Звёздочка моя новогодняя
– Жену не смеете, а меня ущипнул, – стояла на своем Анжела Кузьминична. – А потому что мои аппетитные формы не оставили вас равнодушным! И нечего тут мне…
В этот момент Чеботарев приналег плечом на пышный зад Криворуковой, и дама влетела в салон. Тут же все дружно понеслись занимать места.
Дина особенно не стремилась усесться первой. Мест всем хватит, а толкаться… Но волна коллег протолкнула ее вперед. Дина уселась к окну и расстегнула верхнюю пуговицу шубки, так как в автобусе было жарко.
– Диночка! Я к вам! – тут же плюхнулся рядом Эдмунд Банченко, аккуратно поправляя хохолок на голове. – Мне надо подпитаться от вас молодой, пылающей энергией! А то эти бабы…
– Да садитесь, место свободное, – пожала плечами Дина и отвернулась к окну.
– Вот и славно, позвольте мне прижаться к вашему плечику… Чтобы подпитка шла быстрее.
– Вы и так уже прижались… и совсем не к плечу, – фыркнула девушка. – Вы бы чуть отодвинулись, а то я тоже могу подпитаться. Весь ваш талант ко мне и перейдет.
– Уж ты ж! – точно ужаленный, отскочил Банченко на край сиденья. – Но я буду дышать вашими ароматами.
Дина усмехнулась и снова повернулась к окну.
Татьяна, заметив своего мужа возле Дины, сцепила зубы. Конечно, ей было крайне неприятно! Эд опять не собирался замечать супругу. И для кого, спрашивается, она надела эту новенькую беленькую шапочку, которая ей так идет? И сапожки подобрала беленькие. Но Эд опять ничего не оценил!
– Татьяна Олеговна! Вы сегодня такая красивая! – вдруг на весь автобус выдал Игорек Веткин. – Садитесь сюда, я вам место нагрел.
И Татьяна гордо кивнула головой. Пусть супруг не думает, будто она отрезанный ломоть.
– Спасибо, Игорек, – нежно улыбнулась парню она. – А когда мы уже поедем?
– Как?! – взревел вдруг Криворуков. – Как мы можем поехать, если у нас еще не вся труппа в сборе?! Вот где Крутикова?! Я же предупреждал, чтобы без…
– О! Вон она несется, – заметил Чеботарев. – Ничего себе – бежит! Вон, как лихо через заборчик перепрыгнула! Только сумки в разные стороны!.. Надо ее к Олимпиаде готовить.
– Я тоже успел отметить ее спортивную фигурку, – процедил Эд. – Но для искусства этого мало. Нужно как минимум иметь талант. Поэтому из всего нашего театра только я и Дина по праву считаемся актерами.
Татьяна напряглась. Сейчас начнется вечная песня мужа «Нас, талантливых, так мало!». Как бы это прервать?
– Здрасте всем! – влетела запыхавшаяся Женька. – Дин, садись со мной, сейчас такое расскажу – умрешь от нервного срыва! Прикинь, я убежала сейчас, пока мои спали! А то бы… Эдмунд Леонидович, отпустите шубу Дины, вы же ее держите!
Банченко крякнул и нехотя подвинулся. Дина тут же упорхнула к подруге, а на ее место неторопливо села Татьяна:
– Эд, расстегни пуговицу, тебе трудно дышать… И развяжи шарф, он пуховый, тебе будет жарко.
– О-о, – воздел глаза к потолку Банченко. – Как же я устал. Татьяна, займись собой! У тебя тоже пуговицы застегнуты!
Татьяна опустила глаза. И в самом деле, пора бы и собой заняться, чего это она все о нем и о нем… В автобусе было жарко, поэтому она скинула шапочку и тряхнула головой. Волосы упали на воротник.
– Фея! – восторженно выдохнул Веткин, который сидел прямо за ней.
Татьяна даже почувствовала, как он осторожно потрогал ее локон рукой. Видимо, это заметила и Анжела Кузьминична, потому что тут же последовал ее окрик:
– Игорек! Вы что – блох там ищете? Повторяйте лучше свою роль. – Жена главного не терпела конкуренции. Любить должны были только ее.
– Динка, ты не поверишь, – вовсю делилась своими домашними хлопотами Женька. – Вчера как своему сказала, он как встал в третью позицию, дескать, никуда не поедешь, и точка! А я… Можешь себе представить, я даже спорить не стала. Только об его голову елку погнула…
– И почему вот вы, Женечка, мужа не слушаетесь? – вздохнул Чеботарев и достал гитару.
– Васенька! – сразу же оживилась Анжела Кузьминична. – Спой ту песенку, которую ты для меня сочинил!.. Мне бы только смотре-е-еть на тебя-я-я…
– Это вообще-то Есенин написал, – выдал информацию Игорек. – И совсем не вам.
– Много ты понимаешь, – фыркнула Анжела Кузьминична. – Это Есенин не мне, а вот Васенька ее специально для меня придумал! Настена! Ну, мы скоро поедем-то? А где он? Где мой муж-то? Он с нами не едет?
– Еще никто не едет, мы на месте стоим, – снова не выдержал Игорек.
Анжела Кузьминична только собралась язвительно ответить негоднику, как в автобус с криками ворвались дети.
– Мама! Мы тебя нашли! – крикнул краснощекий карапуз и кинулся на руки к Женьке.
– Граждане! Мы отъезжаем! – появился в дверях Криворуков.
– Погодите отъезжать! – подскочила Женька. – Мне детей вернуть надо! Ванечка, а папа-то где? Вон он? Петр! Твою мать! Забери детей, я сказала!
Возле автобуса стоял Петр и смотрел через окно на Женьку глазами спаниеля.
– Женечка… мы не можем остаться без тебя, поэтому решили ехать вместе с вами, – выдал он.
– С ума сошел?! – вскинулась Женька. – Ты даже сумок не взял! Водитель! Водитель, не пускайте этого полоумного! Ванечка! Бегом к папе, он сейчас купит вам… Он сейчас нарядится Дедом Морозом, и вы можете просить у него что угодно! Петя! Отведи детей к маме!
– Но Женя! – жалобно поскуливал Петр, принимая барахтающегося Ваньку из рук Чеботарева. – Но… ведь Новый год!
– Я отпрошусь и приеду! – уже махала им рукой в окно Женька.
– Водитель! Трогай! – скомандовал Криворуков, и автобус, нещадно чадя, тронулся с места.
Чеботарев тут же грянул на гитаре «Прощание славянки». Женька отвернулась и тихонько всхлипнула. Анжела Кузьминична промокнула глаза шарфиком:
– Какая любовь! Какие чувства! Ах, молодость… Крутикова! Вылезай! Не порти нам Новый год.
Но никто никуда не вышел, все устроились на своих местах, а на место кондуктора умостился Криворуков и прочитал обращение. По бумажке:
– Дорогие мои одно…
– Сельчане! – рявкнул Чеботарев.
– Однопометники! – весело докончил Веткин.
– Одномандатники, тоже можно, – подключился Банченко.
– Дорогие мои одно… коллеги! – извернулся Криворуков. – Я вам сейчас быстренько прочитаю план наших действий, а вы чтобы не вздумали мне его нарушать! Итак… Сегодня, то есть тридцатого, мы приезжаем, располагаемся в отдельных комнатах…
– Мы едем в столицу? – подпрыгнул Веткин. – У нас у каждого будет своя комната?
– Не юродствуйте, Веткин, – строго посмотрел на него главный. – Жить будем в Доме культуры…
– В старом клубе то есть, – перевел Чеботарев. – Он хоть топится?
– Приедем, и затопят, – строго посмотрел на него Криворуков. – И у каждого будет своя комната. То есть женатые пары, это мы и Банченко, будут жить в своих комнатах, Дина с Женей Крутиковой, а Чеботарев с Веткиным.
– Я требую отдельной комнаты! – подскочил со своего места Банченко.
– Это можно… – кивнул Криворуков. – Там есть склад, можно освободить. Но без отопления.
– Какой ужас, – охнула Татьяна. – Нет, Эд будет жить с семьей, в отапливаемом помещении. Ему нельзя терять голос.
– Позвольте продолжить, – опять уткнулся в бумажку главный. – Значит, сегодняшний день уходит на обустройство. А завтра, прямо с утра, мы даем детский утренник в десять ноль-ноль. А в семь мы покажем «Гамлета».
– Как?! – округлила глаза Татьяна. – Опять «Гамлета»? Но нас же просили не ставить эту нудятину на праздник!
Криворуков гордо тряхнул головой и глазами, полными презрения, уставился на Татьяну:
– Как?! Как у вас язык повернулся назвать это великое произведение нудятиной?
– Это не у меня язык повернулся, это заказчик так назвал великое произведение, – пробурчала Татьяна.
– И он прав, – вступился за нее Игорь Веткин. – Потому что в нашем исполнении это произведением-то назвать сложно. Опять Эдмунд Леонидович забудет слова, Анжела Кузьминична снова выпросит роль Офелии, и Гамлет будет строить глазки собственной матери в исполнении Дины!
– Остановите автобус, я выйду, – надменно поднялся Эдмунд Леонидович.
Они уже проезжали густой лес, но водитель тут же остановил автобус.
– Кому выйти понадобилось? – крикнул он со своего места. – Если че, так все дела можно сделать за автобусом, а то в снег провалитесь.
– Это какой-то ужас, – обиженно плюхнулся на свое место Банченко.
– Хорошо, что вы остановились, – встала Татьяна Олеговна. – Анастас Борисович, если вы не забыли, мы должны еще елку с собой привезти. Вот здесь и можно ее срубить. Вон какая красавица растет.
– Елки рубить нельзя, – надменно фыркнул супруг.
– А мы потом штраф заплатим, – успокоила его жена. – Эд, пойдем с тобой рубить. Я выберу, а ты срубишь.
Ей так хотелось, чтобы муж вышел с ней, чтобы заметил, как она хороша в этой короткой дубленочке, в новой белой песцовой шапочке и белых же сапожках. Но Эд больше не проронил ни слова. Он смотрел в окно. Зато подскочил Веткин:
– Татьяна Олеговна! Я с вами! Я срежу эту елку… Господа! У кого-нибудь есть ножик?
– Я топор взял, – вытащил откуда-то топор Криворуков. – Но рубить я не могу, у меня ревматизм.
Со своего места поднялся Чеботарев.
– Пойдемте, братья славяне, помогу. Вы ж без меня утонете сразу… Татьяна, ты идешь? Веткин!
Они вышли из автобуса и направились к славной пушистой елочке.
– Тань, ну как? Нормальная? – повернулся к Татьяне Чеботарев. – Рубим?
– Да, наверное… – равнодушно отозвалась та. – Руби, да пойдем в автобус… Холодно уже.
– Вы замерзли? – встрепенулся Веткин. – Давайте я вас согрею.
– Еще чего, – фыркнула Татьяна и надменно отвернулась. Этих слов она ждала вовсе не от Веткина.
В этот же миг в нее попал снежок. Она вздрогнула.
– Что это? – недоуменно уставилась она на своих спутников.
Те усердно рубили елочку. Татьяна отвернулась… и снова в нее попал снежок.
– Да что ж такое-то? – возмутилась она и тут же получила целую порцию снега прямо в лицо. – Игорь?!
– Догоняйте! – весело крикнул он и бросился в сторону, проваливаясь в снег.
– Еще чего… – дернула плечиком Татьяна и полетела в снег – противный Веткин столкнул ее с протоптанной колеи.
– Мамочка, – пискнула Банченко и беспомощно огляделась. – Чеботарев! Василий, помогите!
– Игореха! Вытаскивай женщину, – распорядился тот, не отвлекаясь от елки.
Игорь подал Татьяне руку и пристально посмотрел в глаза:
– Позвольте вашу руку, королева.
Татьяна сначала хотела отказаться, но, подумав о том, что сейчас наверняка Эд смотрит в окошко, величественно подала руку:
– Тяните, – позволила она.
Он быстренько выдернул ее из сугроба.
– Ух, какие холодные руки… и в самом деле, замерзла… Чего ж вы варежки не носите?
Игорь приблизил ее руки к своим губам и стал отогревать их дыханием.
– Ну, хватит, – смутилась Татьяна. – Пойдемте в автобус.
Веткин на секунду задержал ее руки в своих.
– Татьяна Олеговна… Королева… Я хочу, чтобы вы знали… Не у всякой королевы есть достойный король, у многих шуты на троне… но верный паж быть обязан!
Она испуганно отдернула руку и поторопилась в салон.
Всю оставшуюся поездку в автобусе ее не покидала мысль о шуте на троне. Господи! Конечно же, Веткин говорил об Эдмунде. Да, она и раньше понимала, что муж о себе больше говорит, чем того стоит, но она не знала… вернее, отказывалась понимать, что это заметно другим. И вот теперь этот мальчик. Хотя какой же Веткин мальчик? Всего-то на восемь лет младше ее.
А ведь раньше Эд был совсем другим! У него были способности, он все время чего-то добивался. Правда, сильно переживал из-за того, что ему не давали больших ролей, зато как он работал над каждой ролью! А уж когда ему выпадало счастье играть главную роль… такое было всего один раз в жизни… В прошлой жизни, в прошлом театре, откуда она его выдернула и перевела в этот. Они жили в другом городе, и Эд с Татьяной познакомились именно на подмостках большого театра. Работали вместе. Она была одной из ведущих актрис, а он… он откуда-то перевелся. И он… Он ее полюбил. Боже! Какие Эд ей дарил охапки цветов! Даже женщины – коллеги по театру, завистливо вздыхали. А уж они-то повидали на своем веку достаточно цветочных корзин. Конечно же, она не могла его не заметить, а позже и полюбить. Они были такой чудесной парой. Правда, она играла много и ярко, а он все больше оставался в тени. Но их это ничуть не расстраивало. Ей тогда так думалось. Потом она захотела ребенка, а Эд стал отчаянно сопротивляться. Он говорил, что еще не состоялся, что им будет тяжело, потому что и зарплата у него маленькая, и в общем… Она тоже поняла, что с ребенком торопиться не стоит. А потом муж загрустил. Да сильно. Он жаждал больших ролей, а ему не давали. И Татьяна придумала выход. Они уехали в далекий городок, где проживали Танины родители, она похлопотала, подключила знакомых, и очень скоро их с Эдом взяли в труппу. Анжеле, легкомысленной супруге главного режиссера, Эд сразу запал в душу. Это и неудивительно, он был единственным ярким мужчиной в их театре. Криворуков же по наущению своей жены принялся осыпать Эда заманчивыми предложениями. Здесь не было скрупулезных разборок спектаклей и репетиций, здесь было все просто. Слишком просто. Даже такие серьезные вещи, как «Король Лир», «Оптимистическая трагедия», «Отелло», ставили быстренько, едва ознакомившись с текстом. Но Эда это не удручало. Он наконец-то стал примом! На нем держался весь репертуар, на него ходил неискушенный зритель, и, о счастье, его стали узнавать в лицо. Эд даже машину принципиально не хотел брать – пусть люди наслаждаются артистом воочию.
А Татьяна отошла на второй план… Нет, даже не на второй. Потому что первые и вторые роли делили между собой молоденькая Дина, к которой неровно дышал главреж, и Анжела, его жена. Особенное место занимала Женечка, неизменно игравшая девочек и мальчиков. А вот для Татьяны ролей не находилось. Потому что была еще Олеся Викторовна – актриса в возрасте и жена одного из воротил города, была еще Алевтина – какая-то там родственница самой Анжелы, была… Ой, да актрис-женщин здесь было еще человек семь. И все – жены, любовницы, родственницы… Хорошо, что хоть сейчас они не поехали. Криворуков даже думать боялся, как бы это он предложил чес по району Олесе Викторовне! Вот и не доставалось Татьяне стоящих ролей. Да она и не расстраивалась. Ведь ее Эд взлетел так высоко… Сначала. А потом он слишком сильно привык к положению звезды, к своей незаменимости и безупречности своего таланта. А Татьяна изо всех сил поддерживала в муже эту уверенность. Эд стал относиться к ней свысока – она не представляла уже собой яркую личность. И тут Татьяна промолчала… Ой, да что теперь вспоминать. Сама во всем виновата, а значит… А значит, и в чувства муженька надо приводить самой.
Глава 3
Дина раскладывала вещи в комнатке, которую им любезно предоставили в клубе. Видно было, что никто и никогда здесь не жил – и кроватей здесь не было, поставили две раскладушки, и столик принесли только что. С другой стороны, было чистенько, тепло, и им выдали даже совершенно новые простыни.
Дина еще перед отъездом выключила телефон, и теперь глаза то и дело натыкались на светящийся экран. Она знала, кто это звонил, но трубку не брала. Не хотела.
– Дин, а ты чего – со своим поссорилась, что ли? – спросила Женька, которая тут же рядом уже застилала свою раскладушку. – Ой, а я со своим вот никак не могу поссориться!
– Ты ж говорила, что елку о его голову сломала, – напомнила Дина.
– Хы! Так не поссорились ведь! Это ж от страсти! – удивилась такой непонятливости подруга. – А так…
Женька прижала к тощей груди подушку и закатила глаза.
– Я его никогда не предам! – торжественно пообещала она и тут же между делом добавила: – Кстати, легкий флирт предательством не считается. Небольшой романчик тоже.
– Ну да, это считается изменой.
– Совсем дурочка, что ли? – возмутилась Женька. – Это считается утверждением себя в статусе женщины, между прочим! А мне и вовсе такие романы необходимы, как воздух. Ты же знаешь, я все время только мальчиков играю! Того и гляди, скоро бриться начну.
Дина не стала с ней спорить, это было бесполезно. Да и бессмысленно. Где бы они ни были, на Женьку никто из мужчин особенного внимания не обращал. Так что… Пусть подруга себе придумывает хоть какие романы. До измены ей, видно, так и не добраться.
– Девочки-и, – заглянул в их комнату главный режиссер и масляно заиграл глазками. – Тук-тук-ту-у-ук.
– Какое «тук-тук-тук». Когда вы уже втиснулись? – рыкнула Женька. – А если б я здесь голая была?
– Не вариант, – причмокнул Криворуков. – Вот если бы Диночка… Молчу-молчу-молчу!
Диночка одарила шалуна таким взглядом, что у того сразу сползла улыбка.
– Я… кхм… я вот по какому вопросу… – сразу же солидно заговорил он. – Тут администрация Дома культуры предлагает нам… кхм… баню. Самую настоящую. С вениками. Так что… Если вы пойдете…
Администрацией Дома культуры являлся бодрый, подвижный дедок, лет восьмидесяти. Неизвестно, каким образом ему удалось выбить у деревенского начальства старенький клуб. Это полуразвалившееся помещение старичок, как по волшебству, отремонтировал, назвал его Клубом своей молодости и стал устраивать для сельчан всевозможные развлечения. Жил дедок прямо здесь же, в отдельной комнатке, а чтобы не слишком утруждать себя общественной баней, построил баню рядом с клубом. Старичка звали Платоном Николаевичем, но всем прибывшим он представился дедом Плутоном, вероятно, дедульку тоже не миновала звездная болезнь. Старичок занимал все должности, какие могли быть в клубе, был весел, светел и гостеприимен.
Дина любила баню. И именно деревенскую. Она сразу вспомнила, как бабушка садила ее, маленькую, на полог, парила веником и приговаривала:
– Расти, Динка, как картинка, пусть уйдут напасть, нездоровье, а останутся лишь красота да сила коровья.
Почему коровья сила, Дина не поняла до сих пор.
– Так чего – пойдете? – напомнил о себе Криворуков.
– Я не пойду, – фыркнула Женька. – Я вообще-то укладку сделала, если вы заметили. И куда мне эта ваша баня?
– Я пойду, – кивнула Дина. – Только… если можно, первая. По первому пару.
– Ох ты, – не смог скрыть восхищения режиссер. – Хорошо. Тогда сначала ты, потом идут Анжела с Татьяной, им не хочется сильно париться. Потом… А потом пускай идут мужики всем скопом. А после бани администрация устраивает банкет. В честь нашего прибытия. Прошу не опаздывать.
– А банкет во сколько? – деловито насупилась Женька. – Чтобы не опоздать…
– Откуда я знаю! – фыркнул главреж и закрыл за собой дверь.
Женька расстроенно развела руками:
– Ну и как тут не опоздать?
– А ты не ходи. Подумаешь – банкет! – усмехнулась Дина. – Я вот, например, сразу отдыхать лягу.
– Нет-нет, – замотала головой Женька Крутикова. – Банкеты – это самые главные моменты в нашей работе. Так что… Хотя ты, Диночка, действительно лучше ложись отдыхать. Чего там интересного? Обычная рутинная работа…
И она принялась еще сильнее взбивать подушку.
Дина разобрала вещи и почти сразу же прибежал этот смешной дед Плутон и оповестил, что баня ее ждет.
– Все, Евгения, я ушла, – махнула рукой Дина. – Веди себя прилично, в комнату никого не впускай, ясно?
– Ясно… но ты все же это… не торопись сильно-то. Мало ли?
Впрочем, уже через пять минут Женька передумала и поспешила за Диной в баню. Мужики мужиками, а попариться после тяжелой дороги не помешало бы…
Чеботарев уже давно скинул свою сумку в комнату, а теперь крутился на кухне администрации и помогал деду Плутону накрывать стол. А накрывать было чего. Тут тебе и сальце розовенькое, и картошечка вон бурлит в кастрюле, и рыба красная, и колбаса трех сортов, и какое-то мясо копченое, Чеботарев все никак не мог запомнить, как оно называется, и салатик со свежим огурчиком, аккуратно нарезанный, и главное – большая, запотевшая бутылка самогоночки. Нет, все же хорошо живут у нас в глубинке. Грех жаловаться, вон, даже бутерброды с красной икрой!
– Василь Васильич, а вы какую раскладушку занимать будете? – залетел на кухню Веткин Игорь. Это с ним Чеботарев делил комнату.
– Игореха, не мешай, – отмахнулся тот. – Скоро женщины пойдут в баню, потом мы, придем с пара, а у нас и «С легким паром!» сказать нечем. Надо ж помочь человеку!
– Так это… Женщины уже пошли, – сообщил Игорь. – Дина уже там. Я сам видел, как она в баню с полотенцем отправлялась.
– Да что ты! – испугался Чеботарев. – Ну вот! А у нас еще… дед Плутон, давай за это и выпьем! За Дину! Чтоб ей с легким паром, а нам… Игореха, чего столбом стоишь? Видишь, дядьки пить надумали?! Быстренько не мешай… Дед Плутон!
Дед от таких предложений никогда не отказывался. Кто ж не знает, какое живительное действие оказывает рюмочка самогоночки? Это ж чистый бальзам! Да и не каждый день ему с артистами пить-то приходится.
– Будь здрав, Вася, – кивнул дедок и лихо замахнул всю рюмашку.
– Эх, крепка! – поморщился Чеботарев и вдруг замер.
По коридору вальяжно вышагивал Эдмунд Леонидович, как всегда, блуждая мыслями где-то в шекспировских страстях.
– Эдмунд Леонидович! – окликнул его Чеботарев. – Муня! А ты чего ж – в баню сегодня не идешь?
– Как это? – вынырнул из моря грез Банченко. – Обязательно… Я должен принять душ, освежиться и… Я иду в баню.
– А чего тогда? – изо всех сил недоумевал Чеботарев. – Мы вот с Игорехой уже того… пришли. Ополоснулись.
Игорь Веткин, который с интересом наблюдал за испитием целебного напитка, отчаянно кивнул:
– Да, ополоснулись, – подтвердил он. – Только быстренько.
Эдмунд Леонидович с недоверием покосился на Чеботарева. Чего-то он не слишком напоминал человека, вышедшего из бани.
– А чего вы какие-то… не красные? – подозрительно спросил он.
– Так а мне нельзя красному-то быть, – не глядя на него, пояснял Чеботарев. Он тыкал вилкой в сало и был поглощен только этим весьма важным делом. – Я ж, если покраснею, у меня завтра морда будет как пареная репа. Надо ж беречь морду лица, мне ж ей работать. Вот я и… Нет, но если ты хочешь быть вареным раком, то погоди, не ходи, сейчас там до двухсот градусов набежит…
– Позвольте, зачем же мне раком? – всполошился Банченко и понесся за полотенцем.
В бане было жарко. Причем жар был самым замечательным – тело обволакивало сухим паром, наполненным ароматом березового веника.
– Эх, Динка, а я вот все хочу веничком с эвкалиптом попариться, – слизывала пот с губы Женька.
– А мне не понравилось, – покачала головой Дина, блаженно улыбаясь. – У эвкалипта листики длинные, ими хлещешь, как ремешками… Мне больше березовый по душе.
– Ха, подумаешь, ремешками! – дернула плечиком Женька. – А чего плохого в ремешках? Вот, в магазин специально ремни продают для утех… Ты не покупала, не знаешь?
– Пфф! – фыркнула Дина и принялась хлестать себя веником.
В это время дверь в парилку открылась, и на пороге в клубах дыма показался незнакомый мужчина. Вошедший, видимо, не ожидал увидеть здесь дам, поэтому в растерянности остановился и испуганно захлопал глазами.
– Ой! – взвизгнула Дина, прикрываясь веником.
Зато Женька отреагировала мгновенно.
– Мужчина, парок не выпускаем. Проходим, закрываем за собой двери.
Дина уже в следующую минуту схватила таз и швырнула в незнакомца всю воду, что там была. Тот опешил, охнул и выскочил.
– Ну и чего ты сделала-то? – сразу же накинулась на нее Женька. – В кои-то веки чужой мужик заинтересовался моей личностью, а ты!
– А я не собираюсь в обнаженной виде присутствовать на вашем рандеву! – отрезала Дина. – И так будет со всяким, кто без спроса ворвется ко мне в парилку, ясно?!
– Ой, ты боже мой, – фыркнула Женька. – Тогда быстро мойся и топай отсюда. Я одна париться буду!
– Ага, – рассмеялась Дина. – Поворачивайся давай, я по тебе веничком пройдусь.
Эдмунд Леонидович еще у себя в комнате скинул всю одежду – кто их знает, этих селян, вдруг сопрут его дорогие вещи, и теперь быстренько семенил к бане в полотенце, обернутом вокруг бедер, да в распахнутой дубленке на голое тело.
– Во, видал, как спешит, – наблюдал за Банченко Чеботарев из окна. – Слышь, Игореха, во как надо за своей гигиеной следить. Человеку только про баню намекнули, а он уже без портков туда ринулся. И ведь, негодник, плевать ему на то, что там девочки молоденькие, раздетые совсем… Звездоруковы! В баню! А то сейчас туда Игореха запрется и не вылезет два часа! Он у нас еще тот банщик! Смотри, Игореха, сейчас и эти два гуся потопают… Один серый, другой белый, два веселых гуся! Давай, дед Плутон, выпьем… за падение нравов!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.