Год Крысы. Путница

«Сам дурак, – сердито и смущенно подумала Рыска. – Зачем какие-то прогносы выдумывать, когда уже есть красивое, всем понятное слово?»

– Не хочу я еще одного шоша!

– Слушай, девка, – недовольно обернулся саврянин. – Ты так и собираешься всю жизнь соломку подстилать?

– Если знать, что там камни, – то почему бы нет? – возразил за подругу вор.

– Да потому что камни – везде! Увернешься от одного – по другому размажет.

Жар оценивающе, склонив голову к плечу и прижмурив один глаз, поглядел на саврянина:

– По-моему, ты просто нарываешься.

– А если и так? – с вызовом спросил Альк. – Все равно подохнуть от старости мне не суждено.

– Зато мы бы не отказались, – поежившись, пробормотала Рыска.

– Не дури голову. Я же тебе уже объяснял: наш дар не приговор, а подсказка. Надо быть осторожнее, только и всего.

– Ага, ты еще говорил, что на боевище он вообще не работает!

– Я имел в виду, что проку с него нет, – возразил Альк. – Дурак и в луже может рыбу удить, но это же не значит, что он с ухой будет.

– Потому что ты меня ударил! – обиженно запротестовала девушка. Затылок, между прочим, до сих пор ноет. – Еще бы чуть-чуть…

– Ага, – ядовито поддакнул Альк. – Все оттого, что злой дядя поклевку спугнул.

– Но я чувствовала…

Саврянин отмахнулся, не желая продолжать бессмысленный спор.

Тем временем компания успела углубиться в лес и снова сбиться в тесную кучку – точнее, Альк продолжал ехать посередине дороги, Рыска прижалась к нему слева, Жар справа. Кто тому виной, коровы или их всадники, неосознанно подтягивающие поводья, сказать было сложно, ибо струхнули все. Дорога оставалась широкой, но зрительно сузилась вдвое – у обочин лунный свет подъедали вытянутые над просекой ветви. В чаще что-то тонко и уныло выло – возможно, шипонский заяц. В Рыскином воображении начал зарождаться сюжет, как стая бродячих зайцев нападает на корову, но продумывать новую сказку девушка не спешила – чтобы не накаркать.

Альк резко натянул поводья, вырываясь из капкана спутников.

– Что?! – Когда они спохватились сделать то же самое, саврянин уже спешился.

– Кажется, в кустах что-то шевельнулось.

На его месте Рыска рванула бы от кустов, а не к ним. Да и Жар не стал бы так опрометчиво в них ногой ворошить.

Шевельнулось отчетливее, и на дорогу выскочил здоровенный, почти черный заяц с едва заметными наметками полосок. Только морда, как у всех шипонцев, четко пополам разделена – слева рыжая, справа как углем вымазанная.

– А-а-а, Альк, берегись! – завизжала Рыска. – Они на тебя сейчас всей стаей бросятся!!!

– Заткнись, баечница, – цыкнул на нее саврянин. Заяц, растопырив уши, сделал к Альку несколько скачков – не то воинственно, не то, напротив, просясь в компанию. – Какая, к Сашию, стая? Они только в шипонских горах водятся.

– Значит, мы туда уже доехали, – справедливо заметил Жар, глядя на зайца. Тот раздумал биться-знакомиться, пересек дорогу и, шумно принюхиваясь, скрылся в лесу.

Саврянин попытался продраться сквозь куст, но после нескольких шагов намертво завяз в ежевичных плетях. Пришлось вернуться и обойти сбоку.

– Думаешь, там у него логово? – трагичным шепотом спросила девушка.

– Ага, гнездо, и самка яйца насиживает. – Альку на плечо сел толстый ночной мотылек-падальщик. Саврянин досадливо его стряхнул. – Стойте здесь.

– А ты куда? – Жар все равно слез с коровы, строго велел Рыске: – Жди тут.

– А вы куда?!

Но вор уже бросился догонять саврянина. Девушка обиженно посопела, потом тоже спешилась и собрала в кулак поводья всех коров. А то мало ли, испугаются чего-нибудь, кинутся врассыпную… Что удержать их Рыска все равно не сможет, она как-то не подумала.

Альк тем временем наткнулся на заросшую тропу, по которой совсем недавно проехало что-то большое и тяжелое.

– После одной телеги трава бы поднялась, – опытно заметил Жар. – А тут аж измочалило ее колесами.

– Сам вижу. – Саврянин запнулся, наклонился и вытащил из-под босой пятки что-то небольшое, круглое. – Ручка, – присмотревшись, сообщил он.

– Чья?!

– Дверная. – Альк выронил находку, шагнул вперед, заметив что-то еще. – Ого…

Тут объяснений не понадобилось – поставленную торчмя косу сложно с чем-то спутать. Саврянин щелкнул по длинному, чуть искривленному ножу, вслушался в ответный гул.

– Так себе, – заключил он.

– Можно подумать, ты в косах разбираешься, – презрительно сказал Жар.

Вместо ответа Альк развернул косу, широко взмахнул – вор еле успел отпрыгнуть. Трава легла ровным полукругом, вкусно запахло ее соком.

– А всю поляну – слабо? – завистливо спросил Жар. Он-то косить умел, но чтоб вот так, ночью, не примерившись… Просто повезло, что земля ровная и роса уже выпала, нож легко идет!

– Может, тебе еще весь лес вырубить, доказывая, что топором я тоже работать умею?

– А откуда, интересно? Ты ж у нас благородненький, ручки холеные должны быть…

– Благородство, – Альк перехватил косу за середину косовища, – в голове, а не в руках. Господин должен уметь все, что и его холопы, и даже лучше их.

– Тоже мне нашелся господин, – проворчал вор, прикидывая, отобрать ли косу и попытаться переплюнуть наглеца или лучше не рисковать.

– Тебе? Нет, – серьезно покачал головой саврянин и, прежде чем Жар успел удивиться такому почтению, добавил: – На кой мне такой холоп? Одни убытки. Жрет много, ворует еще больше…

– Можно подумать, от тебя прибыли много!

– От меня она другого уровня, – надменно бросил Альк. – Выше твоего понимания.

– Ага, как вон от той звезды – вроде бы и нужна она для чего-то, раз Хольга повесила, а проку с нее… – скривился вор.

– По звездам корабли прокладывают путь в открытом море, – еще больше подбоченился саврянин.

– Только мы сейчас не на корабле, а посреди леса, – разозлился Жар. – И пора бы обезьянке перестать воображать себя капитаном и слезть с мачты!

– Ну что? – окликнула их приближающаяся Рыска. Девушка вела за собой коров, всех троих, веером, за кончики поводьев. – Там чуть подальше тропа нашлась, я по ней, – виновато пояснила она, остановившись возле спутников. – А то страшно одной.

– Видимо, обоз тоже сюда свернул, – задумчиво предположил Альк. – Но зачем?

– Наивняк, – фыркнул Жар. – Конечно, полодырничать напоследок! А че, время есть, хозяин над душой не стоит, местечко укромное, можно на травке поваляться и бочонок пивка раздавить. Потом-то побегать придется, телеги разгружать, сверять все по описи.

– Время… Что-то не подрассчитали они с ним. – Альк всмотрелся в темноту по ходу тропы. – Там, случаем, не поляна впереди?

– Поляна, – согласился более остроглазый вор. – Но если б у них там стоянка была, костер бы зажгли.

– Схожу-ка проверю. – Саврянин, не выпуская косы, двинулся по травяной колее. Жар, чуть помедлив, пошел следом, а за ним и Рыска с коровами.

Поляна оказалась большой, десять телег кружком поставить можно. Стояло же всего три, с уныло опущенными оглоблями. Еще одна валялась на боку, возле нее пучком огромной щепы лежала куча вил, кочерег, кос и ухватов, уже насаженных на длинные обструганные ручки – наверное, прямо на торжище везли.

Альк с Жаром вышли в центр поляны, Рыска остановилась на краю, напряженно всматриваясь в тень под высокой елкой. Там как будто что-то копошилось, но так смутно, что пищать стыдно, а подходить страшно.

– А вот и костер. – Жар наступил на уголь, обозначив его резким хрустом.

Мотыльки разом вспорхнули с трупа – будто рыжий саван сдернули – и шатром зависли над ним, трепеща крылышками.

Под елью, раскинув руки и ноги, лежала девушка – еще младше Рыски, лет пятнадцати. На кругленьком, почти детском личике застыла предсмертная мýка: глаза широко распахнуты, рот приоткрыт в последнем крике. Светлая косынка сползла на шею, длинная складчатая юбка бесстыдно задрана до груди, низ живота и раздвинутые бедра перепачканы темным, почти черным.

Пока Рыска таращилась на покойницу, не в силах издать ни звука или хотя бы глубоко вдохнуть, с другой стороны поляны встревоженно крикнул Жар:

– Эй, я мертвяка нашел!

Альк поспешил к нему и по дороге наткнулся на еще двоих, лежащих внахлест. Сбились, видать, спиной к спине, так их и зарубили. Один судорожно стискивал кнут, другой вообще был с пустыми руками. По удару на каждого хватило.

– А это, кажись, сам Матюха, – хрипло предположил вор.

Третий труп принадлежал пожилому рыхлому мужчине с окладистой бородой. Убийцы стянули с него верхнюю одежду и сапоги, но рассеченная напополам шапка явно принадлежала купцу – круглая, расшитая серебряной нитью.

Мотыльки тыкались в лицо, щекоча кожу мохнатыми лапками, садились и ползали по одежде, по волосам, отчаянно трепеща крыльями. Жар, не удержавшись, хлопнул по шее и взвыл от омерзения: мотылек размазался в едко пахнущую кашицу с лохмотьями крыльев.

– Сдувай их, – серьезно посоветовал саврянин.

– Спасибо, я уже догадался, – буркнул парень, вытираясь пучком травы. – Рыска, ты лучше там стой, не подходи… Ох ты зараза! – Жар заметил тело под елкой.

Рыска повернулась к спутникам. Девушка до того побледнела, что поменяй ее с покойницей – разницы не заметят.

– Все-таки началась, – пробормотала она таким деревянным голосом, будто вот-вот сомлеет.

– Кто? – удивился Жар.

– Война… с саврянами… уже сюда добрались…

– Дура, – огрызнулся Альк, подходя ближе. – Почему сразу савряне-то?

– А кто?! – Девушка шарахнулась от него, как от чумного, даже своих драгоценных коров бросила. Кто же еще мог сотворить такое с беззащитной женщиной?! Только теперь Рыска в полной мере осознала, что довелось испытать ее матери – а потом еще жить с этим.

– Да любые подонки без чести и совести.

– Я же говорю – савряне!

– Ну знаешь ли… – Альк сделал еще шаг, и девушка, не выдержав, с писком развернулась и бросилась в чащу. – Стой, идиотка!

Ветки затрещали еще громче, чаще.

– Рыска, вернись! Ры-ы-ысь! – присоединился к нему Жар. Оклики бесплодно растворились в лесу, шагов тоже больше не было слышно. – Ну что, доволен?! Довел-таки девчонку?

– Что? – возмутился Альк. – Да она с рождения на голову доведенная!

– Так не надо было трогать, я б сам с ней поговорил, успокоил! Мало ли у кого на чем сдвиг, на себя вон погляди!

– Я свой сдвиг контролирую. – Саврянин упер косу концом в землю. Длинный узкий нож качнулся как флюгер, блеснув под луной.

– Что-то незаметно! И вообще, она девушка, с ней мягче надо. Ры-ы-ысь!

Рыска отбежала недалеко, присела за деревом – толстым, кряжистым, вроде бы дубом. В лесу было все-таки страшнее, чем рядом с Альком. Разговор парней она прекрасно слышала и теперь не выходила уже от обиды: друг называется! Соглашается с этим гадом, что она, Рыска, какая-то ущербная! А сам, между прочим, в детстве саврян тоже костерил только так.

Вот пусть теперь волнуются, ищут!

– Плюнь, никуда она не денется, – с путничьей уверенностью заявил Альк. – Посидит-посидит и выйдет. Эй, девка! Мы уходим. Пусть тебя там волки сожрут, честные и справедливые.

Рыска подалась вперед, со стыдом понимая, что, видимо, придется все-таки выйти. От саврянина сочувствия точно не дождешься, уйдет и не оглянется.

Сук сломался с оглушительным треском – не припишешь ни зверю, ни порыву ветра. Альк и Жар мигом оглянулись – напрасно. Их успели окружить, просто подкрадывающийся сзади человек выдал себя первым. Теперь таиться было незачем, и кольцо быстро сжалось до двадцати шагов. Семеро «волков» на этом остановились, а один начал неспешно, по кругу приближаться к замершим парням, зловеще ухмыляясь и помахивая мечом. Мужик был широкоплеч, бородат и совсем неплохо, для лесного-то разбойника, одет. Даже в сапогах. Поднаторевший в воровских разборках Жар мигом понял, что это не главарь, а его подбрех – тупая, но злобная шавка, которая всегда лает и бросается первой. За вожака же, скорей всего, вон тот, невысокий и толстый. Альк его тоже разглядел и тут же пометил как самого опасного противника. Рост и вес не главное, а вот взгляд, выправка, движения…

Саврянин качнул косовищем, перехватив его обеими руками.

– Ты гля-а-ань, ка-а-акая девчо-о-онка с коси-и-ичками, – завел подбрех, противно растягивая слова.

– В войну за пару таких по сребру давали, – поддакнул густой бас сбоку. – Я вола с телегой потом купил.

Со всех сторон разноголосо захихикали, заулюлюкали.

– Врешь! Небось одних баб стриг! – Разбойники без смущения подначивали друг друга при чужаках. Все равно они уже никому ничего не расскажут.

– А их, уродов, хрен различишь, – лениво отозвался бас. – Хорошо бы и это девкой оказалось, а то одной как-то маловато было.

Разбойничья стая снова одобрительно взвыла.

– Ложись, – холодно велел саврянин, глядя на приближающегося разбойника, но обращаясь явно к Жару.

– Зачем? – К счастью, вор вначале послушался, а потом уж задал вопрос.

Альк даже не стал дожидаться, когда спутник растянется на траве. Чуть его макушка ушла вниз, как над ней свистнуло лезвие, а мигом позже раздался дикий крик, почти сразу сменившийся бульканьем.

Рыска судорожно вцепилась руками в шершавый, пахнущий мхом ствол. Альк выдернул косу, и подбрех, не успевший даже толком замахнуться мечом, упал на колени, а там и на бок. Из самóй раны в подмышке кровь почти не текла – все пошло вверх, пенным потоком забив глотку.

Нападение произошло так быстро и внезапно, что разбойники еще щепку таращились на дрыгающееся тело – пока оно наконец не затихло.

– Ах ты кр-р-рыса! Кончай его!!!

Разъяренная шестерка (главарь, напротив, отступил) разом бросилась на саврянина. Коса очертила круг, отгоняя и разделяя врагов, Альк хорьком скользнул между ними, широким взмахом шуганул левого и схватился с правым. Разбойник с ревом замахнулся мечом, Альк принял его на косовище, отбросил назад и в свою очередь треснул врага промеж ног концом палки. Ослепленный болью разбойник даже скрючиться не успел, как саврянин крутанул косу и до середины всадил ему лезвие меж ключиц, вдоль горла.

Человек всхлипнул, нелепо заломил голову к правому плечу и начал оседать, плеща изо рта кровью. А Альк уже выдернул косу и разворачивался к следующему противнику. Не успел, но для тычка в живот хватило короткого взгляда через плечо, и, когда саврянин закончил разворот, перед ним оказалась спина согнувшегося пополам врага. Альк не задумываясь вогнал нож ему в бок и дернул на себя, вспарывая живот и вываливая потроха. Донесшийся до Рыски запах ничем не отличался от обычной убоины, когда по первому морозцу во дворе разделывают свинью, еще тепленькую, с курящимся над кишками парком. Учуять его здесь было так дико, что даже пустой желудок не выдержал.

Пока девушка прокашливалась от горькой, жгучей желчи, Альк сцепился сразу с четырьмя разбойниками. Сабля ударила по подставленному косовищу с одной стороны, меч с другой, саврянин крутанулся, как ветряк, быстро работая обоими концами палки – одному в пах, другому в лоб, третьему по запястью, заставив выронить меч. Вырвался из окружения и тут же напал сам. Играючи отбил встречный удар, молниеносно нанес еще два, пока что палкой, а когда разбойник отшатнулся, запрокинув голову, – чиркнул его ножом по горлу. Нежно-нежно, самым кончиком, как будто едва коснувшись кожи, но в следующий миг рана раскрылась чудовищной улыбкой и из нее потоком хлынула кровь. Пинок в живот – и разбойник отлетел в темноту, доходить в корчах на земле.

– А-а-а, гнида саврянская!!!

Альк пригнулся, пропуская меч над спиной, ушел в сторону и с оттяжкой полоснул врага под коленями, перерубив сухожилия. Ноги сразу подломились, разбойник отчаянно взмахнул руками и рухнул вниз лицом. Меч отлетел далеко в сторону, раненый попытался отползти, вопя от боли и ужаса, но саврянин качнулся вперед и безжалостно, как таракана, ударил его пяткой в шею. Хруст вышел не слишком громким, но крик сразу оборвался, и шевелиться разбойник перестал. Жар, лежащий всего в паре шагов от него, зажмурился и закрыл шею руками, хотя это вряд ли сильно бы помогло.

Рыска тоже давно уже не следила за ходом боя, и хвала Хольге. Альк по-крысиному зашипел на подбегающего сбоку врага, нож описал огромную сверкающую дугу и с чавканьем вошел в промежность, достав аж до глотки. Разбойник завыл дико, как посаженный на кол, – и еще страшнее, когда белокосый, качнув косовищем – будто в горшке помешал, – выдернул обляпанное сверху донизу лезвие.

Последний противник отчего-то решил, что саврянина удастся взять его же оружием, и, сбегав к возу, вернулся с такой же косой.

Если бы темнота не помешала разбойнику разобрать жуткую улыбку, вконец изуродовавшую лицо Алька, то он предпочел бы послать все к Сашию и броситься наутек.

Косы скрестились, сцепились в пятках. Саврянин крутанул косовищем туда-сюда, словно пытаясь освободить оружие, а потом резко ткнул им вперед и тут же – назад.

Лезвия щелкнули, как огромные ножницы. Обезглавленное тело попятилось, рассыпая горячие брызги на три шага вокруг, запнулось о Жара и наконец рухнуло.

Вору показалось, что он тоже вот-вот отдаст концы. Вотсарившаяся могильная тишина только утвердила Жара в этом мнении.

Если бы на небесных дорогах существовало время, то прошло не меньше пяти щепок, прежде чем рядом что-то шевельнулось и Жар ощутил на себе босую ногу. На спине, не на шее.

Вор рискнул приоткрыть один глаз.

– Ну? – хмуро поинтересовался саврянин, дополнительно пихнув его в бок.

– Т-ты… – Жар с трудом поднялся на четвереньки, чувствуя себя вылезающим из могилы беспокойником. Ухватился за что-то в поисках опоры, потом осознал, что это упертое в землю косовище, влажное на ощупь, и отдернул руку, словно ожегшись. – К-к-косарь, м-м-мать твою…

Альк не ответил. Взгляд у него по-прежнему был дурной, звериный, лицо закаменевшее; впрочем, от ругани Жара в нем что-то дрогнуло, начало оттаивать – но тут из чащи донесся истошный женский визг.

Главарь разбойников дураком не был. Вначале он собирался подождать, пока подручные не измотают саврянина, и спокойно его прирезать. Но «ножнички» его переубедили. Чтобы до того владеть телом и любым попавшим в руки предметом, нужно начать тренироваться раньше, чем ходить. Саврянин сражался так естественно, как дышал, замечая и мигом используя малейший промах противника. Главарь же насчет себя не обольщался: пять лет в тсецах, семь в наемниках – достаточно для мастера, но не виртуоза. А может, этот тип еще и путник?!

Разбойник тихонько отступил обратно в тень и пятился, пока поляна не скрылась из виду. Ничего, новых олухов набрать несложно, сегодняшняя добыча надежно припрятана, сейчас главное – убраться отсюда подальше. И дернул же их Саший вернуться! Уже обмывали добычу в кормильне, когда подслушали от какого-то побирушки, что обоз, дескать, редкостные ценности вез, раз сам Матюха ему навстречу выехал. Убийцы же ничего такого не нашли, только всякие железяки да клетку с зайцами. Хотели зажарить их на обед, открыли дверцу, а они как кинутся – чуть без руки не оставили! Так по лесу и разбежались, паскуды вислоухие.

Главарь понемногу ускорял шаг, не опасаясь быть услышанным с поляны. Темень, правда, – глаз выколи, и чем дальше, тем гуще. Тени переплетались с корнями, мороча взгляд.

– Ах ты! – Споткнувшийся разбойник вскрикнул негромко, хотя боль в щиколотке была острой и подлой. Да и упал он на мягкое, почти беззвучно.

Вот только это мягкое неожиданно брыкнулось и заверещало.

Когда Альк и Жар добежали до дуба, разбойник уже стоял во всеоружии, прислонясь спиной к стволу и прикрываясь Рыской, как щитом. Девушка поджала было ноги, но главарь пнул ее коленом под зад, заставив выпрямиться. Приткнутый к горлу нож совсем отбил охоту вырываться.

– А ну бросай косу! Не то прирежу твою пискуху!

Альк лишь крепче стиснул пальцы на косовище, прищурился. Жара прошиб холодный пот: он вспомнил, что саврянин неважно видит в темноте. Если даже вор с трудом различал, где кончается разбойник и начинается Рыска, то перед Альком, наверное, маячил только черный сдвоенный силуэт.

– Эй, не надо! – отчаянно зашептал Жар. – Не он, так ты ее убьешь!

Саврянин продолжал молчать. Девушка не видела выражения его лица – только бледное пятно с двумя потеками-косами, да и то внезапно начало мутнеть, расплываться.

«Не слушай его! – безмолвно взмолилась Рыска. – Он все равно меня не отпустит, лучше уж так, чем как та девочка. А еще лучше – прирежь этого выродка. Ты ведь можешь, я это точно знаю, я даже могу тебе помочь…»

Разбойник нервно шевельнул ножом, вынуждая девушку еще сильнее задрать голову, и один лунный лучик все-таки пробился сквозь листву, на миг позолотив Рыскины глаза.

Альк медленно наклонился, положил косу на землю, ножом вверх и вперед, и легонько подпихнул. Коса скользнула по траве, точнехонько вписавшись между ногами заложницы и разбойника, ткнулась в ствол и там уже завалилась набок.

– И меч тоже брось!

Саврянин недоуменно сдвинул брови – похоже, он напрочь забыл о клинке, успевшем уехать под поясом за спину.

– Давай-давай, не притворяйся! Нашел дурачка!

Альк пожал плечами, вытащил меч и отбросил его в далеко в сторону. Даже слишком далеко, теперь лучину будешь по кустам искать – не найдешь. Разбойник проводил клинок взглядом, расплываясь в торжествующей ухмылке, – и тут Альк резко топнул по концу косовища.

Коса развернулась острием вверх, подскочила и ужалила разбойника в зад. Неглубоко и несерьезно, но руки главаря непроизвольно дернулись к оскорбленному месту. Выпущенная Рыска качнулась вперед, Жар – навстречу к ней, а Альк наклонился, ухватился за косовище, приподнял и дернул.

От раздавшегося за спиной вопля девушка чуть не оглохла. Коса снова была у саврянина в руках, на Рыскиных штанах только мазок от лезвия остался.

Дочка возницы могла покоиться с миром – между ногами у главаря больше ничего не болталось, и кровь оттуда била ключом, как ни зажимай.

Вор добрался наконец до девушки и сдернул ее в сторону, а коса сделала еще один оборот и со смачным хрустом вонзилась упавшему разбойнику в ухо. Кончик ножа высунулся изо рта, как острый дразнящийся язык, крики сменились затихающими хрипами.

– Все, все уже… – глупо бормотал Жар, поглаживая по спине вжавшуюся в его грудь, судорожно вздрагивающую подругу.

Альк выдернул косу. Машинально наклонился, сорвал пучок травы и протер лезвие, как после обычной косьбы.

– Все, – бесцветным голосом повторил он. – Пошли домой… Или хоть куда-нибудь.

Коров на прежнем месте давно уже не было – сбежали, перепуганные воплями и запахами. Даже топота копыт не слышно.

Куда идти, никто из троицы не задумывался. По дороге. Просто потому что ровная и куда-то ведет.

Альк шел впереди. Коса в опущенной руке слабо покачивалась, поклевывала кончиком песок, как длинная тощая птица.

– Чего вы там плететесь? – не оглядываясь, поторопил он.

– У меня ноги подкашиваются, – всхлипнув, пожаловалась Рыска. Прежде она видела покойников только в гробах (тот, в макопольском проулке, не в счет – далеко было, темно, может, просто пьянчуга дрых), ухоженных и как будто смирившихся со своей участью. А таких – выпотрошенных, как куры, с перекошенными лицами, оскаленными от боли и ужаса зубами…

Девушка споткнулась, не упав только благодаря Жару.

– Ну попроси дружка, пусть поднесет, – так же равнодушно посоветовал белокосый.

Вор и так почти волок Рыску под локоть, сам борясь с дурнотой.

– Взял бы да помог, – огрызнулся он. – Можно подумать, мне легко… Да я отродясь людей не убивал!

Альк ссутулился еще больше.

– Я тоже, – глухо сказал он и, помедлив, выронил косу.

За их спинами неспешно, как хлопья пепла, осаживались на трупы мотыльки.