Приговор олигарху

Глава 1

Константин лежал в больничной палате и наблюдал, как солнечный луч переползал со стены на его кровать. Думать ни о чем не хотелось.

Вспоминать о том, как он спас свой родной город от террористического акта, обезвредив группу головорезов, пытавшихся взорвать запрудненский крытый рынок, тоже не хотелось. Это уже ушло в прошлое, подернулось туманом и проступало в памяти лишь неясными общими чертами.

Вспоминалась только Наташа. Отношения с ней разладились, хотя и не испортились окончательно. Константин никак не мог забыть ее жесткого взгляда, когда она кричала ему в лицо, что он эгоист, не думает о ней, о ее карьере на телевидении… Речь шла о том, что ей не удалось снять, как Константин едва не погиб… Константину, который, побывав в Запрудном, вспомнил свою прежнюю кличку – Жиган, – непонятно было ее возмущение. Он рисковал жизнью, он попал в ситуацию, из которой едва выкарабкался живым, а Наташа… Она переживала лишь из-за того, что не сумела всего этого снять на пленку. Бред какой-то.

А еще Константин не мог забыть, что Наташа активно контактировала с ФСБ, старалась следить за ним, за его действиями. И опять только для того, чтобы сделать свой дурацкий фильм. Она фактически предала его, хотя сама ФСБ не помешала ему, да и не имела целью помешать выполнить задачу, защитить город от чеченских террористов.

Но Наташа была рядом с ним, значит, она должна была играть в его команде, а не в другой, пусть даже команде союзников.

Ему удалось обнаружить на складе рынка начиненную взрывчаткой машину. Он успел вывести ее за город и загнать в пруд. Сам он оказался слишком близко от эпицентра взрыва. Его подхватило взрывной волной и отбросило на несколько десятков метров к шоссе.

И ничего – жив остался. Оглох вот только на время. Но врачи все-таки молодцы. Не зря он тут валяется, теперь слышит уже совершенно нормально. А на том, что глухой был, даже и сыграть иной раз можно.

Вчера, например, приходила Наташа. Она еще не знает, что Константин слышит все. Она что-то говорила, Костя смотрел, как шевелятся ее губы, но понимать ничего просто не хотел. Наташа отчего-то вдруг заплакала и, наклонившись к нему, поцеловала.

Он не испытал никакого чувства к ней в тот момент.

«Чужая женщина, – подумал он. – Она для меня – чужая женщина!»

Он молчал, и Наташа начала понимать, что с ним что-то произошло. Она поняла все правильно. Он не любит ее. Он не понимает теперь, почему они так долго были вместе. Ну что ж, пусть считает, что Константин – такой же, как все мужики – поматросил и бросил, как говорится. Ничего, не умрет, поплачет и успокоится… Не может и не хочет он ей объяснять настоящую причину.

Наташа ушла расстроенная и испуганная его молчанием. А ему просто не хотелось нарушать тишину, которая воцарилась в его душе.

Тишина и спокойствие, ничего ему больше не нужно.

«Наверное, это старость, Костя, – подумал Панфилов, но тут же себе возразил: – Какая, к черту, старость! Ты в зеркало на себя посмотри – здоровый бугай, любому молодому сто очков вперед дашь! Нашел, тоже мне, старика! Не смеши народ!»

Солнечный луч вдруг куда-то исчез. Константин бросил быстрый взгляд на окно.

И вовремя.

Легкая занавеска, которая защищала от прямых солнечных лучей, мешала рассмотреть снаружи, что делается в палате. На ней Константин увидел отчетливую тень человека.

Через секунду его уже не было на кровати. Константин мгновенно скатал одеяло и сунул его под простыню. Схватив десятикилограммовую гантель, с которой он ежедневно делал разминку, Константин притаился у окна, прижавшись спиной к стене.

Он не ждал «гостей». Он даже предположить не мог, кто бы это к нему пожаловал. Но раз уж пришли, он встретит их как подобает.

Намерения неожиданных визитеров не оставляли сомнений. Окно тихо задребезжало и приоткрылось.

Их оказалось двое. Первый успел спрыгнуть с подоконника на пол. Константин увидел руку с зажатым в ней пистолетом с глушителем на стволе. Человек, державший пистолет, был в темной трикотажной маске.

Едва он приземлился на пол палаты, как тут же выстрелил в скатанное одеяло на кровати Константина.

Ждать дальше было нельзя. Нападавшие свой ход сделали. Теперь очередь за Константином.

Быстрым движением он опустил руку с гантелью на затылок незваного визитера. Раздался характерный хруст проламываемой кости, и человек в маске упал на пол рядом с кроватью Константина.

Жиган бросился к окну. Легкий хлопок второго выстрела заставил его отпрянуть в сторону. Второй нападавший, не сумевший подстраховать первого, успел выпрыгнуть наружу. Со второго этажа Константину хорошо видна была его спина и точно такая же шапочка, как и у первого. Человек добежал до угла больничного корпуса и скрылся за ним. Константин так и не рассмотрел его. Узнать его он теперь не смог бы, даже столкнувшись нос к носу.

Зато можно было рассмотреть того, который остался, хоть и не по своей воле, в палате.

Константин нагнулся над ним и сдернул маску. Побледневшее молодое лицо, небритые щеки, короткий рыжий «ежик», слегка кривой нос – видно, в какой-то драке хороший удар пропустил. Ничего примечательного в его внешности не было. Такими Жиган и представлял себе киллеров, благо повидал их на своем веку немало.

«Любопытно, – подумал Константин. – Какого хрена они ко мне пожаловали? Может быть, ошиблись окном и не меня вовсе собирались убить, а кого-то другого, кто в соседней палате лежит?»

Жиган покопался в памяти, вспомнил всех своих соседей по палатам на втором этаже. Ни одной подходящей кандидатуры для того, чтобы на них могли охотиться. Все больше пенсионеры.

Нет, приходили именно к нему, к Константину Панфилову, к Жигану.

Но кому могла вновь понадобиться его жизнь?

Самое первое, что приходит на ум, – чеченцы. Он только что сорвал тщательно разработанный ими террористический акт в Запрудном. У них есть причины мстить Константину.

Но в эту версию ему почему-то не очень верилось. Может быть, потому, что лежащий на полу парень нисколько не походил на кавказца?

Впрочем, чеченцы могли и нанять кого-то здесь. В Москве всегда много желающих выполнить подобного рода услуги – замочить заказанного человека, получить свои баксы и смыться, пока тебя тоже не шлепнули, чтобы оборвать концы.

Придется остановиться на том, что это были наемные убийцы, киллеры. Кто их послал – неизвестно, и узнать уже невозможно, поскольку пульс у рыжего парня не прощупывается. Все – отбросил концы.

«ГБ! – осенило вдруг Жигана. – Ну, конечно, это он! Из-за меня он лишился огромных денег и никогда не сможет мне этого простить. Это его заказ пытались выполнить мои сегодняшние гости. Ну что ж, Глеб Абрамович, настала пора нам с вами повидаться».

Но что же делать теперь Жигану? Поднимать шум, звать медперсонал и объяснять, что этот рыжий забрался к нему в палату с пистолетом и пытался его убить? Объяснять, что ударил его по голове гантелей не сильно, чуть-чуть, но не рассчитал удара, и тот благополучно загнулся?

Константин представил все неудобства подобных объяснений и поморщился.

«Да пошли вы!» – подумал он.

Константин поднял тело, положил его на свою кровать и принялся раздевать.

Константин просто сделает небольшую рокировку. Парень останется лежать вместо него в больнице, а Панфилов отправится в Москву. А что? Ждать еще одного визита? А вдруг второй раз ему не повезет и убийцы окажутся более удачливыми?

Константин стащил с парня джинсы и кожаную куртку, примерил. Фасончик ему не понравился, но размер был тот самый – впору. Пистолет он сунул в карман куртки, предварительно свинтив с него глушитель – кто знает, вдруг пригодится.

Парня он повернул разбитым затылком к стене. Простынку пришлось натянуть на голову, чтобы не были видны испачканные кровью рыжие волосы.

Оглядев результаты своей работы, Константин остался удовлетворен. Пролежит несколько часов, и никто к нему не подойдет.

Константин приучил медсестер не трогать его, когда он спит. Молоденькие девчонки в белых халатах начинали дрожать, когда Константин смотрел на них исподлобья мрачным тяжелым взглядом, не понимая, на кой хрен ему пить эти дурацкие таблетки. Слышит-то он уже нормально.

Только было расслабился, просто отдохнуть собрался… И вот тебе, пожалуйста – спокойно полежать, о жизни подумать не дают, собаки! Лезут с пистолетами в окно, убить хотят! Черт знает что, а не жизнь!

Константин бросил прощальный взгляд на палату и вышел в коридор.

Через несколько минут он уже ехал на попутной машине в Москву.

Глава 2

Глеб Абрамович Белоцерковский, крупный российский нефтяной магнат, которого журналисты в своих статьях величали не иначе как олигархом, совсем недавно стал действующим депутатом Государственной Думы, хотя уже давно негласно вмешивался в ее работу, а порой влиял на принимаемые ею решения через нескольких «ручных» депутатов, полностью ему подконтрольных.

Решение стать депутатом ГБ (эту аббревиатуру к нему приклеили все те же досужие журналисты) принял в связи с тем, что уловил угрозу своему незыблемому, казалось бы, положению. Власть в России менялась, к руководству стремились другие люди, и кто знает, чем все это могло окончиться для него лично.

Он сидел на пленарном заседании Думы, на котором рассматривался чрезвычайно интересующий его вопрос об отмене депутатской неприкосновенности.

На рассмотрение этот законопроект внесла маленькая, но очень скандальная фракция, объединяющая сторонников чрезмерно радикальных экономических преобразований в России. ГБ никогда не стремился к радикализму, находя и в существующем раскладе множество весьма эффективных возможностей для упрочения своего лидирующего положения в сфере российского бизнеса.

Он прекрасно понимал, что рассматриваемый законопроект направлен во многом против него лично, и даже знал, что за его разработкой стоит один из наиболее сильных его конкурентов.

Белоцерковский нервничал, барабанил пальцами по столу и то и дело поглядывал на «своих» депутатов, которые должны были выдвинуть заранее продуманные аргументы против этого закона. Аргументы должны были настроить думское большинство на то, чтобы признать законопроект сырым, недоработанным и как следствие – отправить его на доработку в комиссию по законодательству, на которую ГБ имел достаточное влияние, чтобы похоронить этот законопроект навсегда.

Обсуждение шло неровно, авторы законопроекта отстаивали его с пеной у рта, переходя порой к личным оскорблениям. В адрес Глеба Абрамовича уже звучали прямые обвинения, которые, впрочем, доказаны быть не могли. Об этом ГБ всегда заботился, проводя «зачистки» везде, где только могли остаться следы его выходящей за рамки закона деятельности.

Белоцерковский нервничал, обдумывая, стоит ли подавать в суд иск о клевете на лидера одной из фракций, когда в проходе появился его помощник-референт и торопливо направился прямо к нему, не особенно обращая внимания на то, что происходило в зале.

– Глеб Абрамович, вам необходимо поговорить по телефону, – прошептал помощник на ухо Белоцерковскому. – Это очень срочно!

ГБ посмотрел на него уничтожающе.

– С Ирака сняли экономические санкции и цена на нефть резко упала? – спросил он. – Если этого не произошло, то какого дьявола ты отрываешь меня от работы? Все остальное в данный момент несущественно.

– Существенно… – прошептал помощник. – Это очень существенно, поверьте…

Глеб Абрамович сумел вылезть из рядовых советских инженеров в российские олигархи во многом благодаря своей способности чуять опасность не хуже, чем крыса чувствует скорый конец корабля в океанской пучине. От слов помощника на него повеяло холодком, по спине пробежали мурашки.

ГБ решительно встал и направился к выходу. Его «ручные» депутаты недоуменно посмотрели ему вслед, но Белоцерковский шел не оглядываясь. Оратор на трибуне тут же принялся иронизировать по поводу его бегства из зала заседаний, обвинения в его адрес посыпались с новой силой.

«Рано оживились, придурки! – подумал ГБ, мысленно обращаясь к инициаторам законопроекта. – Ваш номер не пройдет. Мне нужно только узнать итоги предварительного голосования. Законопроект многим не нравится, не думаю, что мне придется покупать слишком много голосов в Думе, чтобы его провалить!»

Он велел помощнику остаться в зале и внимательно следить за ходом дебатов, а сам вышел в холл и поднес к уху телефон.

– Алло! Белоцерковский! – произнес он скороговоркой. – Кто это?

– Слушай внимательно, Абрамыч! – произнес голос в трубке. – Я не объявлял против тебя войну. Но ты вынуждаешь меня это сделать…

– Кто это говорит? – нервно спросил Белоцерковский. – Вы отдаете себе отчет в своих словах?

– Я знаю, что делаю! – уверенно произнес тот же голос. – И знаю, что делаешь ты! Учти, что одного из твоих людей я уложил в больницу вместо себя. Второй ушел. Я надеюсь, он расскажет, что ко мне тебе лучше не соваться. Слишком дорого обойдется. Я ведь о тебе многое знаю. И могу рассказать. Журналистам, например.

«Шантаж! – мелькнуло в голове у Белоцерковского. – Кто же это?»

– Давайте говорить серьезно, как деловые люди, – ответил Белоцерковский. – Я должен знать, кто вы и что имеете в виду. Иначе никакого разговора у нас не получится. Я на своем веку видел столько провокаций и попыток взять меня на пушку…

– Я тебя и без пушки достану, Белоцерковский, голыми руками! – В голосе невидимого собеседника появились жесткие нотки. – Мы с тобой знакомы давно, хоть и не виделись никогда. Не припоминаешь? А помнишь Мошнаускаса, выполнявшего для тебя поручения, от которых несло гнилью и тюрьмой? Помнишь кассету, которую ты согласился отдать, хотя мне и пришлось тебя долго уговаривать?

Теперь уже не мурашки, а струйки холодного пота покатились по спине Глеба Абрамовича. Рубашка сразу намокла и прилипла к спине.

– Давай без паники! – быстро сказал он. – Я понял, кто это, но совершенно не понимаю, о чем ты говоришь! Я забыл о твоем существовании, как о кошмарном сне! Я думал, что мы расстались и больше никогда не будем иметь друг с другом контактов. О каких моих людях ты говорил? Что за чушь? Я никого к тебе не посылал. Это какое-то недоразумение! Я готов встретиться и обсудить. Я готов… А, дьявол! Я готов на все, что угодно, лишь бы ты мне поверил!

Белоцерковский сообразил, что звонит ему тот самый Константин Панфилов, которого его люди потеряли после того, как он исчез из Москвы.

Если бы Белоцерковский знал, где искать Панфилова, он и в самом деле не задумываясь отдал бы приказ его ликвидировать. Но он не отдавал такого приказа! И о чем говорил сейчас этот сумасшедший, он понятия не имел. Но раз он объявился, надо использовать этот шанс, чтобы добраться до него и навсегда заткнуть ему рот.

Каким образом Панфилову стало известно о том, что Мошнаускас, которого он упомянул, работал на ГБ и выполнял для того весьма щекотливые поручения, связанные с исчезновением мешающих ему людей, Белоцерковский не знал.

Панфилов, вымогая у него кассету с записью момента смерти самого крупного в то время конкурента ГБ, которая попала к тому после смерти Мошнаускаса, заявил, что Мошнаускаса убил именно он, Панфилов. Панфилов устроил настоящий террор, угрожая Белоцерковскому расправой, если тот не отдаст кассету. ГБ тогда очень явственно понял, что он, как и все остальные россияне, смертен и что смерть его может оказаться внезапной…

Пришлось отступить и передать кассету Панфилову. Кассета тут же попала в руки вдовы убитого подручным ГБ банковского магната, и она сумела-таки вступить в права наследства, что очень не устраивало Белоцерковского – он рассчитывал постепенно прибрать осиротевшую банковскую империю к рукам. Не удалось. И помешал ему именно этот Константин Панфилов, который сейчас звонит и начинает вновь угрожать неизвестно по какой причине.

– Встретиться? – насмешливо произнес голос Панфилова. – Надеешься, что я неуклюже подставлюсь под выстрелы твоих головорезов? Ты, оказывается, наивен! Ну что ж, давай встретимся! Сегодня вечером в восемь в бассейне «Олимпиец» в Серебряном Бору. И не забудь плавки, олигарх!

Последнее слово Панфилова прозвучало как прямое оскорбление. Словно его собеседник сказал не «олигарх», а «дятел», «козел» или еще что похуже.

Белоцерковский сжал зубы и выматерился про себя. Он понял, что боится человека, который ему сейчас звонил, и именно поэтому пойдет сегодня на назначенную встречу, натянет плавки и будет плавать в бассейне, хотя терпеть не может ни бассейнов, ни саун.

Он вообще не мог терпеть появляться на людях раздетым, потому что его всегда охватывало ощущение своей незащищенности и уязвимости. Он гораздо увереннее чувствовал себя в костюме, при галстуке, с двумя телохранителями сзади и двумя – впереди.

Даже на заседаниях Думы сидел один из его телохранителей – в ложе для прессы – и не сводил глаз с зала, отмечая слишком пристальные или угрожающие взгляды в сторону ГБ. Впрочем, и тех, и других хватало. Однако оружие никто из депутатов из кармана не доставал и в Белоцерковского не целился.

Охранник скучал без дела и скоро научился дремать с открытыми глазами.

Конечно, он пойдет на встречу не один. Мошнаускас создал неплохую структуру, которая весьма эффективно работала на Белоцерковского. После смерти Мошнаускаса его место занял другой человек. Его тоже убили, и на его месте появился третий, затем четвертый.

Сейчас охранной фирмой «Цербер», под вывеской которой скрывалась оперативная служба Белоцерковского, руководил Андрей Шульгин, которого ГБ называл не иначе как Андрэ, поскольку тот отличался тонкими чертами лица и отдаленно напоминал молодого Алена Делона.

У Андрэ вполне достаточно людей, чтобы оцепить этот дурацкий бассейн и каждого, кто в нем окажется, вывернуть наизнанку.

Белоцерковский немного успокоился и даже заставил себя улыбнуться.

Панфилов просчитался, соглашаясь на встречу, в этом Белоцерковский был уверен. Но его не будут убивать прямо в бассейне.

В тот момент там будет находиться депутат Государственной Думы Глеб Абрамович Белоцерковский, который не должен иметь никакого отношения к подобным историям и никогда не имеет. Панфилова лишь аккуратно упакуют и вывезут за пределы Московской кольцевой автодороги.

А там – прощайте, господин Панфилов, и уносите с собой все ваши угрозы в могилу.

Белоцерковский вспомнил, что в зале заседаний продолжается обсуждение столь интересующего его законопроекта. Не хватало только, чтобы Панфилов и впрямь вылез в прессе со своими разоблачениями. Это подольет масла в огонь, которым пылают сторонники законопроекта об отмене депутатской неприкосновенности.

В Государственной Думе поднимется такой хай!

Доказательств причастности ГБ к смерти конкурента-банкира у Панфилова, конечно, нет и не может быть, кроме личного свидетельства, которое не слишком дорогого стоит. Но для того, чтобы повлиять на мнение депутатского большинства, доказательства и не требуются.

Уж кто-кто, а Белоцерковский это знает прекрасно. Самому не раз приходилось проваливать законы только тем, что он организовывал в средствах массовой информации шумные, нацеленные на создание нужной ему общественной атмосферы пропагандистские кампании.

А если депутатская неприкосновенность будет все же отменена…

Белоцерковский даже думать не захотел, что может случиться с ним лично.

Но она не будет отменена! Пока он жив, он этого не допустит.

И Глеб Абрамович решительно направился в зал заседаний. Одно его возвращение в зал должно наполнить «подсадных» депутатов энтузиазмом. Еще бы! Он пообещал каждому из них в случае провала законопроекта столько, сколько они за год не заработают, протирая штаны на думских скамьях.

– Никому нельзя позволить трогать депутата! – донесся до Белоцерковского знакомый голос с трибуны, когда он открыл дверь в зал. – Это однозначно! Депутатов начнут сажать пачками, независимо от того, виновен он или нет! Только потому, что правоохранительные органы в субъектах федерации подчинены практически везде губернаторам, а депутаты чаще всего выступают в оппозиции к ним. Губернаторы начнут просто давить нас и превращать в свои послушные орудия! Я говорю это как специалист! Наше законодательство не может сейчас защитить от произвола рядового гражданина. Слава богу, что хотя бы депутаты недоступны длинным рукам беспредельщиков! И вместо того, чтобы, пользуясь своей депутатской неприкосновенностью, разработать и принять законы, обеспечивающие защищенность от произвола власти каждого гражданина России, мы с вами возьмем сейчас и сами сдадимся на милость нашим политическим врагам! Этого не будет! Я заявляю вам это однозначно!

«Вот это сторонник! – довольно хмыкнул про себя Белоцерковский. – И покупать его не надо, сам выступает, по своей инициативе… Впрочем, нет, это случайный попутчик. С моими „ручными“ гораздо проще. С ними можно не бояться никаких неожиданностей…»

Он вспомнил неожиданный звонок Панфилова, его непонятные претензии, и настроение снова испортилось. Глеб Абрамович очень не любил неожиданности подобного рода. Да и кто их любит?

Глава 3

Закончив разговор с Белоцерковским, Константин помчался в Серебряный Бор, в бассейн, который был ему известен еще с детства, когда он ездил сюда тренироваться из Запрудного. Школьный учитель физкультуры, обратив внимание на его способности в плавании, рекомендовал его в школу олимпийского резерва, которая тренировалась иногда в Серебряном Бору, и Костя пару месяцев ездил туда заниматься, пока не бросил это дело.

Не до плавания ему было. В Запрудном чуть ли не каждый день возникали тогда разборки между группами пацанов, которые по примеру более старших начинали делить город на сферы влияния. Константин был непременным и чуть ли не самым активным участником подобных разборок.

Тогда он еще не носил кличку Жиган. Ее он получил в зоне, куда попал надолго.

Впрочем, зона – это было хорошее испытание его характера и воли к жизни.

Не хуже, чем Афганистан, в котором ему тоже пришлось побывать.

Бассейн в Серебряном Бору оставался для него воспоминанием о детстве, когда перед ним лежали разные дороги и он стоял перед ними, не зная, какую выбрать.

Костя часто попадал на тропы, которые были слишком взрослыми для его возраста, наверное, потому у него и выработался столь жесткий подход к жизни. Если ты не преодолеешь препятствие, не переломишь хребет противнику, он переломит его тебе.

Логика жизни – простая и жестокая. Хочешь жить – убей врага.

Именно это и собирался сделать сегодня вечером Константин Панфилов. Он не хотел никого убивать, но ему не оставили другого выхода. Или его, или – он.

Плевать на то, что своим врагом он считал одного из самых могущественных российских олигархов. Плевать, что тот непременно приедет с огромной, вооруженной до зубов охраной, которая прочешет каждый квадратный метр бассейна и его окрестностей.

Константин знал одно: Белоцерковский по натуре трус и вечно дрожит за свою жизнь, предпочитая ее покупать, а не отстаивать. Константин всегда помнил, что он смертен, и смерть может забрать его в любую секунду.

Но и сам Жиган был готов умереть всегда, хотя и не хотел умирать.

Ему нравилось жить, он помнил, что жизнь – очень хрупкая штука и ее может раздавить чье-то даже случайное прикосновение. Наверное, это и помогало ему выживать в ситуациях, в которых погибли бы девяносто девять человек из ста.

В запасе у него было всего несколько часов, а подготовка к вечерней встрече с Белоцерковским требовала времени. Константин прекрасно понимал, что прежде чем Белоцерковский появится в Серебряном Бору, там побывает его правая рука («Интересно, кто занимает сейчас должность директора охранного агентства „Цербер“?») и расставит своих людей где только можно.

Поэтому нужно было спешить и оказаться в «Олимпийце» раньше «церберов». У Жигана было некоторое преимущество в том, что он прекрасно знал, где находится бассейн, а людям ГБ придется его еще поискать.

«Олимпиец» располагался на берегу одного из многочисленных серебряноборских заливов. Двухэтажное здание стояло одиноко, других строений поблизости не было. Причем торчало оно на открытом месте, деревьев или зарослей высоких кустов около него тоже не было. Константин не учел этого, когда называл Белоцерковскому место встречи, но теперь, стоя перед с детства знакомым зданием бассейна, он решил, что это даже хорошо.

Облезший фасад бассейна, выстроенного во времена, когда в моде были стекло и бетон, напоминал скорее аэропорт, чем спортивное сооружение. Подходы к зданию просматривались совершенно отчетливо.

Всякий, кто будет приближаться к бассейну, неизбежно будет замечен теми, кто находится внутри. Скрытно подобраться к бассейну просто невозможно.