ЭрТар не сделал и семерика шагов, когда наткнулся на пятно более низких и светлых стеблей, заставившее охотника одобрительно покачать головой. У хозяина поля оно наверняка вызывало противоположные и куда более красочные чувства, ибо означало, что здесь завелись крагги. И, если как можно скорее от них не избавиться, с обильным урожаем можно распрощаться.
А вот тут его добыча сидела долго, возможно, несколько ночей подряд. Остец не только резко замедлил рост, но и пожух, скрючил листья и полег, словно ему под корень плеснули кипятком.
Как раз в этот момент одна из крагг, словно решив, что коль их уже вычислили, то можно не таиться, подала голос:
– Пррр… ста, ста! Пррррр… сссхакт! Ссса…
Стрекочущие звуки раскатились над полем, как горсть брошенного на лед пшена. Совсем рядом с охотником, у кромки поля, отозвалась другая, на противоположном краю, хором, еще три или четыре.
– Работаем, Тишш! – ЭрТар набросил кожаный капюшон и туго стянул завязки под подбородком. Людей крагги не едят, но, как и осы, злобно атакуют незваных гостей. Кто-то может выдержать три-четыре укуса, кто-то отдает концы от одного – но такие обычно в охотники не идут. В любом случае, удовольствие маленькое – жвала у крагг хоть и слабые, зато преострые, незащищенное тело способны располосовать до костей, вокруг раны быстро возникает отек, в глазах мутнеет, а сердце начинает колотиться как бешеное.
Шорох стеблей стих. Горец по-прежнему не двигался с места, даже не пытаясь определить, в какую сторону сейчас крадется взявший след кис. Все равно почти никогда не угадывал, только головой крутить и оставалось.
Ага!
Невидимый Тишш сделал охотничью стойку: передняя половина тела припала к земле, кисточка высоко задранного хвоста ярко белеет над зеленями, в темноте кажущимися черной глубокой водой. Охотник в сотый и последний раз провел рукой по застежкам куртки, проверил, свободно ли вращается запястье и не топорщится ли перчатка перед дулами. Вроде порядок.
– Киса, взять!
Кисточка исчезла. Сочно всхлипнули мнущиеся стебли, корлисс визгливо мявкнул, и из «воды» вырвалась первая крагга. Три пары жестких крыльев затрещали флюгерами, поднимая в воздух жирное тельце с растопыренными лапами. Вслед за краггой, не удержавшись, прыгнул кис, пытаясь сбить тварь когтистой пятерней.
– Тишш!!!
Кошак на лету виновато съежился и шумно шлепнулся в остец. Невредимая крагга скрылась в темноте и, судя по звукам, вскоре снова села.
Стрекот оборвался.
Горец не страдал излишней суеверностью, поэтому неудачное начало охоты подпортило ему настроение, но отозвать корлисса не заставило. Пусть другую вынюхивает, засранец хвостатый! Схлопотал бы стрелку в бок, надолго бы отучился под стволы прыгать.
Вторую краггу выслуживающийся кошак нашел и поднял на крыло вдвое быстрее. Охотник вскинул руку с мыслестрелом – пальцы сжаты в кулак, слегка отклоненный вниз, чтобы не заслонял дула на тыльной стороне предплечья, – и стрелка с тихим свистом ушла вдогонку дичи. Настигла или нет – станет ясно через пару минут.
ЭрТар опустил руку и перевел дыхание, бдительно прислушиваясь, не выбивается ли что из общего ветряного шелеста.
Белый «флажок» снова взвился над зеленью, теперь открыто и уверенно двигаясь к горцу. Стебли раздвинулись, и показалась умильная морда корлисса, сжимающего в зубах членистую лапу волочащейся за ним крагги. Тишш аккуратно положил добычу у хозяйских ног и громко заурчал, требуя похвалы.
– Глупая ты скотина, – ласково сказал горец, нагибаясь за добычей. Ишь, отъелась, зараза, одной рукой еле удержать!
ЭрТар вытащил из-за пояса кинжал и, ловко поворочав его кончиком в сочленениях панциря, отделил голову твари – гладкую, холодную и увесистую, как камень. Кинул в болтающийся на другом боку мешок и равнодушно отбросил тушку – только на удобрение и годится. Ну еще корлиссу в кошки-мышки подурачиться.
– Тишш!
Кошак небрежным взмахом лапы задвинул дохлую краггу себе за бок и обратил на хозяина кристально честные глазищи. Нижние, голубые половины радужек отражали лунный свет, черные верхние словно впитывали. В центре пронзительной желтизной фосфоресцировали зрачки.
– Иди лучше с живыми поиграй.
Кис понятливо муркнул и длинным прыжком скрылся в остеце.
ЭрТар прикинул, не подзарядить ли мыслестрел, решил, что ради одной стрелки лезть в карман не стоит, еще успеется. Благосклонно покосился на старательно светившую луну, и вот тут-то началась самая потеха.
Обычно охотнику удавалось поодиночке вспугнуть и застрелить семь – восемь крагг, прежде чем тупые твари соображали, что происходит. Но то ли чем больше стая, тем легче ее переполошить, то ли Тишш нарвался на гнездо, однако на сей раз не было ни кисточки, ни команды – крагги вспорхнули сами, разом, кучной стайкой в полтора-два семерика: три родителя и только что выбравшееся из-под земли потомство. По размеру молодые крагги почти не отличались от старых, даже казались чуть больше из-за покрывающей их щетины.
Пока ЭрТар ошеломленно пытался сосчитать тварей, на трескучий, лавинообразно усиливающийся шум крыльев поднимались остальные гнезда – словно ветер на одуванчиковую полянку дунул, сорвав в полет семенные пушинки.
Остец торопливой змейкой прошуршал обратно к охотнику. Заметно струхнувший кошак спиной прижался к хозяйским ногам, вопросительно глянул ЭрТару в лицо: «Ну я тебе больше не нужен? Теперь ты их и сам видишь?»
Лучше б не видел!
Горец плашмя рухнул в остец, тут же перекатившись на спину. До сих пор он про такие стаи только байки слышал, причем не геройскую похвальбу, а ночные страшилки. Три, ну четыре семерика на такое поле, и то если его с осени не досматривать! А тут вторую ирну всего месяц назад призывали – чистенькое было, словно храм перед праздничным молебном! Как они умудрились так быстро расплодиться?!
Впрочем, сейчас ЭрТару меньше всего хотелось размышлять о превратностях сельского хозяйства. Из его нынешней позиции раздраженно кружащие над полем крагги казались обычными жуками, затеявшими весенний танец. Пропитка куртки пока скрывала охотника от нюха рассерженных тварей, а цвет – от куда более слабого зрения, но когда они снизятся (а летать крагги не сильно любят), долго разлеживаться не придется.
Тишш до хруста вжался горцу в бок. Шерсть корлисса идеально сливалась с землей и зеленью, у кошака-то как раз больше шансов переждать налет.
ЭрТар машинально прикинул, сколько удалось бы заработать на таком изобилии. Не меньше десяти полновесных браслетов, а то и целые бусы. Корову купить можно.
Кто-то и купит, а на сдачу, из охотничьей солидарности, его захоронит.
Гнезда рассыпались и перемешались, от краев стаи оторвалось несколько клоков, с концами улетев на освоение новых полей. Но патриотично настроенное большинство не прекращало выискивать злоумышленника. На ЭрТара пару раз пахнуло взбитым крыльями ветром, однако твари так стремительно промчались над макушками злаков, что разглядеть горе-охотничков просто не успели.
А вот коршуном упавшая сверху – успела.
Стрелка с хрустом проломила панцирь между растопыренными лапами, на куртку брызнуло крупитчатой жижей, и крагга, закувыркавшись, упала в остец десятью шагами левее горца. Туда же горохом ссыпалась добрая половина стаи, а остальные подтянулись поближе.
Горец до крови закусил губу, почти не ощутив боли. Самообладания у него хватало, но ручаться, что на месте его держало именно оно, а не сковавший тело ужас, он бы не стал. В темноте клубок крагг казался единым многолапым чудищем, от которого до человека было если не рукой, то ногой уж точно подать. ЭрТар слышал, как они там копошатся, шуршат остецом и скрежещут зубами от злости (ну, зубов у крагг, положим, не было, но скрежет получался весьма характерный и выразительный). В таком шуме затерялась бы даже скрипящая на все четыре колеса телега, и горец начал потихоньку отползать в стороночку, взяв курс на, как он надеялся, обочину поля. Только бы не вскочить раньше времени или, того хуже, завопить!
Обследовав труп собрата, крагги расходящимся кольцом продолжили поиски, ненадолго задержавшись на месте, где только что лежал охотник. Куртка курткой, но здесь он дышал, касался земли ладонями и примял стебли, теперь источающие острый аромат сока. Оставленную им дорожку твари тоже заметили, но, в отличие от куда более умных собак, которые кинулись бы в погоню всей развернувшейся веером стаей, по следу крагги поползли цепочкой. Причем каждая принюхивалась самостоятельно, не соображая, что можно просто следовать за вожаком, значительно упрощая и ускоряя дело.
На это ЭрТар и рассчитывал. Если рвануть по дороге с горочки, шагов через четыреста будет старый, давно никем не осеняемый сад. Крагги не любят далеко улетать от гнездового поля, а от дикоцветных земель почему-то и вовсе шарахаются. К лесу, например, даже на полвыстрела не подойдут. Вот только правильно ли они с Тишшем ползут? Ладно еще пересечь поле поперек, но вдоль или наискосок… На мысли о блуждании в остеце по кругу горца прошиб холодный пот, а мышцы предательски заныли. Охотник на миг остановился, переводя дыхание и прикидывая, стоит ли рискнуть и высунуться разведать, что там и где.
Это его и спасло. Еще шаг – и ЭрТар уткнулся бы в неподвижно сидящую на земле краггу. Четыре растопыренные, вывернутые коленями наружу лапы подпирали огурцевидное тело, покрытое ломким тараканьим панцирем с наметками чешуй. Тяжелое, мерно пульсирующее брюхо лежало на земле, высасывая из нее животворную силу. Жвала шевелились в такт, как хвост у жующей коровы.
Горец так и застыл с приподнятой ногой, как пес у кустика. Крагга таращилась, казалось, прямо на охотника. ЭрТар знал, что пока эта тварь жрет, согнать ее с места можно только пинком под зад, однако пустой и одновременно пронизывающий взгляд удовольствия все равно не доставлял. Хоть бы Тишш не вздумал с ней сцепиться! На скрежет и мяуканье сюда вся стая сбежится…
Но дурашливый кошак дураком тем не менее не был, дав задний ход еще раньше хозяина. ЭрТар начал осторожно обползать краггу слева, с тоской осознавая, что окончательно потерял направление. Та же словно издевалась над человеком – то переступала лапами, заставляя сердце охотника заполошно екать, то расправляла и складывала крылья.
Наконец черный раскоряченный силуэт затерялся в остеце. Над головой тоже вроде бы никто не кружил. Охотник привстал на колени, боязливо потянулся вверх… и тут ему в бок с разгону врезался Тишш, с мявом шарахнулся, блеснул дурными глазами и, уже не таясь, почесал куда-то в сторону. За ним, задевая брюхами еще бесколосые макушки стеблей, неслись сразу три крагги.
Горец мрачно подумал, что дешевле и быстрее один раз пристрелить паскудного кошака, а рука с оружием уже сама взвилась вверх. Одна крагга сразу выбыла из строя, вторая еще какое-то время трепыхала крыльями, все сильнее вихляясь в стороны, но потом рухнула и она. Пальнуть в третью ЭрТар не успел – четвертая налетела на него самого. Выстрел в упор ее не остановил, пришлось добавить кулаком. На перчатке остались светлые капельки яда, вокруг снова начал нарастать шелестящий гул.
Понимая, что терять уже нечего, охотник вскочил на ноги. Темный Иггр на сей раз пакостил спустя рукава, но и Светлый благодарности не заслуживал: до кромки поля оставалось всего пятнадцать – двадцать шагов, однако сад оказался дальше, чем ЭрТару казалось – выстрелах в двух. Прикидывать, успеет ли он туда добежать, времени не было – горец пригнулся, пропуская над головой разъяренный шестикрылый ветряк, послал ему вслед стрелку и, даже не поглядев, догнала ли, что есть мочи рванул к саду. Остец остервенело лупил охотника по животу и бедрам, путаясь в ногах, и когда наконец закончился, ЭрТару показалось, будто сам Двуединый отвесил ему напутственный пинок под зад. Божественная помощь пришлась весьма кстати: горец споткнулся, сделал несколько огромных прыжков, но убежать от земли все равно не сумел и, едва успев сгруппироваться, кубарем покатился с горки.
Крагги приотстали, сбитые с толку человеческим коварством. Самая азартная все-таки вцепилась охотнику в плечо и попыталась прокусить куртку, но была тут же подмята и раздавлена если не в блин, то в лепешку. Только голова щелкать жвалами осталась.
У подножия горки, почувствовав, что качение замедляется, горец вскочил, снова обратив на себя внимание кружащей в небе заразы, и, не отвлекаясь на подсчет синяков, нырнул в холодное дыхание сада.
Добежав до первой грушки, ЭрТар хлопнул по ней ладонью («осалил!»), поймал ствол в крюк локтя и круто развернулся вокруг дерева. Трех крагг снял в упор, еле успевая переводить руку, еще одну – на подлете, парочку – на поспешном улете, а оставшиеся стрелки выпустил уже со злорадным смаком, выбирая цель покрупнее и помедлительнее. Забывшись, даже синенькую услал; интересно, сдохнет ли от нее крагга хотя бы к утру?
Пять-шесть минут, и небо снова уснуло, оставив неугомонный ветер приглядывать за полями. После такой встряски крагг не скоро потянет стрекотать… вот жрать – да, к утру в остеце заметно прибавится мертвых пятен.
Горец опустил руку и позволил дрожащим ногам подогнуться, усадив зад в некошеную, холодную и росистую траву. Расползшийся по земле куст красной смороды приподнял ветку и моргнул ЭрТару двуцветными глазами.
– Брысь, – пробормотал горец, но так устало и обреченно, что кошак с мурканьем выкарабкался из тайника и подбежал к хозяину, ткнувшись мордой в колени. ЭрТар словно бы нехотя положил руку ему на загривок, зарыл кончики пальцев в мягкую шерсть, успокаивая корлисса и успокаиваясь сам. Что ж, теперь и ему будет что рассказать впечатлительным молокососам, причем не с чужих слов! Вот только захочется ли?..
Глава 3
…прислуживали ему звери, птицы, гады и древа, имея за то власть над родом человеческим. И было так много-много лет, пока не пробудили людские плач и стенания Иггра Двуединого. Сжалился он, свил плеть из тьмы и света и вызвал Тваребога на бой…
…прикончив же чудище, взял людей под свою опеку, а у прочих тварей отобрал разум, ввергнув жизни их и потомство воле людской…
Отрывки из храмовой проповедиПодлунок налился красноватым сиянием и перебрался влево от луны – выходит, дело шло к рассвету. ЭрТар потянулся и поменял скрещенные ноги местами. Служивший ему подушкой кошак тоже поднял голову и начал вылизывать бок, а заодно и хозяйское ухо. Урывками дремать на жидкой охапке веток – не шибко приятное занятие, но для привычного к вольным ночевкам горца не смертельное и даже не простудное. Возвращаться в халупку по темноте да мимо поля охотник не решился – от него слишком пахло кражжьей кровью, чтобы не опасаться мести родичей и друзей покойных. Так неаккуратно охотник еще никогда не работал; теперь куртку придется сутки вымачивать в бадье с душистым щелоком и пропитывать заново.
Перезаряженный мыслестрел кандальным браслетом намозолил руку, но снимать его ЭрТар не торопился. Селища жались к городу, как кусты к лесу, что позволяло обережи и йерам быстро до них добраться, но от самих нападений не уберегало. Напротив – хищники, падальщики и моруны кружили вокруг человеческого улья, как ночные бабочки у лампы, не в силах оторваться от такого яркого, многообещающего огня. Гильдия охотников порой устраивала на них «бесплатные» (платил город) облавы, которые скорее развлекали и успокаивали народ, чем приносили реальную пользу: матерые людоеды хребтом чуяли беду и временно откочевывали, оставляя на заклание молодняк и задохликов, с которыми и так управится любой мужик с вилами, а то и баба посмелее. К тому же одно дело улюлюкающая толпа с сетями, трещотками и всевозможным оружием, выбравшаяся в солнечное поле, как на гулянье, и совсем другое – одинокий охотник, спящий за околицей. Вдруг крадущемуся за курочкой клыкачу[11] он покажется аппетитнее?!
Впрочем, клыкача Тишш за полвыстрела обнаружит. Нюхом, слухом или пресловутым кошачьим чутьем – Иггр его знает, но не подведет.
Корлисс согласно мурлыкнул, продолжая старательно работать языком. Горец заложил руки за голову, разглядывая поле, издалека кажущееся обманчиво-тихим. Внезапно подумалось: а ведь охотиться с каждым годом становится все сложнее. Еще десять лет назад это было скорее забавой, а сегодня, вон, еле ноги унес. Или мальчишкам все кажется забавой? Да нет, иначе им бы не позволяли глазеть с заборов, как охотники будут отстреливать крагг – то ли более пугливых, то ли менее ядовитых. И таких огромных стай тогда уж точно не было.
Проблемы обычно начинались через неделю-другую после призвания ирны, когда посевы буйно пускались в рост, сочной молодой зеленью привлекая алчные взгляды вредителей. Селищане, поругиваясь, «принимали гостей»: женщины с подвернутыми подолами обходили грядки, собирая в них жуков и гусениц, дети ветками сбивали хищно кружащих над рассадой бабочек. Но с этой напастью удавалось покончить за одну-две недели, а у ленивых хозяев она чуть позже исчезала сама, оставив на память кружево дырок в ботве.
С краггами также «полюбовно» договориться не удавалось. Они не унимались, пока на поле оставался хотя бы один росток, а вырытые ими норы превращали осеннюю пахоту в тяжелое и опасное, вплоть до сломанных ног, занятие. Нет, сами всходы крагги не ели, как, впрочем, и что-либо другое. Их интересовала только ирна, в которой они, как моли, прогрызали быстро расползающиеся дырки. Мало того, «заштопать» оные выходило дороже, чем осенить поле. Крагги не просто выпивали Иггрову силу – они отбирали у земли способность ее принимать.
Неудивительно, что ремесло охотника числилось в семерике самых уважаемых и хлебных.
На макушку яблони опустилась сорока, покосилась на своего «тезку», нашла его возмутительно живым для столь многообещающей позы и с горя начала поклевывать листочки. «Что это она среди ночи разлеталась?» – лениво удивился горец и тут же спохватился, что различает каждую веточку в кронах, а небо между ними уже не черное, а грязно-серое.
ЭрТар дунул в нос сердито расчихавшемуся кошаку и легко вскочил на ноги. Тишш перевернулся на живот, вопросительно уставился на хозяина.
– Выпускай царапки, кис. Сливок не досталось, так хоть блюдце вылижем. – Охотник попытался наступить на околачивающий росистую траву хвост, но, как всегда, промазал. Тишш умудрялся виртуозно отдергивать его даже во сне.
Корлисс с достоинством поднялся, потянулся и потрусил к полю. Днем по нему можно было ходить без опаски: перед рассветом крагги убирались в норы, раскапывать которые пришлось бы до вечера – но таких идиотов не находилось.
За полчаса Тишш отыскал и приволок хозяину оброненный мешок и девять дохлых крагг. Три куда-то пропали, а может, ЭрТар преувеличил свою меткость. К радости горца, выпущенная в запале синяя стрелка тоже вернулась в коробочку. Ладно, если подранок унесет ее с собой в нору, а вдруг бы пахарь наступил?! Зато теперь горец точно знал, что смертельный для человека яд крагг не берет. Даже наоборот – как будто придает сил: пробитая синенькой тварь издохла совсем недавно, еще окоченеть не успела.
Возле халупки ЭрТара уже ждали, причем не только приказчик, но и добрая половина батраков с рабами, выгнать которых на поля голой, хоть и весьма заковыристой руганью не удавалось. Вхолостую пощелкивающий кнут никто всерьез не принимал, кое-кто понахальней еще и огрызался: мол, тебе надо, ты и паши, а нам тоже посмотреть охота. При виде горца перебранка мигом угасла, народ столпился вокруг охотника, поочередно заглядывая в раскрытый мешок и сдавленно охая. Приказчика немилосердно оттерли в задний ряд, где он, неубедительно покрикивая, топтался на цыпочках и тянул шею.
Горец, рисуясь, тряхнул мешок за углы. Трофеи раскатились по утоптанной плешинке перед крыльцом, и толпа живо поредела. Заказчик наконец пробился вперед, что почему-то не вызвало у него бурной радости.
– Всех порешил? – уточнил он, боязливо косясь на кражжью голову, топырящую жвалы в пальце от его сапога.
– Хэй, где там – это я так, на разведку сходил, – небрежно бросил охотник.
Восторженные взгляды сменились благоговейными. Приказчик все-таки не выдержал и отступил на полшага. ЭрТар, напротив, подбоченился, изобразив гордого и слегка оскорбленного героя, платить которому всего две бусины с головы – стыд и позор.
– Вы их там чего – нарочно прикармливаете, э? Я даже мыслестрел перезарядить не успел! – Охотник оттянул полевые работы еще на полчаса (возражающих не нашлось), в лицах, руках и ногах изображая ночное побоище, а закончил емким: – Вчетвером бы туда – самое то.
Приказчик недоверчиво поохал, потеребил ни в чем не повинный кнут, но был вынужден согласиться с ЭрТаром. Договорились, что вечером парень вернется сюда с подкреплением, а сейчас получит в качестве аванса двадцать… ну, тридцать, чтоб те лопнуть!.. бусин. И завтраком его бесплатно накормят, и спать уложат, и обед…
На этом месте уболтанный горцем приказчик спохватился и поддакивать ему прекратил. Работников, наконец, удалось разогнать по полям (некоторых откровенными пинками под зад, но это уже мелочи), ЭрТар нанизал полученные бусины на почти пустую браслетину и в распрекрасном настроении отправился в халупку отъедаться и отсыпаться.
* * *У горцев есть присловье: «Хороший день должен быть длинным, плохой – коротким». То есть если что-то не ладится, то надо пораньше лечь спать, а если дело само горит в руках, то не грех заработаться и до рассвета.
Беда в том, что иногда плохие дни ходят парами, а впадать в спячку люди еще не научились.
Во-первых, стряпухин кот, зараза, расковырял стынущую возле окна кашу, выцарапав оттуда все шкварки. Мерзавца за шкирку послали в воспитательный полет, но кушанье от этого аппетитнее не стало, отправившись в помои. Так что завтракать горцу пришлось хлебом с водой – все остальное успели слопать поднявшиеся еще до рассвета работники.
Во-вторых, в углах двора стояло по будке с цепной псиной; проходивший в любой стороне человек и даже пролетавшая ворона незамедлительно замечалась и хором облаивалась. Уши местных привычно пропускали этот концерт насквозь, а вот пытающемуся уснуть охотнику пришлось туго. К тому же в горах собаки без нужды не лаяли, и будил его не сам брех, а непроизвольно вздрагивающее тело: «Опасность!»
В-третьих, когда ЭрТару все-таки удалось отвоевать у собак огрызок сна, ему привиделась такая дрянь, что лучше бы не засыпал. Какая-то битва на забрызганном кровью чердаке, сгорающий заживо человек, мертвый младенец в колыбели… Охотник выдрал на всякий случай не один волос, а целых три, и все равно гадкий осадок остался[12].
Вдобавок оказалось, что горец проспал обед (который ему и так не обещали, но можно было попробовать примазаться к раздаче).
После этого ЭрТар смирился с судьбой и подсчитывать нанесенные ею убытки прекратил.
Та же, уверившись в собственной безнаказанности, удвоила усилия.
Главу гильдии охотников будто к Иггру в гости зазвали. Дома сказали, что он уже ушел в «Упрямую воблу», а едальня оказалась закрыта и опечатана обережью за драку, о которой ЭрТару с превеликой охотой поведал местный пьянчуга, принимавший в ночном побоище самое непосредственное (судя по синяку в форме днища кружки на лбу) участие. Нарушение городского спокойствия обычно каралось штрафом с самих драчунов, однако хозяин едальни имел глупость обругать запоздавших обережников (махающая кулаками компания успела разнести пять столов и бочку со сквашем, не считая более легковесных предметов), за что и поплатился. Но глава гильдии, увы, ночевал дома (тем самым избежав похмельного пробуждения в застенках), поэтому где искать его теперь, горец понятия не имел.
На главных улицах началось вечернее гулянье по случаю Вознесения Невесты – с традиционными дудочниками и лютнистами, гадательными палатками, печеными яблоками на палочках, нищими и ворьем. Живот и Тишш все громче урчали дуэтом, и ЭрТар, сдавшись, отправился искать главу к ближайшей жаровне под броской надписью «Горскый лепешка с начынка – два купыш, трэтый дарым!». Судя по дорогой лаковой краске и обилию завитушек, явно намалеванных в мастерской, ошибки были сделаны нарочно, дабы покупатель не усомнился в истинно горском происхождении яства. На деле же вместо козлятины над огнем томилась говядина, а под лепешки на ячменной браге неубедительно маскировались постные, слегка подгорелые блины, так что горского от них осталась только физиономия продавца.
Соскучившийся за день земляк попытался втянуть ЭрТара в разговор, но тот вежливо согласился, что жителям равнин не понять величия гор, расплатился и отступил, давая место следующему покупателю. Разговоров о родне, которые неумолимо пойдут следующий темой, он старался избегать.
Свернув за угол, ЭрТар с любопытством надкусил «национальное блюдо». Ну если равнинники такое едят, авось и он не отравится. Горячая, по крайней мере.
Кошак тем более не стал привередничать, слопав свою долю вместе с салатными листьями, в которых подали лепешки. Среди корлиссов, как и их родичей-котов, частенько попадались привередливые твари, снисходящие только до отборного мяса, но с ЭрТаром у Тишша не было шансов избаловаться. Иногда им даже последнюю картофелину приходилось пополам делить.