Сокровище старой девы
– Ну и что тебе мешает?! – вскидывался Фома, который безрезультатно пытался усмотреть диктора через фигуру родственницы. – Давно бы уже переехала, все устроила бы по своему вкусу, а после свадьбы сразу в семейное гнездышко! Прямо не пойму, и чего кочевряжишься?
Аллочка усаживалась в кресло, качала тапкой, медленно жевала очередной бутерброд и поясняла Фоме, будто младенцу:
– Ну и чего я поеду-то? Там кто за мной ухаживать-то будет? Там же надо убираться! Все сама да сама! Еще намучаюсь… – и она протяжно вздыхала, будто собиралась вовсе и не замуж идти, а нанималась таскать баржи по Енисею. – Нет уж, пусть он сам устроит для своей птички уют и комфорт, а я еще посмотрю…
У Гути лопалось терпение.
– Конечно, посмотри, – едва сдерживаясь, цедила она сквозь зубы. – Только запомни, если ты мне этого Генашу упустишь, если довыстряпываешься, так и знай – я тебя лично упакую, как багаж, и вместе с отцом отправлю. А Тереха тебя до деревни еще и доставит на своих «Жигулях»!
– А я…
– А ты, если станешь выпендриваться, – повысила голос Гутя, – он тебе голову в стеклоподъемник запихает и… и что-нибудь отпилит, у него опыт есть!
Аллочка замолкала, но барские повадки не бросала.
В четверг она все же ухватила быка за рога, то есть Геннадия Архиповича за кошелек, и решительно заявила:
– Все! Сегодня едем за кольцами! И не крути глазами: скоро свадьба, а мне даже на палец надеть нечего!
Жених сдался.
Вместе с молодыми поехала и Гутя. Она все же опасалась, что Аллочку опять куда-нибудь занесет, и такой замечательный Геннадий Архипович от нее откажется.
Магазин «Кристалл» встретил их сияющими витринами, огромными зеркалами и приветливыми улыбками продавцов. Кругом неторопливо ходили покупатели в дорогих шубах, мужчины с бычьими шеями тыкали толстыми пальцами в стекло витрин, крутили массивные цепи и шли к кассам. Женщины замирали возле бриллиантов, и все это тихо, почти безмолвно – среди золота и драгоценностей царила почтенная тишина. Гутя даже растерялась от такой роскоши. Зато Аллочка повела себя уверенно – не задерживаясь, миновала лотки со скромными обручальными колечками и прямиком направилась к витрине с бриллиантами.
Геннадий Архипович даже голос потерял от такой неожиданности. Он только стоял посреди зала и интенсивно махал руками, однако невеста немого жениха не замечала.
– Во! Гуть, гляди, я вот о таком колечке и мечтала! – радостно воскликнула она, уперев палец в изделие с бриллиантом в два карата.
– Аллочка! Ну надо же быть скромнее, – прохрипела сестра, пиная ногой зарвавшуюся невесту. – У тебя уже есть одно кольцо, зачем такие траты? Лучше съездите с Геннадием в свадебное путешествие.
– Ага! На деревню, к матушке! С экскурсией в коровник! Знаю я вас, вам лишь бы вытолкать бедную родственницу, а он потом мне точно никогда бриллиантов не купит! – злобно сверкнула Аллочка глазами и ласково улыбнулась продавщице. – Девушка! Покажите, пожалуйста, вот это колечко… Да-да, вот это!
Геннадий тихо подошел сзади, глянул на красоту и в ужасе прикрыл рот ладошкой. Между тем Аллочка уже напялила на себя дорогущее колечко, вертела рукой во все стороны и была непристойно счастлива.
– Ген! Ты только посмотри! Оно необыкновенно подходит к моим глазам! – визжала она, вдребезги разбивая священную тишину. – Давай доставай деньги и иди, плати в кассу, а то я его снять не могу.
Геннадий побледнел.
– Аллочка, птичка моя, но у меня нет таких денег, – тряся подбородком, проблеял он. – Ты уж постарайся, сними колечко.
– Здра-а-а-авствуйте! – обиженно протянула птичка. – Я, значит, постарайся! Нет уж, мил дружок! Это ты постарайся!
Наконец до Аллочки дошло, что у жениха попросту таких денег нет, и она запыхтела паровозом:
– Ладно… Я это запомню… Ну чего вы стоите?! Геннадий! Доставай все деньги, какие есть, а ты, Гутя, добавляй! У тебя всегда в кошельке тысячи водятся, я видела. Ну что теперь поделать, если я снять это кольцо не могу!
Что-то и в самом деле надо было делать, потому что девушка-продавец уже нетерпеливо требовала оплатить покупку или отдать кольцо, а охранники в черных униформах подозрительно косились на странную троицу.
– Вот зараза, а? – всплеснула руками Гутя. – Ну какого черта ты напялила это кольцо?! Деньги она у меня увидела! Между прочим, это деньги тебе же на ресторан! И у меня все равно не хватит!
– Геннадий! – перекинулась Аллочка на жениха. – Вытряхивай все, что у тебя есть! Быстро! Не хватало мне еще тут позора натерпеться!
Геннадий уже не спорил. Он как-то слишком покорно мотнул головой, потрусил к кассе, и тут произошло неожиданное. Не доходя до кассы, Геннадий Архипович резво скакнул в двери, выскочил на улицу и ретиво кинулся наутек. Аллочка сообразила мгновенно.
– Держи его!! – завопила она и, раскидывая на своем пути охранников, бросилась вдогонку за женихом, унося на пальце кольцо с бумажной биркой.
Гутя вынеслась вслед за сестрой.
– Аллочка!!! – орала она на всю улицу. – Аллочка! Немедленно вернись!! Нам надо расплатиться! Это подсудное дело!! Алиссия, черт возьми!! Давай расплатимся! Сколько оно стоит-то?!!
Однако Аллочке теперь было наплевать на бриллианты – от нее уже второй раз за месяц сбегал один и тот же жених, а счастье было так близко. И его еще можно догнать, если прибавить скорости.
Мимо Гути пронеслись двое бравых охранников. Они бежали, как леопарды – какими-то скачками, вытянув головы и вглядываясь в «дичь». Их спортивная подготовка была несколько лучше, чем у Аллочки, но у той была выше цель, поэтому неслись они примерно с равной скоростью. Хотя, кто ее измерял, эту скорость, главное, что до Геннадия Архиповича они добежали одновременно. Неудачливый жених не вынес бешеной гонки, рухнул прямо на тротуар и, распластавшись, ждал возмездия. Оно не замедлило явиться.
– Сбегать?!! – рявкнула Аллочка, подлетая к возлюбленному с кулаками.
– Стоять!! – ревели охранники, опережая невесту на долю секунды. – Всем руки за голову!! Не двигаться!!
– Это ограбление? – вежливо поинтересовалась какая-то прохожая бабушка с авоськой.
– Не ваше дело! – непочтительно отнеслись охранники к старости. – Вы! Поднимайтесь немедленно! Сейчас вызовем милицию и составим протокол по всем правилам! Гражданин!! Поднимайтесь немедленно!
– Да-да! Поднимите его, поднимите! – подливала масла в огонь Аллочка. – Он не хочет платить за ваш товар. Заставьте платить, я все равно уже кольцо снять не могу.
– Граж… – сурово тряхнул охранник Геннадия Архиповича за плечо и отшатнулся.
На него глянули безжизненные глаза беглеца, на груди светлой куртки расплывалось багровое пятно, а под животом несчастного валялся черный маленький пистолет.
– …Твою мать… – не удержавшись, выругался охранник и вздрогнул – улица потонула в страшном крике Аллочки.
– У-би-и-и-или-и-и-и!!! Из-за паршивого золота у-би-и-и-или-и-и-и!!! Я вам теперь вообще это кольцо никогда не отда-а-а-а-а-ам!!!
В семью Неверовых пришли тяжелые дни. Аллочку с Гутей первое время постоянно вызывали к следователям, они в полуобморочном состоянии давали какие-то показания, но поскольку их рассказ слово в слово совпадал с историей охранников, да к тому же та вежливая бабушка любезно согласилась стать свидетельницей, сестры переместились из разряда подозреваемых в разряд потерпевших, и их на некоторое время оставили в покое. Если говорить по совести, то особенно никто женщин и не подозревал, потому что, как сказали сами работники следственных органов, «это чистый заказняк».
Дома творилось и вовсе невообразимое. Аллочка лежала в спальне, и оттуда доносились только трубные стенания, прерываемые завтраком, обедом и ужином, которые требовалось приносить в кровать. Несостоявшаяся вдова выходила из комнаты редко, только чтобы поразмять затекшую спину да посмотреть кое-какие вечерние программы. Но от этого легче не становилось – все родственники, которым так и не удалось повеселиться на свадьбе, потоком хлынули к Неверовым, дабы проститься с женихом. Прощаться, собственно, было не с кем, тело Геннадия Архиповича увезла приехавшая из глубинки старшая сестра, но это никого не смущало.
– Гутя, ты не переживай, – клал тяжелую, как утюг, руку на плечо дочери отец и утирал скупые родственные слезы. – Не печалься, мы тебя одну не оставим, правда, мужики?
Мужики – все те же Петрович с Терехой – горестно кивали и швыркали носами.
– Беду надо вместе встречать, – поучал отец. – Так что ты, доча, это… накрой быстренько на стол, да налей нам помянуть, чай, почти родственник был Николай-то…
– Геннадий, – бросала измотанная Гутя.
– Ну да какая ему теперь разница, – отмахивался батюшка, не забывая прилежно печалиться.
Заявились и сестрицы.
– Гуть, ты только подумай, горе-то какое! – качала головой Марта, пристально следя глазами за своим супругом. Родственники родственниками, а он, как-никак, когда-то Гуте мужем приходился. – Вот ведь как Аллочке с замужеством не везет, а? Как не везет, ай-ай-ай… Василий! Куда это ты к Варьке в комнату намылился? А ну сядь возле меня смирно!
Вася, шустрый мужичонка с морковными кудрями, приходился Варьке родным отцом, поэтому некоторую его тягу к симпатичной дочери можно было объяснить родственными чувствами. Руководствуясь этим, Василий злобно запыхтел, собрал губы куриной гузкой и накинулся на супругу:
– Ты с ума-то не сходи! Я грю – не сходи с ума совсем-то! Могу я дочь утешить в такую трудную минуту, как ты полагаешь? Я ж для чего ей отцом прихожусь?! Ишь! Орет она на меня!.. Варя, доченька, а вот сейчас мобильники у всех поголовно, у вас нет какого ненужного? Я б тебе каждый день звонил, о здоровье справлялся, а?
Выронив из внимания непокорного супруга, Марта снова принялась усердно жалеть младшенькую сестрицу, начисто забыв, что Гуте как-то тоже не слишком везет с мужьями. Причем сама Марта – прямая тому причина.
– Ой, ну как же судьбу Аллочке устроить? – хваталась она за свои толстые щеки. – Я думаю, надо к бабушке сходить, пусть она от нее порчу отведет. Но предоплату надо вперед внести.
– Бедная сестричка-а! – старательно выводила Майя. – Вот ведь что делается-я! И ведь, главное, я только-только отца к себе уговорила переехать, а тут такое! Он теперь только у тебя гостить собирается, вот так прямо мне и сказал! Представляешь, говорит: «Ты меня, Майка, даже и не заманивай! Я как приехал к Гуте, так у нее и буду все сорок дней жить!» Вот ведь как.
Гутя уже ничего не понимала. Она, будто автомат, что-то отвечала, кивала, соглашалась и ждала лишь одного – когда же наконец можно будет остаться своей семьей, чтобы успокоиться, отдохнуть от всех этих свадеб-поминок, а потом подумать – с чего это вдруг на их семью навалились всякие напасти.
Неизвестно, сколько бы продолжался весь этот кошмар, если бы не выручил Фома. Потеряв всякое терпение, он однажды вечером, придя с работы, брякнул на стол прозрачную тонкую папку с какими-то документами.
– Гутя!! – немедленно отреагировал отец. – Иди корми зятя, да и нам налей, пора уже Николая поминать!
– Господи, да какого Николая ты все время хоронишь? – по привычке буркнула Гутя, направляясь в кухню.
– Гутенька, ты сразу большую кастрюлю ставь, а то сейчас и мой с работы подтянется, – тут же поддержала батюшку Марта. Она теперь неотрывно находилась здесь, якобы помогая «скрасить» беду. – Да и Майкины ребятишки прибегут со школы, их тоже накормить надо. Поужинаем, а потом я тебе там фарш разморозила, нужно будет вам с Варькой котлет наделать. Кто его знает, вдруг с работы кто нагрянет…
Гутя даже не сопротивлялась. И Варька покорно кивала, она была приучена с тетками не спорить. Зато Фому никто не приучал. Он вышел на середину комнаты, собрал брови к переносице и скорбно заявил.
– Грустно вам говорить, но… Никаких котлет не надо. Сегодня же Аллочка отбывает в санаторий, поправлять свое драгоценное здоровье. И мы все уезжаем вместе с ней, чтобы одну не оставлять. Вот документы…
К такому бесстыдству родственники были не готовы. Отец стал беспомощно крутить головой и спрашивать у своих товарищей:
– Нет, стоп. Это чего ж, мы больше Николая поминать не будем, что ли? Это, что ли, нам опять в деревню? Нет, ну как же… а сорок дней? А полгода? Нет, полгода я, конечно, того, малость загнул, но сорок-то дней!
– Гутя! А ты-то чего поедешь?! – таращилась Марта. – Нет, я не понимаю! Ну, Аллочка – понятно, а у тебя-то какое горе?! Ты-то чего собралась?
Гутя только молча пожимала плечами, в душе визжа от радости. Варька тоже старательно хмурилась, но сама то и дело бросала на мужа пылкие, благодарные взоры.
– Ничего не поделаешь, – еще раз вздохнул Фома. – Сейчас за стол и – все по домам, нам нужно собираться.
И тут Гутю чуть не хватил инсульт от злости. Отворилась дверь спальни, выплыла заспанная Аллочка и категорично заявила:
– А я никуда не поеду, здесь буду скорбеть по Николаю… Тьфу ты, папа!!! Запудрил башку каким-то Николаем!.. Говорю, здесь буду Геннадия оплакивать. И вот так! И такое мое слово!
– Что-о?! – вытаращилась на нее Гутя. – Какое слово? Никуда не поедешь? Да ты, милая моя, сейчас не в санаторий, а к маменьке поедешь жениха оплакивать, понятно?!
И вдруг Гутя поняла, что сказала дельную мысль. Она встрепенулась и уже уверенней произнесла:
– Точно! Как же я раньше не додумалась? Ты сегодня же отправляешься к маме в деревню, там тебе скорбеть гораздо удобнее будет.
– Да-да-да! – быстренько подключилась Варька. – Я вам говорю как психолог – никто не умеет утешать так, как родная мама. Человек сразу же вспоминает, как ему замечательно было под родительским крылом, на материнской груди на него находит умиротворение и покой! Так что к бабушке – сейчас для Аллочки лучшее лекарство!
Аллочка к маме в деревню не хотела, скорбеть ей было куда приятнее здесь.
– Чего это я в деревне не видела? И вообще, кто вам сказал, что мне там было жутко замечательно? Меня там все время в угол ставили, а папенька еще и ремнем порол!
– И за дело! – огрызнулась Гутя и добавила: – Пап, а ты если еще немножко у нас погостишь, мама обязательно в дом пастуха деревенского приведет. Я заметила: она давно на него поглядывает.
Отец стал судорожно глотать, но ответить ничего так и не сумел. Просто интересно – откуда Гутя про их пастуха знает? Его сотоварищи сначала было хотели развить эту тему, но потом как-то сдуру примерили ситуацию на себя и уже не могли себе найти места.
– Слышь, Никанорыч, – первым собрался Тереха. – Ты, конечно, можешь тут оставаться и на полгода, раз такое дело, а я уж поеду. Прям сегодня и отчалю. Черт его знает, вдруг и в самделе – приеду, а Петька, наш пастух, уже мою Нинку пасет!
– Да ну-у… – с сомнением протянул Влас Никанорыч. – Разве ж одного Петьки на всех хватит? А может, и хватит. Петька, он же такой жук, он же как боров отъетый! Работа у него всегда на свежем воздухе, здоровый бугай… Ну чего расселись-то?! Собирайтесь быстро!! С вами тут, будь ты трижды султан, всех жен растеряешь!
Неверовы и сами не ожидали, но уже глубоким вечером они остались в привычном составе – Гутя, Варька, Фома и Аллочка: ее так и не удалось отправить в деревню утешаться, а санаторий Фома просто выдумал.
– Ну вот, теперь самое время поразмыслить, что ж у нас такое творится… – задумчиво проговорила Гутя, когда они все уселись почаевничать перед сном. – То дети какие-то у Аллочки обнаруживаются и чуть не срывают свадьбу, то и вовсе – кто-то взял и жениха нашего пристрелил… Аллочка, ты никого не подозреваешь? Что-то мне кажется, это тебе кто-то насолить хочет…
Аллочка мотнула головой – никого.
– А может быть, ты деньги у кого-нибудь занимала, да забыла отдать? – любезно подсказывал Фома.
Аллочка снова мотнула головой – нет.
– А ты точно ни с кем не ссорилась? – на всякий случай переспросила Варька. – А может, кому-нибудь наврала с три короба, ну типа того, что папа у тебя генерал или космонавт или вообще – владелец центрального рынка? Да что ты все головой-то мотаешь? Сказать не можешь?
– Не могу! – наконец проговорила Аллочка. – Потому что булочку доедаю! У меня ж стресс! Сами, главное, пугают, а сами еще говорить требуют!.. Никому я ничего не врала, зачем мне? Это я Геннадию привирала, чтобы он меня скорее замуж позвал. И то потом все выяснилось… Он меня любил! И ему все равно было, кто мой отец! А остальным я и не врала, они все равно не верят, только потом дразнятся…
Да уж, ситуация была непонятная. Аллочка была права – для того чтобы убить человека, простого вранья было маловато, что бы там такого не выдумала великовозрастная фантазерка. Во всяком случае, это бы непременно проверили, а никакой, даже мало-мальской проверки Аллочкины басни не выдерживали. Вот это и странно. Непонятно, отчего это Геннадий Архипович, который сначала заглядывался только на состоятельных дам, вдруг переключился на Аллочку. У той-то за душой и гроша не было – все на Гутином горбу. И ведь даже когда узнал, что никакого папеньки-генерала у невесты не водится, не сбежал, а продолжал степенно ходить в женихах. Неужели в самом деле настолько влюбился, что терпеливо сносил все ее выходки?
– Ладно, – встряхнула Гутя головой. – Утро вечера мудренее… Матве-е-ей! Бедняжка! Ты где прятался все это время? Ой, надо же, как исхудал! Варя! Немедленно отрежь коту кусок мяса, видишь, как его наши гости замучили!
Неизвестно, где хоронился все это время несчастный любимец, но вид у него и в самом деле был жалкий – тусклая шерсть, впалые бока и затравленный взгляд. Коту немедленно требовались питание, тишина и неназойливое внимание. За заботами о пушистом друге Неверовы как-то немного пришли в себя, и в голове мысли стали укладываться по полочкам.
– Завтра у нас заседание клуба, – вспомнила Гутя, наглаживая Матвея. – Сделаю вечер памяти нашего ушедшего друга, может быть, кто-то что-нибудь интересное выскажет…
– И я на своем психологическом сеансе аккуратно порасспрошу каждого индивидуально, – добавила Варька, тычась носом в усатую мордочку кота.
– А я завтра прооперирую Серафиму Игнатьевну, – доложил Фома, решительно хлопнув по столу ладошкой.
– А кто это – Серафима Игнатьевна? Она что – тоже тут замешана? – насторожились женщины.
– Нет, – качнул ногой Фома. – Но у меня ее операция по плану.
Когда Фома говорил о своей работе, никто из домочадцев его частенько не понимал, да, честно говоря, не слишком и стремились. Как бы то ни было, по своим спальням Неверовы уже разошлись в полной боевой готовности. У них сильная семья, и они не позволят бедам вот так вот безнаказанно врываться в дом! Они найдут виновного, и страшно подумать, что они с ним сделают за порушенное Аллочкино счастье.
В клубе заседание началось с минуты молчания. В этот день, как никогда, собралось столько народу, что в маленькой комнатке мгновенно стало душно.
– Я не буду вас долго задерживать, – горестно проговорила Гутя, внимательно вглядываясь в знакомые лица. – Я только хочу, чтобы каждый из вас что-нибудь вспомнил о нашем славном товарище. Мне будет интересна каждая мелочь, любой, незначительный пустяк. Ну же, кто начнет?
Сначала люди молчали, видимо, подбирали правильные, теплые слова, а потом все заговорили, перебивая друг друга.
– Я вот так вам обскажу! – вскочила новенькая пухленькая женщина, которая приехала недавно из маленького городка и сразу, прямо с вещами заявилась к Гуте с требованием найти ей жениха, потому что она его по старой традиции в дом хочет запустить первым, как кота. – Я вот так вам обскажу! Я вот лично с этим Геннадием Архиповичем не успела близко обзнакомиться, но сразу же заметила – хороший мужик! Просто… просто Ричард Гир! Потому что матом не ругается, вот!
– Абсолютно с вами согласный по всем статьям! По всем статьям! – вскочил дряблый старичок Антон Андреевич, который никак не мог выбрать себе молоденькую супругу. – Вот сядет, бывало, со мной рядышком и ну про новые находки мамонтов рассказывать, и ну рассказывать! И ведь удивительная вещь! Это он мне рассказал, что самый древний археоптерикс был найден…
– Не могу ничего сказать по поводу археоптерикса, но в колготках он оч-чень неплохо разбирался, – лукаво хихикнула молоденькая любительница кобелей Валерия. – На Новый год он мне такие классные подарил, с тюльпанчиками! Просто супер! А потом еще…
– Уж не знаю, как там с колготками, но вот когда мой Мишенька на Любочке женился, Геннадий Архипович как раз со мной… дружил, – перебила девицу Дарья Викторовна. – И он прямо за столом такие теплые слова говорил Мишеньке, такие теплые… И все про меня, про мать то есть. Очень сердечный человек был, очень сердечный.
– Ой, ну при чем тут какая-то сердечность? – презрительно протянула Виктория Даниловна. – Этот мужчина обладал совершенно эксклюзивным даром – он умел любить! Меня! Просто страшно вспомнить все его страдания, серенады, его стихи, которые он мне писал…
Дарья Викторовна нахмурилась:
– Позвольте, милочка, все, что о вас можно написать, уже написали на всех заборах! – и она презрительно отвернулась.
Но Викторию Даниловну не так-то просто было заткнуть. Она закинула ногу на ногу и с вызовом продолжала:
– Геннадий писал мне просто баллады! Боюсь, не смогу вспомнить… Сейчас, минуточку… «ты такая запретная, адская, словно порнокассета пиратская…». Это он, к вашему сведению, лично сочинил и мне посвятил.
Женщины вскипели.
– Ну конечно! Еще бы покороче юбки надевала! И вообще, там не «адская» было написано, а вовсе даже неприличное слово, только он не матерился! – Вскинулась Лариса: она не терпела, когда писали стихи посторонним женщинам ее бывшие женихи. – А однажды, когда он к вам на свидание не пришел, вы лично мне говорили, что при первой же возможности его собственными руками растерзаете!
– Ага! И мне говорила, что готова задушить, а теперь, оказывается, он ее любил!! Ха! Стихи он ей писал! – поддержала подругу Татьяна, она вчера испробовала то ли новый крем, то ли новую наливку, но лицо у нее было совершенно лиловое, что ее невероятно раздражало. – Он был человек интеллигентный, такую чушь не состряпал бы! Сама небось себе и написала!
Гутя вслушивалась в крики, но ничего нужного выцепить не могла. Стоит ли удивляться! Она забыла одну важную деталь – сейчас про Геннадия никто полной правды не скажет, по традиции нужно говорить либо только хорошее, либо уж молчать.
– Спасибо, вот мы и вспомнили… – хотела было она прекратить поток хвалебных гимнов, однако ее слушать вовсе не собирались.
Да и про самого несчастного Геннадия Архиповича временно забыли, потому что яростно принялись высказывать Виктории Даниловне все, что накопилось.
– А вот когда к нам двое мужчин пришло, помните? – кричала самая старшая из завсегдатаев клуба Анна Никитична. – Вот тогда ни один из двух на Викторию глаз-то не поклал! Дак она сама им звонила, я знаю, лично под ее дверью подслушивала, потому как мы проживаем в одном подъезде!
– Ой, да чего там – мужчины! Эта Виктория даже на моего Мишеньку поглядывала! – фыркнула Дарья Викторовна. – Хорошо, что я вовремя успела его с Любашей познакомить! А про Геннадия она специально теперь говорит со слезой в голосе, потому что она его в последнее время терпеть ненавидела! И еще к моему Мишеньке подбиралась!
Виктория Даниловна только громко хохотала, чем еще больше злила достопочтенное собрание.
– Дурдом «Ромашка», – устало проговорила Гутя и плюхнулась на стул, закрыв уши ладошками.
Варьке сегодня тоже не везло. К ней в кабинет пришли сегодня только две женщины, и одна из них совершенно посторонняя – чья-то подруга. Естественно, подруга не знала никакого Геннадия Архиповича и сказать о нем ничего не могла, вторая же женщина – Наталья Петровна – пришла исключительно с целью вызнать, что ей делать с собственным сыном. Парень никак не хотел учиться, а всерьез собирался заводить собственную семью. И это бы еще ничего, да только парню было всего четырнадцать лет. Понятное дело, что едва Варька сводила разговор к Геннадию Архиповичу, как Наталья Петровна тут же замолкала и с любопытством заглядывала Варьке в рот. Сама она ничего про несчастного не знала, а узнать пикантные подробности хотелось. Вот она и ждала, что Варька жаждет поделиться с ней новостями.
Вечером мать и дочь ничего нового сообщить друг другу не могли.
– Ничего, – утешила Варька. – Придется походить по домам и лично переговорить с каждым. Поодиночке люди куда откровеннее.
– И главное – никто друг друга оскорблять не будет, – тут же согласилась Гутя. – Ума не приложу, с какой цепи они сегодня сорвались, такие приличные люди…
На том и порешили.
«Все! Все вышло так, как и должно было! Справедливость восторжествовала – еще один мерзкий тип перестал поганить землю! И так будет со всеми! Просто удивительно, до чего слепы бывают женщины… Но ведь и слепым нужно как-то жить. А главное – им нужна особенная забота. Значит, еще не время складывать лапки…»