Жить и умереть свободным

Таня Дробязко – белолицая, рослая, с удивительно правильными чертами лица и темно-русой косой, уложенной в высокую корону, – не принимала участия в мелочных спорах. Да и выпивала она немного – скорее лишь делала вид. Девушка напряженно вертела головой, поглядывая то на дверь, то на окна.

Миша прибыл с небольшим опозданием. Поцеловал Таню, уселся рядом, внимательно осматривая собравшихся.

– Ой, Миша! – заулыбалась Дробязко. – Ну наконец-то. А я тебе звоню-звоню… Что – опять мобильная связь не работает?

– В тайге мобильной связи нет… – Каратаев внимательно осмотрел публику за столом.

Праздник катился накатанной колеей. Жидкое электричество тяжело бултыхалось в пустых бутылях, в мутных, захватанных руками и губами бокалах, в которых плавали сигаретные окурки и серый пепел, тускло отсвечивало от тарелок с непривлекательными объедками.

Кто-то уже спал, аккуратно уложив морду в блюдо с рыбой. Кто-то судорожно икал в конце стола. Кто-то задумчиво ел руками квашеную капусту. Двое молодых мерились силой, уперев локти в столешницу и надуваясь до синевы, вязко ругались матом. Командир вертолетной части, еще относительно трезвый, внимательно следил, чтобы офицерский армрестлинг не перешел в стадию более серьезного выяснения отношений.

И тут из хриплых динамиков, подвешенных под потолком, зазвучало мерзкое трансформаторное гудение, на которое спустя пару секунд наложилась танцевальная музыка. Молодой угреватый старлей, сосланный в «штрафной» гарнизон полтора месяца назад аж из Комсомольска-на-Амуре, поднялся из-за стола и ломаной, развинченной в суставах походкой приблизился к Татьяне.

– Какой шикарный бабе-ец! – пьяно икнул он, протянул руку и шаркнул ножкой. – Давай потанцуем!

– Пошел вон, – ласково произнес Каратаев, даже не обернувшись в сторону старшего лейтенанта. – Если девушка сидит с мужчиной, то сперва принято спрашивать у мужчины, позволяет ли он ей танцевать с чужими. Не слышал о таком?

Старлей вздохнул долго и прерывисто. Подобный вздох может издать рассохшийся баян, если растягивать его меха без звука. Наконец меха баяна стали сдвигаться, и выходящий воздух сложился в лишенную всякой мелодики фразу:

– Что-что? Что ты мне только что сказал? Я типа не понял…

– Деликатно предлагаю пойти тебе на хрен.

То ли офицер в тот вечер выпил лишнего, то ли еще не знал, кто такой Михаил Каратаев, но он тут же встал в позу.

– Да ты че, козел гражданский! Я тебя сейчас…

Даже не поднимаясь из-за стола, таежный охотник выверенным ударом локтем в солнечное сплетение угреватого наглеца заставил его замолчать. Тот булькнул горлом, распялил рот, сложился пополам и затих.