Две дамы с попугаем

– Алло! – раздалось в трубке.

– Добрый день, могу я попросить к телефону Петра Николаевича? – пропела Надежда с восходящей интонацией.

– Не можете! – женщина на том конце говорила мужским басом.

– А почему? – растерялась Надежда.

– Нет его и не будет! – в трубке раздались гудки.

Алка выглядела удовлетворенной.

– Вот, слышала, он велел нарочно так по телефону отвечать, чтобы я его не разыскивала.

– Глупости, это же учреждение, просто попалась хамская баба, я потом перезвоню и все выясню. Ты собирайся, а то опоздаешь.

Алка накрасилась, причесалась, надела синий костюм в мелкий беленький цветочек, и завуч старших классов Алла Владимировна Тимофеева торжественно отбыла на работу. После ее ухода Надежда немного прибралась в квартире, покормила животных, натянула осточертевшие джинсы и поехала домой, чтобы там переодеться, полить цветы, забрать кое-какие вещи и вернуться обратно к Алке, потому что Алка решила ехать на дачу и выцарапать свой блокнот во что бы то ни стало, без него она как без рук. При вопросе Надежды, почему бы Алке не позвонить Игорю Петровичу и не попросить привезти блокнот, выяснилось, что Алка телефонов Игоря Петровича не знает, ни домашнего, ни служебного, и единственный ориентир – это дача на Выборгском шоссе, которую Алка собиралась искать по памяти. Разумеется, Надежда не могла отпустить эту сумасшедшую одну.

Дома Надежда с грустью посмотрела на обшарпанную прихожую, выбросила засохший клей вместе с тазиком в мусоропровод, вспомнила, что телефон не работает и опять расстроилась по этому поводу, собрала необходимые вещи, тщательно заперла двери и ушла, по дороге заглянув к соседке Марии Петровне и вкратце обрисовав ей ситуацию.

Алка вернулась раньше нее и уже успела что-то приготовить на обед. Вообще, работа повлияла на нее очень благотворно, она вернулась бодрой и энергичной, словом, это была прежняя Алка, которую Надежда помнила с детства. После обеда Надежда опять подошла к телефону, хоть Алка и была против. На звонок ответил интеллигентный мужской голос, но на просьбу позвать к телефону Петра Николаевича, голос слегка замялся, а потом ответил, что Тимофеев Петр Николаевич не работает у них с февраля месяца. Надежда растерялась:

– Как это не работает? А где же он работает?

– Этого я вам сказать не могу. Он уволился по собственному желанию.

– А вы не можете мне дать его служебный телефон?

– Он никому не оставил своего служебного телефона, сказал, что там маленькая фирма, в то время они переезжали. Вы позвоните ему домой, если он вам так нужен.

– Спасибо, – грустно ответила Надежа, – там никто не отвечает.

Она вдруг вспомнила одну вещь и почти взмолилась:

– Прошу вас, не вешайте трубку, скажите, у вас работает Белова Лидия Васильевна?

– Раньше работала, а теперь она уже два года на пенсии, только она не Лидия Васильевна, а Любовь Ивановна.

Надежда подумала секунду и попросила домашний телефон правдолюбки и моралистки Лидии Васильевны то бишь Любови Ивановны Беловой. Бывают же такие люди, сама на пенсии, а до всего ей дело! Вместо того, чтобы спокойно сидеть на даче с внуками и растить там зелень и цветочки, эта мымра звонит Алке на работу и портит настроение разговорами про молодую любовницу! Хотя, как это она могла узнать про любовницу, если. Во-первых, сама давно на пенсии, а, во-вторых, Петюнчик-то уже полгода как на другой работе. Тем более, интересно с ней побеседовать.

Надежда поблагодарила любезного обладателя приятного голоса и повесила трубку. Алка, которая не удержалась и подслушала весь разговор, смотрела на нее в полном обалдении. Надежда решила ее не щадить, что это такое в самом деле, ничего про собственного мужа не знает.

– Ну что ты мне можешь сказать по этому поводу?

– Ничего, ничего я уже не знаю! – в Алкином голосе прозвучали истерические нотки.

– Да уж, если он полгода скрывал, что на другую работу перешел, то мог и бабу завести у тебя под носом, ты бы все равно ничего не заметила, – безжалостно добавила Надежда, набирая телефон Беловой.

Ответил молодой женский голос и на просьбу позвать к телефону Любовь Ивановну, рассмеялся.

– Теперь только в сентябре. Она в деревне в Псковской области на все лето. Как уехала в мае, так теперь до осени.

– А позвонить туда можно?

– Что вы, какое звонить! Там глушь такая, сто километров до поселка, где почта есть.

– Слышала? – спросила Надежда, закончив разговор. – Не она тебе звонила.

Она себе спокойненько живет в деревне и знать не знает, что кто-то ее именем прикрывается.

– Да какая разница? – безучастно ответила Алка.

От ее энергии не осталось и следа.

– Ну ладно, – Надежда уже жалела подругу, – собирались ехать, так давай, а то уже четвертый час, хоть и белые ночи, а все равно не хочется за городом поздно бродить.

– Поехали.

– Ты что, так и собираешься идти в этом костюме и на каблуках? Сама же говорила, что шесть километров от станции пешком.

– Конечно, но знаешь, как-то неудобно в затрапезном виде, все-таки приличные люди.

– Ничего страшного, не шокируют их наши тапочки!

Алка надела босоножки на низком каблуке и легкое платье в красный горошек, так как на улице стояла жара. Надежда поморщилась при виде горошка, потому что при Алкиных габаритах горошин было слишком много, но ничего не сказала.

Они поехали на метро на Финляндский вокзал, сели там на зеленогорскую электричку и вышли в Песочной.

– Ну, и куда теперь?

– Теперь спросим, как идти в поселок Рейволово, что на Выборгском шоссе. Пока пойдем по этой дороге, она нам по направлению подходит.

Через некоторое время они встретили мужичка на велосипеде, который ехал к станции. Судя по сетке пустых бутылок, которую мужичок очень оберегал, это был местный житель. Надежда спросила, правильно ли они идут к Рейволову. Он ответил, что правильно, и что совсем недалеко.

– Конечно, по местным меркам это недалеко, тем более, он на велосипеде.

Однако не прошло и получаса, как показался поселок.

– Это не тот, – сказала Алка, – мы ведь прошли всего километра два. Ладно, хоть водички попьем из колонки.

По поселку они брели не спеша. Алка выглядела как-то странно. Она кружила, вертела головой по сторонам, как потерявшаяся собака, норовила свернуть в боковые переулки. Наконец Надежда потеряла терпенье:

– Алка, что с тобой происходит?

– Послушай, что-то здесь мне смутно напоминает, вот давай свернем в эту улочку.

Когда они свернули и прошли немного, Алка вдруг встала как вкопанная.

– Вот же эта дача! То-то я гляжу, мне все знакомо, но как же так, а они говорили – шесть километров до станции.

Надежда внимательно осмотрела дачу. Дом был старый, двухэтажный, на калитке висела табличка: ул. Карякова, дом 5. Интересно, кто такой Каряков?

– Да, это тот поселок, шоссе близко, слышишь – машины шумят? Послушай, а ты уверена, что это именно та дача? Какая-то она запущенная, я думала, что у твоих знакомых вилла.

– Да нет, Елена говорила, что они ее только что купили, место им понравилось, потом будут перестраивать. Пойдем, может она дома?

– Алка, а кто такой Каряков?

– Откуда я знаю!

Надежду что-то беспокоило, какое-то у нее было нехорошее предчувствие. Дача находилась в конце переулка, а по другую сторону был небольшой лесочек – редкие сосенки и черничник.

– Вот что, Алка, ты иди одна, а я тебя тут подожду, в лесочке. Что-то мне тут подозрительно. В случае чего тревогу подниму.

Алка неуверенно пошла к дому, постучала, потом открыла калитку. Надежда в это время обнаружила пень и устроила на нем наблюдательный пункт. На Алкин зов на крыльцо вышла женщина, которая даже отдаленно не напоминала жену директора фирмы. Лет ей было под пятьдесят, а может, и больше, Надежда издалека не разглядела, одета эта тетка была в старые тренировочные штаны и в старую мужскую рубаху, причем по летнему времени, рукава у рубахи были оторваны с мясом. На голове у хозяйки дачи была мелкая жиденькая «химия».

– Ошиблась, наверное, Алка, все перепутала, не та это дача, – сказала Надежда самой себе.

Со стороны дачи, между тем, раздавались громкие голоса. Кричала тетка, потом и Алка повысила голос. Она махала руками и показывала куда-то вверх, хозяйка дачи тут прямо завизжала:

– Толик!

На шум откуда-то из-за сараев выскочил тощий мужичок, лысовато-седоватый, в таких же как у жены тренировочных штанах. Очевидно, это и был Толик. Он унял визжавшую тетку, тихо поговорил о чем-то с Алкой и настойчиво повел ее к выходу. У калитки Толик широко повел в стороны руками и улыбнулся Алке на прощание, только лучше бы он этого не делал, потому что при улыбке стало заметно, что половины передних зубов у него нет, но не подряд, а через один, так что, улыбаясь, Толиков рот здорово походил на шахматную доску. Алка вышла из калитки с потерянным видом и, не заходя в лесочек за Надеждой, побрела по улице. Пригибаясь, Надежда бросилась наискосок и перехватила Алку на перекрестке, где их не было видно с дачи. В глазах у Алки стояли слезы. За все время знакомства их с Алкой с третьего класса, Надежда видела Алку плачущей раза три, не больше, причем последний раз это было лет десять назад на похоронах их общей школьной подруги, которая умерла скоропостижно и оставила троих детей. Была еще вчерашняя залитая слезами кошка, но Надежда была почти уверена, что вчера Алка работала на публику. Видно, очень уж достала Алку вся эта история с исчезновением мужа, если от обычного человеческого хамства глаза были на мокром месте.

– Алка, ты что, ну успокойся. Конечно, у тебя сейчас не самый лучший период, но реветь-то зачем?

– Слушай, я же не сумасшедшая, я же точно помню, что была именно на этой даче, я же три раза сюда приезжала! Дом большой, двухэтажный, сбоку башенка, там на тропинке корень. Я два раза об него спотыкалась!

– А они что говорят?

– Говорят, что знать не знают никакой Елены и Игоря Петровича, дача эта их уже много лет, никому они ее не сдавали, сами тут летом живут. Но я же помню даже окно той комнаты на втором этаже, я прошу по-хорошему, мол, посмотрите на подоконнике мой блокнот, я и уйду. Так эта тетка давай орать, потом Толик пришел, муж ее, со мной так ничего, но выпроводил, да ты сама видела. Господи, неужели я и правда рехнулась?

– Алка, спокойно, не распускайся. Сейчас пойдем вкруговую, вернемся опять в тот лесок, сядем на пенек и подумаем.

Они опять вернулись на Надеждин наблюдательный пункт, Алка достала сигареты.

– Осторожней ты, пожар не устрой, смотри, сушь какая стоит!

– А хоть бы и сгорела эта чертова дача! Издеваются ведь надо мной! – Алка была настроена очень агрессивно. – Послушай, ты меня много лет знаешь, могу я так все перепутать?

Надежда молчала, собираясь выразиться поделикатнее, чтобы не обидеть Алку. Насколько она знала, Алка всегда была женщиной здравомыслящей, но все же такие события в жизни кого угодно подкосить могут. Сначала находишь дома записку, что муж ушел к другой, потом сообщают об убитой собаке, потом выясняется, что муж уже полгода как поменял работу и работает теперь вообще неизвестно где. Такие события и поодиночке-то могут надолго выбить человека из колеи, а уж если все вместе, то запросто сдвинуться можно. Алка увидела ее смущенное лицо и рассвирепела:

– И ты тоже мне не веришь? От тебя уж не ожидала, подруга, называется!

В это время во дворе дачи возникло какое-то движение. Калитка отворилась и из нее бочком выскочил шахматнозубый Толик. Он что-то сердито выговаривал во двор, видно, доругивался с женой. Алка отодвинула Надежду и взгромоздилась на пень.

– Куда ты со своими горошками, – зашипела Надежда, – на весь поселок твои горохи видать!

– Куда ж мне деться?

– Хоть в канаву падай, только чтобы он тебя не заметил.

Толик, между тем, нервно оглядываясь, поспешил в сторону станции.

– Куда это он намылился? В магазин, что ли? Так с собой ни сетки, ни сумки. Уезжает в город?

– Вот что, – Надежда повернулась к Алке, – ты говорила, телефона на даче нету?

– Нету, по мобильнику звонили.

– Так похоже, что он на станцию звонить идет. Если бы уезжать, он оделся бы поприличнее, а так он только маечку надел, а штаны те же тренировочные. И с пустыми руками не поехал бы. Хоть лука пучок прихватил. Так, он меня не знает. Пойду-ка я за ним потихоньку, а ты сиди тут карауль, но не высовывайся, а минут через сорок выходи мне навстречу, только чтобы он тебя не заметил, когда возвращаться будешь.

Толик уже свернул на главную улицу поселка, Надежда бросилась за ним наискосок через лес, чуть не провалилась в канаву, потом выбралась на улицу и пошла, стараясь не упустить Толика из виду… Так они прошли почти два километра до станции, на сильно открытых местах Надежда пряталась за придорожные кусты. Вот показалась платформа, электричка в город только-только отошла, и не платформе никого не было. Толик, не выразив никакой досады, что электричка отошла, направился прямо к двум телефонам-автоматам, стоящим рядом в конце платформы возле туалета. Надежда ускорила шаг, посматривая искоса на шахматнозубого. Тот выскочил из будки, не пробыв там и секунды. Заскочил во вторую, бросился к окошечку билетной кассы, отошел оттуда, несолоно хлебавши и ту увидел Надежду, поднимавшуюся на платформу.

– Женщина, женщина! – Толик запыхался на бегу. – У вас жетона метро не найдется?

Расчет Надежды оказался верен. Один телефон работал только от жетонов, а метро было очень далеко от этой станции, по второму можно было звонить только по карточке. У Толика возникли проблемы.

– А вам зачем жетон? – подозрительно спросила Надежда.

– Позвонить.

– Ах, позвонить! Жетона у меня нет, но есть телефонная карта. Я могу вам дать один раз позвонить, а вы мне отдадите стоимость жетона.

Толик был согласен на все. Надежда, изображая из себя выжигу, направилась прямо за Толиком. Она сама вставила ему карточку и проследила, какой он набирал номер, правда, на двух последних цифрах он глянул на нее так выразительно, что пришлось отвернуться. Толик вернул ей карту и сделал знак отойти. Надежда скрылась в туалете. Дверь под буквой «Ж» была расположена почти рядом с телефонной будкой – весьма оригинально решение железнодорожного начальства. Стекла в будке были выбиты, Надежда прикрыла дверь неплотно и приникла ухом к щели. Автомат был неисправен, Толик громко кричал:

– Алло, алло, это я, из Рейволова, Толик! Приходила какая-то тут, в дом прямо лезла.

Толик помолчал, прислушиваясь. Надежда увидела в щелку, что лицо его было очень серьезно, даже испуганно. Из трубки несся крик, но слов было не разобрать.

– Зачем приехали? Огород поливать, вот зачем. Жара такая стоит. Мы с этого огорода всю зиму питаемся.

Толик еще послушал, потом резко сбавил тон.

– Понял, ничего не знаю, будем сидеть тихо, все понял.

Он повесил трубку, выругался и пошел обратно в поселок. Выждав несколько минут, Надежда вышла из своего укрытия, записала предполагаемый номер телефона на старом конверте и уселась в тени на лавочке, размышляя над цифрами. Через полчаса появилась Алка, сказала, что от Толика она спряталась в лесу и он ее не заметил.

– Вот послушай, Алка, он звонил по телефону, кому-то жаловался, что ты пришла и пристаешь к ним. А на него там ругались, зачем они сюда на дачу приехали. В общем, так. Дачу эту у них снимали. Твой Игорь Петрович или как он там на самом деле называется. Они тебя сюда специально возили, им нужно было тебя на ночь изолировать, они нарочно ждали, когда Пашка уедет, чтобы в доме никого не было. А мужа твоего похитили, я тебе говорила, может ты теперь поверишь!

– Тише ты, вон люди смотрят. Что же теперь делать?

– Думать, вот сейчас в электричке все сообразим.

Они сели в полупустую электричку, и Надежда показала Алке номер телефона.

– Вот что я успела записать, пока он меня не турнул. Только две последние цифры я не видела, а на слух определила: одна где-то посередине, 5 или 6, а другая или 9, или 0. Значит, получается у нас шесть номеров, если все комбинации перебрать. Сейчас запишем их все, приедем домой и будем звонить.

– Скажем какую-нибудь ерунду, только чтобы узнать, тот ли это номер, а потом как-то нужно будет узнать по номеру телефона адрес. И еще вот что, ты говорила, что они на тебя вышли, сославшись на старую приятельницу?

– Да, была такая Ира Стрельникова.

– Звони ей, может она что знает, кто такие эти люди.

Приехав в город, они прямо с вокзала позвонили по трем номерам. Два номера не ответили, то ли это были номера офисов, то ли люди просто в отпуске по летнему времени, по одному номеру пьяный голос послал их подальше. Выйдя из метро у Алкиного дома, они нашли еще один телефон-автомат. Надежда постукивала по трубке, создавая помехи, и говорила глухим голосом.

– Алло, алло, это я, из Рейволова.

– Ну и что? – поинтересовался мужской голос.

– Как – что? Она опять приходила, скандалила, грозилась милицией. Что нам делать?

– Снять штаны и бегать по Рейволову! – в трубке нахально заржали.

– Да, это мы опять не туда попали, – смущенно пробормотала Надежда, вешая трубку.

Еще по одному номеру ответила глухая старуха, было ясно, что это тоже не то. Алка все порывалась уйти домой, но Надежда набрала последний номер.

– Алло, алло, это я, из Рейволова!

– Что еще у вас случилось? – холодно спросил женский голос.

– Она приходила опять, сказала, что завтра явится с милицией. Что-то она там оставила на даче, что ей очень нужно.

На том конце помолчали, потом последовал твердый приказ:

– Ничего не предпринимайте, ждите до утра, я приеду.

– Ну вот, – сказала Надежда, – теперь мы знаем номер.

– Ну и что, что номер знаем?

Алка была усталая и голодная, в таком состоянии с ней было очень трудно разговаривать.

– Определим по номеру адрес, я найду знакомых. А вообще-то Алка, надо тебе в милицию заявить, что муж пропал.

– Чего это я буду заявлять? Что меня муж бросил? И что я его хочу при помощи милиции вернуть? Так и подавать заявление в районное отделение? Ты что, хочешь, чтобы надо мной полгорода смеялось? Стыд какой!

– Но ведь записка – это липа.

– А кто в это поверит? Есть записка? Есть! Почерк его? Его! Так идите, дамочка, домой и не смешите людей. Раньше надо было думать, а то довела мужика, что он в одном костюме из дому сбежал, а теперь по милициям бегает!

– А кепочка, которую мы на пустыре нашли? Ведь если служебная собака ее понюхает…

Алка вздохнула:

– Ох, и любишь, ты, Надежда, сочинять. Уже целую историю выдумала, а теперь факты под нее подгоняешь. Тебе бы писателем быть, сочиняла бы детективы, как русская Агата Кристи, глядишь, и разбогатела бы. В тебе с детства такие задатки, это я как педагог говорю. И потом, как ты думаешь, куда нас служебная собака приведет, если тимофеевскую кепочку понюхает? Прямо к ризеншнауцеру со второго этажа, а я и так знаю, где он живет.

Так мило препираясь, они дошли до дома. На кухне был полный разгром и наблюдались следы если не трагедии, то драмы. Покрывало с попугайской клетки было стянуто, даже один прут погнут, на полу валялись зеленые перышки. Сам попугай Кеша нахохлился в углу клетки и имел очень несчастный вид. Алка оглядела следы баталии и побежала по квартире, ища кошку. Но хитрая бестия так спряталась, что найти ее не было никакой возможности. Осмотрели гостиную, спальню – безрезультатно.

– Не найти нам ее. Если она в Пашкиной комнате, там, как в горах, можно годами скрываться.

– Что же это она так распоясалась?

– Так раньше Гаврик был, он всегда попугая защищал.

– Гавр-р-рюша! – жалобно откликнулся попугай.

Алка опять расстроилась.

– Вот, все наперекосяк, а Марфа чувствует, что порядка нет и совсем обнаглела.

– Стер-р-р-ва! – заорал попугай, при виде хозяйки он явно приободрился.

– Слушай, надо что-то делать. Если она так его каждый день будет по клетке гонять, попугай не выдержит, помрет от разрыва сердца.

– Завтра запру эту заразу на весь день в ванной, вот и будет ей наказание.

– Пр-р-равильно, кар-р-цер! – возликовал попугай.

– Давай их накормим, да у нас еще одно дело, ты хотела этой Ире Стрельниковой звонить, узнавать, откуда эти люди взялись, Игорь Петрович пресловутый.

Зазвонил телефон. Надежда, по договоренности с Алкой, взяла параллельную трубку.

– Здравствуйте, Аллочка, дорогая, это Илья Семенович. А муж ваш дома?

– Да нет, Илья Семенович, он… он в командировке, – Алка соврала, повинуясь Надеждиному знаку.

– Не в Эстонии?

– Д-да, кажется.

– Значит, удалось ему пробить командировку в Эстонию?

Поскольку Алка молчала, Илья Семенович продолжал:

– Вы уж меня, Аллочка, извините, но я напоминаю, что вы обещали вещи забрать, что от Метты остались. Я, видите ли, переезжаю.

– Куда же вы, Илья Семенович?

– К дочке, в ее трехкомнатную, а сюда – Юлька, внучка, переедет. Она замуж на той неделе выходит. Так что торопят меня, да тут еще история такая… Алка встревожилась:

– Что случилось, Илья Семеныч? Вы здоровы?

– Да, все в порядке, вот придете – расскажу, по телефону уж не буду. Когда вы сможете?

– Да хоть завтра днем, с утра на работу забегу, а потом к вам часа в два. С подругой мы зайдем, можно?

– Милости прошу, буду ждать! Алка повесила трубку и, отвечая на молчаливый вопрос Надежды, сказала:

– Это свекрови муж, Илья Семенович. Видишь, дочка его к себе забирает. Тоскует старик сильно, болеет, наверное. Надо там барахло забирать, завтра пойдем.

Надежда только вздохнула – опять ей домой не попасть! Сели ужинать и обнаружили, что в холодильнике мало продуктов.

– Алка, это не дело. Надо готовить, а то заболеем, если так будем перебиваться.

Алка оглядела свою мощную фигуру.

– Может, я похудею от переживаний?

– Вряд ли, на бутербродах-то. Звони скорей Стрельниковой, а то поздно, людей неудобно беспокоить.

– А как звонить-то? Ежедневник пропал!

Алка вспомнила про сегодняшний поход на дачу и снова рассвирепела.

– Чтоб она сгорела, эта дача! Сволочи, врут нагло в глаза и не краснеют!

Она подошла к телефону и стала по памяти набирать номер своей приятельницы по школе. Та номера Стрельниковой не знала, долго искали человека, который знает, наконец, нашли, но там никто не отвечал.

– Может, люди в отпуск уехали? Последний раз наберу.

Но телефон зазвонил сам.

– Попросите Петра Николаевича, – голос солидный, твердый.

– Его нет, а кто его спрашивает?

– Это с работы говорят. Он что, заболел?

– С работы? – Алка решила перейти в наступление. – В такое время – с работы? Вы на часы-то глядели? У вас там что – ночная смена?

– Так где же все-таки, Петр Николаевич находится? Он сегодня на работу не вышел, мы беспокоимся.

– Не знаю я, где он находится. Нет его дома с субботы.

– Он что, пропал? Или уехал куда-то? За ним такого никогда не водилось?

– Вам лучше знать и оставьте меня в покое! – Алка бросила трубку.

– Алка, ну что ты сделала, надо было с человеком поговорить нормально, все выяснить. Вот видишь, раз он на работе не предупредил, значит, точно, про его уход от тебя – это все вранье, надо в милицию обращаться.

Но Алка, что называется, уперлась рогом.

– Сказала, не пойду в милицию, значит, не пойду!

Закончив эти бесполезные препирательства, Надежда легла спать. Кошку в тот вечер так и не нашли.

Машина с тонированными стеклами притормозила на Выборгском шоссе возле указателя «Поселок Рейволово». Водитель, им оказалась женщина, вышла, огляделась, потом опять села в машину и проехала еще немного вперед. Почти сразу за указателем начинался знаменитый малинник, который идет почти вдоль всего Выборгского шоссе, прерываясь только возле поселков и деревень. Женщина свернула с шоссе, кювета не было. Она поставила машину так, чтобы с шоссе ее прикрывал малинник, а со стороны поселка – сосновый лесок. Из машины вышли трое. Двое неприметно одетых парней достали из багажника канистры с бензином, женщина шла налегке. Пока срезали путь через лес, женщина шепотом давала последние наставления:

– Дверь со стороны веранды открыть легко, замок простой, вот ключ. А главную дверь они на внутренний засов запирают. И помните, я вам деньги плачу не за пожар, а за убийство. Так что не вздумайте дом снаружи бензином полить и поджечь. Сначала хозяев нейтрализуйте, а поджигайте изнутри. Уходить будете через веранду, а потом задами лесочком. Я буду вас в машине ждать.

Когда они дошли до деревни, было три часа ночи, для июня время самое темное. Женщина показала дом на улице Карякова и пошла к спрятанной машине. Через некоторое время показались бегущие парни.

– Как все прошло?

– Нормально, они не проснулись. Едем скорее, а то сейчас как полыхнет.