Обряд на крови

Славкин

Это мудрое толковое решение давно напрашивалось на ум. Да что там – напрашивалось. Бродило в голове долго и муторно. Но окончательно вызрело только накануне начала «работы» по прииску: «На этом все. Баста. Последний дембельский аккорд – и сваливаю в сторону». Нутром почуял – обстановка в верхах реально накаляется, становится неадекватной, непредсказуемой. Слишком уж много в последнее время стали спускать оттуда каких-то размазанных, двусмысленных, двояко читаемых приказов. В «конторе», похоже, грядет какая-то очередная паскудная рокировка, а может, и новое сокращение. Опять будут резать, кромсать по живому, невзирая на лица. А это значит у пешек на «земле» – все больше шансов слететь с доски независимо от КПД и результатов «труда». А то и хуже – попасть в разряд козлов отпущения. Пешкой жертвуют без раздумий. Незаменимых, как известно, нет. Да будь ты хоть суперпрофи, хоть супер-мупер. У каждого – свой строго ограниченный временной ресурс. Своя персональная программа отработки. Отбарабанил, и списали. Однозначно. Без альтернативы. Такова «селяви». Тем более теперь, когда «контора» давно перестала блюсти сугубо государственные интересы. Такая же частная лавочка, как и все остальные. А то, что ты под завязку набит чужими секретами и давно в деталях знаешь многое из того, что тебе по рангу вроде бы и знать-то не положено – вовсе не преимущество, а только отягчающее «вину» обстоятельство. И никак не иначе. А потому вариант один-единственный – соскочить заранее, не дожидаясь вывода на «пенсию» без «времени дожития». Исчезнуть со всех радаров, обрубить хвосты и раствориться. Упустишь нужный момент – и тупо жди «заупокойную». Это, как в казино у рулетки: не сумел, не успел остановиться – проигрался в прах. Не был бы идиотом – отвалил от стола еще при фишках.

Но и тут ведь тоже свои тонкости. Уходить ведь тоже надо правильно, по уму, при полном окончательном расчете. Так, чтобы никого из своего непосредственного начальства при этом ненароком не подставить. Чтобы не осталось у тебя перед ним никаких серьезных должков. Никаких неоконченных дел, не до конца исполненных задач за тобой не числилось. Тогда и никаких существенных претензий у него, родимого, к тебе не останется. А потому и с меньшим рвением, по крайней мере без жгучей личной заинтересованности, без личной обиды за твои поиски возьмется. А это уже – немалый плюс. Тогда уже не пятьдесят на пятьдесят – вероятность того, что выживешь, а все шестьдесят, а то и семьдесят на тридцать. А это уже вполне приличный процент. Вполне приличный. При таком проценте грех не рискнуть. Да просто грешно не попробовать.

Непогоду вполне комфортно переждал в дупле векового ильма, издалека проверив его портативным ручным тепловизором. «Квартирка» оказалась незанятой. По какой-то неведомой причине привереда белогрудка от нее отказался. Что его конкретно не устроило, было непонятно: достаточно широкое – больше метра в поперечнике, глубокое и сухое. Поэтому отключился легко. Провалился в сон буквально сразу, моментально по давно отработанной методике убрав из сенсорного восприятия все внешние раздражители.

Убежище покинул с рассветом – бодрый, отдохнувший, готовый к действию. Умылся свежим снежком. Выудил из внутреннего кармана куртки тонкий компактный планшетник. Включил его. Полистал. Отыскал нужную страницу и, приглядевшись, удовлетворенно хмыкнул – «маячки» опять пришли в движение: «И это правильно, Андрюха. Это правильно. Нашел, помацал и вернул на место. Какие заморочки раньше времени?»

Двигаться решил на минимально допустимом удалении от объекта наблюдения, оставляя себе возможность вовремя среагировать на любую возникшую вокруг него нештатную ситуацию. И она не заставила себя долго ждать. Время подходило к полудню, когда при очередном включении тепловизора на экране неожиданно появились две новых «цели». Быстро выдвинулся вперед. Залег на господствующей над местностью высотке. Приник к монокуляру.

Затянувшийся «базар» Андрюхи с егерями заставил мал-мал понервничать: «Неужели посвятит посторонних в свои проблемы? Невелика беда, конечно. Где два, там – и четыре, и пять и шесть, но лучше бы лишние бараны под ногами не путались. Их и так на неурочный «курбан-байрам» – уже с избытком набралось». Но опасения оказались напрасными – конфликтная ситуация разрешилась вполне благопристойно и даже благоприятно: Андрюха рванул обратно к деду, а «опущенные» им ретивые служаки остались на месте. Теперь необходимо было отследить, как они поведут себя в дальнейшем. Не рванут ли сгоряча за Мостовым вдогонку, отважившись на «благородную вендетту». Но и тут повезло: пока, по крайней мере, не отважились. Потоптались еще с десяток минут на месте разборки и понуро поплелись в противоположную сторону от той, куда направился их обидчик. А потому появилась возможность перекусить и даже какое-то время слегка покемарить.

Славкин отполз за гребень сопки. Поднялся на ноги и, присмотрев удобный закуток в заветрии, спустился еще на десяток метров вниз по склону. Расположился на широком плоском валуне, предварительно очистив его от снега. Достал из рюкзака спиртовку, квадратную из мягкой фольги коробушку гречки с мясом из армейского сухого пайка. Согрел ее и принялся за еду. Неторопливо перемалывал пресную безвкусную кашу крепкими челюстями, волевым усилием отгоняя от себя тут же возникшее раздражение: «Вот сучки хитрозадые! Тушняка уже вообще с гулькин хрен кладут! Да от такой кормежки боец и болт в руках не удержит». Но все-таки, пересилив себя, добил открытую банку до конца, выбрав ложкой все до последней крупинки. Аккуратно сплющил контейнер в ладони в тугой комок, засунул поглубже в снег. Появилось страстное желание открыть еще одну банчонку с чем-нибудь более существенным, с языком или колбасным фаршем, но, взвесив все «за» и «против», передумал. Отхлебнув из двухсотграммовой карманной фляжки глоток коньяка, протолкнул в горло беспонтовую пайку. Закурил: «Надо будет с темнотой какую-нибудь дичинку подстрелить. Отойду подальше и вальну. Консервы желательно попридержать. Их использовать буду только в крайнем случае. Неизвестно еще, сколько придется за ними по тайге таскаться… Да уж быстрее бы закончить всю эту тягомотину, – подумал, но тут же поправился, съязвив по поводу своего неожиданно возникшего мальчишеского нетерпения: – Расслабься, паря. Не пыли. Ну, чем тебе не отпуск перед дембелем?»

Назаров

– Да это ж – позоруха дикая! – кипел от негодования Кудряшов, безуспешно пытаясь очистить от снега словно живую, прыгающую в руках обойму. Его в буквальном смысле слова трясло, ломало, на куски разрывало от беспредельного возмущения. – Да сколько живу, меня еще ни одна подлючка так лихо, с головой в дерьмо не опускала! Мало того, что он нас, как пацанов, разоружил, так он еще и связи нас лишил, брэчара недоделанный! Не-е-ет, нельзя, Михалыч, такое им спускать. Нельзя, я тебе говорю! Иначе вообще оборзеют, на шею сядут. Ну, что я не прав, что ли? Не прав, да? Ну, чего ты молчишь?

– Да прав ты. Прав, Боря. Только успокойся, – внешне невозмутимо откликнулся Назаров, но и у него на душе после произошедшего инцидента остался весьма неприятный осадок.

– То-то и оно, что прав, Михалыч! Прав, естественно. Да если наши, не дай бог, узнают, как мы тут с тобой на пару перед этим говнюком пузыри пускали, позору ведь потом не оберешься! Да на каждом углу склонять начнут. Да все, кому не лень! Все до последней кости перемоют. И только одно нам тогда останется – или удавиться, или уволиться к едрене фене. Все равно больше никакой жизни у нас с тобой не будет. Никакой! Это я тебе, Михалыч, гарантирую. Не-е-ет, ты как хочешь, а я этого Рэмбо доморощенного все равно достану. Достану и упакую по всем правилам. Никуда он от меня не денется.

– А ведь он, Боря, стрелять на поражение будет. Определенно будет. Ты на его глазишки внимание обратил?

– Да какие там глаза, Михалыч? Ну какие, к черту, там глаза? Да он же понтует просто. На испуг нас с тобой берет. А у самого небось поджилки трясутся…

– Да нет, Борь, тут ты не скажи. Разоружил он нас вполне профессионально. И ни одна жилка при этом на лице не дрогнула. А взгляд у него – точно нехороший. Тяжелый взгляд, Боря, мутноватый какой-то, как у наркоши обколотого. Как будто на курок ему нажать – раз плюнуть. Просто не захотелось ему в этот раз по какой-то причине на себя мокруху брать. Но только вовсе, как я думаю, не из боязни и не из жалости, а из каких-то там своих чисто деловых прагматичных соображений. Да ты и сам, конечно, все это вовремя почувствовал. Иначе б обязательно в драчку ввязался. Я ж тебя знаю…

– Хочешь сказать, что у меня, попросту говоря, очко игрануло? – попытался было изобразить ущемленное самолюбие Кудряшов, но, перехватив ироничный взгляд Назарова, заметно сконфузился. И как-то весь пыл его в один момент иссяк. – Да было дело. Чего там…

– У него, как я понимаю, где-то лагерь совсем рядом, – сглаживая возникшую неловкость, без паузы продолжил Назаров. – С собой ведь ничего, кроме автомата. Даже вещмешка нет. Как будто выскочил на часок налегке поохотиться.

– Слушай, Михалыч, а что это за ствол у него такой? Я что-то первый раз вижу. С глушаком, но без оптики? Точно не охотничий.

– Да, наверно, какая-то новая военная разработка. Я тоже не в курсе. Только на вояку он явно не тянет. Хотя кто его знает? Теперь их столько развелось. И не только государевых. У каждого толстосума своя армия.

– Но, если лагерь, то он наверняка там не один застолбился?

– Вполне вероятно. А сколько их там – мы с тобой пока не знаем. Только гадать можем. А потому… прежде, чем нос туда совать, надо все продумать самым доскональным образом…

– Так ты все-таки со мной согласен? – встрепенулся Кудряшов. – Убедил я тебя, да, Михалыч?

– Да меня и убеждать-то не нужно, Борь. Это же само собой разумеется. И дело тут не в какой-то там детской обиде. Нам необходимо, по крайней мере, аккумуляторы от радиостанций вернуть. Они у нас по учету проходят. И не в моих правилах такие царские подарки кому-то делать. Да и без связи мы с тобой теперь как без рук. Даже мужикам в заповедник отзвониться не можем. А ведь нам еще работать.

– Согласен, Михалыч. Так когда двигаем?

– Не торопись, Борь. Естественно, не сейчас. Пусть он окончательно успокоится. Убедится в том, что мы у него на пятках не висим. Давай-ка еще отойдем подальше. Где-нибудь в сторонке костерок разобьем. Пообедаем. А там все как следует и обмозгуем, чтобы ничего сгоряча не напортачить.

– Принято, Михалыч! Давно пора червячка заморить. У меня уже сосет под ложечкой.

Отошли. Развели небольшой неприметный костер. Накоротке обивачились. Запросто можно было и чайку заварить, и кулешок сварганить. Все для этого было в наличии – и котелок, и концентрата всякого в достатке. Но, перекинувшись парой слов, отказались от этой затеи. Не ко времени, да и настроение не то.

Кулешов достал из рюкзака завернутый в газету увесистый шмат соленого сала, пару луковиц, банку консервов. Глядя, как Назаров выгружает из своего безразмерного «сидора» и методично по-хозяйски раскладывает на «столе» разнокалиберные пластмассовые контейнеры со всевозможными закусками, не удержался от комментариев:

– Вот умеет же твоя Аннушка, шеф, тебе красиво потрафить. Моя ж, зараза, не такая. Сама никогда не сообразит, что мужу путного в дорогу собрать. Пока носом ее не тыкнешь – ни за что не пошевелится.

– Так ты бы поменьше, Боря, по бабам бегал. Глядишь, и осчастливит.

– Да, есть такое дело, Михалыч. Сознаюсь. Ну не могу я, понимаешь, хорошую бабенку мимо себя пропустить. Как увижу – сразу в жар бросает. Так все в груди и сжимается. Да и что ее, дуреху, не пожалеть-то, особенно, когда одинокая? От меня же не убудет.

– Смотри не надорвись только. Пупок не сточи раньше срока.

– А вот когда мне стукнет столько, сколько тебе – тогда и буду осторожничать. А пока вроде рановато, – сказал и без всякого перехода спросил, распустив безмятежную улыбку: – Ты как думаешь, Михалыч, чего он тут шарахается? За двести километров от жилья? Да и если лагерь? Зимовья тут нигде поблизости точно нет, судя по карте. Да и дорог вообще никаких… На снегоходе тоже вроде рановато – наст еще толком не стал. А?

– Слышал я вроде, кто-то в управлении мне говорил, что где-то в этом районе какую-то стройку капитальную развернули…

– Рядом с заповедником? В глухой тайге? Стройку?

– И что тут удивительного, Боря? У наших нуворишей – свои загребы. И почему бы им в таком случае подальше от людских глаз, в этой первозданной глухомани, не отгрохать себе какую-нибудь шикарную фазенду, чтобы с балкончика красотой любоваться? Что им мешает?

– Нет, это, конечно, можно, если у тебя бабок немерено. Кто бы спорил? Но какой смысл, скажи ты мне, им здесь летом мошку да комарье кормить? Что за дурацкая причуда? Здесь же этой твари летучей – просто тьмища. Сплошь вдоль подножия хребта одни болота. Да еще клещей, как листьев, на каждом кусте.

– Да придумают что-нибудь. На худой конец, репеллентиком попрыскают с вертушки. Или еще чего. Это же все мелочи, Боря. Сам же говоришь – если денег куры не клюют.

– Ну, могут, конечно, согласен…

– Вот оттуда, вполне вероятно, они и пришли.

– Тогда, Михалыч, получается, что это дворянское гнездышко от нас сейчас не особо далеко? Да что там? Совсем под боком, совсем близко? Максимум в паре дневных переходов?

– Похоже, что так… Скорее всего.

– Ну, туда нам, ясное дело, путь заказан – ни за что не пропустят. Да и запросто можно вообще без башки остаться. Кто его знает, сколько их там обретается… Выходит, одна у нас надежда – где-то в тайге их накрыть. И побыстрее, пока обратно не слиняли? Тогда, Михалыч, поспешить бы надо? А вдруг они уже назад намылились?

– Не надо, Боря, никуда спешить. Любая спешка – ты сам знаешь… И вообще – я так думаю – давай-ка сегодня уже, на ночь глядя, никуда не пойдем. Очень рискованно. А пойдем за пару часиков до рассвета. Думаю, их табор отсюда – в паре часов спокойной ходьбы, не дальше, исходя из того, что он совсем налегке на охоту отправился. Поэтому, я думаю, вполне успеем взять их еще тепленькими, пока глаза не продрали. И это, Боря, – самый логичный вариант. Вот так мы с тобой и поступим. Понял?

– Как скажешь, шеф. Как скажешь. Тебе виднее. Только, чтоб потом не пришлось нам локотки кусать. Это еще бабка надвое сказала, что они на ночевку в лесу останутся.

– Ну и отлично, Борь. Добро, – прекращая грозящие надолго затянуться пустые словопрения, твердо подытожил Назаров. – Вот так тогда и порешаем.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

 Морок – затяжное ненастье (мест.).

2

 Добрать – найти и убить подраненного зверя (охотн. сленг).

3

 Бутарить – вести добычу золота и драгоценных камней с помощью бутары – примитивного промывочного станка.

4

 «Холодный» кержак – старообрядец по крещению, не признающий предписанных верой строгих самоограничений.

5

 Лудёва – специальное, иногда в несколько километров длиной, заграждение из поваленных деревьев, предназначенное для ловли животных. На ее протяжении – несколько специально оставленных узких проходов с замаскированными ловчими ямами. На дне этих ям обычно – вбитые в землю заостренные на концах колья (охотн.).

6

 Заложный – отвернувшийся от бога и заложивший душу антихристу кержак, сотворивший смертный грех, нарушивший заповедь «не убий», за что он навсегда отринут от общины и отпет заживо.

7

 Ладанка – маленький мешочек с каким-нибудь предметом, заговором (первоначально с ладаном), носимый на груди, как талисман.

8

 Бакланят – говорят (угол. жарг.).

9

 Шняга – мелочь (угол. жарг.).

10

 Рамсы разводить – вмешиваться не в свое дело (угол. жарг.).

11

 АС «Вал» – (автомат специальный) – бесшумный автомат, стоящий на вооружении подразделений специального назначения России.

12

 Брэк – браконьер (проф. сленг).

13

 Пертурбация – (лат. perturbatio – расстройство, смятение) – гравитационное возмущение. В переносном смысле – внезапное, резкое нарушение нормального хода какого-то процесса, вызывающее замешательство, смятение.

14

 Карандаш алмазный – предназначен для определения подлинности камней. Похож на обыкновенную автоматическую авторучку.

15

 Каратомер веерный – простая складная конструкция из никелированной стали, с помощью которой производится измерение алмазов от 0,01 до 6,0 карата.

16

 Кейп – алмаз с самым распространенным среди добываемых в мире желтоватым оттенком.

17

 Фэнси – fancy – фантазийные – цветные алмазы – чрезвычайно дорогие раритетные камни.

18

 Ятер – голубовато-белый алмаз.

19

 Ривер – совершенно прозрачный голубовато-белый.

20

 Рефрактометр – высокоточный прибор для определения оптических характеристик драгоценных и полудрагоценных камней, их идентификации (показателя преломления RI, величины двойного лучепреломления и оптического знака).

21

 Дисперсия – (от лат. dispersio – рассеяние) – разложение света.

22

 Анизотропия – неодинаковость свойств среды. Например, физических: показателя преломления и скорости света.

23

 Маньчжурец (маньчжурский заяц) – мелкое млекопитающее рода зайцев. Распространен на юге Дальнего Востока. Длина тела 40–55 см при весе 1,3–2,5 кг.

24

 Калкан – характерная особенность взрослых кабанов-самцов – хрящевой подкожный нарост-панцирь на груди и шее.

25

 Камус – кожа, снятая с ноги сохатого или изюбря.

26

 Ровдуга – кожа сохатого.

27

 Оморочка (берестянка) – лодка из бересты на тонком деревянном каркасе.

28

 Толпыга – толстолобик (местн.).

29

 Малопулька – мелкокалиберная винтовка (местн.).

30

 Борикса – жирная кета со шкурой (удэг.).

31

 Макори – чистое мясо кеты без костей (удэг.).

32

 Ульчи – (самоназвание нани, ульча – «местные люди») – малочисленная тунгусо-маньчжурская народность, проживающая в бассейне Нижнего Амура. Традиционные промыслы – круглогодичное рыболовство и охота.

33

 Асанна – дикуша (нанайск.) – одна из редких и малоизученных птиц семейства тетеревиных, обитающая на горно-таежных участках Сихотэ-Алиня. Совершенно не боится человека, что поставило вид на грань полного уничтожения.

34

 Канюк (обыкновенный) – вид хищных птиц рода «канюки» семейства ястребиных.

35

 Пудя – дух-хозяин огня и домашнего очага (ульчск.).