Как кошка с собакой

– Ну… Стая ведь свободная!

– Стая свободная. А каждый пес в ней – нет. Каждый, даже я, подчиняется стае. А ты, кроме всего прочего, будешь подчиняться мне и старшим.

Чужой сел и небрежно стал чесать задней лапой за ухом.

– Тебе – ладно. А на старших еще посмотреть надо.

Это было уже слишком. Я негромко, но выразительно взрыкнул. Чужак попытался вскочить на четыре лапы. Получилось смешно – вскочить-то он вскочил, но левую заднюю из-за уха достать забыл. Так и покатился кубарем. Стая захихикала.

– Не надо смотреть, – назидательно сказал я, – надо нюхать. И сидеть так, чтобы с подветренной стороны к тебе никто не подобрался.

Он наконец распутался, осмотрелся и тоже рассмеялся. «Молодец, – подумал я, – не полез в бутылку».

– Ладно, – сказал он, – убедили. Буду слушаться. А кого слушать? Тебя, тебя… еще кого?

– Сначала – всех, – отрезал Вожак. – Только ведь мы еще не решили, брать тебя или нет.

– А чего ж нет? – удивился чужой.

Вожак не ответил. Я тоже не ответил. Стая промолчала, только подвинулась поближе, обступая пса полукольцом. Он повертел башкой и вдруг ощетинился. Выглядело это внушительно, хотя и неквалифицированно – в один прыжок я мог оказаться на его загривке или вцепиться в горло.

И он не боялся! Это было самое странное. То ли дурак нам попался такой здоровый, то ли действительно настоящий смельчак, но не боялся он сейчас ни стаи, ни Вожака, ни того, что я стоял за его спиной, готовый к прыжку. Пахло от него решимостью, уверенностью в себе, немного обидой – и ни капли страха!

Тогда я сказал:

– Вожак, давай возьмем парня. Только его обучить надо.

Чужой обернулся ко мне и изумленно вытаращился. Это было еще глупее, теперь полстаи могло вцепиться в его незащищенное горло.

– Ты уверен, Нос, – задумчиво спросил Вожак, – что это хорошая идея?

Я помедлил с ответом.

– Стае от него будет польза, – сказал я.

А про себя добавил: «А мне вред».

И тут подал голос Кирпич:

– Но пару уроков ему дать надо. А то катается тут по земле… как кочан капустный.

Все снова рассмеялись. Я понял, что новичка взяли, что придется ему на первых порах несладко и что кличка у него уже есть.

– Ладно, Кочан, – сказал Вожак, – берем. Кирпич, научи его всему!

…Я уже засыпал, лежа на заслуженном месте заплечного, когда вдруг стали приходить странные мысли: «А почему я решил, что он будет полезен? Видно же – кочан кочаном, вместо мозгов кочерыжка…» И тут же другая мысль: «Это ладно… А с чего я решил, что лично мне от него вред намечается?» Я подергал ухом и понял – это все из-за сегодняшней кошки. Каким-то образом мне передалась ее способность видеть всю правду. Вот поэтому я и про Кочана все понял сразу.

Но откуда я узнал, что кошка видит всю правду? Почему я так уверен, что не ошибся в Кочане? И как мне могла передаться такая странная способность?

Этих вопросов я себе задать не успел, потому что уснул. Мне снилось, что мама молодая, веселая. И что она радостно вылизывает сегодняшнюю кошку, а та улыбается и виляет хвостом по-собачьи…

Утро сегодня получилось муторное. Олька проспала и металась по квартире еще быстрее, чем обычно. Я сначала честно пыталась помочь ей собираться.

Но, боги, это было мукой! Я живу с ней уже четыре года, а эта дурочка до сих пор не может понять, что я всегда сажусь на ту вещь, которая ей в следующий момент понадобится. Если она красится перед зеркалом, то в следующий момент будет причесываться, логично? И не нужно метаться по квартире с воплями: «Где моя расческа?» Подо мной твоя расческа, могла б уже и сообразить!

И крем для обуви подо мной! И конспект по философии! Ты не мечись, ты на меня посмотри!

Честно говоря, я за эти сборы так устала, что потом часа четыре спала просто как убитая. Проснулась, побродила по пустой квартире, загнала подальше клубок от мамулиного вязания, нашла под шкафом папулину отвертку и переложила ее под комод, догрызла цветок, который от меня спрятали на холодильник.

Плохой цветок, даже у меня от него голова болит, а мамуле с ним вообще в одной комнате находиться нельзя, у меня аж шерсть топорщится – я ж чувствую, что ей от него плохо. Так нет, цветок она холит и лелеет, уже третий раз реанимирует, а меня, родную кошку, еще и ругает. Бестолковая… Ладно, если опять пересадит, я его просто с холодильника сброшу, горшок пусть валяется, а огрызочек росточка я в форточку выкину – там уж точно не найдут.

Вспомнив про форточку, я умылась, пригладила усы лапкой и прыгнула туда.

Не то чтоб я была очень падка на лесть… Не то чтоб я совсем не могла жить без восхищения… Но когда живешь с кем-то бок о бок уже целых четыре года, когда тебе тепло, сытно и уютно – это, конечно, здорово. Но никто ж не скажет с утра: «Кассандра, вы сегодня прекрасно выглядите!»

А ведь это обидно! Красота в мире существует для того, чтоб ею восхищались, а не только кормили тебя и чесали за ушком.

Вот и приходится подбирать, так сказать, крохи внимания.

Я сложила лапки, красиво свесила хвост на улицу, устроилась поудобнее и принялась ждать. Как обычно, не прошло и пяти минут.

– Кс, кс, кс…

Люблю детей, а когда они не могут достать до меня руками, люблю особенно. Они такие… Такие мягкие и чистые… Не снаружи, снаружи могут быть и грязными и поцарапанными. А вот внутри они нежные и милые, а главное – удивительно искренние.

– Мама, смотри, какая красивая кошка! Мама!

Да, мама, посмотри. Хотите фас? Профиль? А я еще вот так могу лапки сложить.

– Мамочка, она вся-вся беленькая… Какая она красивая!

Ну да, я сегодня ничего выгляжу, спасибо…

– Мама, ой, она ушками шевелит! А носик розовенький! Ма-а-ама!

– Да-да, красивая. У тети Аси такая же, пойдем быстрее, вон наш автобус.

– Не-е-ет, у тети Аси не така-а-ая…

Ушли. Ну и ладно, мелочь, а приятно. И все-таки удивительно, насколько дети умнее своих родителей! Конечно, у тети Аси не такая! Где ж вы еще такую найдете! Между прочим, от титулованнейших родителей, мама чемпионка породы, папа… Папа тоже чего-то там выигрывал.

Если б Олька с мамусей не были такими ленивыми, мы б с ними все медали на выставках сгребли! А им, видите ли, в лом…

Но в чем-то я их понимаю. Эти выставки та еще тягомотина. С одной стороны, сидишь такая красивая и тобой все любуются. Час это приятно. Даже два еще ничего. А потом хочется уже и развалиться, и пожрать, да и в туалет сходить, извините… А они все шастают, все любуются! Судьи руками лапают, а цапнуть их нельзя – дисквалифицируют. Вот и мучаешься.

Пару выставок мы с Олькой по молодости отстрадали, а потом решили – все.

Свою медаль «Лучшая кошка породы турецкая ангора» я получила, теперь можно и отдохнуть.

Что хорошо – котят у нас с руками и лапами отрывают. И это здорово, потому что когда они подрастают, то сильно надоедливыми становятся.

Следующий день выдался хлопотным.

С утра приперлась старая стая – вышибать нас с помойки. Ага, разбежались! То есть не разбежались, конечно, а встали мы все рядом и зубы показали, чтобы не было потом вопросов: «Ах, откуда у меня такие раны на боку?! Ах, кто мне ухо откусил?!» Я стоял, рычал и гордился своим Вожаком. Вот умница! Весь вчерашний день мы отдыхали, набирались сил и теперь встречали врага спокойные, решительные и грозные. Только Кочан все время выскакивал из строя и заливался неприличным визгливым лаем. Откуда у него этот фальцет? При его габаритах он вообще лаять не должен… так, изредка гудеть – и все. А этот – чисто шавка! Кирпичу пришлось раза три его чуть не за хвост ловить.

Полчаса, наверное, стояли мы и рычали. И чем дальше мы рычали, тем больше чужаки трусили.

А потом наш Вожак прыгнул на их вожака. Сразу, без разбега, зубами в глотку. Никто вокруг даже дернуться не успел. Потом Кочан было дернулся, но мы с Кирпичом разом на него так рыкнули, что он аж на задние лапы сел. Так мы и стояли – две стаи, между которыми, глухо рыча, возились вожаки. А потом вожак чужих вдруг заскулил… Честно говоря, я уж думал, все, капут парню. Но наш Вожак неожиданно разжал челюсти – так же неожиданно, как до этого прыгнул на соперника. Бывший вожак отлетел метра на два, перевернулся по пути через бок и бросился прочь, поджав хвост.

По мне аж судорога прошла. Как наш Вожак все ловко проделал! И напал вовремя, и добивать не стал. Мол, не боюсь я тебя, беги, куда хочешь. А сейчас он обратится к чужакам с речью.

– Вот что, – сказал Вожак, – вашей стаи больше нет. Кто-нибудь готов со мной поспорить?

Он сделал паузу. Ничего грозного в нем не было теперь: не слишком мощный, не слишком высокий, взгляд спокойный… Но никто почему-то спорить не стал.

– Хорошо. Тогда я продолжу. Нам нужны псы. Некоторые из вас нам подходят. Некоторые нет. Некоторым не подходим мы…

Он много еще чего сказал в том смысле, что лучших мы отберем, а остальные пусть проваливают куда хотят. А потом мы отобрали десяток псов покрепче и попроще. Слишком хилые или слишком хитрые ушли, недобро поглядывая в нашу сторону. Кочан сразу заважничал и начал погавкивать на вновь принятых. Но мы с Кирпичом без лишнего шума отвели его в сторону и вежливо объяснили, чтобы он сидел тихо и не строил из себя бывалого. А будет выпендриваться – пожалеет (в этом месте объяснений я его легонько тяпнул за плечо). Кочан угомонился, но ненадолго. Через пять секунд он подскочил к нам и стал упрашивать, чтобы мы его «всему научили».

Мы согласились. Было весело. Особенно когда отрабатывали одновременную атаку с двух сторон. Он только с десятого раза сообразил развернуться спиной к стене и встречать нас не обоих сразу, а по очереди. Потом мы обучали его нормам уличной вежливости и правилам безопасного отхода. Самым сложным оказалось удерживать Кочана в строю. Он не умел медленно пятиться. Не умел медленно надвигаться. Он прыгал, как резиновый мячик, и все время крутил башкой по сторонам. Но кое-чему к концу дня мы с Кирпичом его обучили. И даже как-то с ним сроднились.

Поэтому никого не удивило, что Вожак отправил на патрулирование нас втроем – меня, Кирпича и Кочана. Хотя вру. Это меня не удивило, я знал, что Вожак нас отправит, а Кирпич не сразу согласился. И для Кочана такой оборот стал неожиданностью – правда, приятной.

Мы бежали бок о бок, заодно тренировали Кочана держать строй, уворачивались от детей, которые норовили то ли погладить, то ли палкой огреть, а я думал: «Что-то ты, Нос, слишком умный стал… Действия Вожака предвидеть начал». Тут в памяти всплыла вчерашняя кошка, и как-то это воспоминание было связано с приобретенным даром предвидения… но тут нас отвлекли.

На дальнем краю периметра группа шавок вывалилась на нас из-за угла и принялась облаивать безо всякой на то причины. Мы уже собирались шугануть их да бежать дальше, как вдруг в нос мне ударил тревожный запах.

– Внимание! – скомандовал я, еще не очень понимая, что имею в виду.

Кирпич послушался моментально, замер за моим правым плечом. Кочан, само собой, сначала башкой повращал, но потом посмотрел на нас с Кирпичом и занял позицию слева от меня. «А я ведь теперь вожак, – мельком подумал я, – пусть и стая у меня маленькая…»

И опять мне не дали додумать. Шавки не зря вели себя так нагло. За ними шли матерые псы. Серые, приземистые, с большими квадратными мордами. Чисто волки. Говорят, на окраинах такие живут – полусобаки-полуволки, огня не боятся, в людей обращаться могут… Врут, конечно, но в тот момент я был готов поверить во что угодно. Я уперся лапами в землю и оскалился.

– Кочан, – приказал я, глухо ворча, – за нашими, пулей!

Кочан даже не дернулся. Это было очень глупо, это могло всем нам стоить жизни, но в ту секунду я Кочана даже зауважал. А в следующую повторять приказ было поздно: пришлые молча окружили нас полукольцом и стали теснить к стене. Это было так жутко, что даже их шавки замолчали и попятились. И тут я понял, как себя вести.

Я перестал скалиться и выпрямился. Кирпич изумленно на меня посмотрел, но тоже выпрямился. Зубы он не спрятал. Такая уж у него харя – зубы все время торчат. Кочан, как оказалось, даже и не скалился все это время. Просто стоял за левым плечом и смело смотрел на стаю.

– Привет, – сказал я, в меру учтиво, но без подобострастия вильнув хвостом, – это наша территория. Вы на нее претендуете?

Полуволки остановились. Пахли они совершенно неразборчиво. По мордам понять что-то было невозможно. Хвостами не виляли.

– Нет, – отрывисто сказал их вожак, – нам нужен проход.

– Хорошо, – сказал я, – мы вас будем сопровождать.

Кажется, мне удалось их удивить. Пришлые коротко переглянулись.

– Зачем? – спросил вожак.

– Не хочу, чтобы моя стая сдуру на вас полезла.

Он нехорошо ухмыльнулся:

– Думаешь, мы боимся твоей стаи?

– Нет. Боюсь, что вы перекалечите половину наших.

Вожак фыркнул. Кажется, я начал ориентироваться в их запахе. Они не боялись, но и драться не собирались. Просто они шли по своим делам и готовы были перегрызть хребет любому, кто помешает. Но без причины грызть хребет им было лень.

– Как хочешь, – сказал вожак, повернулся и ровной рысцой побежал по улице.

Остальные – за ним. Это было внушительно, как будто один большой пес двинулся. Мы последовали за ними в двух прыжках сзади.

– Шавки, что характерно, – шепнул Кирпич, – куда-то подевались.

– Наверное, это не их шавки, – ответил я тоже шепотом, – прибились по дороге.

Больше мы не говорили. Кочан бежал молча и пах задумчивостью.

Мои опасения оказались напрасными. Через пару дворов пришлые свернули с нашей территории и ушли дальше. Мы остались на границе. Я почувствовал, что горло у меня совсем сухое.