Парад нескромных декольте
– В результате у Ирины стали появляться какие-то странности в поведении. Причем сама она никак это не объясняет, хотя, впрочем, и не отрицает их, – печально вещал гость. – Вот я и хотел с родственниками посоветоваться. Вообще-то, хотел с вашим сыном побеседовать…
– Его сейчас нет, – быстро проговорила Клавдия. – Можно и со мной поговорить. Мы ей тоже не чужие.
– Я поэтому и пришел. Может, у нее какая наследственность была или раньше такое случалось? Ну ведь ни с того, ни с сего начинается блажь, а что к чему…
– А что за блажь-то? – все больше удивлялась Клавдия.
– Вот вчера, к примеру… Вечером уже дело было. Сидим дома, обстановка спокойная, уже спать собирались, и вдруг она встает и начинает все стулья переворачивать. Ну что к чему? Я ей – мол, ты чего баррикады на ночь глядя громоздишь? А она – не спорь, я знаю, что делаю. И все! И никаких объяснений! А недавно прибежала, сама вся сияет, глазами играет и эдак лукаво мне говорит – у нас, мол, кто-то всю дверь кровью исписал. Что-то там про сволочь…
– Ага, ага! И нам то же говорила!
– Мне чуть плохо не сделалось, думаю – что за идиотизм?
– Ага! И я тоже в обморок собиралась! Вы не упали, нет?
– Да нет. Я потом соседку с пятого этажа встретил, она с колясочкой гулять выходила. Я ей помог коляску спустить, а она меня вежливо спрашивает – кто я такой, в какой квартире живу. Я объясняю – мол, переехал в семнадцатую. А она обрадовалась так: «Это к Ирине? Значит, соседями будем. А я вчера видела ее, она как раз вашу дверь кетчупом мазала, надписи делала. А писать на дверях – это сейчас модно, что ли? Если да, то, может, мне и свою дверь – тоже кетчупом». Ну вот вы мне и скажите, это что? Я уж и не знаю, что подумать, вот к вам пришел… Ирина ни в какую секту не попадала, вы не в курсе?
Акакий Игоревич с зажатым супругой ртом замахал руками и ногами – по-видимому, начал задыхаться. Вырвавшись из ослабевшей хватки жены, он отскочил к окну и вскричал:
– Вот! Я давно говорил! Ирине нужна помощь! Мне надо было взять ее под свое крыло! Она куда-то влипла!
– Акакий! Сидеть! Крыльями он тут размахался! – рявкнула на него Клавдия и уставилась на Ивана. – Я вам про секту ничего сказать не могу, но из-за надписи она и к нам приходила, точно. Говорила, что это Даня, сын наш, ей ворота испоганил. А теперь что же получается… она сама и малевала? А зачем тогда на Даню валила?
– Я же вам и говорю – сплошные заскоки!
– А он у нас очень приличный господин, – продолжала Клавдия, – пачкать двери не привык. Очень порядочный мальчик. Вы знаете, я его так воспитала…
– Мы! Мы воспитали! – снова встрял Акакий.
– Ах, господи, вы кого и воспитали, так только кота Тимку, – повернулась к супругу Клавдия Сидоровна. – И то от вашего воспитания он по ночам со стола сахарницу скидывает и над моими рыбками эксперименты ставит, душегуб. Данечку я воспитала. Как, кстати, и Анечку. Вы знаете, Иван Павлович, какое это счастье, дети… Только откуда же вам знать, у вас же нет своих детей, вы и замужем-то не были!
– Замужем не был, а вот женат был, до сих пор не разведен, – поправил Иван Павлович. – И сын у меня имеется. Большой уже мужик. А с чего вы взяли, что у меня детей нет?
Клавдия прикусила язык. Выходит, и в самом деле у Ирины что-то не в порядке с головой – не будет же мужик сам на себя наговаривать.
– Так ведь… Ирина сказала, что вы не алиментщик, – все же уточнила она.
– Ну правильно. А что же я сына-то до сорока лет содержать буду? Я и без того ему никогда в денежной помощи не отказываю.
– Надо же, а я уж предположил… – вздохнул Акакий Игоревич и горестно плеснул коньячку себе в стопку. – Я уж грешным делом подумал, что у тебя не все в порядке с детьми-то… Ну мало ли – отморозил или само отвалилось…
– Кака! – покраснела Клавдия Сидоровна. – Немедленно мыть ноги и в постель!
– Вот какая неуемная бабища, – хитро сощурился муженек. – Стоит мне только про интимности заговорить, как она меня в постель тащит… Клава! Спокойно! Я сам…
И все же хмельного крикуна пришлось ухватить поперек жидкого туловища и упокоить на кровати.
– Так подождите, – через минуту вернулась к гостю Клавдия Сидоровна. – Это что же получается? Вы уже столько с Ириной знакомы, а эти закидоны… я извиняюсь, странности эти у нее только сейчас появились?
– Буквально на днях. А ведь мы собирались заявление подавать в загс. Теперь прямо и не знаю… А ну как она потом и меня вверх ногами переворачивать начнет, как те стулья? Вот и думай тут…
– А и нечего думать! – кинулась Клавдия защищать родственницу. – Это Ирина от счастья свихнулась. А что вы думаете? У нее порядочного-то мужа сроду не было, а тут такое сокровище – без алиментов, в загс собирается. Нет, вы не берите в голову. А с Ириной я сама разберусь, поговорю по-нашему, по-девичьи! – Клавдия Сидоровна сложила веснушчатый кулачок. – Она у меня забудет и про двери, и про стулья… Ступайте домой, не пугайтесь. От радости она гудит. Мы, бабы, хи-хи, порядочному-то мужику, хи-хи, всегда так рады, что прям дурами делаемся!
Иван Павлович, видимо, успел прикипеть к ветреной Ирочке, потому что Клавдии поверил с удовольствием и уже успокоенный принялся прощаться.
Клавдия Сидоровна в прихожей растекалась патокой, а открывая двери, и вовсе превратилась в душку:
– Иван Павлович! Ой, ну вы такой приятный мужчина! Хо-хо-хо, я извиняюсь… Прямо эталон! Идеал! Я извиняюсь сорок раз, а вы не могли бы дать координаты своей бывшей супруги? – ласково заглядывая в глаза мужчине, вдруг спросила она. – Хотелось бы с ней по-женски, так сказать, побеседовать… хо-хо… поинтересоваться, что вы любите, может, борщи какие особенные уважаете или там плюшки?
– И что же, вы лично для меня стряпать собираетесь? Хо-хо! – так же ласково уставился на нее Иван Павлович. – Хитрая вы такая… Конечно, дам адрес, записывайте. Только мы же договорились – полное доверие, к чему эти выкрутасы: что мне нравится, что не нравится… Я понимаю, вы просто обязаны проверить мою информацию, у вас же с родственницей беда. Мало ли, а может, я на нее наговариваю? Или в доверие к вам мечтаю протиснуться?
– А вы что, мечтаете?
Клавдия перекосилась в улыбке, потом опомнилась, быстро сбегала за листком и начертала адрес.
Ночью Клавдия Сидоровна никак не могла заснуть. Сначала она долго думала, кому же верить – малознакомому, но такому милому Ивану Павловичу или легкомысленной Ирине? И ведь не знаешь теперь, как себя с ней вести. И Дане каково? Ох, Даня… Вот приедет, «радость»-то узнает: теща и так-то умом не блистала особенно, а теперь и последнего лишилась. А может, и нет ничего? Ну не хочет мужик официально расписываться, вот и выдумывает черт-те что? Надо бы сходить на дверь-то посмотреть. И с соседкой побеседовать можно, с той, которая с коляской. Обязательно надо.
Клавдия Сидоровна решила подумать над этим завтра, а сегодня голову не загружать – время было уже позднее, хотелось спать. Однако Акакий Игоревич так добросовестно работал горлом, что спать с ним в одной комнате не было никакой возможности.
– Кака! Проснись! Прекрати храпеть!
Акакий в ответ выдал особенно кудрявую руладу.
– Кака! Закрой рот! Перевернись на другой бок, в конце концов!
Сочный лошадиный храп был ответом.
– Господи, прости меня грешную, не дай ему задохнуться, – тяжко вздохнула Клавдия.
Любящая жена лихо уперлась круглым коленом в куриную грудь мужа и накрепко стянула платок под нижней челюстью и на затылке супруга.
– Вот достаются же кому-то такие Иваны Павловичи… А у меня прям хорек какой-то… Может, ему куртку новую купить?
Теперь муж лишен был возможности открыть рот, поэтому сопел носом. Это было не так устрашающе, и женщина отошла ко сну.
Утром Клавдию разбудили старательные стоны, которые исходили от кровати Акакия.
– Квавочка… кашки… манной с моочком… – картавил супруг, корчась от мнимой боли. Развязать платок он так и не додумался, а что было вчера, из-за коньячка не помнил. Но если проснулся перевязанный, то, вероятно, мучился зубами. – Вчера весь день ш зубами… ммм, даже пваток пвивязав… ммм…
– Уймись, горе мое! Чему там болеть? Тебе Даня все зубы вставил керамические, – вздохнула Клавдия, потягиваясь. – Это я тебе вчера платочек нацепила, чтобы не храпел, как трактор. А с молочком ты здорово придумал. Давай-ка слетай в магазин, я кашки сварю. Сэкономим сегодня на фарше, разгрузочный день будет.
Акакий Игоревич освободился от платка, попробовал челюсть на подвижность и, дабы уластить жену, уселся кормить рыбок.
– Маленькие мои, а ну-ка кушать, что дядя Кака вам даст…
– Акакий! Зверь! Ты чем их кормишь?! Это же твои удобрения для цветов! – выскочила супруга из постели, будто ошпаренная. – Немедленно иди в магазин, садист!
Акакия Игоревича от коньячка вчерашнего поташнивало, побаливала голова, и он подозревал, что до магазина путь не осилит.
– Клава, ты бездушная особь, – смиренно проговорил он. – У нас случилось страшное горе, а ты помешалась на молоке. Ирина! Вторая мать нашего Дани! Потеряла рассудок! Надо спасать женщину! Я говорю к чему – надо за Ириной понаблюдать. То есть с нее глаз спускать нельзя. Я, пожалуй, взвалю этот груз на свои плечи.
– То-то я и смотрю, что ты с нее глаз не спускаешь. Нам надо сначала выяснить, что там на самом деле с разумом у нашей сватьи. А то ведь распрекрасный Иван Павлович и присочинить мог. А нам надо доказать, что в нашей родове никто с разумом добровольно не расстается.
– Правильно, Клава, ты доказывай, а я пока прослежу за Ириной, – упрямо гнул свое Акакий.
Ни за кем сегодня следить он, конечно, не собирался. Просто все еще надеялся, что жена куда– нибудь улетучится одна, а он пока сможет прийти в себя. А потому предложил:
– Лети, моя голубка, а я тут…
– Что значит лети?! – возмутилась «голубка». – На чем это, интересно знать, я полечу? Опять, что ли, на автобусе? Я уже и так долеталась – осталась без горжетки. А для чего нам сын «Волгу» подарил?!
Акакий встрепенулся, выгнул грудь коромыслом и заголосил:
– Ты что? Хочешь, чтобы у нашего Дани была сумасшедшая теща? Хочешь, чтобы у наших внуков была бабушка умалишенная? Нашла время о горжетке горевать!
– Ладно, обойдусь без тебя, – дернула подбородком Клавдия и уселась возле зеркала.
Конечно, она сейчас позвонит Жоре, и они вместе прояснят ситуацию с потерянной памятью сватьи.
Георгий Шаров, или Жора, был молодым человеком, которого Клавдия страстно любила. Любила как несостоявшегося зятя. Было время, Жорочке страшно нравилась дочка Распузонов – Анечка. Парень был готов ради нее озолотить даже ее родителей, благо средства для этого у него всегда имелись. Только Анна оказалась верна мужу и на переживания Жоры внимания не обратила. Зато обратила внимание Клавдия Сидоровна и при малейшей нужде обращалась к парню. И сейчас ей помочь должен был именно Жора.
Клавдия Сидоровна долгих полтора часа украшала себя румянами, тенями и тушью и лишь после этого плавно подошла к телефону.
– Алле, Жорик? – промяукала она неестественным голосом кокетки-пятиклассницы.
Жорик, по всей видимости, не сразу сообразил, кто звонит, потому что утробно заурчал в трубку как-то совсем по-интимному:
– Ну наконец-то. Пупсик, это ты?
– Да это я, Клавдия Сидоровна…
– Кхм… Ну, Кла-а-авдия Сидоровна, побойтесь бога, какой вы, к черту, пупсик?!
– Жора, не отвлекайся. Я тебе звоню по неотложному делу – мне срочно нужна машина через… через семь минут.
– Вам такси, что ли, вызвать, я не понял? – туго соображал Жора.
– Какое такси? Разве я сказала,что мне нужно такси? Жора, я повторяю – мне нужна машина. Твоя. Вместе с тобой.
В трубке повисла долгая пауза, потом молодой человек встрепенулся и быстро заговорил:
– А я ведь не могу! Такое, знаете ли, несчастье – сегодня у нас заседание совета директоров, потом…
– С пупсиками? Ты для меня погиб, Георгий. К твоей фотографии отныне я буду ставить цветы! – красиво всхлипнула Клавдия Сидоровна.
Она в чувствах брякнула трубку, промокнула накрашенные глаза подолом и взревела:
– Кака! Немедленно собирайся! Мы едем к Ирине!
На сей раз Акакий Игоревич даже не стал перечить – в таком состоянии супругу было лучше не огорчать. Да и к Ирине, если честно, он съездить был совсем не прочь.
Супруги Распузоны уже стояли возле дверей, когда раздался настойчивый визг звонка.
– Здрассте, Клавдия Сидрна, и вы тоже, Акакий Игрич, – появился в дверях огромный рыжий Жора. – Я ить чо подумал-то, может, не надо это… цветочки-то к моей фотографии? Чо раньше времени-то, я не тороплюсь. Вот машину пригнал. Куда едем-то?
Клавдия Сидоровна еще не могла простить любимцу пупсиков сегодняшний отказ, и демонстративно разглядывала обои, нервно откручивая пуговицу на кофте.
– Езжай, Георгий, по своим делам, не видишь – у нас семейный выезд, – распорядился Акакий, оттесняя гостя к выходу. – Мы сами с Клавочкой, у нас тут такой запутанный случай…
– Нет, позво-ольте! Я, значит, все бросил… Я, может, как раз из-за такого запутанного случая и приметелил… А теперь у них, оказывается, выезд семейный! – завозмущался Жора. – Можно подумать, вы в свадебное путешествие собрались. Сами небось опять куда-то вляпались, а я, значит, не при делах? Я тоже поеду!
Жора являлся весьма успешным дельцом, семьи не имел, запретов не ведал, всегда жил в свое удовольствие, и его молодую кровь давно ничто особо не волновало. А ему хотелось именно что волнений и приключений. Семья же Распузонов то и дело попадала в какие-то криминальные передряги, потом из них выбиралась с риском для жизни, и наблюдать это было жуть как волнительно. Поэтому Жора, едва заслышав про очередной «запутанный случай», сразу бросал все и накрепко приклеивался к этой супружеской паре до полного прояснения обстоятельств. Сейчас его нос мигом учуял начало нового интересного сезона, и поэтому выгнать Георгия было невозможно.
– Хорошо, Георгий, езжайте, – горько произнес Акакий, в душе отплясывая лезгинку. – Я не буду для вас обузой.
Пока Клавдия Сидоровна придумывала, как бы половчее ответить мужу-предателю, тот ужом проскользнул в туалет и запер дверь.
Клавдия не стала кидаться на туалетную дверь. Она с достоинством влезла в свою обворованную искусственную шубу и крепко нахлобучила на самые глаза шапку.
– Ах, Жора, мое несчастье, что я никак не научусь на вас сердиться, – могуче выдохнула она и распахнула входную дверь.
Через три минуты Жорин джип уже летел по направлению к дому Ирины, а Клавдия подробно рассказывала Шарову, как люди иногда умудряются терять все, даже разум.
– Так я не понял – вы, значит, из-за надписи этой так завелись? – допытывался Жора.
– Да я, Жора, если честно, сильно сомневаюсь, что там вообще какая-то надпись была, – рассуждала Клавдия Сидоровна. – Ирина у нас дама серьезная, сообразительная, но только по части кроликов. А в остальном… Сама себе чего-нибудь навыдумывает и заставляет всех верить. Это ж надо – такому мужику, как ее новый Иван, вдолбить в голову, что она потеряла разум! Да она его и не имела никогда, разум-то. Специально так придумала, чтобы выглядеть таинственной и загадочной. Эдакая женщина-шарада.
– Не, а чо – классно! Я тоже так скажу! – загорелись глаза у Жоры. – Ко мне кредиторы за долгами прирулят, а я им – опаньки… справочку под нос. Мол, не знаю, кто вы такие есть, морды бандитские, потому как у меня потеря разума. Или, опять же, придет налоговая: «Где это ваши декларации?», а я им – кушайте справочку, я совершенно неразумен. Как есть инвалид!
– Нет, Жорик, думается мне, на липовых справках ты долго не продержишься. Тебя твои кредиторы по-настоящему инвалидом сделают. Да, кстати, не вздумай Ирине про разум ляпнуть– она все равно не сознается, а ты только все дело загробишь.
– Да ну чо я, идиот, что ли? – обиделся Жора и дальше вел машину молча.
Возле дома Ирины Клавдия Сидоровна бдительно огляделась – не хотелось попадаться на глаза Ирине или, еще того хуже, Ивану Павловичу. Однако двор мирно дремал, и в подъезде паре «сыщиков» тоже никто не встретился.
Возле семнадцатой квартиры они остановились.
– Чистая дверь… – пожал плечами Жора. – Никакой надписи. Наврала вам ваша сватья.
– Подожди, надо проверить, – шепотом не согласилась Клавдия. – Ирина уже стерла надпись. Жора, ты готов провести следственный эксперимент?
У Жоры от важности момента колючим ежом застрял комок в горле. Он не мог вымолвить слова, только пучил глаза, наливался кровью и мотал согласно головой.
– Готов… следственный… – наконец просипел он. – А чо делать-то?
– Ничего особенного – надо облизать дверь. Понимаешь, Ирина говорила, что написано было кетчупом. Вот ты и лизни – если где кетчуп учуешь, значит, была надпись.
– А чо это вдруг я лизать должен? – обиделся Жора. – А сами чего?
– Я вообще кетчуп не люблю. А уж на дверях так и вовсе организм не переносит. Давай, Жора, не капризничай. У тебя язык вон какой большой, прямо половик. Тебе таким-то языком только раза два махнуть, и все – двери начисто вымыты.
– Так это чо, всю дверь, облизывать надо?
– Нет, внизу можно не облизывать. Вот отсюда и досюда только. Ну не кривляйся, давай по-быстрому, а то кто-нибудь выйдет! Господи, с кем приходится работать… – прошипела Клавдия Сидоровна.
Жора был человеком дела. Перекрестившись мысленно, он сначала медленно, а потом быстрее и быстрее заработал по двери языком.
– Не-а, здесь вроде нет… Здесь вообще какой-то вонючей тряпкой пахнет…
– Ты возле ручки лизни. Там, кажется, что-то краснеет.
– Ага… Вот, точно кетчуп! – обрадовался Жора и продолжил облизывать дверь. – Так… ням-ням… какой же… Не знаю, какой, но точно не «Балтимор»…
– Люди добрыя!!! Да и чево ш такое деиться-а?!! Совсем нас задавили ценами! Вон, бежанцы ходют, двери лижут!!! – распахнулась соседская дверь, и на пороге появилась тощая, сморщенная старушка. – Да ить ужо хватит дерево-то лизать, я вам сухариков вынесу. Голубям хотела размочить, да уж коль тако дело…
Жора отпрыгнул от двери, точно его застали за подглядыванием в бане. Клавдия Сидоровна сотворила на лице нежную улыбку, а сама лихорадочно придумывала, как бы затолкать старушонку обратно в ее квартиру, пока тут все соседи с сухарями не повыскакивали. Однако придумать не успела, на шум в подъезде свою дверь распахнула Ирина. Изумилась:
– Кла… Клавдия Сидоровна, вы? Что-то случилось?
– Да я просто зашла…
– А и как же не случилось?! – взревела бабуська. – Коль гостей приглашашь, так ты их хоть чаем пои! Чего ж они у тебя двери кусают?
– Кусают? – захлопала Ирина глазами.
– Ах, Ирочка, ну нет, конечно… – заговорила-забормотала Клавдия Сидоровна, толкая родственницу животом, чтобы та быстрее догадалась впустить ее с Жорой в квартиру. – Ирочка, я пришла… Мы пришли…
– Нет, а чо, вы правда, что ль, разум потеряли, или это прикол такой? – вдруг восторженно спросил Жора.
– Клавдия Си-и-доровна! – резко взвизгнула Ирина ноту «си». – Это кого вы с собой привели? Кто юношу воспитывал? С чего он взял, что я что-то там потеряла?
Клавдия зыркнула на «юношу» испепеляющим взглядом и заговорила приторно-мармеладно:
– Ах, Ириночка, не обращай внимания. У соседки сынок идиот, вот и везу мальчика к психиатру. Ты ж меня знаешь, никому отказать не могу. А мальчик… Да что там говорить, болезнь прогрессирует прямо на глазах – то дверь вот тебе всю облизал, то мелет что попало…
Жора от возмущения забыл, как правильно надо дышать, и теперь хлебал воздух какими-то неровными порциями, с присвистом. Однако Клавдия Сидоровна на такие мелочи внимания не обращала, продолжала разливать елей:
– А я по пути решила к тебе заскочить. Очень хотелось бы поговорить с тобой… Когда в гости придешь? Я еще и обнову тебе покажу: такие тапки себе купила! Сегодня зайдешь?
– Нет, сегодня никак! – отчего-то взволнованно проговорила Ирина. – Я лучше потом как-нибудь…
– Ну тогда мы к тебе. Может, чайку на…
– Нет! – взвизгнула Ирина Адамовна. – Я к вам завтра зайду… сама! А мальчика… Вы бы везли его дальше, у него, по-моему, эпилепсия начинается, вон как посинел!
Клавдия Сидоровна быстренько вытолкала Жору за дверь, еще раз виновато улыбнулась Ирине и выскочила сама.
В машине долгое время Клавдия с Жорой ехали молча, пока наконец парень не взорвался:
– Ну, я долго еще буду ждать извинений?
– Жора, что ж ты так кричишь? – взвилась в ответ дама. – Ты у меня всю мысль распугал! Только-только проклюнулась…
– А чего с меня взять? – ерничал тот. – Я же дебил. Еду вот к психиатру… Между прочим, я всю дверь облизал, эксперимент поставил. Так могу я спросить: что мы узнали-то?
– Спросить можешь. Но ответа не услышишь. Сейчас не услышишь. Приедем домой, я соберу срочное чрезвычайное собрание детективного бюро, там все и расскажу, – строго промолвила Клавдия Сидоровна
Жора посмотрел на нее с огромным уважением – эта женщина знала, как заинтриговать мужчину.
Чтобы Клавдия Сидоровна заметила, как он ее в очередной раз зауважал, Жора даже остановился возле первого же продуктового павильона, сбегал купил коробку конфет и бутылочку красного винца для дамы, а себе и Акакию Игоревичу по литровой бутылочке пива и упаковку креветок. Гораздо же приятнее обсуждать серьезные дела, посасывая пивко и теребя морепродукты.
Акакий в отсутствие жены хотел было пивом себя побаловать, ан не получилось – Клавочка строго следила, чтобы деньги не валялись где попало. То есть в карманах супруга. Поэтому Акакий ждал жену с нетерпением – хотелось узнать, куда она перепрятала собранную им в бачке унитаза заначку – целых семьдесят рублей. А Клавдия все не появлялась. И чем дольше не было благоверной, тем сильнее он себя накручивал.
– Уехала! С Жорой этим! А ведь я как с ними просился! Тимка, ты свидетель, помнишь, как я просился с ними? А она… Иди немедленно и сожри у нее в аквариуме всех рыбок! Всех двух, остальных ты и так уже угробил. Чего ты жмуришься? Иди хоть лапы помой там, что ли, воду помути. Мы им покажем! Они еще узнают…
Клавдия Сидоровна заявилась домой сосредоточенная и серьезная. Следом такой же серьезный двигался Жора с полными пакетами. Однако Акакий Игоревич тоже не был настроен веселиться.
Едва супруга показалась в комнате и решительно произнесла: «Кака, пойдем в кухню, надо поговорить…», как Акакий Игоревич выпятил впереди себя на вытянутых руках кота и страшно зашипел:
– Фас, Тимка, фас ее! Ишь, нагулялась!
Тимка как висел, так и остался висеть вялой меховой тряпкой. Только устало повертел круглой башкой, терпеливо ожидая, когда хозяину надоест эта новая неинтересная игра.
– Жора! На кой черт ты ему пива приволок? Он же еще от вчерашнего не отошел, – крикнула Клавдия на кухню. – Акакий, я тебе сейчас наведу крутого кипятку, чтоб ты протрезвел. У нас серьезный разговор.
Акакий, услышав про пиво, немедленно бросил кота и, потирая руки, потрусил в кухню. Конечно, разве его Клавочка может когда-нибудь забыть про своего муженька… Вот и ездили они с Жорой недолго, и пивка ему привезли…
Первое, что увидел Акакий, заскочив на кухню, это то, как Клавдия выливает из красивой бутылки пенистое, золотистое пиво… в раковину. Жора сидел за столом и крепко прижимал к груди свою бутылку. Его глаза были полны ужаса – с подобной жестокостью он столкнулся впервые. И снова он взглянул на женщину с уважением – такая может пойти на что угодно.
– Клава… – начал было Акакий, но жена его тут же перебила:
– Понимаю, Кака, ты хочешь спросить, зачем я вас собрала?
– В общем-то…
– Затем! Наша родственница попала в странную ситуацию – она еще не успела выйти замуж, а уже двинулась умом, – со вздохом констатировала Клавдия Сидоровна. – И ее жених просит у нас помощи. И только от нас с вами зависит, выйдет ли женщина благополучно замуж или останется одинокой и несчастной. Поэтому нам надо доказать Ивану Павловичу Бережкову, что Ирина рассудок не теряла! А для этого мы должны знать, что там у нее за фокусы с перевернутыми стульями и с измазанными кетчупом дверями. Вам понятно?
Мужчины дружно мотнули головами. Потом Акакий решился снова напомнить о бутылочке с пивом.
– Клава, а…
– Понимаю! – снова перебила Клавдия. – Ты хочешь спросить, что нам с Жорой удалось сегодня узнать.
– Да! – первый мотнул головой Жора. – Что?
– А нам удалось выяснить очень неприятную вещь: надпись на дверях у Ирины действительно была. Жора мне сам сказал, что почувствовал вкус кетчупа. Правильно я говорю, Жора, почувствовал?
Жора кивнул.
– Но если была надпись, а писал ее не Данил, значит… – принял позу мыслителя Акакий.
– Да не писал ее Данил! Нам же вчера Иван Павлович говорил! – разозлилась Клавдия. – Вот только совершенно непонятно – зачем Ирина сама себе исписала дверь, а потом еще и тщательно ее вымыла?