Книга Тьма над Петроградом - читать онлайн бесплатно, автор Наталья Николаевна Александрова. Cтраница 4
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Тьма над Петроградом
Тьма над Петроградом
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Тьма над Петроградом

– Вот так дела! – пробормотал Ванечка, усиленно моргая, чтобы ничего не пропустить. – Вот это номер!

Он подумал даже, что сие событие надо непременно обсудить кое с кем из знакомых.

Тут к нему подошел гарсон, чтобы предложить еще одну рюмку кальвадоса. Ванечка отказался, чем вызвал недоумение гарсона: обычно он выпивал не менее трех рюмок. Когда же разочарованный гарсон удалился и Ванечка вновь взглянул на угловой столик, за ним уже никого не было.

– Ну и дела! – повторил Ванечка, ни к кому особенно не обращаясь, положил на столик деньги и направился к выходу из заведения.

Он вышел на ночную улицу и огляделся по сторонам.

За время, проведенное им в заведении, погода испортилась, с неба сеял мелкий противный дождик, и темнота вокруг сгустилась до неприличия. Знакомые ему люди успели скрыться в неизвестном направлении, и искать их такой промозглой ночью было делом глупым и неблагодарным. Ванечка поднял воротник короткого пальто, засунул руки в карманы и пошел прочь. Он уже почти выкинул из головы странную встречу и думал о теплой постели, в которой дожидалась его Жанет, продавщица из цветочного магазина «Голубая маргаритка». У Жанет были немного кривые ноги, но этот небольшой недостаток вполне искупался ее бурным темпераментом. Ванечка сильно подозревал, что в жилах Жанет есть изрядная доля марокканской крови.

Он уже порядочно отошел от ночного кафе, и на улице стало еще темнее. Внезапно сквозь тихий шорох дождя Ванечка услышал за спиной звук шагов.

Ванечка остановился, чтобы прислушаться, – и шаги тут же затихли. Он пошел вперед – и шаги возобновились.

Такие странные шаги на ночной улице – вещь неприятная, они могут значить только одно: скорую встречу с уличными грабителями, которых в послевоенном Париже развелось немыслимое множество. Впрочем, Ванечка таких встреч не очень боялся: человеку, прошедшему через революцию и войну, повидавшему чекистов и махновцев, парижские головорезы кажутся безобидными, как мальчики из церковного хора. Кроме того, в кармане у Ванечки лежал его дорогой друг, тяжелый бельгийский револьвер системы «Наган».

Поэтому Ванечка не слишком испугался. Пройдя еще немного, он резко развернулся, чтобы разглядеть своего преследователя, оказаться с ним лицом к лицу.

И к немалому своему удивлению, увидел ту самую особу, встреча с которой так смутила его в кафе.

– Так это ты! – проговорил Ванечка, облегченно вздохнув. – А я было подумал, что мной заинтересовались молодчики Толстого Луи!

– Нет, Ванечка, это я!.. – прошелестел из темноты знакомый голос.

И что-то в этом голосе насторожило Ванечку.

– Pardon, – проговорил он, вглядываясь в знакомое лицо. – Кажется, я видел тебя в кафе… ты там встречался с…

– Тсс! – донеслось из темноты. – Не надо никаких имен! Как, однако, все это неудачно, в особенности для тебя! Знаешь, Ванечка, как бывает – оказываешься не в то время и не в том месте, и это приводит к скверным последствиям!

Знакомая особа сделала полшага вперед, и в темноте угрожающе блеснули белки глаз.

– Что ты хочешь сказать… – Ванечка нервно облизнул губы и на всякий случай нашарил в кармане ребристую рукоятку «нагана». Но в ту же секунду он услышал за своей спиной подозрительный шорох.

Ванечка резко обернулся, одновременно вытягивая из кармана револьвер, и увидел перед собой совершенно уморительного человечка. Ростом тот был с семилетнего ребенка, однако носил роскошные усы и одевался щегольски, совершенно неуместно для ночной улицы – черный сюртучок, шелковый жилет, расшитый удивительными тропическими цветами, лаковые штиблеты.

Ванечка удивленно уставился на нарядного карлика и потерял из-за этого драгоценную секунду. Карлик же грозно распушил усы, набычился и, с удивительным проворством подскочив к Ванечке, воткнул ему в грудь невесть откуда взявшееся в его руке длинное тонкое лезвие.

Ванечка покачнулся, выронил револьвер и рухнул на брусчатку, широко раскинув руки. Так падают снопы спелой пшеницы под безжалостным серпом жнеца, так падают кавалеристы посреди русской степи, скошенные свинцом из махновского пулемета.

Перед смертью в голове его разом промелькнуло несколько мыслей. Первая – что ему удивительно не повезло: пройти невредимым через две войны и две революции, вырваться из ада, каким стала Россия, несколько раз совершить опасные экспедиции в этот красный ад – и нелепо погибнуть на улице в Париже…

Тут же за первой мыслью пронеслась вторая: учитывая сегодняшнюю встречу, новая экспедиция его друзей вряд ли закончится благополучно, и еще неизвестно, кому больше повезло – ему или остальным. Он по крайней мере погибает без мучений, а что ждет их, одному Богу известно. Может быть, им суждена лютая смерть в подвалах ЧК или этой, новой, конторы – ОГПУ…

И наконец, на смену этим двум мыслям набежала третья: что ему не суждено более наслаждаться марокканским темпераментом маленькой Жанет, но вряд ли постель малютки будет долго пустовать.

Все эти мысли едва ли заняли более секунды, и Ванечка погрузился в беспросветный мрак.

Дождик тем временем кончился, облака разошлись, и в небе снова проступили редкие неяркие звезды, отразившиеся в широко открытых глазах мертвого человека.

Нарядный карлик подскочил к трупу, коснулся его шеи двумя пальцами, чтобы удостовериться в смерти, и, по-кошачьи заурчав, отскочил в темноту, где незадолго до того растворился третий участник короткого ночного происшествия.


Ордынцев отпустил извозчика, немного не доезжая до дачи, огляделся по сторонам. Вокруг не было ни души. Он подошел к калитке, постучал условным стуком – три удара, пауза, еще два удара. Калитка резко распахнулась, Бориса втащили внутрь. К шее его прижали дуло пистолета.

– Что за черт! – Борис извернулся, ударил по руке, выбив оружие, и только тогда узнал «американца» Луиджи.

Циркач окрысился на него, подобрал пистолет и прошипел:

– Ты, что ли? Я тебя поначалу не признал!

– Мы с вами на брудершафт не пили! – холодно процедил Ордынцев, смерив циркача взглядом. – Так-то вы гостей встречаете!

– Гости разные попадаются, а осторожность не помешает! Время у нас сами знаете какое! – проговорил Луиджи и подтолкнул Бориса к дому.

На веранде, кутаясь в черную шерстяную шаль, сидела Мари. Она, по обыкновению, курила тонкую турецкую папиросу в длинном мундштуке. Лицо ее было еще бледнее, чем прежде, на левом виске дергалась жилка. При виде Бориса губы Мари сложились в улыбку, но глаза холодно сверкнули.

– Наш джентльмен появился! – процедила она, окинув Ордынцева неприязненным взглядом. – Вот без кого я прекрасно прожила бы всю оставшуюся жизнь!

– Взаимно, сударыня! – Борис карикатурно поклонился. – Не надоела вам эта пикировка?

– Полно, Мари! – проговорил Луиджи. – Он ведь еще не знает…

– Чего я не знаю? – Борис переводил взгляд с циркача на женщину. Они молчали, и он задал другой вопрос: – А где наш предводитель? И где великий специалист по замкам и запорам?

– Серж с минуты на минуту должен появиться! – отозвался Луиджи, потирая руки. – А насчет Ванечки… – Он переглянулся с Мари. – Должен сообщить вам, милостивый государь, пренеприятное известие. Ванечка не придет. Ни сегодня, ни в будущем. Минувшей ночью Ванечку убили уличные грабители.

– Не верю! – выдохнула Мари, откинув руку с мундштуком. – Какого черта? Ванечка не носил с собой больших денег…

– Воля твоя, Мари, – перебил ее Луиджи. – Однако в наши дни люди чрезвычайно испортились. Это прежде парижские головорезы убивали только за большие деньги, а сейчас они могут прирезать человека и за медный грош!

– Ваня умел за себя постоять! – возразила Мари и снова раздраженно уставилась на Бориса: – Пока не появился этот хлыщ, у нас все было в порядке! Он принес нам несчастье, и на этом дело не кончится! Я чувствую кровь, чувствую!

Она запрокинула голову, словно к чему-то прислушиваясь. Нервные ноздри широко раздувались.

Борис увидел, что на шее женщины проступил тонкий красноватый рубец. Он хотел ответить, но в это время скрипнула калитка, и на дорожке показались два человека.

Впереди шел незнакомец – немного сутулый господин с густыми бакенбардами, в поношенном пальто и надвинутой на глаза мятой шляпе. Следом за ним, настороженно поглядывая по сторонам, шагал Серж, держа правую руку в кармане.

– А это еще кто? – процедила Мари.

Двое мужчин поднялись по крыльцу, вошли на веранду.

– Здравствуй, Мари! Здравствуйте, господа! – приветствовал присутствующих Серж. – Позвольте представить вам Николая. Он заменит в нашей группе покойного Ванечку.

– Господи! – воскликнула Мари, воздев глаза к потолку. – Где ты его подобрал? На церковной паперти? Нет, ты как хочешь, но я отказываюсь работать в таких обстоятельствах! У нас была отличная группа, мы знали друг друга как облупленных, прошли вместе огонь и воду, а теперь ты приводишь случайных людей… сначала этого, – она кивнула на Бориса, – теперь еще какого-то…

– Нам нужен человек вместо Вани, а Николая рекомендовали как опытного специалиста. Кроме того, он боевой офицер, а это говорит само за себя…

– Я не вижу офицера! – презрительно процедила Мари. – Я вижу проходимца!

– Я боевой офицер, мадам! – прервал ее Николай. – Я доброволец, участник Ледового похода! Я прошел всю войну, трижды был ранен и не позволю задевать свое честное имя… ваше счастье, что вы женщина!..

– В самом деле, Мари, как ты можешь! – недовольно произнес Серж.

Николай закашлялся, вытащил портсигар, достал из него папиросу и огляделся в поисках огня. Борис Ордынцев достал из кармана коробку спичек, бросил новому участнику группы. Тот протянул руку, но не сумел поймать коробок. Спички с сухим стуком покатились по полу. Борис наклонился, поднял спички и попросил Николая:

– Не угостите?

– Простите, господа, разволновался, позабыл о хороших манерах! – ответил тот, протягивая портсигар. – Угощайтесь!

Борис взял папиросу, Луиджи последовал его примеру. Доставая папиросу из портсигара, циркач придержал руку Николая.

– Что это у вас? – спросил он, указывая на татуировку.

На запястье Николая была выведена корона.

– Память о Ледовом походе! – ответил тот с детской улыбкой. – Наш ротный, Астахов, сделал такие всем желающим… орденов у нас не было, так вместо них осталась эта отметина!..

Ордынцев зажег спичку, протянул огонь циркачу, затем прикурил сам и только после этого подал горящую спичку новому знакомому.

Тот закурил, обвел взглядом присутствующих.

– Я прошел всю войну, господа! – повторил, выпустив кольцо дыма. – От первых до последних дней!

– В каком полку? – осведомился Ордынцев.

– В третьей конно-горной батарее второго добровольческого кавалерийского корпуса! – отчеканил Николай.

– Под командованием полковника Топоркова? – оживился Борис. – Прекрасный человек!

– Редкостной души! – подхватил Николай. – Как говорится, отец солдатам…

– Помню, во время эвакуации из Новороссийска он под угрозой оружия заставил взять на борт транспорта раненых офицеров…

– Совершенно верно! – с чувством воскликнул Николай. – Я был одним из этих раненых офицеров и никогда не забуду благородство полковника Топоркова! Я обязан ему жизнью!

Внезапно Борис отступил на шаг и наставил на Николая ствол револьвера.

– Поднимите руки! – приказал он.

– В чем дело?! – возмущенно выпалил Николай.

– Действительно, господин хороший, вы забываетесь! – холодно протянул Серж.

– Извините, Серж, – Борис повернулся к командиру группы, не опуская оружие, – этот человек вовсе не тот, за кого он себя выдает. Для боевого офицера он слишком неловок.

– Что вы себе позволяете, молодой человек? – вспыхнул Николай. – Я, как офицер, могу потребовать удовлетворения!..

– Помолчите! – оборвал его Ордынцев. – Это не все. Вы сами знаете, Серж, ни один человек, прошедший войну, не стал бы прикуривать третьим от одной спички. Все знают эту скверную фронтовую примету – третий на спичке не доживает до утра. А самое главное, господа, полковник Топорков погиб под Орлом во время осеннего наступления и никак не мог участвовать в новороссийской эвакуации.

– Наш молодой друг прав! – подал голос Луиджи. – Я, конечно, не офицер и не знаю ваших фронтовых порядков, но зато я знаю, что за татуировка на руке этого… Николая! К Ледовому походу она не имеет никакого отношения!

– Красный шпион! – взвизгнула Мари, подскочив к побледневшему Николаю. – Сволочь большевистская! Я тебя на узкие ремешки изрежу! Я тебе кишки выпущу!

Она была близка к тому, чтобы осуществить свое обещание. Во всяком случае, в руке у нее сверкнула бритва, и лезвие приблизилось к лицу Николая. Мужчина побледнел как полотно, на лбу у него выступили мелкие капли пота.

– Угомонись! – рявкнул Серж, схватив Мари за запястье. Но бешенство, горевшее в ее глазах, сделало Мари такой сильной, что бывший офицер едва удерживал руку с бритвой. Тогда он наклонился к ее уху и негромко, но внятно проговорил: – Белая Церковь!

Мари обмякла, как будто из нее выпустили воздух. Руки ее безвольно упали вдоль тела, лицо еще больше побледнело. Она затряслась, как от холода, и опустилась в подвернувшееся кресло.

– Дайте ей рюмку коньяку! – распорядился Серж.

Луиджи торопливо плеснул в рюмку спиртное, поднес к губам Мари. Она послушно выпила и постепенно успокоилась. Только в глазах ее все еще горело тусклое пламя.

– Видите, mon sher, как опасно нервировать Мари? – проговорил Серж, повернувшись к Николаю. – В следующий раз я могу не успеть. Так что для вас же лучше рассказать, кто вы такой и для чего хотели к нам присоединиться. Вы действительно агент ГПУ?

– Что вы, господа, что вы! – забормотал Николай, вытирая со лба холодный пот. Манеры его резко переменились, в нем не было больше офицерского апломба, а проступила суетливая простонародная закваска. – Я к ГПУ никакого касательства не имею, упаси Бог! Даже совсем напротив… господин офицер, – он кивнул на Бориса, – господин офицер прав, он меня в точности расколол… я в армии не служил… я с одним поручиком в ЧК сидел, вот от него слов всяких набрался, про Ледовый поход и прочее… и полковника Топоркова тот же поручик поминал, царство ему небесное…

– Кому – Топоркову? – переспросил Борис.

– Поручику! Расстреляли его утречком!

– А вас, значит, отпустили?

– А его отпустили как социально близкого! – вступил в разговор Луиджи. – Это ведь что за татуировочка у господина на руке? Это уголовная татуировочка, я такие видывал! Господин этот, судя по знаку, вор или грабитель, известный в уголовном сообществе.

– Мошенник! – с достоинством поправил циркача Николай. – Меня в Одессе и Екатеринославле каждая собака знает! Дело о фальшивом архиерее слышали?

– Не довелось, слава Богу! – поморщился Серж. – Я вот думаю, господа, что нам с этим фальшивым архиереем делать? Придушить его, что ли, и в погребе закопать?

– Глупые у вас шутки, господин офицер! – вскинулся Николай, опасливо глядя на Сержа.

– Какие шутки? – Серж пожал плечами. – У нас на шутки времени нету, мы люди занятые, серьезные!

– Как это можно! – пуще прежнего заволновался Николай. – Живую душу порешить, грех на себя взять? И в погребе хоронить – это никак не годится! Хоронить положено в освященной земле…

– У нас, может, погреб тоже освященный! – усмехнулся Серж. – Ладно, фальшивый архиерей, улепетывай отсюда, и чтобы я тебя больше слыхом не слыхал и видом не видал! Попадешься мне на глаза – пеняй на себя, пристрелю, не задумаюсь!

Николай стрелой вылетел с веранды и, как заяц, припустил к воротам.

– Зря ты его отпустил! – мертвым голосом проговорила Мари. – Надо было убить мерзавца.

– Из-за такой человеческой ветоши руки марать неохота! – отмахнулся Серж.

Борис уставился на него с подозрением. В прошлый раз только Серж произвел на него не то чтобы приятное, но серьезное впечатление. Несомненно, боевой офицер, много воевавший, тут Борис не мог ошибиться, они узнавали друг друга по особенному взгляду, по жестам и поворотам головы. Тогда еще Борис подумал, что Серж только с виду такой покладистый, много шутит. На самом деле он держит свою команду железной рукой, да иначе и нельзя, раз они уже несколько лет занимаются таким опасным делом.

И тут вдруг Серж проявляет такое легкомыслие, да что там – просто глупость! Ведь этот тип, Николай, виден насквозь! И если Борис сумел его разоблачить, то Сержу это сделать было гораздо легче! Глаз у него наметан… Ну, допустим, так случилось, что Борис лично знал полковника Топоркова, но ведь есть много других черточек, по которым узнается человек невоевавший… Не мог Серж, опытный командир, так безответственно подойти к выбору очередного члена команды, тем более после того как Ванечку убили при странных обстоятельствах…

Борис посмотрел Сержу в глаза, и тот вдруг едва заметно ему подмигнул. Борис даже головой покрутил – возможно, ему показалось, но тут же все понял.

Явление Сержа в сопровождении Николая было еще одной проверкой. Причем проверяли не только его, Бориса, но и всех остальных. Серж еще раз хотел узнать, как будет вести себя в сложной ситуации каждый член его команды. Борис, несомненно, проверку выдержал. Что касается остальных, то Луиджи тоже не подкачал, а вот Мари… Впрочем, судя по реакции Сержа, Мари тоже вела себя вполне предсказуемо, ничего нового он не увидел.

Неприятная дамочка… За что только Серж ее ценит, за какие качества. Ишь, как зыркает на Бориса глазами, чем он ей не угодил, хотелось бы знать. Губы кривит, как будто кислого наелась. Борис поймал себя на желании скорчить Мари страшную рожу и отвернулся, рассердившись на себя.

– Я, грешным делом, не о том думаю, – заговорил Серж. – Я думаю, где нам толкового человека вместо Ванечки найти. Нужен нам такой человек, чтобы с замками да запорами умел ладить…

– Кажется, я одного такого знаю, – проговорил неожиданно для всех Ордынцев.

– Он знает! – желчно рассмеялась Мари. – Да кто ты такой? Мы тебя-то самого не знаем! Я от тебя жду исключительно неприятностей…

– Угомонитесь, сударыня! – Борис повысил голос: – Я, между прочим, не меньше вас рискую жизнью. И если для вас такой риск привычен, если вы сделали его своей профессией, то я первый раз иду на такую операцию. И не пойду с вами, если вы не возьмете моего человека. Поскольку только ему доверяю полностью и бесповоротно. Не хотите – не надо, но только я свое решение принял.

Мари глубоко затянулась папиросой и хотела, надо думать, выпустить дым Борису в лицо, но подскочивший Серж схватил ее за плечи и развернул в сторону. От резкого движения Мари закашлялась, потом облокотилась на перила, повиснув на них, как будто внезапно ее оставили силы.

– До встречи, господа! – отрывисто сказал Серж и махнул рукой.

– Пойдем, – Луиджи потянул Бориса за собой, – покажу короткую дорогу…

На ходу Борис оглянулся. Сквозь открытые окна веранды было видно Мари, по-прежнему недвижно стоящую у перил, только теперь спина ее была неестественно прямая, и вся она казалась натянутой как струна. Вот Серж, на что-то решившись, шагнул было к ней, но спина ее была столь чужой и неприступной, что он махнул рукой и застыл на месте.

«Какие, однако, непростые отношения связывают этих двоих!» – подумал Борис.

Впереди раздался призывный свист Луиджи, и Борис заторопился следом.


– Ох и подлый же народ эти бретонцы! – проговорил крепенький, невысокого роста и слегка кривоногий господин, разглядывая лежащий на столе пучок зелени. – Так и норовят подсунуть какую-то дрянь! Глаз да глаз за ними нужен…

– Зря вы так, Поль! – возразила ему полная краснощекая мадам в нарядном переднике. – У мосье Маню всегда свежие овощи! А такой салат латук не купишь больше ни у одного торговца!

– «Салат латук!» – передразнил ее кривоногий господин. – Знала бы ты, Иветка, каковы бывают осенью помидоры под Астраханью! А какие кавуны вызревают! Это же не кавуны – это дирижабели! Ежели такой кавун на хату упадет – мокрое место останется!

– Кавуны? – переспросила румяная Иветт. – Что есть кавуны?

– Эх, Иветка, Иветка! – вздохнул господин. – Ничего-то ты не понимаешь! Кавуна настоящего в глаза не видела! И что ты меня все Полем дразнишь? Говорил же я тебе – Пантелеем меня зовут…

– Извините, Поль, – Иветт надулась, – но это ваше имя выговорить ни один приличный человек не в состоянии! Даже парикмахер Анри, а он очень начитанный человек…

Неизвестно, чем бы закончился этот содержательный разговор, но в это время в соседнем помещении звякнул дверной колокольчик.

– Клиент, Поль! – оживилась Иветт и подала своему грозному повелителю тщательно отглаженный жилет.

Господин Поль, он же Пантелей Григорьевич Саенко, с недовольной миной натянул жилет на свой заметный живот и пошел в мастерскую.

Клиент стоял к нему спиной, оглядывая расставленные и развешанные вокруг замки. Замки были самые разные – обыкновенные висячие, которые попросту называют амбарными, врезные французские, английские – похитрее и подороже, заковыристые немецкие и самые хитрые, самые дорогие – швейцарские, рассчитанные на требовательных и состоятельных покупателей.

– Чего изволите? – проговорил господин Поль, подходя к клиенту. – Для лавки замочек или, допустим, квартирку закрывать? Если для господской квартиры – тогда предпочтительнее английский замок, с хитрой сувалдой. Правда, стоят они дорого. Ох и подлый же народ эти англичане – за все норовят втридорога содрать…

– А ты, Саенко, нисколько не изменился! – проговорил посетитель по-русски, поворачиваясь к господину Полю и делая шаг ему навстречу, – Такой же славный ворчун!

– Ох ты! – Саенко всплеснул руками и попятился. – Никак Борис Андреич!

– Он самый! – Ордынцев обнял Саенко, оглядел его. – А ты, как я погляжу, настоящий француз! Мастерскую открыл!

– Так что ж? Кормиться-то чем-то надо! – Саенко смущенно развел руками. – Ох ты! Что же я стою! – Он обернулся к двери, ведущей в хозяйские комнаты, и крикнул: – Иветка, живо на стол накрывай! Борис Андреич, господин Ордынцев приехали!

Из двери выглянула краснощекая физиономия Иветт, недовольно фыркнула:

– Что значит – накрывай? У меня ничего не готово! И я ни на каких гостей не рассчитывала!

Однако Саенко так грозно взглянул на нее, что Иветт тут же ретировалась. Правда, прежде она все же успела разглядеть стройного и красивого гостя, и выражение ее лица сделалось намного приветливее.

– Женился? – осведомился Борис, оглядываясь.

– Ну не то чтобы женился. – Саенко потупился. – Приятная женщина, с понятием, однако нет того, чтобы настоящий борщ сварить или, к примеру, галушки состряпать. Я уж не говорю про вареники с вишнями.

Он провел Бориса во внутренние покои, точнее, в небольшую комнатку за мастерской, усадил его в кресло.

– Чтой-то, Борис Андреич, вы с прошлой нашей встречи с лица маленько спали, – сердобольно начал Саенко, – опять же пиджак на вас болтается как на вешалке.

– Зато ты у нас раздобрел, Пантелей Григорьевич, – рассмеялся Борис, – брюхо вон как у бегемота!

– Да что ж, – не смутился Саенко, – хорошего человека чем больше, тем лучше! Иветка – баба справная, все при ней. И кормит хорошо, только борща не варит…

Тут он сообразил, что насчет борща уже в разговоре упоминал и по вареникам сокрушался.

– Давно ты от Аркадия Петровича ушел? – спросил Борис, стараясь, чтобы в вопросе звучало только простое любопытство.

– Дак ведь как… – Саенко обиженно засопел и отвернулся. – Жизнь-то у нас изменилась. Живет он в пансионе французском на всем готовом. Там за ним убирают и стол накрывают два раза в день. Одежду опять же в прачечную сдает, обувь мальчишка чистит, я-то ему зачем? Тут он и говорит как-то: «Из армии я вышел, денщика мне теперь не положено, так что прощай, друг Саенко, не поминай лихом!» Я: «Да как же, ваше сковородие, без меня-то? Послать куда с поручением, отнести там письмо или записочку, на словах передать…»

– А он что? – заинтересовался Борис.

– А он говорит, что дела все его закончились и будет он теперь писать мемуары!

– Да что ты! – удивился Борис. – Надо же – мемуары!

– И чтобы «сковородием» я его теперь не величал, – бухтел обиженный Саенко, – потому как все это в прошлом осталось, и теперь он никакой не полковник, а частное лицо, и полагается обращаться к нему «мосье Горецкий»! Тьфу!

Борис помнил, что Саенко, как ребенок, обожал всяческие титулы и именовал Горецкого, как полагалось в табели о рангах, «ваше высокородие», но произносил слова скороговоркой, так что получалось «сковородие». Аркадий Петрович только посмеивался.

Что-то во всем этом было подозрительное. Чтобы полковник Горецкий оказался не у дел… нет, он определенно темнит. Но Борису нет до него сейчас никакой заботы, у него своя задача.

– А вообще-то я к тебе не просто так зашел, на обед, а по делу…

– По делу! – рассердился Саенко. – Какие у нас с вами теперь дела? Вот раньше, помните?