Зрелые годы Джульетты

– Галочка! Ну что ты говоришь! – осторожно гладила родственницу по руке Глаша. – Как он меня вытолкает? У нас и деньги есть! Посмотри, вон – полный холодильник! Да не открывай, я его не мыла давно. В общем, я ж тебе серьезно говорю – роль это!

– То есть ты теперь свои спектакли возле магазина устраиваешь, да? – усмехнулась Галка. – Ой, Глаша! Что же ты его вечно выгораживаешь? Ну сколько он еще может на твоей шее сидеть? Мужик, тоже мне! Прилепился к бабе и давай кровь пить! Прям клоп какой-то, честное слово!

– Галя, Рудольф не клоп! Он… Ты же не знаешь, какой он талантливый!

– Так вот и пусть бы он свои талантливые спектакли возле магазина ставил! Взял бы да сыграл, к примеру, грузчика! Или продавца! А еще лучше – накупил бы всякой дряни и на рынок. А там – играй не хочу! Можно и директора фирмы изобразить, и заезжего мага, который сиропы для похудания продает! И химика можно сыграть – эликсир молодости втюхивать!

– Но это же махинации! – возмутилась Глафира. – Обман! Чистой воды!

– М-да? А то, что ты плела людям про бедных голодных детишек, это чистой воды правда?

Глаша не знала, куда деваться от стыда.

– Вот что! Я, конечно, Димке ничего не скажу, но если он узнает (а он узнает обязательно), дальнейшего благополучия в этом случае я твоему сожителю гарантировать не могу, сама понимаешь. Пойду я, буду сама Димку возле подъезда ждать, а продукты возьми! Это мне для отчета перед тетей Раей, ясно?

Галочка повернулась и унеслась, точно маленькая вьюга – колючая, бодрящая, свежая.

Глаша понуро уставилась на гору продуктов, оставленных невесткой на столе, и неторопливо принялась убирать их в холодильник.

– О! А у нас, я вижу, произошло удачное вживание в образ! – неслышно появился в дверях Рудольф. – Во-о-от! Очень хорошо потрудилась! У нас уже давно столько вкуснятины не было. Ого, здесь и окорок! Отрежь, Глаша, а? У меня скулы сводит от голода. А чего горчички не купила? Все жа-адничаешь, все скупердяя-я-яйничаешь…

Удивительно, но Рудику всегда каким-то чудом удавалось избегать встреч с разгневанными родственниками Глаши. Когда Димка с Галей приходили в гости, Рудик встречал их с распростертыми объятиями первый, а если родня прибегала, чтобы наставить Глашу на путь истинный, то как-то так оказывалось, что тот был либо на репетиции, либо на спектакле. А поскольку Глаша никогда не сообщала мужу об истинных чувствах к нему своей родни, то тот искренне верил, что и Димка, и Галочка в нем просто души не чают!

Рудольф рылся в пакетах, выуживал из холодильника Галкины деликатесы и делился с Глашей последними новостями, не забыв поинтересоваться и ее удачами.

– Ну как новая роль? Вижу, хорошо пошла, – довольно улыбался он.

Глаша не стала ему рассказывать, насколько «хорошо». Она только вздохнула, вспомнив те копейки, которые принесла домой, и покачала головой.

– Нет, Рудик, больше я нищенствовать не буду. Ну что я там заработала…

– Да ты с ума сошла! – воскликнул муж. – Здесь еды тысячи на полторы! И это ты все только за несколько часов, помимо основной работы! С такой-то выручкой можно вообще ни о чем не думать! Ха! И она еще недовольна!

– Так только на еду и хватило, – пожала плечами Глаша. – А на пьесу и не осталось ничего.

– Да и бог с ней, с этой пьесой! Ты что же думаешь, талантливым актерам есть не надо? Не-ет, здесь у тебя все хорошо сложилось… А когда в следующий раз пойдешь? Завтра-то можно еще и не ходить. А потом…

– Не пойду я больше. Я уже доказала тебе, что в роль вживаюсь хорошо, а на жратву… ты уж меня прости, но я работаю в библиотеке! А стол… что ж, не каждый день такое изобилие. Будем жить по средствам… И потом, вообще-то ты говорил, что нам на пьесу надо.

– Ну, говорил. А что? Я и сейчас говорю – надо! – вздохнул Рудольф.

– Рудик! У меня… мне кажется… – боялась выговорить Глаша. – А ты мою пьесу читал? Ты над ней хоть немножечко работал?

– Я? – вытаращил огромные глаза Рудольф, похлопал ресницами, а потом развел руками. – Я… я ее… постигаю!

– Рудичка! Ну а пока ты ее постигаешь, может, мне что-нибудь в твоем театре сыграть? А то пока мы копим деньги на «Джульетту», мой последний артистизм угаснет.

– Глафира! – строго прервал ее гражданский муж. – Мастерство не пропьешь! Золотая истина! А твоя пьеса… Ну что ж делать? Пока, видимо, не судьба… Да сейчас я и новый проект задумал, туда тоже… деньги нужны…

– Как новый?! – охнула Глаша. – А как же старый, мой то есть?! Ты же сам понимаешь, вдруг пьеса понравится, так мы и на этом сможем зарабатывать! Я таких-то пьес знаешь сколько настрочить сумею! Может, это мое призвание? Ты же обещал! А теперь – новый проект…

Глаша была раздавлена! Будущее ее пьесы погибало на глазах…

И снова Рудольф нашел нужные слова. Нет, он не слова нашел, он просто правильно думал! И делал все тоже правильно!

– Глашенька… – обнял ее муж и привлек к себе. – Ну чего ты разошлась, дурочка? Ты только послушай, какой проект-то? Сначала я ставлю классических «Ромео и Джульетту», по Шекспиру, и тут же, сразу – фигась! Обрушиваю на зрителя твою пьесу! Ведь у нас же теперь про настоящих-то этих ребят, ну, про Монтекки и Капулетти, уже никто ничего и не знает! Не читают наши зрители классику! И чего будет стоить твоя пьеса, если они не знакомы с оригиналом? А тут, представь, Шекспир, любовь, трагический конец, зрители плачут, требуют продолжения… И тут-то твой выход! Триумф обеспечен! Ну?

Глаша слушала Рудика как завороженная. Ну какой молодец! Все продумал! И в самом деле, кто сейчас читал шекспировскую историю про двух влюбленных? Вон, эта… Снежная королева, вроде бы уже возраста такого, что все должна была успеть перечитать, а тоже – глаза вытаращила и даже не знает, детективы пишет Шекспир или в «Известиях» печатается. Нет, Рудик у Глаши просто золотая голова! И как же славно, что именно он ей встретился! Вот ведь сколько есть приятельниц у Глаши, все жалуются, что им с мужьями даже поговорить не о чем, живут бок о бок, а общих интересов нет. Да каких там интересов, тем для разговора и тех не имеется. А у них! Каждый вечер рты не закрываются! А все потому, что родственные души!

– …Ты бы со смеху умерла! – рассказывал ей Рудик о репетиции. – Сегодня мы обсуждали роли на этот новый спектакль, надо было видеть, что творилось! Главное, на родительские роли ну никого не затащишь! Даже наш Игнат Борисович и тот, робко так, тихонечко, меня в бок толкает и спрашивает, чтобы никто не слышал, а нельзя ли его под Ромео загримировать?

– Так у него ж борода до пупа! – хохотала Глаша. – Совсем уже!

– Я ему и говорю, дескать, Игнат Борисович, не богохульствуйте, меня ваша старуха не поймет!

И опять Глафира не могла насмотреться на своего Ромео. А он взахлеб передавал ей, как Верблюдовская метила в главные героини, как пыталась доказать, что ей вовсе не пятьдесят четыре, а всего лишь сорок пять. В общем, с этими актерами давно пора переименовываться в Театр сатиры.

– А кто Ромео? Ты? – спросила у мужа Глаша.

– Ну а кто? – вздохнул Рудольф. – Я уж смотрел-смотрел… Ни одного подходящего актера. Да ладно, я и сам сыграю, но вот мою возлюбленную… прямо хоть из театра Пушкина кого приглашай. Так ведь не пойдут или цену заломят, мало не покажется. Придется еще думать…

– Для главных героев у нас вообще никто не подойдет, – задумчиво качнула головой Глаша. – Тебе надо взять ребятишек из детской театральной студии, вот это будет спектакль! Там сразу можно и Ромео, и Джульетту подобрать, представь – молоденькие, хорошенькие, сильные, со звонкими трепетными голосами… Кого хочешь проймет!

– Да ты издеваешься, что ли? – вскинулся супруг. – Меня ведь посадят! За развращение малолетних! Там же… там же у меня постельные сцены! Придумала она тоже!

– Что там у тебя? – набычилась Глаша. – Ты откуда эти сцены выкопал?! Какие такие постельные?! Это, получается, детей, значит, развращать нельзя, а самому развращаться можно?! Тогда… даже нечего думать! Джульетта или я, или наша Анфиса Аркадьевна!

– Но ей же шестьдесят семь лет! И она на одну ногу припадает…

– А если будет кто другой, тогда ты у меня на обе ноги припадать начнешь! – рассвирепела Глаша. – И еще он думает, кого б из Пушкина в постель затащить!!!

– О боже, за что ты посылаешь мне одних идиотов?! – рявкнул Рудольф и пошел на кухню доедать окорок.

На следующий день Глафира шла на работу с некоторой опаской: вдруг кто-то из знакомых начальницы тоже слышал, как Глаша плакалась, что ее вытурили из родной библиотеки. Но Зинаида Васильевна встретила сотрудницу как обычно: без особых восторгов, но и без лишних сердечных приступов. Посетители на этот раз были. К Глаше даже записалась парочка студентов и приходил старичок со второго этажа посмотреть периодику за восьмидесятые годы. День прошел бы тихо и спокойно, если бы в обед в читальном зале не появился угрюмый Ромео Писитдинович.

– Вот, – молчком протянул он ей грязный кулак. – Я бутылки сдавал, осталось… Хлеба можно купить… Вон там, за углом, дешевый, просроченный продают.

Этот дворник никогда особенной словоохотливостью не отличался, так что обычно Глаша понимала его с трудом, но сейчас сообразила быстро.

– Ромочка! Ну что вы! Спасибо, не надо! Я хорошо питаюсь, – торопливо прошептала она, боясь, что услышит Зинаида Васильевна.

– Нада! – упрямо гнул свое Ромочка и настырно пихал Глаше в руки грязный кулак. – Сухарь можешь купить. Манька не знает!

– Да нет, у меня всссе есссть! – шипела Глаша и воровато оглядывалась. – Спасибо, говорю же вам, но… уберите немедленно!

– Нет! Это ты поглянь, чо творят, а!!! – не заставила себя ждать Манька. – Ну ить прям на рабочем месте! Можно сказать, на книге Пушкина! Романтики, мать их!!! И куда ж токо твое начальство глядит, стерва ты такая?!

Она расходилась все больше и больше, а у Глаши, как на грех, в зале сидели читатели, и ей безумно хотелось провалиться сквозь землю. Но провалиться никак не получалось, и тут неожиданно проявил себя Ромео Писитдинович. Он вдруг собрал брови на переносице и грозно рыкнул на супругу:

– А ну! Молчать нада! Кому сказал! Ишь какая! Домой!

Манька поперхнулась словом, потом быстро закивала и стала пятиться задом, не забывая тащить за собой муженька.

– Пойдем, Ромочка… Чего уж ты так-то? Домой так домой, разе ж я супротив когда была?

Уже у дверей она показала Глаше увесистый кулак:

– У-у! Злыдня! Я те вечером-то волосья повыдергаю!

Глаша с облегчением выдохнула, быстро поправила кофточку и нацепила на лицо жизнеутверждающую улыбку.

– И чего? – осторожно выглянула из-за двери Зинаида Васильевна. – Ушли они?

Глаша равнодушно, словно ничего и не произошло, кивнула.

– Нет, Глафира, вот ты мне скажи… – уже смелее продвинулась вперед начальница. – А чего этот наш сторож все к тебе липнет? Я приглядываюсь к тебе, приглядываюсь… Вроде бы ты и глазами не стреляешь, юбки короткие не надеваешь… Господи, да откуда у тебя короткие юбки? Но отчего же он так вокруг тебя и вьется, так и лезет нахрапом! Что ему, красивых женщин не хватает, что ли?

Глаша даже обиделась, получается, на нее какой-то дворник, и тот посмотреть не может!

– Не знаю, чего ему надо, – неохотно проговорила она. – Вы же знаете, я себя чту. У меня вон какой муж – красавец, талант! А уж как меня любит! Просто непонятно, на что бедняга дворник надеется?

– Вот и я думаю, зачем липнет, – все еще размышляла Зинаида. – С мужем-то как раз понятно – ему жить негде, но у этого-то! у него ж своя жилплощадь…

Глаша не стала отвечать на мелочные нападки начальницы – что поделать, женский век короткий, и у Зинаиды он давно уже истек, начался век старухи! Да она вообще с таким характером наверняка и родилась бабкой!

Глаша выдавала книги, заводила формуляры, а у самой перед глазами стояло лицо Рудольфа. Как он хмурится, как улыбается, как думает… Что же ему вечером эдакое приготовить! Капусту потушить, что ли? У них еще осталось полкочана. Все, что вчера принесла Галка, Рудик наверняка съел, он же целый день дома. Или не капусту. Можно картошку отварить, а потом в духовке обжарить и салатик сделать… из лука и зеленого горошка, вроде бы Галка вчера приносила его. Горошек-то Рудик, наверное, не умнет.

Так в думах о пропитании и прошел остаток рабочего дня. А вечером, когда Глаша уже закрывала библиотеку, к ней неожиданно кинулась Манька.

Глаша от испуга даже собралась заголосить, но Манька вдруг подскочила ближе, ухватила ее под руку и доверительно затараторила:

– Я ить тоже твою-то заву не слишком уважаю, но уж никак не знала, что она аспид! Да чего ты ногами-то тормозишь, пойдем к нам, у меня к тебе… Пойдем, чего скажу…

Спорить с Манькой при ее весовых категориях было нежелательно.

– Маш, только если недолго, – на всякий случай предупредила Глаша. – А то я спешу.

– Да чего ж долго, совсем быстренько! У меня уж и готово все!

Манька притащила Глафиру в свою квартирку на первом этаже, насильно втолкнула ее в ванную, подала полотенце и терпеливо стояла рядом, ожидая, когда гостья помоет руки. Глафира же никак не могла понять, что от нее хотят. Никак чета дворников решила в обход заведующей взять книжку из библиотеки.

А между тем по всей квартире разливались пряные ароматы – у Глаши даже защекотало в носу и громко заурчало в животе.

– Вот, а я что говорю! – бесцеремонно ткнула ей пальцем в область желудка Манька. – Идем.

Она повела гостью на кухню, и здесь все стало ясно. Глашу позвали, чтобы накормить, напоить и не дать ей погибнуть голодной смертью.

– У нас-то тоже… разносолов не больно много, – гостеприимно засуетилась Манька возле стола, подталкивая ее к стулу. – Но чем богаты… Садись, бери хлебушек вон… накладывай… Да я и сама наложу… Ромочка, ты налей ей с устатку, чего ж как нелюди…

Судя по накрытому столу, дворникам жилось неголодно. В центре стоял исходивший ароматами здоровенный чан с пловом, на большом блюде лежало жареное мясо, рядом, в тарелке, – всевозможная зелень, тут же стояли плошка с маслом и еще несколько дивно пахнущих неизвестных Глаше кушаний.

Во главе стола молча восседал хлипкий Ромочка и с важностью императора тер бутылку водки чистым полотенцем.

– А… чего это вы? – смутно догадываясь о причине своего здесь появления, растерянно спросила Глаша. – Я не голодная, я дома поем… Меня муж ждет. Я и ужин сготовила уже, еще вчера!

– А и пускай ждет! – торопливо махнула пухлой ручкой Манька. – Хрен ему, а не ужин! Я б такому-то и стакан воды не подала! Это ж надо, жену вытолкать на паперть копейки собирать! Ни стыда у него, ни совести! Ешь, Глаша. Нет, погоди-ка, сначала давай выпьем, чтоб аппетиту-то побольше было. Хотя у тебя-то, небось, этого аппетиту… Ромочка, ну, разливай!

Хозяева быстренько опустошили рюмки, и Ромео неторопливо подал бутылку Маньке. Та сунула водку в холодильник и лихо заработала вилкой.

– Мне-то как седни Ромочка сказал, что тебя видал возле магазина-то, – ни на минуту не умолкала хозяйка, – так ить не поверишь, я индо прослезилась вся! Это ж, думаю, как надо довести интеллигентного работника, чобы он попрошайничать уселся! Ну и кто после того ваша Зинка? Да змеишша она, больше никто! Чего не ешь-то, ешь, сейчас ишо подкладу…

– Да я… Маша, я ведь и в самом деле не хочу, – решительно попыталась воспротивиться Глафира. Но на ее решительность тут попросту плевали. Да и запахи сделали свое дело – Глаша и сама не заметила, как рука потянулась к вилке.

– А я ить ишо думаю, чо эт она к тебе все время прицепляется, Зинка-то! – тараторила Манька. – Может, ты работать не умеешь, плохо трудисся? Потом гляжу – точно, плохо, люди-то совсем не ходют! Ну дак а как тут работать-то, когда вон у тебя как живот грустит, я ж слышала!

– Маша, тут дело вот в чем… – попыталась объяснить Глаша, но та ее слушала вполуха. – Маша… и вы, Роман, вам, конечно, большое, огромное спасибо за угощение, но только… Я ж ведь вчера почему возле магазина сидела…

– Так с голоду ишо и не туда сядешь! – отмахнулась Маруся, и Глаша бросила все попытки объясниться.

Ужинали они долго. И за все время Ромео ни проронил ни слова. К удивлению Глаши, бутылка больше не доставалась, видимо, здесь пили строго отведенную норму.

Когда тарелки наконец опустели, Глаша опять почувствовала себя неловко. Сразу уходить было некрасиво, а дальше рассиживаться она просто не могла – дома ведь и в самом деле ждал голодный Рудик.

– А давайте я вам посуду помогу помыть, – не зная, как еще отблагодарить хозяев, предложила Глаша.

– Нет уж, это я сама, – отстранила ее Маруся. – Ты теперь домой беги, а то тебя и правда потеряют, а завтра опять к нам приходи, тебя-то мы прокормим, все одно дворовым жучкам выбрасываем.

– Спасибо, – пролепетала Глаша и направилась к выходу.

Ромео только кивнул головой, а Манька проводила гостью до двери и в благодарность за то, что Глаша вела себя с Ромочкой прохладно, чуть не кинулась по старой русской традиции ее целовать.

Домой Глаша почти бежала. Рудик точно знал, когда она возвращается с работы, и к этому времени даже успевал руки помыть – так ждал ее прихода и ужина. Страшно подумать, как будет гневаться любимый!

Любимый не гневался. Это Глаша поняла, еще только зайдя в прихожую. В комнате раздавался веселый голос мужа и чье-то кокетливое хихиканье.

– Галка, ты, что ли? – крикнула Глаша, несмотря на уверенность в том, что невестка никогда не станет заигрывать с ее Рудольфом, а скорее согласится онеметь. – Рудик! Кто у нас?!

Она заглянула в комнату и вытаращила глаза – в кресле сидела прекрасная незнакомка, которую Глаша уже успела окрестить Снежной королевой, а перед ней стоял, размахивая книгой, Рудольф. Он сегодня был как-то особенно подтянут, строен и даже причесан на особый лад.

– Рудольф! Ну чего ж ты гостью чаем не напоил? – укорила его Глаша и мило оскалилась гостье. – Здрассьте…

– О-о-о-й! Кто к нам пришел! – радостно пропела красавица и спросила у Рудика, как у старого знакомого: – А это ваша жена, да?

– Это – Глафира! – воскликнул Рудик и повернулся к супруге. – Глафира, знакомься, это – Мика! Наша новая знакомая! Она тебе тут что-то принесла, и вот я… некоторым образом… скрасил ее ожидание.

– Мика? – моргнула Глаша. – А что это за имя такое?

– А, обыкновенное, – весело отмахнулась гостья. – Микаэлла Ангарова, но можно просто Мика, вот так.

– Какое имя красивое, – задумчиво проговорила Глаша, тут же, впрочем, стряхнув с себя задумчивость и вспомнив о правилах гостеприимства. – Вы посидите, а я сейчас чаю… Я быстро.

– Да можно и не только чаю, – подал голос Рудик. – Мы бы с Микой и от бутербродов не отказались, правда же?

– От бутербродов? Не отказались бы, точно! – шаловливо блеснула глазами Микаэлла. – Особенно если с ветчиной! А сверху сыр и то-о-о-ненький листик салата!

Глаша озадаченно крякнула: какая, к черту, ветчина! А тем более сыр с тоненьким салатом! Она только капусту сегодня может потушить или, на крайний случай, картошку пожарить! Откуда ветчина? А Рудик… Взял и подставил ее!

– Мика, бутерброды долго готовятся, так что я пока только чай, – улыбнулась Глаша и подмигнула. – Да и вечер уже. Я, например, на ночь не наедаюсь, потом никакими диетами лишние килограммы не выбьешь! Мика, вам, наверное, и чай без сахара?

– Ну, если никакими диетами… – и не думала огорчаться Микаэлла. – Давайте вашу воду!

– А я не тороплюсь, я подожду бутербродов, – рассерженно засопел Рудик и гневно сощурил глаза. – Уж будь добра, сделай побыстрее.

Но Глаша решила развлекать гостью сама, поэтому уселась с чашкой чая на диван, угостила чаем Мику и очаровательно улыбнулась мужу:

– Иди, Рудик, сделай себе сам, с чем хочешь. Можешь с ветчиной, можешь с сыром, а можешь и кусок семги на хлеб бросить.

– О! И мне семги! – подскочила Мика. – Только с то-о-о-оненьким листиком салата.

Рудольф выбежал из комнаты и очень скоро вернулся с двумя ломтями хлеба. Один кусок был скупо помазан маслом, а на другом лежало масло горочкой. Рудольф глянул на куски и протянул гостье тот, где было меньше масла.

– Это что? – не решилась взять угощение Мика. – С-спасибо… Я как-то…

Рудольф покраснел, как свекла, и набросился на свой кусок.

Видя, как вонзаются крепкие зубы в несчастный хлеб, Мика ухватилась за щеки руками:

– Боже мой! Как же я… Вы же голодающие!!! Точно! Вот вы! – она ткнула пальцем в Глашу. – Вы же вчера сидели возле магазина с протянутой… коробкой! А вам туда даже никто ничего не бросал! А я про семгу! Господи, какой стыд! Конечно-конечно, вы жуйте, мне ничего не надо! Я не могу отбирать последнее…

– Да что вы! – с набитым ртом махнул рукой Рудик. Но потом все же прожевал и заговорил уже как истинный работник культуры, без лишних помех во рту. – Да что вы, Микочка! Мы вовсе не голодаем! Ну с чего вы взяли? Это Глафира проходит у меня стажировку!

– Стажировку? – выпучила накрашенные глазки красавица. – То есть… потом она там будет сидеть уже как мастер, да? И собирать только доллары… или евро?

– Нет, здесь все не так, – весело расхохотался Рудольф. – Глаша рвется играть в театре. Но у нас же, пардон, не школьный кружок! У нас – искусство! Понятное дело, что человек просто так не сможет прийти к нам и играть, грубо говоря, Офелию! Ну как я могу ей дать роль, допустим, королевы Маргариты?!

– Ну да… – закивала головой Мика. – А вот после того, как эта ваша Глаша посидит нищенкой… что, тогда она сможет играть королеву?

Рудольф самодовольно улыбнулся, посмотрел на Мику своим чертовски хитрым взглядом и резко щелкнул пальцами:

– Вы меня не раскусили! А ведь здесь кроется крошечная тайна!

И Мика, и даже Глаша смотрели на Рудольфа во все глаза – он был настоящим актером и умел держать зал.

– Милая Мика, – чуть надменно усмехнулся Рудик. – Здесь дело вовсе не в нищенке! Вопрос – сумеет ли Глафира перевоплотиться в другого человека! Конечно, в рыночную торговку или, скажем, в соседку с верхнего этажа – это ведь раз плюнуть, а вот так, чтобы вынести себя на суд незнакомых людей! И чтобы эти люди тебе поверили! Перебороть стыд, дискомфорт, холод даже! Вот в чем испытание! В данном случае деньги были лишь подтверждением доверия! Я бы сказал, актерского мастерства Глаши! Теперь, конечно, можно попробовать сыграть и королеву, но ведь Глафира не умеет ничего того, что должна уметь светская дама. Ни ступить, ни молвить. Я бы с радостью отдал ее в хороший дом, чтобы она научилась манерам, чтобы… Ой, да что об этом говорить, – и он огорченно махнул рукой, – кто ж ее возьмет.