивать, почему тяжелее будет им – еще бы, не первый год Северным морским путем ходит. Дело было в навигационных приборах и в лоциях. Приборы на «Дмитрии Суряпине» были в основном старые, а кое-какая новейшая электроника, поставленная на судне в последние годы, оказалась очень капризной и ненадежной. А лоция была просто неточна. В этих местах течения каждый навигационный сезон меняются, а вместе с ними, соответственно, и рельеф дна. Так что полагаться приходится на приборы – которые, опять-таки, внушают опасения.

Бессонов тяжело вздохнул. Ладно. Кроме приборов и лоций есть еще кое-что, понадежнее. Это опыт – и его, и команды. В конце концов, сколько лет ходили, и ничего. И в этот раз пройдем. Но несмотря на эти оптимистичные мысли, на душе у капитана было неспокойно. Словно червячок в яблоке шевелилось в нем какое-то предчувствие беды. А Бессонов достаточно долго ходил по морям, чтобы научиться предчувствиям верить.

«Что же еще проверить можно? – думал он. – Вроде уже все, что есть, на два круга проверяли».

– Мне еще чем эти места не нравятся, – негромко сказал Скурихин, – так это тем, что тут на дне валяется.

– Что ты имеешь в виду?

– Корабли, что же еще.

– Те, что с Великой Отечественной остались?

– Ну да.

Бессонов покивал. Этот фактор и правда нельзя было не учитывать – хотя официальные инстанции на него и закрывали глаза. Все дно Берингова пролива и дальше на юг – настоящее кладбище кораблей. В основном это советские, английские и американские суда. Те, которые осуществляли знаменитый ленд-лиз, поставляли воюющему Советскому Союзу оружие, боеприпасы, одежду, еду, горючее – да всего и не перечислить. Даже американские самолеты «Авиакобра» и «Кингкобра» на судах в «пеналах» перевозили, и танки «Черчилль», которые собирали на Урале и гнали на фронт. Немцы, разумеется, эти корабли без внимания не оставляли. Знаменитые «волчьи стаи» немецких субмарин охотились за транспортниками. И частенько небезрезультатно. Так что на дне оказывались десятки, – что там десятки! – сотни кораблей. Снаряды, авиабомбы, торпеды, мины, емкости с горючим – их на дне в этих местах было очень много. Кстати, и охотников советские моряки утопили здесь не один десяток – ведь с каждым караваном шли суда охраны, многие субмарины удавалось уничтожить. В общем, не дно, а минное поле. А ведь за прошедшие годы морская вода разъедала металл. Что может дальше с минами и снарядами произойти, предугадать трудно.

– Ладно, прорвемся уж как-нибудь, – сказал Бессонов. И тут его внимание привлекла светлая точка на экране радара. Судя по показаниям прибора, это большое судно, и расстояние до него невелико. Что это за судно, хотелось бы знать? Может, его уже и в бинокль видно будет?

Сориентировавшись по прибору, Бессонов поднял к глазам свой мощный бинокль:

– Интересно...

– Что ты там увидел, Паша? – поинтересовался Скурихин.

– Американцы. Похоже на научно-исследовательское судно. Хм... Странно. Почему тогда нас не предупредили?

Это действительно было странно. Обычно капитанов предупреждали об иностранных научно-исследовательских экспедициях, если они могли попасться на пути. Просто на всякий случай.

– Или... – капитан подкрутил колесико бинокля, настраивая резкость.

– Что там?

– Да не пойму. Может, это не научники? Честно говоря, больше похоже на БКС.

– Не может быть!

Реакция старпома была вполне объяснимой. Сейчас БКС, или большое китобойное судно, стало колоссальной редкостью. По Международной конвенции тысяча девятьсот восемьдесят пятого года китобойный промысел вообще запрещен во всем мире. Правда, для некоторых стран – России, США, Канады, Японии, Норвегии и Исландии – сделано исключение. Они имеют право на ограниченные квоты по добыче кита с научными целями. Да еще разрешено на него охотиться аборигенам Севера, для которых это традиционный национальный промысел. Но в строго определенных морских квадратах и в определенный сезон. А сейчас не сезон добычи кита. И квадрат не тот – здесь кита добывать строго запрещено. Не в последнюю очередь потому, что эти места, пространство южнее острова Святого Лаврентия, между этим большим островом и группкой островов Святого Матвея и Холла – спорная зона рыболовства. Официально, правда, это пространство именуется иначе – «Морская экономическая зона». Вроде бы зона была в сфере интересов СССР, но затем Россия не ратифицировала пакет документов, так что до ратификации она не имеет права ни на что претендовать. Но суть от того или иного названия не меняется. Фактически на данный момент эта территория были ничья. Если бы здесь разрешено было добывать китов – пусть и в научных целях, то и США, и Россия стремились бы сделать это именно здесь – вроде бы не свое добро не так и жалко.

– А по-моему, все-таки может, – сказал капитан, присмотревшись. – Хм... И не предупреждали нас о нем. Странно.

– Браконьеры, наверное.

– Странные какие-то браконьеры. Льды, шторма, не сезон. Риску много.

– Ну, они народ рисковый.

– Но без толку-то зачем рисковать?! Отошли бы южнее и браконьерствовали там. Да и вообще, стоит ли овчинка выделки? Я бы еще понял, если бы наши баловались. У нас спрашивают не так строго. Но янки?! У них за подобные дела за решетку законопатить могут всерьез и надолго. А кит уж больно добыча заметная. Опять же, я бы еще понял, если бы по старинке, с какого-нибудь сейнера небольшого ловили. Но такой здоровенный корабль, там же народу уйма. Кто-нибудь обязательно стукнет. Да и прибыль делить – больно много участников. Нет, странно это все как-то.

– В общем, да, – кивнул старпом. – Тем более что американцы завернуты на экологии во всех проявлениях. Вон, я вчера слышал по радио, на Аляске огромные запасы нефти, сопоставимые с восточносибирскими, а конгресс не дает «добро» на размораживание скважин, чтобы не загрязнять самый чистый штат. Такой у них менталитет. И чтобы они решили на кита охотиться без разрешения...

– С другой стороны, не наше это дело, – сказал капитан. – И вообще, они пока на китов не охотятся. Плывут себе просто и все. А судоходство здесь открыто для всех кораблей без ограничений. Так что пока они ничего не нарушают. Мало ли, может, у них какая тренировка или вообще фильм снимают.

Старпом усмехнулся. Бессонов намекал на прошлогодний случай, когда российские пограничники налетели на американский сейнер, оказавшийся без предварительного согласования в спорной зоне. А оказалось, что американцы снимали фильм. И ладно бы доблестные стражи границ вели себя прилично – так они сначала всех под прицелами автоматов мордами в пол положили, обшмонали, обложили матом и только потом разобрались, что к чему. В общем, погранцы тогда здорово оскандалились, у кого-то даже звездочки с погон полетели. Попадать в положение, в какое попали погранцы, Бессонов совершенно не хотел. Так что лучше не суетиться.

– А на берег все-таки надо сообщить, – сказал Скурихин.

– Вставь в радиограмму, – кивнул капитан. В таком сообщении ничего опасного не было. Опять же, пусть береговые умники хоть о чем-то подумают.

Решение было принято правильное – да, в общем-то, и повод совершенно пустяковый. Важность этого самого решения была крайне невелика. А скверное предчувствие, мучившее Бессонова уже несколько дней, усилилось.

Глава 2

– Вот сюда, – Хасан аль-Кеир кивнул влево, на небольшой каменистый островок, даже не островок, а так, торчащую из воды большую скалу.

Стоявший у штурвала Абу Осман молча повиновался, и рыбацкий сейнер свернул к указанному островку.

Выглядели на Севере оба араба сюрреалистично – смуглые лица, выглядывающие из меховых капюшонов, настолько дисгармонировали с общей обстановкой ходовой рубки обычного рыбацкого сейнера, что любому, кто бы их увидел, ущипнуть себя захотелось бы – не сон ли это? Что говорить – у самого Хасана такое желание возникало периодически, хотя уж он-то прекрасно знал, зачем они здесь. Что ж, иной раз именно то, что кажется полным бредом, и срабатывает. Ну какому нормальному человеку придет в голову, что на старом сейнере, рассекающем холодную воду Берингова моря, находятся тридцать два террориста? Люди, больше половины из которых до этого момента снега никогда не видели, а лед только кубиками. Так, а точно больше половины? Хасан задумался – его неожиданно заинтересовал этот вопрос. Так с ним бывало в моменты наиболее острого нервного напряжения – мысли концентрировались на чем-то совершенно постороннем и незначительном. Так, здесь, считая с ним самим, семнадцать арабов, это уже больше половины. Правда, Юсуф и Хусейн из горных районов, могли и видеть снег. Так, еще четверо пакистанцев и трое афганцев. Эти могли видеть, их страны горные. Еще пять чеченцев. Ну, эти наверняка видели, у них там зима бывает. И еще татарин, русский и американец. Про татарина ничего толком не скажешь, он, кажется, не в России родился, а русский и американец видели точно. Да, получается больше половины. Сколько национальностей! Вот уж действительно международная террористическая группа.

Хасан усмехнулся – вспомнились времена, когда он, еще совсем молодой, учился в СССР. Тогда дружбой народов им преподаватели все уши прожужжали. А теперь он, получается, все те наставления реализует. Вот бы они порадовались...

Араб встряхнул головой, отгоняя ненужные мысли. Зачем он этими дурацкими расчетами и воспоминаниями занимается?! Не время сейчас для них!

Тем временем скала, к которой направлялся сейнер, заметно приблизилась. Были видны черные трещины на голом камне, белая пена у подножия валунов. Хасан поежился. Суровой и непривычной для него была местная природа. А ведь он специально готовился к этому рейду. Каково же остальным приходится? И еще этот холод постоянный, который все равно добирается до тела, как ни одевайся. Непонятно, как люди здесь жить умудряются. А ведь это еще не самый дальний Север. Тот русский караван, который скоро будет мимо проходить, еще из более холодных мест пришел. Какой там холод, даже представить себе трудно.

До скалы оставалось уже метров сто.

– Осторожнее, – приказал Хасан рулевому. – Настоящую катастрофу не устрой. С виду все должно быть убедительно, но только с виду!

– Я помню, – ответил Абу Осман. Он был опытным моряком. Хоть до таких северных широт Осман и не добирался до сих пор, но в том, что сумеет сделать требуемое, не сомневался.

Через несколько минут все было готово. Сейнер стоял так, что со стороны казалось, что он врезался в скалу, хотя на самом деле поврежден корабль не был. Хасан посмотрел сначала на часы, потом на приборы – их было значительно больше, чем необходимо на обычном сейнере, – и скомандовал:

– Запускай сигнал бедствия. И спускайся к нам, на окончательный инструктаж.

С этими словами Хасан вышел из рубки и по железной лестнице спустился вниз. Здесь, в трюме, наспех переоборудованном под что-то вроде зала для совещаний, Хасана ждали остальные его спутники. Теперь здесь вместо оборудования для разделки и заморозки рыбы стояли привинченные к полу стулья, на одной из стен висел экран, рядом на специальной подставке находились проектор и ноутбук. Заходя внутрь, Хасан поморщился – запах рыбы так до сих пор и не выветрился. А ведь купили сейнер больше полугода назад и с тех пор по прямому назначению не использовали.

Собравшиеся здесь люди встретили вошедшего сдержанным гулом – они уже давно его дожидались. А информация, которую он сейчас им сообщит, крайне важна – ведь до сих пор никто, кроме Хасана, не знает цели этого неприятного путешествия. Той цели, во имя которой им предстоит убивать и умирать.

Пока Хасан возился с ноутбуком и проектором, к товарищам присоединился и Абу Осман. Теперь, когда сейнер стоял у скалы, необходимость в рулевом отпала. Сейчас здесь не присутствовал только радист – он передавал сигнал бедствия и был готов ответить, как только кто-то сигнал запеленгует.

Хасан закончил возиться с техникой. Он прикрыл глаза, посчитал про себя до семи и резким движением вскинул голову.

– Слушайте меня внимательно, братья. Сейчас я скажу вам, что на этот раз нам поручено, – говорил Хасан по-русски. Все присутствующие понимали этот язык и умели на нем разговаривать. Собственно говоря, именно поэтому в группе было так много чеченцев, и даже татарин затесался. В распоряжении организации «Аль Джафар» людей, владеющих русским, было не так уж много.

– Смотрите!

Хасан нажал ввод, и на экране возникла отличная фотография большого корабля.

– Это русский атомный ледокол «Дмитрий Суряпин». Именно его мы должны захватить.

Хасан сделал паузу, но никто его не перебил, никто не задал вопроса. Люди здесь собрались бывалые, дисциплинированные. Знали: все, что им положено знать, командир и так скажет. А что не положено – не скажет, хоть спрашивай, хоть не спрашивай.

– Пока именно он наша цель. Потом, когда ледокол будет в наших руках, я расскажу вам о наших дальнейших планах. Но пока не думайте о них.

Хасан видел, как вытянулись лица у его людей. И позволил себе усмехнуться. Да, когда он сам получил от руководителей организации это задание, выглядел он примерно так же. Конечно, боевик, террорист, за голову которого власти США объявили немаленькую награду, должен быть готов к чему угодно. Но вот мысль о том, что предстоит захватывать русский атомный ледокол, первые минуты казалась полным абсурдом. А потом, когда шок прошел, он понял одну простую вещь – ведь не ему одному этот захват кажется абсурдным. А раз так, значит, к нападению будут не готовы. Преимущество внезапности на их стороне – а это очень важно. Конечно, русский ледокол охраняют – как-никак атомный объект. Но наверняка охрана там расслабилась – ну кому придет в голову, что на ледокол могут напасть. Охраняют сейчас усиленно самолеты, поезда, но уж никак не ледоколы. Инерция мышления работает – раз никогда на них не покушались, значит, и впредь не будут. А вот вам – додумался кто-то. С другой стороны, даже если ледокол захватить – зачем он нужен? Именно этот вопрос сейчас читался на лицах тех, к кому обращался Хасан. Этот же вопрос тогда, когда задачу ставили ему, он задал руководству. Что ж, ему все объяснили. А вот он пока лишнего ничего не скажет. Всему свое время.

– Охрана довольно сильная, но нападения не ожидает, – сказал он вслух. – Мы изображаем судно, терпящее бедствие. Русские предпримут попытку нам помочь – они обязаны это сделать по международным соглашениям. Да и без соглашений мимо не прошли бы, у русских так поступать не принято.

– А если к нам первыми успеют не русские? – спросил Ахмат, один из афганцев.

Хасан покачал головой.

– Все просчитано. Поблизости от нас других кораблей нет. Подойдут именно русские. Правда, маловероятно, что ледокол будет оказывать нам помощь сам, ведь он идет не один, с ним еще десятка полтора кораблей. Так что, скорее всего, дело сначала придется иметь с одним из них. Но, может, и к лучшему – там охраны совсем нет, это обычные гражданские суда. А уже захватив этот корабль, нужно будет взять сам ледокол.

– Пока мы будем этот корабль захватывать, они успеют связаться или с ледоколом, или с сушей.

– Это тоже предусмотрено. У них не будет такой возможности. В эфире будут очень сильные помехи, связи не будет. В общем, мы это сделаем – если каждый четко выполнит то, что от него требуется. Слушайте, каков план...

И Хасан стал тщательнейшим образом объяснять каждому его задачу. Фотографии, схемы, тексты так и мелькали на экране проектора. Изредка Хасан поглядывал на часы. Время еще было. Русские пока еще далеко.

Бессонов было собрался покинуть рубку и пойти отдохнуть, когда поступило сообщение о том, что принят сигнал бедствия.

– Ну ядрена же мать! – выдохнул капитан. – Этого нам еще не хватало! Сами-то того и гляди развалимся! Что за корабль? Чей? И что с командой?

– Американский рыболовный сейнер из Анкориджа, – отозвался радист. – Напоролся на скалу. У них там есть раненые.

– Проклятые америкашки! – проворчал Бессонов. – Раз не умеют по морю ходить – так нечего и соваться! Эх... И ведь было же рядом еще одно их судно – ну, то самое, то ли научное, то ли китобойное! И где оно, спрашивается?

Старпом молча пожал плечами. Конечно, было бы логичнее, если бы помощь терпящим бедствие оказали их соотечественники. Но что делать, если первыми приняли сигнал именно на «Дмитрии Суряпине»? Отказывать в помощи в таком случае – последнее дело. Впрочем, Бессонов и сам это прекрасно понимал.

– Ладно, что ж делать, придется выручать, – проворчал он.

– Кого пошлем? – спросил старпом. – Или сами?

– Сами?! Еще чего! Много чести! Да и вообще, мы должны впереди идти по инструкции – сам же знаешь. Да и не только в инструкции дело – мало ли, а вдруг все-таки есть впереди еще льды. Пусть Пуговкин ими займется, у него посудина поновее. Так. Давай, передавай Пуговкину, что я приказываю ему оказать помощь терпящим бедствие американским морякам, – распорядился капитан. Он имел право отдавать такие приказы, так как был не только капитаном ледокола, но и начальником всего каравана.

Радист повиновался. Через несколько минут один из сухогрузов отделился от каравана и пошел в сторону американского сейнера. Его капитан, Николай Пуговкин, рассчитывал управиться с порученным делом часов за пять максимум, а потом на полной скорости уже к вечеру догнать караван и занять в нем свое законное место. Пуговкин даже считал, что ему повезло – оказание помощи американцам отличный повод отличиться. Он был еще молод и амбициозен. Пуговкин думал, что, возможно, в связи с этим случаем начальство его заметит и запомнит.

Так оно и вышло – и заметили, и запомнили. Вот только не совсем так, как Пуговкину хотелось.

Глава 3

Когда из серого тумана вынырнул силуэт русского корабля, на губах Хасана заиграла хищная, довольная улыбка. Расчеты оказались точны – русские послали один из обычных кораблей, а не сам ледокол. Очень хорошо. Хасан обернулся, окинул внимательным взглядом своих людей. Двое были на палубе, на виду – русский и американец. Они были в моряцких робах, без оружия – изображали рыбаков. А еще пять человек – три араба, афганец и один из чеченцев – залегли в катере с автоматами на изготовку. Катер стоял за сейнером так, чтобы разглядеть его с моря было невозможно. Остальные боевики были внутри сейнера, в трюме – места в катере мало, и пять человек с трудом поместились. Да и куда больше? Неужели пять подготовленных боевиков с безоружными гражданскими не справятся? Только бы русские поближе подошли. Расстояние до их корабля катеру придется преодолевать рывком, пока русские не опомнились. Они наверняка не дальше чем в кабельтове остановятся. А такое расстояние катер за считаные секунды преодолеет.

Сам Хасан сейчас находился в рубке – его силуэт был виден, но что Хасан человек восточного типа, разглядеть было нельзя. Да, собственно говоря, если бы и можно было – один араб подозрений не вызовет, их в Америке немало. Вполне могло одного и на Север занести.

– Еще раз напоминаю, – крикнул Хасан, пользуясь тем, что до русского корабля пока было далеко, – работаем жестко. Заложники нам на этом корабле не нужны. Брать живыми только капитана, старпома и радиста. Все помнят, как их форма выглядит?

Все члены абордажной команды на катере ответили утвердительно.